Текст книги "Черная братва"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Нечто подобное они пытались провести на Северном Кавказе, – согласился Шестаков.

– Только там их крепко ударили по рукам… Сейчас они отрабатывают новые методы и полигоном для своих экспериментов избрали Северо-Восточную Африку. Политическая ситуация там рыхлая, нестабильная, между кланами идет борьба за власть, за обладание природными ресурсами. Так что перспектива развития этих стран весьма незавидная, мелкие страны будут просто проглочены целиком, а более крупные станут захватываться по частям. Сейчас ваххабиты расшатывают ситуацию в регионе, главная их задача втянуть страны в затяжную войну, вести партизанские действия. Кроме того, по нашим данным, в каждой стране, в том числе в Европе и в Северной Америке, находятся тысячи законсервированных агентов, которые ничем не отличаются от обычных граждан. Они ведут привычный образ жизни, растят детей, ходят на праздники, еженедельно посещают мечети, радуются всяким житейским мелочам. Но все это происходит до той самой поры, пока не придет приказ из международного фронта джихада, тогда они, все, как один, вступают в войну. И еще неизвестно, какой резней все это может закончиться. Ведь среди их сторонников много и тех, кто находится на руководящих постах и допущен к государственным секретам и атомному вооружению. Так что наша задача заключается в том, чтобы не дать перекрыть Аденский залив, а значит, ликвидировать возможный очаг войны. Я далек от разного рода пессимистических прогнозов, стараюсь смотреть на вещи реалистично, но ситуация может выйти из-под контроля. Наш аналитический отдел утверждает, а я не помню случая, чтобы они ошибались… так вот, как только террористы перекроют залив, противоречие между христианским миром и мусульманским будет столь велико, что оно может привести к глобальному вооруженному конфликту, по-другому, если хотите, приведет к Третьей мировой войне, со всеми вытекающими последствиями, вплоть до нанесения ядерных ударов. Вот такая ситуация получается… Разумеется, мы не можем оставаться в стороне хотя бы потому, что коридор безопасности контролируется и нашими боевыми кораблями, и Аденский залив – это сфера наших интересов.

– Есть ли выход из этой ситуации?

– Лично я против разного рода критических решений. Но, видно, это тот случай, когда без них не обойтись. Ибрагима нужно ликвидировать! И чем скорее мы это сделаем, тем будет безопаснее для нас всех. Пожалуй, это единственная возможность предотвратить большую войну. Подумайте над этим вопросом, и нужно узнать, где он может находиться. – Перевернув несколько страниц лежащего перед ним дела, адмирал удовлетворенно кивнул: – Вижу, что он активно занимался военными лагерями. Попробуйте выяснить с этой стороны. Выпускники ваххабитских школ не могут его не помнить, может, они подскажут, где его стоит искать. В какой школе он появлялся в последний раз?

– В последний раз он появлялся в лагере «Шахид», это его личное детище. Он проводил там даже занятия по взрывному делу, сейчас в местах заключения сидят несколько человек из этого лагеря, не исключено, что они знают что-нибудь о Фахд бин-Ибрагиме.

– Что ж, интересно было бы с ними побеседовать.

Глава 9

Моджахед

Вице-адмирал Головин с откровенным интересом разглядывал худого светловолосого молодого человека. Парень, сидевший перед ним, имел обыкновенную славянскую внешность, столь типичную для Средней полосы России, безо всякой примеси азиатской или южной крови. Его светло-голубые глаза выглядели наивными и взирали на собеседника с какой-то подкупающей доверчивостью. Глядя на него, трудно поверить, что это один из успешных моджахедов, на протяжении четырех последних лет партизанивших на Северном Кавказе. Кличка его – Ахмад, именно под ней он постигал премудрости военной науки в трех лагерях ваххабитов, а родители нарекли его именем Флорентий, которое невероятно шло к его белокурым вьющимся волосам. Но за этой располагающей внешностью прятался самый настоящий моджахед, имевший пятилетний боевой опыт в горах Северного Кавказа. Вряд ли он был до конца откровенен со следователями, но даже то, что он рассказал, потянуло бы на двадцатипятилетний срок.

Наивному простоватому выражению доверять не стоило, на своем веку вице-адмиралу приходилось встречать маньяков с ангельским выражением. Не исключено, что он именно из таковых.

– Ты знаешь, кто я? – спросил Головин.

– Догадываюсь.

– Вот и отлично. Может быть, ты догадываешься, какой тебя ожидает финал?

– Примерно.

– Двадцать пять лет.

– Это много.

– Могут дать и пожизненно.

– Вот оно даже как.

– Я могу тебе помочь, во всяком случае, обещаю снизить срок, если будешь со мной откровенен.

– Хорошо. Я попытаюсь. Спрашивайте.

– Как ты попал в ваххабиты?

За те пять лет, что Флорентий просидел в лагере, подобный вопрос ему задавали много раз. Показания были зафиксированы в его личном деле, которые только усугубили его тюремный срок, но Головину хотелось услышать ответ от самого Флорентия. Услышать интонации, с какими тот будет повествовать; возможно, распознать то, чего не сумели рассмотреть следователи. В общем, составить свое личное впечатление.

На заданные вопросы парень отвечал не сразу, и очень спокойно.

– Мы тогда попали в засаду. Из всего отделения нас двое осталось – Пашка и я. Отвели нас ваххабиты в какой-то горный аул. А там таких, как мы, еще десятка два набралось. А потом один из полевых командиров спросил у Пашки, хочет ли он принять ислам. Пашка отказался… А затем предложил мне, что мне оставалось делать, я согласился.

Всего-то небольшая заминка в диалоге, которую можно было бы и не заметить, если не знать всех деталей дальнейших событий. За отказ принять ислам Павел был подвергнут крайней степени физического унижения, по-другому – изнасилован. А его бесчестие с издевательскими комментариями было зафиксировано на видеокамеру. После случившегося мужчина перестает быть тем, кем он был прежде, остается лишь его оболочка, внутри которой всего-то труха. Прежним ему никогда не стать. От подробностей Флорентий удержался. Может быть, оно и к лучшему. Взгляд не размяк, не затвердел, во внешности не обнаружилось никаких метаморфоз и изменений, голос тоже прежний, как если бы говорил о каких-то банальных вещах. Возможно, что подобное он рассказывал уже не однажды и сумел выработать не только нужную тональность, но и подобающее выражение.

– Потребовалось только согласие или верность исламу нужно было доказать как-то на деле? – спросил Головин.

Парень поднял на вице-адмирала слегка повлажневшие глаза. Некоторое время он смотрел не мигая, возможно, несколько дольше, чем требовал того случай. В какой-то момент Головину показалось, что он произнесет сейчас нечто резкое, даже грубое, однако парень, глубоко выдохнув, ответил:

– Не все так просто… требовалось доказать верность исламу, причем немедленно.

На некоторое время Флорентий умолк. То, что он скажет дальше, Головин знал, даже в какой-то момент поймал себя на сочувствии. Еще неизвестно, как бы он сам поступил на его месте: остаться в живых, но быть растоптанным до состояния половой тряпки, или принять ислам, имея некоторую призрачную надежду оправдать в дальнейшем собственную слабость. Но вот только практика показывает, что предательство не бывает разовым, это всегда путь по наклонной, где с каждым пройденным шагом все глубже погружаешься в трясину лжи.

– И каким же образом?

– А у них один путь, – равнодушным голосом произнес Флорентий. – Нужно расстрелять или зарезать кого-нибудь из пленных. За это обещались свобода и ислам… Хотя, конечно же, все было не так… В общем, расстрелял я Пашку. Дали мне автомат с двумя патронами, первый выстрел я произвел ему в грудь, ну, а уже вторым добил его… в голову. Уверен, мне за это добавят срок. Я мог бы умолчать на следствии, но сказал, как есть. Знаете, и тогда не считал себя виноватым, и сейчас не считаю. В какой-то степени я освободил его от мук. Ну, как ему жить с таким бесчестьем… после того, что с ним сделали. Парень был под два метра ростом, силы немереной! А они его, как шлюху, оприходовали…

– Но ведь ты потом не однажды заявлял во всяких интервью в ваххабитской прессе, что добровольно принял ислам.

– Моя свобода считалась формальной. В действительности я по-прежнему всецело зависел от них. Если бы они хотя бы однажды усомнились в моих словах, то опять поставили бы меня перед выбором. И опять я должен был бы кого-нибудь убивать.

– Что было дальше?

– Все это было проверкой, и она продолжалась около месяца. Я даже и не помню, сколько раз давал интервью… Почему-то они любили брать интервью именно у меня, а еще снимали на видеокамеру. – Флорентий усмехнулся и добавил: – Может, потому, что я такой фанатичный. В конце концов, они мне поверили.

– Когда начался второй этап?

– Почти сразу же. Начался он с прохождения начального курса боевой подготовки.

– Где он проходил?

– В базовом лагере на территории неподалеку от Урус-Мартана. Эта территория находилась под контролем ваххабитов.

– Как назывался твой лагерь?

– «Абдаллах». Так звали нашего начальника лагеря. У ваххабитов лагеря и отряды называют по имени старшего командира. Скорее всего, это была кличка командира. Но то, что он араб, это точно. Поговаривали, что он откуда-то из Афганистана, но толком никто не знал.

– И чем же вы там занимались?

– Обычное военное дело, – ответил Флорентий, пожав плечами, – нечто подобное мы проходили в учебке, правда, в лагере все это было в несколько расширенном объеме. Учили, как вести боевые операции численностью до ста пятидесяти человек. Потом изучали конспирацию, агентурное дело и даже ведение бизнеса.

– Вот оно как. И все это нужно для джихада?

– Получается, что так. Как говорится, не мы утверждали программу. Поначалу я тоже думал, что много лишнего, но как только стал глубже вникать в идеи ваххабизма, понял, что это не так. Конспирация и агентурное дело – это неотъемлемая часть. Сейчас ваххабизм проник во многие страны. Он глубоко законспирирован, его люди внедряются в экономику и политику, занимают большие посты в руководстве многих стран, но тотчас поднимут знамя ислама, как только получат приказ из центра, и будут готовы к тому, чтобы захватить власть. Все это очень серьезно. По существу, ваххабизм – это религиозный орден с очень жесткой дисциплиной и уровнем конспирации. Проникнуть в него очень сложно, хотя бы потому, что кандидаты проходят очень тщательную проверку. А агентурная сеть их настолько широка, что вы даже представить себе не можете!

– А как же идеи бизнеса? Они тоже подчиняются ваххабизму?

– Вне всякого сомнения, – уверенно ответил Флорентий. – Я бы даже сказал, что это одна из главных составляющих ваххабизма. Все общество ваххабитов разбито на джамааты, во главе которых стоят амиры. Так вот, главная их цель – добиваться дохода для своего общества. Причем этот доход должен расти непрерывно. Как они добьются его, мало кого интересует; это может быть или откровенный рэкет, или рейдерский захват какого-нибудь бизнеса, или захват заложников. И чем больше прибыль у джамаата, тем на более хорошем счету общество у руководства ваххабитов. На особом счету те джамааты, прибыль которых составляет более одного миллиона долларов.

– Кто же охраняет деньги?

– У каждого джамаата должны быть свои боеспособные силы, вот они и занимаются этим. Пять процентов от прибыли нужно платить в международные фонды джихада.

– Скверная, однако, история – или воюешь, или добываешь деньги…

– Вы не совсем правы. Для подавляющего большинства ваххабитов воевать с «неверными» уже оценивается как высшее благо. Вот вы знаете о том, какой девиз в ваххабитских школах?

– Интересно услышать.

– «Счастлив может быть только мусульманин!»

– Спорное суждение.

– Ваххабиты так не считают. Со временем к этому девизу привыкаешь. И начинаешь чувствовать, что так оно и есть на самом деле. – Флорентий задумался. – Все намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Я бы даже сказал так: каждый, кто попадает в лагерь ваххабитов, получает положительный настрой. Я испытал подобное на собственной шкуре….

– Каким же образом?

– Сейчас объясню… Возникает ощущение собственной значимости. Все учащиеся испытывают чувство, что о них очень заботятся. А в кругу ваххабитов возникает впечатление, что лучших людей встречать не приходилось. Подобная вещь посильнее всяких психотропных штучек.

– Слушая тебя, у меня невольно создается впечатление, что ты провел время в обществе эдаких бородатых Дедов Морозов, которые только и делали, что хороводили с тобой и задаривали подарками.

Флорентий отрицательно покачал головой:

– Это не совсем так. Были очень неприятные моменты.

– Например?

– В отборочном лагере Сержень-Юрт упор делался на глубокий анализ личности.

– В чем же это проявлялось?

– В первую очередь в многочасовых, часто перекрестных допросах. В руководстве ваххабитов не секрет, что российская контрразведка засылает своих агентов в эти лагеря, вот они их и выявляли. Часто подобные допросы длились по несколько часов.

– Чего же они добивались?

– Наверное, несоответствия в ответах. Психика тут напрягается до предела. Тем более, если задаются одни и те же вопросы. Порой мне казалось, что они специально это делают, смотрят, какова будет реакция. Некоторые не выдерживали, срывались, и в дальнейшем с ними уже не работали. Они отбраковывались, как материал, не пригодный для дальнейшего обучения.

– А ты, значит, по психологическим качествам подошел?

– Получается, что подошел… Потому что мне предложили продолжить учебу.

– При тебе выявляли агентуру российских спецслужб?

– Людей, не прошедших многочасовые допросы, было немало. Чаще всего они путались в ответах. Их уводили, и впоследствии ими занималась уже контрразведка ваххабитов. Не исключено, что некоторые из них были засланы российскими спецслужбами… На четвертый день моего пребывания в лагере прямо перед строем расстреляли двоих курсантов, заявив, что они являются агентами спецслужб. Насколько это соответствовало действительности, я не знаю. Но думаю, что ошибки быть не могло, в контрразведке у ваххабитов арабы, прошедшие специальные школы и специализирующиеся на выявлении противника.

– Кто их расстреливал?

После секундного замешательства Флорентий проговорил:

– Расстрел производили сами обучающиеся. Начальник лагеря показал на шестерых, которые должны были стрелять.

– Ты был в их числе?

– Да… Амир назвал меня четвертым. Если бы я отказался, наш разговор не состоялся бы.

– Понятно. Но в твоем деле ничего не сказано об этом эпизоде. Впрочем, я тебе не судья.

– Если бы я, товарищ вице-адмирал, рассказывал о каждом эпизоде, мое личное дело в таком случае увеличилось бы втрое.

– Тебе не приходилось встречать человека под именем Фахд бин-Ибрагим?

– Приходилось, – кивнул Флорентий. – В Сержень-Юрте. Именно он предложил мне продолжить учебу. Кстати, он очень хорошо разговаривает по-русски, практически без акцента, хотя сам араб. Кто он был такой и чем занимался, сказать не могу. Потому что не знаю. Но он был очень большим человеком в той среде. Любое его слово или пожелание воспринималось как закон. Хотя внешне держался очень скромно. Когда он приезжал, устраивались разного рода проверки.

– Это он? – протянул Головин фотографию.

Подняв снимок, Флорентий удовлетворенно кивнул:

– Он самый, только здесь немного помоложе.

– Что о нем говорили в лагерях?

– Практически ничего. О нем никто ничего не знает. Просто слышал, что родом как будто бы из Саудовской Аравии. Поговаривали, что он инспектирует лагеря и что таких лагерей, как наш, у него полно по всему свету. Есть даже в Африке.

– В Африке?

– Именно так, у нас было несколько негров из Сомали, они видели его там.

– А в какой именно части Сомали?

– Точно сказать не могу, тогда мне это было неинтересно, но те негры были прежде рыбаками, а потом решили стать моджахедами. Очевидно, где-то на берегу моря… Скорее всего, в восточной.

– Ты никогда не думал о том, что можешь как-то исправить свою судьбу, скажем так, пустить ее по другому руслу?

– Думал неоднократно, – признался Флорентий, – но разве теперь это важно? Если во время отборочного лагеря у меня был шанс вернуться к прежней жизни, то уже после второго не было никаких шансов.

– Почему?

– На следующем этапе выступает шариатское правило: «За отречение от ислама – смерть!»

– Как проходил начальной курс боевой подготовки?

– Хм… – Лицо Флорентия исказила злая улыбка. – Там можно было встретить массу интересного.

– Например?

– Как вам такой прием, когда инструкторы обстреливают своих новобранцев боевыми патронами? Я не шучу! Если не быть достаточно расторопным, осколками от снаряда может просто разорвать в клочья. Так что в процессе обучения идет естественная убыль. Желающих пройти такой лагерь было предостаточно, и по убитым никто не горевал.

– Что происходит дальше?

– А дальше, разумеется, экзамен, – буднично повествовал Флорентий. – Наши знания оценивали в боевой обстановке. Задания были несложные, но опасные: например, обстрелять блокпост, отбить арестованного во время этапирования. В подобных делах может случиться всякое, зачастую действует фактор случайности, поэтому наиболее ценными моджахедами старались не рисковать.

– Какой экзамен был у тебя?

– Мы обстреляли колонну автомобилей. Взорвали головную машину и сразу отошли. Даже не могу сказать, сколько человек было убито, потому что федералы сразу развернулись и открыли по нам шквальный огонь. Кажется, кто-то из наших был ранен. Но на этом экзамен не заканчивался, потом нас опять связывали кровью. Примерно на десять человек учащихся давали одного пленника; наше задание состояло в том, чтобы разрезать его на части… живым.

– Чтобы еще раз связать вас кровью?

– Скорее всего, для того, чтобы закалить себя, поверить в собственное могущество.

– Что было дальше?

– Меня и еще десять человек отправили в другой лагерь. Там готовили командирский состав для подразделений численностью до пяти тысяч человек.

– Это уже серьезно. Тебе доводилось командовать такими соединениями?

– Дважды, – неохотно ответил Флорентий. – В обоих случаях был убит наш полевой командир, и на время операции мне пришлось возглавить отряд.

– Чем занимался ваш отряд?

– Мы выбивали из ущелья федералов. В этом районе были склады с нашим оружием. Кажется, они так и не догадались, для чего мы проводили эту операцию.

– Федералы потерпели поражение?

– Да. Большую часть мы уничтожили, а остальные отошли.

– Почему же тебя не поставили полевым командиром?

– Сложно сказать… Хотя я проявил себя очень даже неплохо, вряд ли на моем месте кто-то достиг бы больших результатов. Думаю, что полевым командиром меня не поставили потому, что в прежней своей жизни я был христианином. Все-таки недоверие к таким, как я, ощущается; правда, явно об этом никто не высказывался. Как-никак мы были ваххабитами… Потом прибыл араб из Саудовской Аравии, он и возглавил наш отряд.

– Чем вы занимались в этом лагере?

– У каждого была своя специализация. Одни занимались минно-подрывным делом, другие – тяжелым вооружением; немало было и таких, которые обучались психологической войне.

– Даже так?

– Да. Подготовка в этом направлении велась на самом высоком уровне. Арабы вообще очень много времени уделяют именно психологической войне, отмечая преимущество ваххабизма перед другими направлениями ислама. Судя по тому, как у курсантов после их речей блестели глаза, можно предположить, что это у них получалось.

– Какова дальнейшая задача отряда?

– Главная задача – непрерывный джихад! Это больше, чем работа, это миссия, так нам внушали в лагере. Мы обязаны были очистить землю от «неверных». Если раньше наше подразделение перемещалось от одной точки в другую, то при бригаде в несколько тысяч человек мы уже осваивали завоеванные территории. Здесь у нас была четкая специализация. Часть людей оставалась на территории, освобожденной от «неверных», закрепляла свою власть, подчиняла кяфиров, как административным методом, так и через бизнес. Другие охраняли освобожденные территории и помогали отрядам в случае вооруженных конфликтов с неподконтрольными бригадами или федералами.

– В чем еще заключается ваша работа?

– Поддерживать ваххабитский режим на нашей территории. Кроме того, в обязанность каждого ваххабита входит участие в тайной полиции. Мы должны выявлять инакомыслящих, собирать о них информацию и передавать руководству. Впоследствии она должна послужить для деловой и боевой деятельности джамаатов.

– Ты знаешь Мухаджира?

– Знаю.

– Когда с ним познакомился?

– Это произошло в то время, когда я специализировался во втором лагере. Честно говоря, я никогда не думал, что такой человек станет моим учителем. Еще когда он находился на стороне федералов, о нем рассказывали легенды. Так что приобретение ваххабитами такого специалиста является большой находкой.

– Чему именно он тебя учил?

– В основном это было минно-подрывное дело. Он учил устанавливать мины и фугасы. Мне и раньше приходилось заниматься подобными вещами, но после его занятий я понял, что совершенно ничего не знаю о минах. В военном деле для него не существовало мелочей, потому что любая небрежность могла привести к потере личного состава.

– Что тебе запомнилось в работе с ним?

Задумавшись на минуту, Флорентий ответил:

– Он обучал устанавливать мины на местности, на путях сообщения, в строениях или технических объектах. Рассказывал, где эффективнее применять мины, а когда лучше фугасы. В общем-то, как я понял, это действительно целая наука, и второстепенных деталей там просто не бывает. Однажды он даже устроил нам серьезный экзамен…

– Расскажи поподробнее.

– Мы обстреляли часть, расквартировавшуюся в одном горном ауле. Федералы быстро сориентировались, установили, где мы, и стали зажимать нас с трех сторон к реке. Сразу за ней начинался лесной массив, но даже в этом случае у нас практически не было возможности от них оторваться. Они шли быстро, очень слаженно; чувствовалось, что у них большой боевой опыт. Казалось бы, конец… Но Мухаджир приказал нам установить на дне водоема и в подводной части берега мины. Прежде мы никогда не занимались подобной установкой, только слышали об этом в теории, а тут сразу все вспомнили и сделали, как нужно. Причем Мухаджир стоял в сторонке и даже не собирался нам помогать. Железные нервы! А ведь случись что, погиб бы вместе с нами. Еще тогда у меня возникла убежденность, что он просто наплевательски относится к собственной жизни.

– И что было потом?

– Мы тогда от спецназовцев оторвались, и головная группа сразу подорвалась на минах. В это время Мухаджир, спрятавшись в камышах, наблюдал за происходящим. А когда оставшиеся в живых пытались перейти реку в другом месте, он просто пустил на них по воде плавательные мины. Вот такие дела… По-своему Мухаджир очень жесткий человек, его ничего не интересует, кроме дела, видно, так его учили в спецназе ГРУ. Так он относился и к нам. После каждого теоретического курса Мухаджир устраивал нам подобные экзамены, но я не помню ни одного случая, чтобы его курсант погиб. Он был лучший инструктор, это не только мои слова.

– Какое отношение к нему было со стороны других инструкторов?

– Ничего враждебного я не заметил. Наоборот, к нему обращались уважительно, как к человеку, который по своим знаниям на голову выше всех остальных. У меня такое впечатление, что у Мухаджира с руководством сложились очень тесные отношения, они ему доверяли.

– Он рассказывал о своих операциях против федеральных группировок?

Флорентий отрицательно покачал головой:

– Ничего такого я не знаю. Он не из тех людей, кто станет откровенничать с подчиненными.

– Его можно было обидеть?

– Обижаться он тоже не умел. Но уж если обидится, думаю, что обидчика запомнит надолго и обязательно отыщет способ, чтобы как-то его наказать. А потом, я не думаю, что найдутся желающие с ним спорить. Мухаджир из тех людей, что запоминаются, и каждый, кто встречался с ним хотя бы однажды, будет помнить его всю жизнь.

– Какие отношения у него складывались с Фахд бин-Ибрагимом?

– Самые что ни на есть приятельские. Фахд бин-Ибрагим соблюдал в общении дистанцию, а с Мухаджиром держался на равных. Видно, уважал в нем профессионала.

Вице-адмирал закрыл папку. Разговор подошел к концу.

– Я вам помог? – поинтересовался Флорентий.

– Да. Надеюсь, что мои рекомендации будут учтены.

Глава 10

Прирожденный убийца

– Как только вы дали наводку на белую «Тойоту», мы сразу сообщили всем постам. Если бы это сообщение прозвучало хотя бы на минуту раньше, мы бы их непременно перехватили, – посетовал капитан.

– Хорошо, что лейтенант оказался глазастый, сумел запомнить номер машины и пассажира, – ответил майор Шевцов. – Как ему это удалось?

– Он ведь остановил машину, пассажир не был пристегнут. Вот и успел хорошо его рассмотреть.

– Понятно. Как машину нашли?

– На следующем посту она не появлялась, предположили, что осталась где-то в этом районе. А когда стали прочесывать местность, натолкнулись уже на сгоревшую машину… Ей гореть-то всего минуты три, – кивнул он на почерневший остов, за рулем которого сидело обугленное тело. – Буквально перед нами сгорела.

Зрелище выглядело жутковатым. Глядя на руки трупа, лежавшие на руле, невольно казалось, что он сейчас стряхнет с себя смертельную дрему и, нажав на газ, скроется за ближайшими деревьями от устремленных на него взоров.

– Понятно, – невесело протянул Вадим Шевцов.

Картина до предельного ясная. Машину сожгли, о чем свидетельствовала выжженная трава, тянувшаяся к ней тонкой дорожкой. Непонятно, что у них там произошло: может, какая-то размолвка, в результате которой напарник был убит, а может, убийца просто избавлялся от свидетеля, но так или иначе из леса Мухаджир выходил один, оставив за собой труп.

Рядом проходит оживленная федеральная трасса, и он без особых проблем поймал попутную машину, а то и просто сел в проходящий общественный транспорт и отбыл в неизвестном направлении.

Хотя почему в неизвестном? Пришедшая мысль ударила, словно током. Насколько он успел понять Мухаджира, тот ничего не делает просто так. Даже в убийстве, произошедшем в лесу и, казалось бы, не имевшем мотивов, обозначался определенный смысл, а стало быть, он мог двигаться только в направлении местонахождения Ибрагима.

Появление на месте рядового убийства людей из службы безопасности немало озадачило инспектора движения. И главное, они совершенно не торопились уходить, явно присутствовали не для галочки и вели себя так, будто рассчитывали пробыть в густых зарослях до глубокой ночи. Перспектива провести с покойником сверхурочное время его не радовала, он лишь уныло наблюдал за тем, как криминалисты собирают в пластиковые пакеты какой-то сор, включая оброненные окурки. Хотя, кто знает, возможно, подобные старания будут вознаграждены по достоинству.

Заглянув в салон сожженной машины, Михаил Степанов заметил на заднем сиденье обгоревшую сумку. Странные вещи порой случаются на пепелище. Бывает, куртка, висящая в комнате, сохраняется полностью, вещи находящиеся в кармане, расплавляются и сгорают.

Может, здесь его ожидает подобный сюрприз?

Михаил Степанов поднял сумку, повертел ее в руках. На первый взгляд, обыкновенная борсетка из плотной черной ткани, какие любят таскать мужчины: небольшая, с ремешком, очень удобная для ладони, кроме того, она легко помещается в «бардачок» машины, где обычно хранится мелкая всячина.

Именно такие неприметные сумочки способны выдать массу сюрпризов. Интересно, кому она может принадлежать: покойнику или Мухаджиру? Судя по тому, что рассказывал о них инспектор, – а он сразу узнал по фотографии в пассажире Мухаджира, – вряд ли их связывало случайное знакомство; между ним и водителем, как ему показалось, присутствовали доверительные отношения, что подразумевает длительность общения.

Степанов открыл замок сумки. В отсеках только пепел – единственное, что осталось от сложенных бумаг. Теперь об их содержании никогда не узнаешь.

Вжикнув замком, Михаил открыл следующий кармашек и, к своему немалому удивлению, обнаружил комок расплавленного пластика, внутри которого был сложен лист цветной бумаги. Вот еще один ребус пожара – пластиковый пакет расплавился, а то, что находится в нем, даже не обгорело. Интересно, что бы это могло быть? Уже догадываясь, что это, он надорвал пластиковый пакет и вытащил карту.

Степанов не сразу догадался, что держит в руках фрагмент карты африканского побережья, точнее, самую восточную ее часть, Африканский Рог, где на самом краешке был виден поселок Эйл, обведенный в кружок обыкновенным красным карандашом. Рядом были обозначения в виде двух черных галочек и несколько цифр, написанных криво. Понимать их можно по-разному: определение километража до заданной точки или даже направление азимута. Как бы там ни было, отмечалась конечная цель маршрута. Присмотревшись к кружку, Степанов не без удивления отметил на его внутренней стороне короткие риски, какие обычно можно увидеть в оптическом прицеле.

И тут его осенила догадка. Сложив карту, он произнес:

– Кажется, я знаю, куда направился Мухаджир.

– Куда? – удивленно протянул Шевцов.

– В Эйл.

– Что ему там делать?

– По нашим данным, именно туда сейчас направляется Ибрагим.

– Надо бы дать на него ориентировку в Интерпол.

– Возможно, возможно… – задумчиво ответил Степанов и, открыв карту, провел по красным линиям указательным пальцем, – он пойдет через земли клана Дарод. Что интересно, во главе этого клана стоит человек, учившийся в Бакинском военно-морском училище, некто Юсуф Ахмед. – Капитан первого ранга загадочно улыбнулся. – Кажется, я догадываюсь, зачем он туда отправился.

Криминалисты уже завершили свою работу, уложив пластиковые мешочки в небольшой чемоданчик. Далее предстоят лабораторные исследования. Вот выкурят по сигарете и отправятся восвояси. Останется пожалеть только милиционеров, стоявших немного в сторонке: им следует дождаться эвакуатор, который транспортирует сгоревшую машину, и карету «Скорой помощи» – это уже для трупа.

Рутина, одним словом.

– И зачем же?

– Чтобы устранить Ибрагима.

– И что вы намерены делать?

– Не стану ему мешать. Мухаджир – прирожденный убийца, и ближе, чем он, к Ибрагиму никто не подойдет.

Глава 11

Откровенный разговор

Юсуф Ахмед не однажды представлял себе встречу с дочерью, даже подобрал соответствующие слова, которые, как ему казалось, должны быть трогательными и одновременно нежными. Подыскал тысячу причин, объясняющих его столь долгое молчание, и был готов к любому развитию разговора. Но когда Земфира прошла в капитанскую каюту, держа за руку молодого человека, все его заготовки оказались лишенными всякого смысла, такими же пустыми и пресными, как несоленая пища.