Текст книги "Умер-шмумер"
Автор книги: Евгений Добрушин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Добрый день. Что вы хотите?
– Мне нужен большой красивый букет, но немедленно!
– О, это не проблема, только скажите…
– Вот этот!
– Этот, к сожалению, уже продан!
– Умоляю, продайте его мне!
– Извините, это невозможно, а вот этот вам не подойдет?
И тут его опять осенило:
– У вас есть чайные розы?
– Ну конечно!
– Тогда, пожалуйста, пятьдесят роз!
– Пятьдесят? Сию минуту… Я не уверена, что столько смогу набрать…
– Ничего, пусть немного меньше. Только скорее.
– Хорошо, хорошо, у меня двадцать семь…
– Пусть… И пожалуйста, вы можете кого-нибудь послать вон в то кафе?
– Разумеется, букет для дамы, которая сидит в кафе?
– Конечно.
– Вы не могли бы показать мне эту даму?
– Зачем это?
– А вы сами понесете розы? – улыбнулась продавщица. – Или вы хотите их послать?
– Послать, конечно, послать, я же сказал.
– Но мне придется сделать это самой, моей помощницы сейчас нет.
Она вместе с ним вышла из магазина, и он показал ей Нику. На столике перед ней уже стояли чайные розы.
– О, я понимаю, – опять улыбнулась женщина, – уверяю Вас, двадцать семь роз более чем достаточно. Если бы вы посылали цветы даме домой, это другое дело, но в кафе…
– Да, наверное, вы правы, но поторопитесь, умоляю!
– Не волнуйтесь, ваша дама только приступила к мороженому!
– Господи, как вы разглядели?
– У меня дальнозоркость, – улыбнулась опять продавщица, заворачивая розы в красивую бумагу. – Вот видите, прекрасный букет получился. Хотите что-нибудь написать?
– Да-да, обязательно!
– Вы можете выбрать карточку.
– Какая разница, давайте любую! – Он весь дрожал от нетерпения, схватил первую попавшуюся и написал, не задумываясь: «Котофеич, жду завтра в десять утра у памятника Бетховену. Целую. Влад».
В этот момент в магазин, запыхавшись, вбежала девчонка лет пятнадцати. Продавщица сказала:
– Трудхен, надо этот букет отнести в кафе. Там за столиком, где стоят наши чайные розы, сидит дама в бежевом костюме.
Девочка глянула на букет, на покупателя и прыснула. Потом кивнула и вприпрыжку понеслась исполнять поручение. Он поспешил за ней.
– Стой, не беги так! – крикнул он.
Она остановилась, подождала его.
– Хотите видеть знаменательный момент?
Ну и нахалка!
– Не волнуйтесь, у вас больше роз и больше шансов!
– Иди уже! – разозлился он.
Девчонка вбежала в кафе и подала Нике букет. Ника и ее хахаль стали озираться, но он уже стоял за каштаном. Так что даже бойкая Трудхен его не заметила. Кавалер сунул ей какую-то монетку, и она унеслась.
Он сумел подобраться довольно близко и увидел, что у Ники лицо растерянное и встревоженное. Она недоуменно пожимала плечами и что-то, словно оправдываясь, говорила кавалеру. Тот взял букет и обнаружил в нем конверт с карточкой. Протянул его Нике. Та вытащила карточку и смертельно побледнела. Казалось, она близка к обмороку. Эффект удался! Наверное, это нехорошо, даже жестоко, запоздало подумал он. Наверное, я что-то поломал… Но зачем он ей нужен, если есть я? И словно в подтверждение этой мысли, Ника встала, взяла его букет и словно сомнамбула побрела к выходу из кафе. Кавалер вскочил, бросил на столик деньги и поспешил за ней, а пять его роз остались стоять на столике.
Ночь он почти не спал, мучился, идти на это свидание или не идти. А потом решил, что вот проснется утром и решит. Утро вечера мудренее. Почему я назначил свидание на утро, на десять часов, в такую рань? Идиот, надо было назначить на вчерашний вечер, зачем ей мучиться целую ночь? И вообще, один раз я ей жизнь уже поломал, зачем второй-то? Может, у нее с этим мужиком могло что-то сладиться, а я влез… Ах, как некрасиво, как подло и гнусно… Нет, я не пойду, пусть думает, что кто-то ее жестоко разыграл… Да и вообще, что я ей скажу? Извини, подруга, я так, на минуточку, жив-здоров и рад тебя видеть тоже в добром здравии? Глупо, глупо… Я чувствую себя полным идиотом. Он вдруг живо представил себе Нику, стоящую в одиночестве у памятника Бетховену, сначала в надежде озирающуюся вокруг, а потом горько разочарованную, в унынии бредущую прочь… Нет, это слишком, так нельзя, это не по-мужски, сказав «а», надо говорить «б»… Он вскочил, заметался по комнате, подбежал к окну, чтобы открыть его, и увидел, как из подъезда выходит Габи под руку с молодым человеком. Эта времени даром не теряет. Ну и черт с ней. У меня сегодня свидание с Никой! Надо выглядеть мужчиной, а не размазней. Да-да, я пойду на эту встречу, чем бы она ни кончилась, я просто вырву этот больной зуб и тогда смогу спокойно, с чистой совестью, жить дальше, а когда этот зуб будет вырван, чем черт не шутит, я еще трахну Габи, чтоб не считала меня трусом и импотентом. Конечно, Ника накинется на меня с упреками или будет долго плакать, но надо, надо это перетерпеть, чтобы нормально жить дальше. Я не такой уж фаталист, но, видно, судьбе было угодно, чтобы на этом этапе своей жизни я рассчитался уже со всеми долгами. И он решил заняться гимнастикой.
Ровно в десять он стоял у памятника Бетховену. Рядом молоденькая девушка разворачивала торговлю цветами. Но он решил не покупать цветов, они сейчас?.. Не до них… На часах было уже три минуты одиннадцатого. И тут вдруг он подумал: а что, если Ника не придет? Просто не пожелает его видеть? Он ведь умер для нее! Так зачем его оживлять? Он будет только помехой в ее жизни… Но тут он увидел ее. Она шла не спеша, вовсе не летела ему навстречу, как некогда. Он ощутил укол разочарования.
– Ника!
– Привет! – сказала она как-то даже весело. – Ты, значит, жив? Что ж, хорошо, я рада, умер-шмумер, лишь бы был здоровенький!
Он ожидал чего угодно, только не этого.
– Ника, Ника, дай я тебя поцелую! Ты такая стала…
Она сама поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.
– Спасибо за платье, Влад, это было очень кстати.
– Честно говоря, я боялся, что ты сейчас швырнешь мне его в морду.
– Ну зачем же? Оно красивое, мне идет.
– Ника, что ж мы, так и будем тут стоять?
– А что ты предлагаешь?
– Я не знаю, давай куда-нибудь поедем… Нам же надо поговорить…
– Влад, о чем нам говорить? Вспоминать прошлое я не люблю, а больше ничего общего у нас нет, можно, конечно, поговорить, почему бы и не поговорить, собственно, но для этого достаточно зайти в кафе. Кстати, я сегодня проспала и не успела позавтракать.
Ее тон совершенно его обескуражил. Он готовился к обороне, а она и не собиралась нападать. Да еще и проспала…
– Ну конечно, я тоже только успел выпить молока. Но давай поедем куда-нибудь, я знаю одну кафешку на том берегу Рейна, там можно на свежем воздухе посидеть, утром наверняка народу не будет…
– А на чем туда едут?
– У меня тут неподалеку машина…
– Ты живешь в Бонне?
– Нет, я приехал к другу…
– А… Я тоже приехала к подруге. Ну надо же…
– Так поедем?
– Поедем. – Она пожала плечами.
Он взял ее под руку.
– Ты очень изменилась, Ника.
– Естественно, Влад.
– Нет, неестественно. Ты с годами стала лучше.
– Просто я стала взрослой, Влад.
– Нет-нет, что ты… Тебе очень идут длинные волосы… Ника, я так рад тебя видеть!
– Верю.
– А ты… Ты не рада?
– Ну почему же, всегда приятно узнать, что человек, которого считала умершим, жив, кто бы он ни был.
– Ника, я хочу объяснить…
– Ничего объяснять не надо. Ты сделал тогда свой выбор, ну что ж…
– Ника, я…
– Влад, не мучайся, ничего не объясняй, зачем ворошить прошлое? Это ни к чему хорошему не приводит, появляется слишком много мыслей, так сказать, в сослагательном наклонении. А это вполне бесплодное занятие, согласись?
Он был в полном недоумении. Куда делась та, прежняя Ника, с которой всегда было как на качелях – вверх-вниз, вверх-вниз. Или она так умело притворяется?
– Ника, постой тут, я сейчас подгоню машину, хорошо? Ты не уйдешь?
– Нет, зачем же? Я подожду.
Он почти бегом кинулся к стоянке, лихорадочно соображая, как вести себя с этой новой Никой. Она ставила его в тупик.
Она действительно ждала его. Черт подери, до чего же хороша… Вот только трепетность исчезла… Наверное, она просто меня не любит уже… А на что ты надеялся, кретин? Полагал, что она двадцать два года хранит в душе твой незабвенный образ? Глупости. Но как интересно… Вот вчера, когда она сидела в кафе с тем седовласым, в ней была прежняя трепетность, нежность… Неужели она любит его? Все эти мысли проносились в его голове, покуда он помогал Нике сесть, пристегивал ремень безопасности.
– Это далеко? – спросила она.
– Да нет, через десять минут приедем.
– А чья машина?
– Рент-а-кар.
– А… Влад, а что ты здесь делаешь?
– Я же говорил – приехал к другу.
– Ах да, прости.
– Ника, ты здесь надолго?
– У меня билет на семнадцатое…
– Боже, Ника, у тебя голос все такой же, переливчатый…
– Ты мало изменился, Влад.
– А что ты подумала, ну про платье, а?
– Очень удивилась. А потом решила, что это Алла заплатила, чтобы я не возникала…
– Не возникала? Раньше, по-моему, ты так не говорили, я, во всяком случае, не помню.
– Н у, Влад, у нас все изменилось, и язык тоже, иной раз люди так говорят, что и я не пойму… Особенно бизнесмены и деловые… Сплошные маркетинги, мониторинги…
– Ну это-то как раз понятно, – засмеялся он. – А вот мы и приехали.
– Но тут, кажется, закрыто.
Кафе на берегу Рейна действительно было еще закрыто. Стулья ножками вверх стояли на столах, девушка в джинсах подметала дорожку.
– Фрейлейн, вы не покормите голодных путников? – крикнул он ей.
– Через пятьсот метров уже открылось кафе! – улыбнулась девушка.
– Что она говорит? – спросила Ника.
– Что надо еще немножко проехать.
– А… Влад, ты хорошо говоришь по-немецки. Откуда?
– Я три года работал в Ганновере.
– А… А где ты живешь вообще?
– Вообще? Вообще я живу в Бостоне.
– Ты американец?
– Теперь да…
– А…
Они подъехали к очаровательному прибрежному кафе, где столики стояли под деревьями, накрытые клетчатыми скатерками. И толстый, уютный хозяин с улыбкой вышел навстречу первым гостям.
– Тебе тут нравится, Ника?
– Да, очень. Знаешь, я в детстве мечтала посидеть в таком кафе… мы ведь только в кино их видели… а теперь все по-другому… Но все равно, тут очень мило.
– Ника, мы что-нибудь выпьем за встречу?
– С утра пораньше? Нет. Не стоит.
– Может, пива?
– Терпеть не могу пива.
– Да-да, как же я забыл… Ты всегда терпеть не могла пива. И еще говорила, что нет ничего противнее, чем целоваться с мужчиной, напившимся пива.
– Если ты хочешь пива, ради бога. Я не собираюсь с тобой целоваться.
– Почему? – засмеялся он.
– С упырями не целуюсь!
– Почему это я упырь?
– А кто же ты? Фантом тебе больше нравится? Так вот, с фантомами я тоже не целуюсь! И с живыми трупами…
– Ника, я…
– Не надо, Влад, ничего не надо объяснять, я все твои объяснения знаю – ты хотел освободить меня… Хотел, чтобы я считала тебя мертвым, жила своей жизнью, я все это знаю…
– Так ты что… Ты тогда сразу все поняла? Не поверила?
– Нет, не поверила.
– И ты все эти годы знала, что я жив?
– Ну, в общем… да…
– Это что же… интуиция?
– Наверное, это так называется.
– И ты… ты на меня не обиделась?
– Ну тогда, наверное, обиделась, я уж и не помню… Столько лет прошло, столько всего было…
Он был совершенно растерян. Похоже, этой женщине на него наплевать. Однако это неприятно, очень неприятно, тем более что она так прелестна…
– Влад, давай вообще не говорить о прошлом, оно ведь прошло, правда? Мы встретились тут, встретились случайно, – значит, судьбе было угодно. Я рада тебя видеть, ты отлично выглядишь, у тебя, наверное, все хорошо в жизни, вот и чудно.
– Как странно, что ты не поверила…
– Влад!
– У тебя никаких неприятностей из-за меня не было?
– Каких неприятностей?
– Ну с КГБ…
– Да нет, что ты… Кому я была нужна? Влад, я хочу еще чашку кофе…
– Да-да, конечно, может, пирожное?
– Нет, я уже одно съела, хватит. И вообще, тут все так вкусно.
– Ника, у тебя красивые волосы… Помнишь, я всегда твердил тебе – надо отрастить волосы, ты ведь так коротко стриглась… А ты говорила, что у меня атавизм…
– Нет, не помню.
– Почему ты не надела то платье?
– Утром? Оно для утра не годится… Влад, а почему вдруг ты решил купить мне его?
– Сам не знаю… Захотелось…
– А ты меня где увидел? В магазине?
– Нет, чуть раньше… На площади… Но не поверил своим глазам и потащился следом. Как осел за морковкой.
– А почему ж ты не подошел, не окликнул меня? Побоялся?
– Если б ты была одна, я бы подошел.
– И ты все время за мной следил, что ли?
– Нет. Я был в шоке… Я не знал, как себя вести, я ведь думал, ты считаешь меня мертвым…
– Понятно. Но когда увидел, что я с другим мужчиной, взыграло ретивое, да?
– Взыграло ретивое… Надо же… Как хорошо, как приятно… Я так давно не слышал этого выражения… Неужели еще так говорят?
– Ты мне не ответил.
– Ну да, наверное… Кстати, кто этот тип? Ты с ним здесь познакомилась?
– Да нет, я давно его знаю, очень милый человек…
– Ты замужем, Ника?
Она немножко помолчала.
– Сейчас нет.
– Но была?
– О! Сколько раз!
– И сколько?
– Три! – чуть помедлив, сказала она. – А впрочем, какая разница, все прошло… Говорят, у человека клетки обновляются каждые семь лет, значит, за эти годы они обновлялись целых три раза, ничего прежнего не осталось…
– Неправда, очень многое осталось… Я вот на тебя смотрю – и мне кажется, не было этих лет, не было, понимаешь?
Она посмотрела ему в глаза, усмехнулась и жестко сказала:
– Нет, не понимаю, Влад. Для меня изменилось все. А главное – я сама изменилась.
– Я вижу. Ты стала лучше… гораздо лучше…
– Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была!
– Тьфу ты, черт, действительно есть что-то онегинское в этой ситуации… Чуть свет – уж на ногах! и я у ваших ног…
– Это «Горе от ума», – сухо поправила Ника.
– Да, надо же… Я так отошел от литературы… А что, в России по-прежнему много читают?
– Читают довольно много, вопрос в том, что читают… – улыбнулась Ника. – А ты больше не читаешь?
– Читаю, только не по-русски… Я запретил себе… Я запретил себе тогда вообще все… запретил себе свое прошлое… Кто же знал, что все так изменится у вас…
– У вас… Впрочем, это так. У нас! Да, действительно все изменилось. Видел бы ты сейчас Москву…
– А что? – с замиранием сердца спросил он.
– Она такая красивая стала! И твой дом… Я недавно проезжала по Спиридоновке, кстати, она опять называется Спиридоновкой…
Твой дом отремонтировали, он такой свеженький…
– А ты? Ты там же живешь?
– Нет, мой дом снесли, я теперь живу на проспекте Мира.
– А у тебя… У тебя есть дети?
– Нет, детей у меня нет. А у тебя?
– У меня есть сын, Тео. Знаешь, он совсем не говорит по-русски…
– Ты тоже стал говорить с акцентом.
– Шутишь?
– Нисколько.
– Хотя чему удивляться. Мне редко приходится говорить по-русски.
– Не общаешься с эмигрантами?
– Практически нет. Впрочем, это неважно. Расскажи лучше о себе. Как ты живешь, где работаешь, и вообще…
– Мне, Влад, особенно нечего рассказывать. Живу я нормально, в общем даже неплохо по нынешним меркам… работаю. Я делаю кукол.
– Кукол? Каких кукол?
– Для кукольных театров и просто так, на продажу… И знаешь, они имеют успех. В Италии на выставке получила первую премию, у меня много премий… Это дает кусок хлеба… У нас теперь много богатых людей, и они часто заказывают мне кукол – для детей, для подарков или просто для украшения интерьера… У меня хорошая профессия, Влад.
– И у тебя есть ворох платьев?
– Ворох платьев? – Она нахмурила брови, словно что-то припоминая. – Подумать только, ты помнишь эту детскую глупость! – Лицо ее вдруг прояснилось, помолодело. – Ну надо же… Я тронута. Нет, вороха, наверное, нет, но просто потому, что мне это уже не нужно.
– Хочешь, я куплю тебе этот ворох, а?
– Нет, зачем? Спасибо, конечно, за порыв, но вполне достаточно и одного платья.
Они замолчали, глядя друг на друга. В этой хрупкой, прелестной женщине была какая-то странная умудренность. Не должна женщина в ее возрасте быть такой, ее еще должны раздирать страсти, тем более Ника всегда была страстной натурой, порывистой и неожиданной. Теперь она стала другой. Но от этого еще более интересной, и как будто бы совсем неопасной. Ни истерик, ни упреков, ничего… С ней так хорошо, так легко…
– Ника, ты удивительно изменилась.
– Ты это уже говорил.
– А твоя мама, она как?
– Мама давно умерла. У нее был инсульт, она долго болела.
– Прости, я не знал…
В ее глазах промелькнула какая-то усмешка.
Между тем под деревом уже становилось жарко.
– Может, поедем? – предложила Ника.
– Куда? Я не хочу с тобой расставаться. Ты спешишь?
– Нет, не спешу.
– А давай покатаемся по Рейну на пароходике?
– Давай!
Они доехали до пристани и вскоре уже сидели на палубе прогулочного парохода. На солнце их быстро разморило. Он взял ее руку. Она не отняла, но ответного порыва он не ощутил.
– Ника, подумать только – мы с тобой вместе плывем по Рейну… Кто бы мог предположить…
– Да, и ты, насколько я понимаю, пытаешься меня соблазнить, – засмеялась она.
Его бросило в жар.
– Но ты ведь и вправду безумно соблазнительная женщина… И загадочная…
– Да что ты, Влад, какие там загадки… Просто ты, вероятно, ожидал от меня истерик, упреков, обмороков, стенаний по загубленной тобою жизни, так?
– Я об этом даже не думал.
– Думал, думал, потому и назначил свидание не на вчерашний вечер, а на утро, чтобы дать себе возможность отступить… Почему же ты не сбежал, Влад?
– Ника, как тебе не стыдно!
– Ни капельки не стыдно. Влад, ты разочарован?
– Разочарован? Ты о чем?
– Да нет, так…
Ника вдруг сняла легкую жакетку, под которой оказалось платье без рукавов, и он увидел оспинку…
– Жарко, – словно бы извиняясь, тихо сказала она.
А он не сводил глаз с ее предплечья и вдруг наклонился и поцеловал оспинку. Потом еще раз и еще.
– Влад…
– Прости, я вспомнил… Сейчас у молодых девчонок уже нет этих меток… А мне так нравилось… у тебя…
Эти его слова, а может, поцелуй, словно сломали какой-то лед. Они сидели рядом, держась за руки, и молчали. Но сейчас они были не просто рядом, они были вместе. И совершенно ничего не надо было говорить.
Напротив них на палубе сидела очень пожилая пара. И он и она в шортах, с некрасивыми, жилистыми ногами. Они с умилением взирали на Влада и Нику.
– Пусти, Влад, – вдруг сказала она.
– Почему?
– Не надо этого, не надо… Лучше расскажи о себе, чем ты занимаешься? Как живешь, и вообще…
– Я живу неплохо, только работаю как каторжный… У меня своя фирма, и еще я консультант и эксперт…
– О, я поняла, ты сделал карьеру! – перебила его Ника.
– Ну, можно и так сказать…
– Значит, все было не зря?
– Похоже, что так.
– Ну и слава богу.
– Но это все нелегко далось…
– Понимаю. А что тебя занесло в Бонн?
– Не знаю… Я здорово вымотался за последний год, захотелось переменить обстанов-ку, побыть далеко от дома, в одиночестве…
– Значит, у тебя отпуск?
– Да.
– Странно, почему ж ты не поехал куда-нибудь, куда обычно ездят американцы?
– А куда ездят американцы? – засмеялся он.
– На Гавайи, в Мексику, например…
– Надоело.
– А…
– Меня почему-то тянуло сюда. И не зря, как выяснилось. А ты сама-то почему сюда приехала?
– Я давно обещала Алле… ну ты же ее видел… Она моя очень близкая подруга.
– А твоя Машка? Вы еще дружите? Ну кругломорденькая такая?
– Машка теперь живет в Финляндии, и мы совсем не дружим. У тебя большой дом? Или квартира?
– У меня квартира в кондоминиуме, знаешь, что это такое?
– Конечно, знаю, у нас теперь тоже строят кондоминиумы. Хотя, по-моему, это звучит ужасно.
– Подумать только! Мне трудно себе это представить… И что, в ваших магазинах есть товары?
Она громко засмеялась:
– Да, Влад, есть…
Она вдруг открыла сумочку, вытащила кошелек.
– Вот видишь, сколько у меня всяких карточек? Это дисконтные карты разных магазинов, – с какой-то наивной гордостью сказала она.
Он расхохотался.
– Да, убедительно! Дисконтные карточки московских магазинов! Ника, ты прелесть!
– Ты хотел сказать: Ника, ты дура! И завести разговор о высших ценностях, о засилье масскультуры и о том, что Россия берет от Запада все самое худшее, да? А знаешь, когда в магазинах все есть, это не так уж плохо, по крайней мере не надо стоять в очереди… Помнишь, как мы с тобой стояли в очереди за маслом к твоему дню рождения?
Он почти не слышал ее наивных речей. Она вдруг показалась ему такой одинокой и беззащитной… Куда девалась та умудренная жизнью женщина, какой она была всего лишь час назад… А ведь она всегда была разной, припомнилось ему, то умной и тонкой, то непроходимо глупой, не понимавшей самых элементарных вещей… Но неизменно очаровательной. Он вдруг ощутил приятную усталость, закрыл на минутку глаза и не заметил, как уснул. Когда проснулся, Ники рядом не было. Он испуганно завертел головой и сразу заметил ее. Она стояла чуть поодаль у борта, а рядом какой-то толстяк в полотняной кепке. И они беседовали! Ему немедленно захотелось убить этого толстяка, но тут к нему подошла его тоже весьма упитанная спутница и, взяв за руку, увела. Видно, почувствовала опасность. А Ника тряхнула волосами и продолжала стоять у борта. Какие у нее красивые ноги, черт побери. И от этого разреза на юбке можно свихнуться… Надо было не на пароход садиться, а вести ее к себе, а то тут желающих тьма…
Он вскочил и подошел к ней:
– Котофеич…
Она резко обернулась:
– Выспался?
– Прости, сам не знаю, как это получилось. Сердишься?
– Да нет, с чего бы… Тут красиво…
– Что этот толстяк от тебя хотел?
– Какой толстяк? – искренне удивилась она.
– Которого жена увела.
– Вероятно, она его ко мне приревновала, а он ничего такого и не думал. Просто русский турист… Сказал, что мы вместе летели сюда в самолете… А почему ты спросил? Ты что, ревнуешь? – рассмеялась она.
– Да нет, с какой стати… А может, ты и права, может, и ревную. Да, между прочим, кто был вчера тот, седовласый?
– И к нему ревнуешь?
– Ну к нему-то уж точно, – сказал он со смехом.
– Много будешь знать, скоро состаришься!
– Ника, это бесчеловечно! И еще вопрос, с кем это у вас позавчера рандевушка была, как выразилась твоя Алла?
– Обалдеть! Ты что, подсматривал и подслушивал?
– Не подслушивал, а случайно услышал!
Она смотрела на него, и в глазах у нее прыгали чертики.
– Почему ты молчишь? – нетерпеливо спросил он.
– Осади назад, – вдруг жестко сказала она.
– Что? – не понял он.
– Я говорю, осади назад! Тебе тут ничего не светит!
– Не понимаю, о чем ты? – притворно возмутился он.
– Ты что, думаешь, я побегу к тебе в постель, размягчившись от воспоминаний и рейнского солнышка? Не рассчитывай! Я рада тебя видеть, мне приятно провести с тобой несколько часов, и все. Кстати, когда мы приплывем назад, я поеду домой, у меня свои планы на вечер.
– Ника, ну что ты… Я же не… Зачем ты так? – расстроился он.
– Не огорчайся, Влад! – примирительно произнесла она. – Я просто хотела прояснить ситуацию.
– Расставить все точки над «i»… – задумчиво проговорил он.
– Скажи, а ты думаешь по-русски? – неожиданно спросила она.
– Когда как… Если о делах, о работе, то по-английски, я так приучил себя, а если о… С того момента, как увидел тебя, стал думать по-русски, странно, да?
– Ну почему, у тебя просто нет английских слов для меня, ты их еще не подобрал… и вспомнил русские: дура, но привлекательная, милая, но недалекая…
– Ника, прекрати!
Она засмеялась:
– Извини, Влад, я, кажется, все время нарушаю твой сценарий…
– Какой еще сценарий?
– Ну утром ты приготовился к обороне, а я не собиралась нападать, теперь ты решил уложить меня в койку…
– Ника, что за выражения! – поморщился он.
– Хорошо, решил меня трахнуть, а я возражаю!
– Ника, я…
– Ты в шоке?
– Послушай, теперь в России так говорят?
– Так говорили и раньше!
– Ты так не говорила.
– О, за эти годы я еще и не тому научилась…
– Ужасно! Ну что же, если ты так, то и я буду откровенным. Да, я хочу, как ты выражаешься, уложить тебя в койку, трахнуть и… можно подобрать еще кучу синонимов. Но разве это так уж предосудительно?
– Ну почему? Хотеть не вредно, – пожала она плечами.
– А ты не хочешь? Совсем-совсем не хочешь? – прошептал он ей на ухо и положил руку на шею. Она вздрогнула.
– Прекрати!
– Нет, ни за что! Ты тоже хочешь…
– Мало ли чего я в жизни хочу!
– Ну например?
– Например, побывать на Таити!
– На Таити? Ты правда хочешь на Таити? В таком случае мы сейчас отправимся в туристическое агентство и полетим на Таити, ноу проблем!
– О, шикарный жест. Но я не хочу на Таити с тобой. И убери, пожалуйста, руку!
– Ника, ну зачем притворяться, ты ведь тоже хочешь… И почему надо этого стесняться, это же так естественно…
– Видишь ли, Влад, у меня за эти годы было много мужчин, но не одновременно.
Он отдернул руку, словно его ударило током.
– Ты хочешь сказать, что у тебя сейчас есть мужчина?
– Вот именно!
– Здесь, в Бонне?
– Нет. В Москве.
– И ты не хочешь изменить ему со мной, так?
– Совершенно верно.
– А как его зовут?
– Господи, тебе-то зачем?
– Так просто, хочется знать, как зовут счастливца.
– Гриша, его зовут Гриша.
Она как-то очень нежно произнесла это имя и ласково улыбнулась. У него сразу заболело под ложечкой. Он обиженно отодвинулся.
– А почему же ты с тем типом нежничала, а? С ним ты про Гришу не вспоминала? И на рандевушку ходила?
Она смеялась:
– Влад, Влад, ты по-прежнему трахаешь все, что шевелится? Неужто не устал?
– Что ты выдумываешь?
– Ничего я не выдумываю, ты всегда был бабником, я думала, может, выдохся уже… А ты все такой же. Но я шевелюсь не для тебя! Усек?
Эта грубость совершенно не вязалась с ее хрупкой, изящной внешностью, она ей не шла, была какой-то чужеродной, и он ей не верил. Она, наверное, так защищается, чтобы сразу не сдать позиции. Но я тоже хорош, сразу полез. Нет, тут надо действовать иначе, не столь прямолинейно, это, конечно, трудно, она так привлекательна. И даже эти морщинки возле глаз, на ярком солнце они заметны… А какой цвет волос… так и хочется запустить в них руку, оттянуть голову и поцеловать в шею… Интересно, этот Гриша целует ее в шею? Ну уж дудки, не будет она блюсти верность неведомому Грише, я этого не допущу, дудки, дудки!
– Ну хорошо, ты мне все объяснила, я понял! Отступаюсь! – Он поднял руки вверх, словно сдаваясь. – Но общаться-то мы можем?
– Общаться – да! Но не больше!
– Слушаю и повинуюсь!
– Здорово тебя в Америке выдрессировали! – засмеялась Ника.
– Ты о чем?
– Ну у вас же там чуть что – обвинение в сексуальных домогательствах. Я бы тебя там запросто уже за решетку упрятала!
– Тебе хочется упрятать меня за решетку?
– Да нет, живи!
– О, как ты великодушна!
Слава богу, все свелось к шутке.
Они опять сидели рядом. Но он уже не прикасался к ней.
– Ника, у тебя есть какие-то определенные планы на ближайшие дни?
– Да нет, а что?
– Хочешь, съездим куда-нибудь на денек, в Париж например? Ты была в Париже?
– Была.
– Ну хорошо, а может, в Голландию или в Бельгию? А? В Брюгге, например? Это сказочный город.
– А ты там был?
– Был.
– Тогда не стоит.
– Ну почему?
– Ты же терпеть не можешь смотреть уже знакомые достопримечательности.
– Ты и это помнишь?
– Я же не виновата, что у меня хорошая память.
– Тогда давай поедем в Гент. Говорят, это тоже удивительный город, но я там еще не был.
– А сколько туда езды?
– Часа два-три на машине. Если выехать рано утром, мы можем там быть уже часов в десять, погулять до вечера и вернуться. Обещаю даже руку тебе не целовать, и вообще…
– Ну я не знаю… Может быть… А давай возьмем с собой Аллу!
Только этого еще не хватало! Но с другой стороны, если он согласится сразу, это усыпит ее бдительность…
– Отлично, Аллу так Аллу! Но давай не будем откладывать, поедем прямо завтра, и если тебе понравится, я могу свозить вас с Аллой еще и в Альпы, и вообще – куда захотите. Не сидеть же на одном месте.
– Хорошо, я поговорю с ней.
– Вот и славно! А сегодня ты со мной хотя бы пообедаешь? Что-то я проголодался.
– Хорошо.
Они сошли на берег и поехали в деревенский ресторанчик, который он давно знал. Там было по-домашнему уютно. Изразцовая печка, диванчики с лоскутными подушками, комнатные цветы.
– Какая прелесть! – воскликнула Ника.
Он заказал бифштексы, коронное блюдо этого заведения.
– И поскольку ты не желаешь со мной целоваться, я выпью пива! А ты хочешь вина?
– Нет, лучше лимонаду.
– По-прежнему обожаешь лимонад? – вспомнил он. Как много он, оказывается, помнит о ней.
Бифштексы были такой величины, что Ника испуганно всплеснула руками:
– Неужто это можно съесть?
– Это нужно съесть, потому что лучших бифштексов я нигде не ел. Попробуй, попробуй!
– О, и вправду вкусно! Потрясающе!
Она ела с большим аппетитом, и смотреть на нее при этом было приятно. Он вспомнил, как в последний год его раздражала Элли, помешанная на здоровой пище, она поглощала тонны салата и при этом напоминала ему кролика. Да и вообще, манера есть была для него важна… Иной раз, прельстившись чем-то в женщине, он внезапно охладевал к ней, увидев, как она ест.
– Слушай, я, кажется, действительно все это съем, – улыбнулась она. – Так вкусно!
– А ты еще готовишь рыбу под майонезом?
– Холодную? С жареным луком?
– Ну да, это было потрясающе…
– Нет, не готовлю. Это не модно уже.
– Не модно?
– Конечно. Думаешь, нет моды на еду?
– А что сейчас у вас модно?
– Не знаю. Но такая рыба уж точно из моды вышла.
– Ника, ты все выдумываешь!
– Ничего я не выдумываю!
– А что любит твой Гриша?
Она опять нежно улыбнулась:
– Гриша любит мясо.
– Настоящий мачо?
– О да!
Черт побери, я буду не я, если не наставлю рога этому Грише, роскошные, ветвистые рога!
– А помнишь, ты все хотела попробовать суп из бычьих хвостов? Мы о нем только в книжках читали.
– А я уже пробовала. Ничего интересного, обычный крепкий бульон. – Она вдруг прыснула.
– Ты чего?
– Да я вспомнила… Тут незадолго до отъезда захожу в «Седьмой континент»…
– Это что, ресторан?
– Нет, это сеть довольно дорогих супермаркетов. Смотрю в мясном отделе лоточек – написано «Бычий деликатес». Я в первый момент не сообразила, что это такое, а потом начала ржать, как конь! Это же просто бычьи яйца. Согласись, это пикантно – назвать яйца деликатесом.
– Ника!
– Я тебя шокирую?
– Нисколько! Просто это странно – в Москве сеть дорогих супермаркетов.
– Влад, ты что, даже русское телевидение не смотришь?
– Нет.
– Почему? Тебе не интересно?
– Дело не в этом, просто когда-то я отказался от своего прошлого и не хотел к нему возвращаться, да и времени ни на что нет… А кстати, ты не знаешь, как там Марик?
– Он умер. В конце восьмидесятых уехал в Израиль и вскоре умер. Ему тамошний климат был противопоказан.
– Жаль. Очень жаль. Он был чудным парнем.
– И хорошим мужем.
– Мужем? Чьим мужем?
– Моим, откуда бы я знала, какой он муж…
– Ты была замужем за Марком? – ошеломленно переспросил он.
– Да. Ровно один год.
– Но почему, если он был таким хорошим мужем?
– Потому что я была плохой женой, просто отвратительной… и, осознав это, ушла от него… Но ничего, он потом женился на другой, у него родилась дочка, он назвал ее Вероникой…
