Текст книги "Мировой разум"

Автор книги: Евгений Елизаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Евгений Елизаров
Мировой разум

1. Место обитания

Поиски следов внеземной жизни в настоящее время проходят в двух основных направлениях. Одно из них простирается в сторону возможных следов деятельности гипотетически существующего субъекта внеземного разума; ориентиром другого являются космические объекты с более или менее подходящими условиями для возникновения жизни.

Впрочем, различие между обоими этими направлениями проходит и в другой плоскости. Принимается, что инопланетный разум, если, конечно, он вообще существует, по уровню своего развития должен быть, как говорят математики, на порядок (а то и на несколько порядков) выше земного. И пусть это принимается в какой-то неявной, скрытой форме, суть дела от этого не меняется. Ведь тот факт, что и по сию пору мы не имеем никаких контактов с иными цивилизациями, говорит (предположим, что они все-таки существуют в каких-то отдаленных областях Вселенной) о том, что средства обнаружения, имеющиеся в распоряжении человека, пока еще недостаточны для преодоления разделяющих нас пространственных (только ли?) барьеров.

Но если даже средства пассивного наблюдения не в состоянии обнаружить что-либо альтернативное человеческому разуму, то практическое столкновение с инопланетной (иногалактической?) деятельностью сегодня возможно только в том случае, если гипотетически существующая цивилизация сама выйдет на контакт с нами. Иначе говоря, речь может идти только о такой цивилизации, которая в состоянии преодолеть все разделяющие нас барьеры. Способность же к этому предполагает уровень развития, далеко превосходящий возможности не только земной цивилизации, но, не исключено, что и самые смелые представления современного человека о перспективах ее исторического восхождения.

Словом, когда мы говорим о контакте с каким-то иным разумом, то в качестве его носителя неявно предполагается субъект, достигший едва ли не самых вершин строения всей мыслящей материи.

В то же время анализ условий, при которых возможно зарождение жизни, напротив, ведется на предельно низком уровне организации всего живого, то есть на самом стыке того, что изучается химией и биологией.

Таким образом, между схематично обозначенными здесь объектами поиска оказывается практически вся лестница эволюции, причем эволюции не только биологической, но и социальной. Эти объекты представляют собой как бы противоположные полюсы собственного бытия человека: один из них – далекое его прошлое (простирающееся вплоть до исторического «нуль-пункта» существования живой материи), другой – может быть, еще более далекое его будущее. И в этом смысле между человеком и обоими обозначенными здесь полюсами его поиска обнаруживается что-то вроде глубокой временнуй пропасти.

Впрочем, временнуй разрыв – вовсе не единственное, что пролегает здесь. Между объектами поиска и человеком оказывается, как уже замечено, и пространственная бездна: ведь координаты вероятного обнаружения как материальных следов практической деятельности инопланетных цивилизаций, так и пригодных для жизни условий выносятся в какие-то, едва ли доступные конечному сознанию, зазвездные дали.

Правда, ученый мир, наверное, еще не расстался до конца с надеждой обнаружить следы жизни на планетах Солнечной системы, но что касается поисков разума, то все они, за исключением, разумеется, Земли, давно (и, не исключено, окончательно) вычеркнуты из списка вероятных мест его обитания.

Конечно, при ничем не ограниченных размерах Вселенной район поиска, в свою очередь, оказывается неограниченно большим. И все же: насколько правомерно такое его ограничение? А ведь речь идет именно об ограничении, ибо район возможного обитания братьев человека по разуму зачастую выносится далеко за пределы той сферы, которая ныне доступна нашему инструментальному наблюдению. Между тем, это область, радиус которой составляет едва ли не миллиарды световых лет.

Но почему бы не предположить вероятность сосуществования в одном и том же пространственно-временном пункте нескольких различных цивилизаций?

Сама по себе такая мысль ничуть не лучше и ничуть не хуже всего множества других, и уже только поэтому она имеет, хотя бы некоторое, право на существование. Впрочем, если быть до конца строгим, следует признать, что и эта мысль далеко не нова: ведь утверждаем же мы возможность (пока, правда, только абстрактно-логическую, далекую от реализации на практике) контактов между различными цивилизациями. А что же такое этот контакт, как не наложение друг на друга пространственно-временных границ распространения различных цивилизаций?

Другими словами, фактическое отсутствие контакта означает, что разные цивилизации могут существовать опять же лишь в разделяющих их зазвездных и надвременных далях. Поэтому и здесь между человеком и объектами его поиска сохраняется до поры неодолимый пространственно-временной разрыв.

Таким образом, если возможность сосуществования в одном пространственно-временном пункте нескольких различных цивилизаций и признается, то только не для той части Вселенной, на которую уже распространилась познавательная деятельность человека.

Между тем, признание такой возможности требует ее распространения на все, без какого бы то ни было исключения, области материального мира: ведь у нас нет решительно никаких оснований для утверждения какой-то исключительности, привилегированности, что ли, уже познанной нами его части. Но нужно ли говорить, что и сегодня для многих мысль о возможности существования какого-то иного разума в самой непосредственной близости от человека граничит даже не с абсурдом, а вообще с умственным помешательством.

В самом деле: если бы «что-то такое» существовало поблизости от человека, человек давно бы уже это «что-то» обнаружил. Отсюда сам факт того, что мы не замечаем никаких странностей ни у себя дома, в освоенных нами районах планеты, ни в его обозримых окрестностях, говорит за то, что мы – единственные хозяева как самого этого дома, так и всех близлежащих его областей.

В методологическом плане это ключевой пункт. Человек и в самом деле не замечал и не замечает никаких странностей, могущих выдать присутствие кого-то чужого в его собственном доме. Но вот здесь-то и уместно задаться вопросом: действительно ли есть строгая формальная связь между нейтральной и мало кого обязывающей посылкой: «не замечал» и категорическим вердиктом: «не существует»? Действительно ли одно логически неопровержимо вытекает из другого?

Вглядимся пристальней.

Поиск носителей внеземного разума осуществляется как поиск материальных следов его практики. Это и логично: ведь масштабы технологической деятельности субъекта иного разума (с сегодняшних позиций земного человека) в обязательном порядке должны быть значительно большими, нежели физические границы той сферы, которую заполняют формы чисто биологического его бытия. Поэтому и вероятность их обнаружения составляет куда большую величину, чем вероятность столкновения со следами биологических его отправлений. Однако по существу вся идеология поиска насквозь антропоморфична, другими словами, страдает не всегда осознанным перенесением качеств, свойственных человеку на то, что является уже по определению не-человеческим.

Действительно. Когда речь заходит о конкретном поиске предметного выражения материальной деятельности иных цивилизаций, то становится совершенно непонятным, что именно нужно искать. Ведь для того, чтобы что-то искать, необходимо хотя бы приблизительно представлять себе это «что-то».

Строго научная же мысль, которая развивается на основе земного опыта, может составить такое представление только путем экстраполяции закономерностей земного праксиса. Но известно, что любая экстраполяция может может осуществляться лишь до известных пределов, к тому же носить только количественный характер, а следовательно, она в принципе не может вывести человека за пределы качественной определенности его сегодняшнего дня. Речь же идет о том, чтобы вообразить себе цивилизации, опередившие человека отнюдь не на десятилетия. Может быть, даже и не на века. Ну, и кроме того, нет никакой гарантии в том, что закономерности развития земного опыта человека носят какой-то панкосмический, всеобщий характер. Поэтому давать любые (граничащие, однако, с достоверностью) прогнозы относительно тех или иных форм деятельности возможных(?) внеземных цивилизаций, на первый взгляд, может только мысль, не связанная жесткой связью со строго научными представлениями.

Другими словами, мысль фантаста. Но и фантастика в своих представлениях не уходит от человека. Ведь на всех планетах, где развиваются иные, живописуемые ею, миры, мы находим подобные земным города, подобные земным заводы, подобные земным машины и космические аппараты. Особенно заметно сходство субъекта внеземного разума с земным человеком сегодняшнего дня там, где речь идет о гуманитарных идеях, лежащих в основе фантастических произведений. Эти идеи насквозь земны, ибо являются попыткой того или иного разрешения гуманитарных проблем, сегодня волнующих самого человека. Точно так же и технология рисуемых мыслью фантаста чужих цивилизаций не так уж далеко уходит от нашей. Ведь, несмотря на всю ее экзотичность, решает она в сущности те задачи, которые уже сегодня вырисовываются перед нами.

Впрочем, по отношению к фантастике все это совсем не трудно понять. Мы вынуждены – пусть и в неявной форме – принимать, что цивилизация, способная вступить в контакт с какой-то другой, должна быть на несколько порядков выше земной (ведь уровень развития нашей собственной не позволяет предположить такую способность даже в сколько-нибудь провидимом будущем). А значит, все попытки представить себе братьев по разуму, с которыми когда-то возможно предстоит встретиться человеку, в сущности являются попытками представить далекое будущее (а может быть и близкое, как знать?) самого человека.

Таким образом, и строго научная, и фантастическая мысль в своих прогнозах всегда замкнуты на сегодняшний день земного человека, на земной разум. Но ведь задача-то заключается в том, чтобы представить себе субъект, не только отличного от земного, но может быть, даже принципиально иного разума. Субъект, основной предикат которого, возможно, вообще не может быть охарактеризован как разум.

Методологически правильней было бы ориентировать поиск не на подобный земному, но на качественно отличный от него разум: ведь только расширив сферу поиска мы можем обнаружить искомое, характер которого нам пока совершенно не известен.

Впрочем, и эта мысль для современной науки, давно уже принявшей как аксиому положение о принципиальной возможности существования качественно отличающихся друг от друга цивилизаций, не является откровением.

Но вот как раз здесь-то и встает основная проблема. Если положить, что между земной и внеземной цивилизациями существуют только количественные, то есть незначительные, не принципиальные различия, то обнаружение материальных следов (если они действительно существуют) деятельности иного разума, на первый взгляд, не должно составить большого труда. Правда, различия качественного характера несомненно будут иметься и здесь, ибо в силу известного закона количественные изменения рано или поздно переходят в качественные. Но если общий ход линейного восхождения (а, следовательно, и неизбежно сопутствующих ему качественных изменений) внеземной цивилизации тождествен земной эволюции, то, даже встретив нечто, назначение чего мы не в состоянии понять, мы все же сможем, как представляется, распознать в нем продукт практической деятельности иной цивилизации.

А как быть, если не только отправной пункт эволюции внеземного разума, но и генеральное направление его развития принципиально отличны от земных? Сможем ли мы тогда распознать его присутствие в обозримой нами части Вселенной?

Впрочем, и здесь можно наметить возможное решение этой проблемы. Ведь практическая деятельность разумного существа неизменно сопровождается преобразованием окружающей его действительности, ее приспособлением к его собственной природе. Поэтому продукт такой деятельности всегда будет искусственно созданным началом. Отличить же искусственно созданный предмет от всего естественно данного, на первый взгляд, не составляет особого труда.

Правда, зачастую трудно отличить от естественно данных объектов продукт деятельности разумных существ, преодолевающих лишь первые ступени своего исторического восхождения к вершинам цивилизации. Так, например, каменные рубила шельской культуры во многих случаях лишь глубоким знатоком могут быть отличены от случайных сколов. Но ведь здесь-то речь идет совсем не о том, кто только вчера преодолел грань, отделяющую человека от животных; объектом анализа являются результаты практической деятельности субъекта разума, намного превосходящего человеческий.

Таким образом, можно сформулировать следующее: бросающееся в глаза отличие от естественно-природных явлений должно характеризовать искусственно созданное начало. Но если это так, то должно быть справедливым и обратное: все то, что резко отличается от искусственно созданного, обязано быть естественно данным, то есть тем, к чему сознательная деятельность (кто бы ни был ее субъектом) не имеет никакого отношения.

Над этим мы, как правило, не задумываемся. Между тем, в этом обратном тезисе скрыт очень глубокий смысл. Смысл, осознание которого способно весьма существенно повлиять на формирование наших представлений о внеземном разуме. Дело в том, что этот тезис единым махом уничтожает наметившийся было критерий определения искусственно созданных предметов. Ведь в очерченном отношении (искусственно созданное – естественно данное) естественно данному явственно противостоит лишь только то, что создано руками земного человека.

Человек не в состоянии отрешиться ни от своей собственной природы, ни от своей собственной истории. Человеку не дано встать над законами развития его собственной деятельности. А раз так, то и все его представления о характере искусственно созданного не могут не быть антропоморфными. Между тем, если внеземной разум существенно отличен от человеческого, то и практическая деятельность его носителя должна быть качественно отлична от сугубо человеческой практики. Но тогда принципиальное отличие должно содержаться и в конечных результатах этой деятельности.

Что же получается в этом случае? Продукты деятельности внеземных цивилизаций принципиально отличны от результатов человеческой деятельности. Но достоверно отличить от естественно-природных явлений человек может единственно то, что хоть в какой-то степени напоминает предметы, создаваемые им самим. А значит, вовсе не исключено, что все качественно отличное от этих предметов будет восприниматься человеком как естественно данное.

Таким образом, легко видеть, что материальные следы практической деятельности внеземной цивилизации, будь даже ее масштабы сопоставимы с масштабами всего космоса, далеко не всегда смогут быть отличены нами от чисто природных феноменов.

Напомним: с самого начала принималось положение о том, что все искусственно созданное должно быть качественно отличным от естественно данного. Тем более, что речь идет о цивилизациях, которые значительно обгоняют земную в своем историческом развитии. Но ведь у нас нет никакой уверенности в том, что по мере совершенствования инструментария внеземных цивилизаций продукты их деятельности должны все в большей и большей мере противопоставляться естественно-природному. Что если будет происходить обратное? Ведь и в сегодняшней практике земного человека можно разглядеть именно такие – обратные – тенденции. Но если естественно данное отнюдь не обязательно должно отличаться от искусственно созданного, то совпадение продуктов инопланетной деятельности с природными явлениями станет еще более вероятным.

Справедливости ради следует сказать, что есть еще и своего рода промежуточный класс явлений: явления, отличные с точки зрения человека как от создаваемых им предметов, так и от всего того, с чем он привык иметь дело как с природным. Но здесь действует хорошо известный всем еще со времен Оккама принцип, требующий объяснять их без привлечения каких бы то ни было внеземных начал.

Итак, логично предположить, что материальные следы практической деятельности иного разума человеком, скорее всего, будут восприняты как чисто природные начала.

Но если так, то вполне закономерен вопрос: что из окружающей нас природы относится или может относиться к собственно природе, а что – к продукту деятельности какого-то внеземного разума? Ведь если одно может быть неотличимо от другого, то исключить присутствие кого-то иного в непосредственно окружающем нас мире становится весьма и весьма затруднительным делом.

В настоящее время на этот вопрос нельзя дать даже самый приблизительный ответ. А если ответа не существует, то в принципе любой класс явлений, однозначно относимый к чисто природным образованиям, сегодня может скрывать в себе творчество какого-то запредельного нам разума. Иначе говоря, исключениями в этом ряду не могут служить даже те природные явления, с которыми человек изо дня в день сталкивается на Земле. Больше того: в своем собственном организме.

Легко видеть, что в этом случае к внеземному разуму оказывается решительно неприменимым и само определение «внеземной», ибо местом обитания его носителя вполне может оказаться и собственный дом (и собственное тело) человека. Пользуясь биологической терминологией, можно сказать, что такой разум занимает что то вроде иной «экологической ниши», в которой пока еще нельзя разглядеть его существование.

Таким образом, получаемый здесь вывод способен полностью устранить ту пространственно-временную пропасть, которую, как было показано выше, человеческий разум (в общем-то, искусственно и не всегда оправданно) воздвигает между самим собою и любым иным разумом. Искусственность этой пропасти достаточно очевидна, ибо основывается она на убеждении в том, что человек пока еще не замечал никаких материальных следов присутствия иного разума ни у себя дома, ни в его обозримых окрестностях. Но из этого убеждения, как оказывается, отнюдь не вытекает однозначный запрет на его существование.

Подведем промежуточный итог. Проблема мирового разума в силу полного отсутствия достоверных фактов позволяет теоретизировать, отталкиваясь от любых допустимых предположений. Лишь бы эти предположения были действительно допустимыми, то есть не противоречили надежно установленным фактам и выводам науки.

Получаемый же здесь предварительный вывод, при всей его фантастичности, достаточно строго вытекает из одного единственного предположения – предположения возможности глубоких качественных различий между стоящими на разных уровнях развития инопланетными культурами.

Нужно ли говорить, что это предположение нисколько не противоречит общепринятым сегодня научным истинам? Больше того, оно выглядит гораздо правдоподобнее, нежели обратное ему утверждение, то есть утверждение того, что даже разделенные галактическими расстояниями культуры должны быть глубоко родственными друг другу и, несмотря на временную пропасть, пролегающую между ними, содержать в себе больше сходства, нежели отличий.

А раз так, то и получаемый из этой посылки вывод имеет вполне законное право на существование.

2. Растворение атомарной структуры социума

Итак, мы исходили из того, что материальная деятельность субъекта иного разума может содержать в себе глубокие качественные отличия от практической деятельности человека. Но здесь закономерен вопрос: насколько глубокими могут быть эти отличия?

Попробуем разобраться.

Если обратиться к человеку, то не трудно заметить, что его деятельность (разумеется, в самом общем ее определении) – это процесс постоянного преобразования окружающей его действительности соответственно его природе, соответственно его собственным потребностям. Как бы мы ни пытались абстрагироваться от конкретных (сиюминутных) ее целей, от уровня развития нашей сегодняшней техники, от качественной определенности нашей сегодняшней технологии, нам не вырваться за пределы этого всеобщего определения практики.

Антропоморфизм представлений о субъекте иного разума, иной цивилизации проявляется, в частности, в том, что во всех этих представлениях иная цивилизация рисуется нам как субъект примерно таких же преобразований внешнего мира, то есть как тождественное сугубо человеческой деятельности начало. Заметим к тому же: речь идет о преобразованиях (пусть и повинующихся каким-то иным потребностям) в сущности нашего же мира, окружающей нас действительности. Разница лишь в том, что эти преобразования (если уж они попадают в поле зрения земного человека) должны быть гораздо более масштабными, нежели все вершимое нами.

Именно неспособность вырваться за пределы такого определения деятельности и предопределяет ту кажущуюся легкость, с которой представляется возможным отличить все искусственно созданное от естественно данного. В самом деле, если содержанием деятельности разумного существа (независимо от его природы) является качественное преобразование всего того, что его окружает, то отличить ее результаты от «остального» мира не так уж, на первый взгляд, и трудно.

Но спрашивается: почему практическая деятельность разумного существа в обязательном порядке должна переделывать и переделывать все окружающее? Почему субъект разума в обязательном порядке должен осуществлять постоянное насилие над тем миром, в котором он обитает? Только потому, что именно этим на протяжении тысячелетий занимается человек? Но является ли это действительно разумным применением его собственных сил? Наконец, является ли действительным проявлением разума такое антропоморфное представление о субъекте иной культуры? И тем более культуры: которая «по определению» должна быть намного выше нашей.

Задумаемся над тем обстоятельством, что сам человек есть часть природы. И если уж известная доля антропоморфизма неизбежна даже там, где речь идет о субъекте иного разума, то логично предположить, что и носитель иной культуры представляет собой часть все той же природы, которая окружает нас.

Мир един. Но даже если и существует множество несоприкасающихся друг с другом вселенных, то в заявленном к рассмотрению предмете нас все же интересует что-то одно, общее как для нас, так и для гипотетического субъекта столь же гипотетического контакта. Ведь мы говорим именно о контакте цивилизаций, но вовсе не о запретах на взаимодействие между ними.

Но если человек (а в более широком плане и любой другой носитель разума) суть часть единой природы, то почему все преобразования, которые вызываются деятельностью человека, должны затрагивать только внешнюю действительность? Если в результате практической деятельности можно преобразовывать (в конечном счете весь) материальный мир, то нет решительно никаких препятствий и к тому, чтобы изменять свою собственную природу. Если преобразование мира является действительно неизбежным результатом практической деятельности субъекта (любого) разума, неизбежным его результатом должно стать и преобразование его собственной природы.

Строго говоря, мысль о возможности ее изменения не только не нова, но и вообще являет собой некоторую константу человеческого сознания.

Так, например, совершенствование структуры и функций человеческого организма на протяжении едва ли не всей нашей истории было предметом усилий и практикующей медицины, и многих идейных течений и школ. Но если даже простая реабилитация пораженного организма немыслима без вмешательства в тонкую его механику, то что говорить о давней мечте человека, символом которой в европейской культуре стало бессмертие, в восточных – абсолютная власть над телом? Уже сегодня никого не удивляют ни искусственные органы, начиная от протезов и очков, ни даже целые функциональные системы человеческого организма. Но все это – не более чем количественные преобразования, а следовательно, с философской точки зрения, не имеющие принципиального значения вещи. Все они не затрагивают глубинных основ физического нашего бытия.

И все же вспомним: история человека, (имеется в виду биологически «законченный», то есть окончательно выделившийся из царства животных человек) не превышает нескольких десятков тысяч лет. Говоря же о бесконечных просторах Вселенной и внеземных цивилизациях, способных преодолеть их, чтобы выйти на прямой контакт с нами, в неявной форме подразумеваются такие формы жизни, которые в своем развитии ушли от нас, может быть значительно дальше той исторической дистанции, которая отделила нас не только от кроманьонца, но и от австралопитека.

Вспомним и другое: долгие тысячелетия история цивилизации лишь набирала ход, и, вероятно, последние полтора-два столетия спрессовали в себе много больше того, что могли вместить тысячелетия, отсчитываемые от так называемой «неолитической революции», произошедшей где-то около 10—8 тысячелетий до нашей эры, до Великой Французской 1789 года. Но даже если предположить, что экспоненциальная кривая истории человеческого общества выпрямится и дальнейшее ее течение будет идти уже без всякого ускорения, то наполнение тысячелетий, возможно разделяющих нас и наших будущих потомков, и в этом случае окажется эквивалентным полной сумме событий, вместившихся в эволюционный интервал от одноклеточных до Эйнштейна и Фишера.

Да, в этом интервале форма организации живой материи претерпела уже не сводимые к одним только количественным началам изменения. Структура живого изменилась принципиально, неузнаваемо, говоря философским языком, качественно. Так разумно ли ждать, что в уходящих в далекую перспективу миллионолетиях (а ведь и они – не более чем мгновения в истории Вселенной) должен навсегда остановиться этот до сих пор набиравший и набиравший ход процесс?

Говоря об инопланетных цивилизациях (а тем самым и о перспективах развития земного разума) необходимо быть готовым к максимальному напряжению нашего собственного сознания, нашей собственной мысли. А значит, необходимо быть готовым к примирению с тем, что все сиюминутное в определенности земного человека – это не более чем мимолетное, преходящее состояние. Заглядывая вперед, мы должны быть готовыми не только к тому, что человеческий дух способен превзойти любые вершины, но и к тому, что материальная его оболочка, может претерпеть самые глубокие изменения.

Основное направление эволюции в принципе, как кажется, не сложно предугадать. Заметим: константой развития разума является перманентное увеличение его мощи, неуклонное расширение сферы его непререкаемой власти над окружающей действительностью (не будем пока говорить об этическом знаке этой власти). Логическим пределом такой тенденции является, может быть, абсолютная, власть если и не над всем миром, то, по меньшей мере, над значительной его частью. Причем под этой «частью» следует понимать отнюдь не только гипотетическую пространственную сферу, радиус которой, исходя из центра зарождения культуры теряется в каких-то зазвездных далях. Она обязана включать в себя и иные измерения: от субнуклеарных связей до межгалактической социологии. И говоря о власти, мы имеем в виду, может быть, абсолютную, способность разума произвольно управлять всеми этими измерениями в пределах всей доступной ему пространственной сферы.

Вероятно, было бы естественным предположить, что этот путь развития является константой не одного только земного разума, но представляет собой магистральное направление всего мыслящего вообще, независимо от того, в какой области пространства оно зарождается.

Между тем, вряд ли может вызвать возражение тезис о том, что духовный потенциал носителя разума должен, хотя бы отчасти, совпадать с физическими его возможностями. Ведь в противном случае все порождаемое сознанием обречено навсегда оставаться чем-то химеричным. Поэтому если целью восхождения разума является обретение власти нам миром реальной действительности, качественное совершенствование должно составлять существо не только духовного развития, но и эволюции его физического тела. Следовательно, потенциал последнего должен быть сопоставимым с потенциалом всей подчиняющейся ему природы. Именно эта тенденция проявляется в развитии средств практической деятельности человека, ведь совокупность используемых им орудий в полной мере может рассматриваться как прямое «продолжение» органов его тела. Но сейчас мы должны осознать, что линия этого развития не может продолжаться до бесконечности и с прехождением какого-то предела она обязана претерпевать революционные изменения…

Вытекающий отсюда вывод хоть и граничит с безумием, но с философской точки зрения все же вполне корректен: на определенной ступени восхождения к вершинам цивилизации физическим телом субъекта разума должна становиться вся освоенная им природа. Другими словами, не субъект разума должен навеки оставаться ограниченной ее частью, но сама природа должна становиться частью этого субъекта.

Впрочем, столь ли безумен такой вывод? В самом ли деле он неприменим ни к субъекту разума вообще, ни к человеку в частности?..

Вдумаемся: какой бы совершенной ни была биологическая оболочка той таинственной материи, что образует собой субстанцию человеческой души, она далеко не идеальна. Но если возможны даже незначительные изменения, способные хотя бы отчасти улучшить ее, то настоятельная необходимость качественных преобразований – уже в силу известного закона диалектической логики – напрашивается, что говорится, сама собой. Имеется в виду закон, утверждающий, что рано или поздно последовательность на деле мало что меняющих количественных изменений взрывается качественным скачком, преобразующим самую сущность явления.

Обратимся к тем тенденциям, которые уже сегодня можно разглядеть в развитии нашего собственного, человеческого, общества.

Преобразование окружающей человека природы в сущности на протяжении всей его истории сопровождалось грубым насилием над ней (так, например, что может быть чудовищней известного каждому еще со школьной скамьи подсечно-огневого земледелия?). Только незначительность масштабов практической деятельности препятствовала ее удушению ее же собственными следствиями, ее же собственными отходами. Но последовательное расширение этих масштабов давно уже обнаруживает явственные признаки приближения глобального экологического кризиса. Сегодня ни у кого не вызывает сомнения, что последовательная экспансия человека ведет к подрыву самых основ его существования на нашей планете.