Текст книги "Люди и не люди"

Автор книги: Евгений ЧеширКо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Цилиндры

– Как ваши дела, Виктор Степанович? – Доктор вошел в палату районной больницы и, подойдя к койке, принялся раскладывать на тумбочке шприцы и ампулы с лекарствами. – Как самочувствие?

Старик открыл глаза и устало улыбнулся.

– Чувствую себя цилиндром, Леша.

– Каким еще цилиндром? – удивленно вскинул брови доктор.

– Обыкновенным таким цилиндром, – тяжело вздохнул Виктор Степанович, – глупым старым цилиндром.

Доктор всмотрелся в глаза старика, но, убедившись, что тот находится в сознании и не бредит, снова занялся распаковыванием шприцов и вскрытием ампул.

Виктор Степанович был очень старым человеком, к тому же неизлечимо больным. Это понимали и врач Алексей, и он сам. Оба они прекрасно осознавали, что старику осталось жить на этом свете считаные дни, но старательно избегали этой темы в разговорах. Во время ежедневных процедур они частенько беседовали и обсуждали самые разные вопросы. Иногда даже ожесточенно спорили, доказывая друг другу свою точку зрения. Виктор Степанович был прекрасным рассказчиком, и, бывало, что Алексея, заслушавшегося его историями, возвращали в реальность медсестры, разыскивающие его по всему отделению. Алексей, сам того не замечая, привязался к этому доброму и жизнерадостному старику, поэтому даже уколы приходил делать сам. К тому же, он знал, что у Виктора Степановича совсем не осталось родных. Жена умерла еще семь лет назад, сын уехал на заработки в другую страну да так и пропал – ни слуху, ни духу. Изредка к Виктору Степановичу приходила его двоюродная сестра, но она уже и сама с трудом передвигалась в силу своего возраста, поэтому ее визиты становились все реже и реже.

– Леша, – негромко позвал доктора старик.

– Да?

– Ты знаешь, кто такие цилиндры?

– Ну… Фигуры такие геометрические.

– В детстве мы так называли людей, которые казались нам глупыми, – проигнорировав слова Алексея, произнес старик, – а сейчас я понял, что на самом деле я и есть такой цилиндр.

– Такого я еще не слышал, – усмехнулся доктор, – а откуда это пошло? Почему именно цилиндры?

– Брось ты свои шприцы. Присядь, а я тебе расскажу.

– Но…

– Да присядь, говорю. Успеешь еще свои обезболивающие мне вколоть.

Доктор, немного посомневавшись, присел на стул и посмотрел на Виктора Степановича. А тот на несколько секунд прикрыл глаза, как будто мысленно вернувшись в свое детство, и начал свой рассказ.

– Когда я был маленьким, я жил в небольшой деревушке, тут, неподалеку. Сейчас я уже не вспомню, сколько было в ней домов. Может, тридцать, а может, и все пятьдесят. Впрочем, это не так уж и важно. У меня было много друзей, и в свободное время мы выходили на улицу и играли в разные игры. Так было и в тот день. Воздух на горизонте дрожал от нестерпимой жары, а очертания домов и деревьев на фоне неба становились все более четкими и резкими. Все говорило о том, что скоро начнется гроза. И правда, через полчаса небо потемнело, резкие порывы ветра зашуршали листьями, а дорожная пыль заклубилась и поднялась в воздух, заставляя то и дело протирать глаза. Вся ребятня разбежалась по домам, в том числе и я. Когда я подбежал к своему двору, моя мама уже закрывала ставни, одной рукой придерживая на голове платок, который норовил сорваться и отправиться в путешествие вслед за ветром. Я помог маме, и мы вместе зашли в дом. Она пошла зажигать свечи, а меня что-то заставило остановиться. Я замер в дверях и с восторгом наблюдал за этим буйством стихии, за этой мощью, которая заставляет людей прятаться в свои норки и не высовывать оттуда носа. Вот тогда я и увидел его. Он был одет в темный костюм, на голове высился цилиндр, а в правой руке была зажата резная трость, наконечником которой он мерно отсчитывал шаги, втыкая ее в плотную землю грунтовой дороги. Странно, что человек в таком дорогом наряде вообще появился в нашем захолустье, но еще страннее было то, что он шел прямо в сторону надвигающейся грозы. Его размеренные шаги были тверды, осанка – гордой и непоколебимой. Его подбородок был приподнят, а глаза… Ты знаешь, я и сейчас помню этот взгляд – спокойный, уверенный и… Как бы сказать… Торжествующий, что ли. В какой-то момент человек повернул голову и посмотрел на меня. Тогда мне даже на секунду показалось, что я увидел в его глазах отражение всполохов молний, которые уже буйствовали в небе на подходе к деревне. Было плохо видно, но, кажется, он слегка улыбнулся. Крупные капли начавшегося дождя стекали по его лицу, но он даже ни разу не поморщился и не смахнул их рукавом. Он шел навстречу грозе так, как будто шел на встречу к своей любимой подруге. Не хватало только цветов в его руке.

Я смотрел на него всего несколько мгновений, а потом он миновал наш дом и больше я его никогда в жизни не видел. На следующий день мы с друзьями, конечно же, обсмеяли этого странного человека. Еще бы, кто же в здравом уме будет вышагивать в дорогом костюме навстречу грозе? Только сумасшедший какой-нибудь. С тех пор еще долгое время мы называли «цилиндром» того, кто как-нибудь оплошал, совершил какой-нибудь глупый поступок. В конце концов все про него забыли и больше никогда не вспоминали. Все, кроме меня. Я рос, становился взрослее, но моя память нет-нет да и откапывала из воспоминаний эту картинку, на которой человек с тростью и в цилиндре смело шагает навстречу грозе и смотрит на нее почти влюбленным взглядом. Первый десяток лет я вспоминал его со смехом, рассказывая эту историю в компании своих новых друзей. Затем – с улыбкой и легкой ностальгией по своему детству. Когда бо́льшая часть моей жизни осталась позади, я думал о нем, пытаясь понять, что именно побудило его поступить именно так, а не попросить укрытия в ближайшем доме и переждать грозу. Я не находил ответа. Еще через десяток лет мне стало казаться, что я начинаю его понимать, а сейчас, когда моя жизнь уже на исходе, я…

Старик запнулся, закрыл глаза и прикрыл их рукой, сделав вид, что он просто немного устал. Тяжело вздохнув, он продолжил:

– А сейчас я понимаю этого человека, Леша. Понимаю и мне горько от того, что я так долго не мог понять эту простую, но очень важную истину. Ты знаешь, я бы сейчас многое отдал за то, чтобы вернуться на пару-тройку десятков лет назад и прожить их по-другому.

Виктор Степанович внимательно посмотрел в глаза доктора.

– Всю свою жизнь, Леша, мы только и делаем, что смотрим на окружающих нас людей и гадаем: «А что они обо мне думают? А что скажут? А вот если я вот так сделаю, то не испорчу ли их отношение к себе? А не назовут ли они меня дурачком?» Вся наша жизнь – это пристальный взгляд на себя чужими глазами. Глазами тех, кто боится грозы и прячется от нее в норах. Тех, кто не может и не умеет оценить ее красоты, совершенства и мощи, влюбиться в нее, задохнуться от ее величия и прелести. Мы смотрим на себя глазами тех, кто никогда не скажет грозе: «Я тебе рад!» Тех, кто никогда в жизни не позволит себе быть обласканным ею, тех, кто никогда не сможет улыбнуться ей и пойти к ней навстречу. Вот они и есть настоящие цилиндры. А мы на них равняемся.

Старик замолчал и протянул руку, сжав в ладони локоть Алексея.

– Леш, я чувствую, что недолго осталось. Поможешь мне?

Через пять дней над одной из деревень района разразилась гроза. Ветер гнул деревья, срывая с них листву и разбрасывая по дороге, как праздничные конфетти. Всполохи молний озаряли черное небо, вычерчивая на нем причудливые узоры. Дождь крупными, но пока еще редкими каплями срывался с тяжелых свинцовых туч.

У самой окраины деревни остановился автомобиль. Внутри сидели два человека. За рулем – Алексей, а на пассажирском сиденье – Виктор Степанович. Он был одет в классический черный костюм, а в руках он держал новенький цилиндр.

– Может, передумаете, Виктор Степанович? – опасливо поглядывая на небо, произнес доктор.

– Нет, Леша, не передумаю, – покачал головой старик, – ты лучше за себя переживай. Что ты скажешь в больнице?

– Скажу, что вы сбежали, – улыбнулся тот, – у нас такое иногда случается.

– Вот и хорошо, – кивнул старик, – все, я пошел.

– Виктор Степанович, возьмите на всякий случай, – доктор протянул старику сверток, – я собрал все необходимые лекарства.

– Нет, мне они больше не пригодятся. Все, Леш, мне пора. И это… Не будь цилиндром, хорошо?

– Не буду, Виктор Степанович.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Старик крепко пожал ему руку и открыл дверь.

– А! Чуть не забыл! – хлопнул себя по лбу Алексей и, протянув руку, достал с заднего сиденья красивую деревянную трость: – Вот, это тоже вам.

– Спасибо, Лешка! Спасибо тебе за все. А теперь езжай, не жди меня.

С этими словами старик, кряхтя, выбрался из автомобиля. Резкий порыв ветра чуть не сбил его с ног, но он устоял. Первый шаг дался ему с большим трудом. Опираясь на трость, старик поглубже натянул на голову цилиндр и неуклюже зашагал по дороге родной деревни. Шаг, еще шаг. Виктор Степанович поднял голову и посмотрел на небо. Очередная молния прочертила кривой зигзаг и тут же исчезла, уступив место следующей.

– Я иду к тебе, – прошептал старик и улыбнулся грозе.

Алексей сидел в машине, положив руки на руль, и смотрел вслед уходящему старику. И видел, как с каждым шагом его походка становится все увереннее и свободнее, как расправляются плечи, как поднимается выше подбородок и трость стучит о землю все резче и резче. Алексей положил голову на руки и закрыл глаза.

А старик шел по улице и смотрел на грозу тем самым спокойным, уверенным и торжествующим взглядом. В один момент он заметил какое-то движение справа. Повернув голову, он увидел, что в дверях одного из домов стоит мальчишка и смотрит на него широко открытыми глазами. Старик улыбнулся ему и уже через несколько секунд скрылся за углом дома. Он шел навстречу грозе так, как будто шел на встречу к своей любимой подруге. Не хватало только цветов в его руке.

Право на преступление

Обсуждение нового закона не утихало на протяжении нескольких лет. Люди разделились на два лагеря и ночи напролет только и делали, что спорили на кухнях о том, справедлив он или нет. Но, когда появились первые данные о значительном снижении преступности в стране, количество людей в лагере сторонников закона заметно увеличилось.

Сам закон был предельно логичен, но все же несколько необычен для современного человека. Дело в том, что после его подписания каждый гражданин страны получил право на одно ненаказуемое уголовное преступление. Другими словами, любой человек один раз в жизни мог ограбить или даже убить другого человека. После этого данные преступника заносились в общую базу и на этом все заканчивалось. Но был один важный нюанс. За любое повторное преступление человек отправлялся за решетку на тридцать один год. Неизвестно, откуда они взяли это число и почему выбрали именно такой срок заключения, но тем не менее закон был опубликован именно в таком виде. Если гражданин, уже использовавший свое право на преступление, воровал из супермаркета огурец или, к примеру, ломал кому-нибудь руки в пьяной драке, он отправлялся в тюрьму. На тридцать один год – и ни днем меньше.

Противники закона приводили доводы о том, что это положит начало жуткому беспределу, ведь большинство тут же захочет воспользоваться своим правом и страна утонет в крови людей, которые просто были кому-то неприятны. Сторонники парировали, напоминая о том, что у каждого пострадавшего обязательно найдется знакомый, который захочет отомстить за своего друга и точно так же воспользуется правом на преступление. А этот факт охладит любого, заставив несколько раз подумать над тем, стоит ли рисковать своей жизнью ради какой-нибудь глупой обиды.

– Что ты думаешь о новом законе, Ник? – размешивая ложкой сахар в чашке с дымящимся кофе, спросил мужчина и бросил быстрый взгляд на молодого человека, сидевшего напротив.

– Я не знаю, – произнес тот.

– Не знаешь? – усмехнулся мужчина. – А мне кажется, что эти тупицы в правительстве совсем с ума посходили. Разве нормальному человеку может прийти такое в голову? Да и вообще, неужели они совсем не боятся за свои жизни? Странно, что многие из них до сих пор живы.

Ник неуверенно кивнул.

– Да, наверное, вы правы.

– В чем я прав?

– Ну… В том, что этот закон не должен был появиться.

– Разве я такое говорил? – Мужчина внимательно посмотрел на парня. – Ник, ты себя хорошо чувствуешь? У тебя слуховые галлюцинации? Может, все же выпьешь пива?

Он перестал размешивать сахар и сделал жест официантке, скучающей у барной стойки.

– Нет, не надо, – замотал головой Ник, – со мной все в порядке.

Мужчина пожал плечами и помахал рукой официантке, дав ей понять, что ее помощь уже не требуется.

– Конечно, ты в порядке, – улыбнулся он, – еще бы ты был не в порядке… И все же, что думаешь по поводу закона? Должно же у тебя быть какое-то мнение?

– Я думаю… Я думаю, что он неправильный, – произнес Ник.

Мужчина снова посмотрел на парня долгим взглядом.

– Нет, Ник, с тобой определенно что-то не так. Ну не может человек нести такую откровенную ложь и даже не краснеть при этом. Сколько тебе лет?

– Двадцать девять.

– Совсем еще молодой. Если бы не было закона, где бы ты сейчас был? Правильно, за решеткой. Вышел бы на свободу лет в тридцать пять – ни семьи, ни работы… Кому бы ты был нужен? Да никому. Послонялся бы годик-другой и снова обратно. Так бы жизнь и прошла. Никчемная и бессмысленная жизнь.

Мужчина отхлебнул кофе и, поставив чашку на стол, продолжил:

– Но тебе повезло. Тупицы из правительства приняли закон, и ты остался на свободе после того, как убил мою жену. Зачем же ты врешь и говоришь, что закон неправильный? Ты радоваться должен и молиться на этих деятелей, а вместо этого сидишь и осуждаешь их.

– Простите меня… – побелевшими губами прошептал Ник и нервно сглотнул слюну.

– Послушай, парень. У тебя совсем пересохло в горле. Давай я все же закажу тебе пива? Ты же любишь пиво? В тот день ты выпил два литра перед тем, как сесть за руль и сбить мою жену. Почему ты сейчас отказываешься от него?

Парень бросил быстрый взгляд куда-то вниз, но тут же закрыл глаза.

– А, тебя смущает пистолет, направленный в твой живот? – рассмеялся мужчина. – Боишься, что он сделает дырку в твоем желудке и пиво выльется наружу?

– Простите… меня, – повторил парень.

– Тебя уже простили, Ник. Тупицы из правительства простили тебя и сказали, что за убийство моей жены ты не понесешь никакой ответственности. Почему же тогда ты так нервничаешь? Закон на твоей стороне, Ник. Тебе не нужно переживать по этому поводу.

Парень глубоко вдохнул и снова прикрыл глаза, боясь пошевелиться.

– Но ведь какое дело, – продолжил мужчина, – этот же закон говорит мне, что я могу прямо сейчас продырявить твое тельце и мне за это ничего не будет. И все бы хорошо, но тупицы из правительства не придумали еще закона, который смог бы оживлять мертвых, поэтому моя жена навсегда останется там, куда ты ее отправил. Так я тебя еще раз спрашиваю. Как ты считаешь, этот закон справедлив?

Глаза парня забегали, а на переносице заблестела капелька пота. Было видно, что его мозг усердно ищет правильный ответ, но никак не может его найти.

– Я не знаю… Не знаю! – запричитал он, но мужчина жестом остановил парня, уже готового сорваться в истерику.

– Давай рассуждать логически, Ник. Ты же большой мальчик и умеешь рассуждать логически?

Парень кивнул, и капелька пота полетела с переносицы на стол.

– Ты убил мою жену, и закон на твоей стороне. Я могу убить тебя, и тогда он будет уже на моей стороне. В чем его смысл?

– В том, что если я совершу еще одно преступление…

– Я еще ни разу не видел мертвого человека, который совершает преступления, – перебил его мужчина, – странно, но они становятся невероятно законопослушны.

– Но ведь я еще жив… – скорее спросил, чем констатировал, Ник.

– Уверен?

Ствол пистолета еще плотнее прижался к молодому человеку, заставив того инстинктивно втянуть живот.

– Нет, не уверен, – произнес он.

– Да что же это такое? – театрально возмутился мужчина. – Ник, с твоей головой точно случилась какая-то беда. Ты не можешь четко ответить ни на один вопрос. Впрочем, я тоже сомневаюсь по поводу одного дела. Поможешь мне?

– Да, конечно, – закивал парень, – что угодно.

– Помоги мне решить одну задачку. Мне кажется, что для тебя она окажется очень простой.

– Конечно, помогу.

– Стоит ли мне воспользоваться своим правом на преступление и прострелить тебе живот за то, что ты убил мою жену? Или мне не нужно брать грех на душу, а стоит понадеяться на то, что жизнь сама накажет тебя рано или поздно? Дело в том, что у тебя уже есть опыт преступлений и мне показалось, что ты сможешь найти решение гораздо быстрее меня.

Лоб Ника заблестел от капель пота, подрагивающих вместе со всем его телом. Взгляд заметался из стороны в сторону, а губы слиплись от волнения.

– Я был бы очень… благодарен вам, – произнес он, – если бы вы подарили мне жизнь.

По его щеке вдруг скатилась слеза, а за ней еще одна. Мужчина молча наблюдал за Ником. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Так продолжалось пять, десять, пятнадцать минут. Он просто сидел и молчал, а парень, боясь пошевелиться, беззвучно плакал.

– Я тоже был бы очень благодарен тебе, если бы ты подарил жизнь моей жене, – наконец сказал он, – ты можешь это сделать?

– Нет.

– Тогда назови мне хотя бы одну причину, по которой я должен тебя пожалеть.

Ник вздохнул каким-то рваным вдохом и закрыл лицо руками.

– У меня тоже есть жена…

– Ты мне угрожаешь или хочешь вызвать жалость?

– Нет, просто я…

– А, хвастаешься? Ну, это не самое лучшее решение в твоей ситуации. У меня ведь нет жены.

– Простите, я просто хотел сказать, что… – Ник запнулся, а затем, подняв глаза, посмотрел на мужчину. – Я не знаю ни одной причины для того, чтобы вы оставили меня в живых.

Мужчина несколько секунд смотрел на свою жертву, а затем, улыбнувшись, подмигнул парню.

– Это правильный ответ, Ник. Ты молодец. Оказывается, не так уж и плохо у тебя с головой. Тогда следующий вопрос, пока ты снова не отупел. Как ты думаешь, нужно ли мне тебя убить?

– Нет. – Парень снова задрожал. – Пожалуйста.

– И снова у тебя нет четкого мнения. То ты говоришь, что нет ни одной причины оставить тебя в живых, то просишь тебя не убивать. Ты хоть о чем-нибудь, хоть когда-нибудь задумывался в этой жизни?

– Просто… Я очень хочу жить.

– Она тоже хотела, но ты ведь у нее не спросил.

Парень промолчал.

– Ладно, Ник, – произнес мужчина, – скажу тебе честно. С тех пор как не стало моей жены, каждую ночь, засыпая, я думал лишь о том, как убью тебя. Я так часто думал о тебе, что ты стал смыслом моей жизни вместо жены. Я прокручивал в голове варианты развития событий и даже стал тебя немного уважать, представляя, как ты будешь сопротивляться, борясь за свою жизнь. Ты стал для меня всем. Ты стал моей религией, я ждал встречи с тобой и молился о том, чтобы до этого с тобой ничего не случилось. Ты, черт возьми, стал для меня каким-то божеством! Ничего в этой жизни не волновало меня так, как ты. Я представлял нашу встречу как судный день, как апокалипсис… И наконец это случилось. И что я вижу? Я вижу, что ты такой же тупица, как и те, которые сидят в правительстве. Ты полнейшее и абсолютное ничто. Знаешь, каково это – разочароваться в своем боге? Или узнать, что твой враг, о схватке с которым ты мечтал и готовился к ней, – слабак, который ничего собой не представляет? Это больно, Ник. И это меня злит.

Мужчина вздохнул и хлопнул ладонью по столу.

– Поэтому я не стану тебя убивать. Ты этого не достоин. Ты мне не враг и никогда тебе им не стать. Оказывается, ты слишком ничтожен для этого.

Если бы Ник смог сейчас оторвать взгляд от стола и заглянуть в глаза мужчины, он многое смог бы там увидеть. И ярость, и ненависть, и презрение, и жалость, и разочарование. И самое главное – боль. Дикую и беспросветную боль от потери любимого человека. Боль, которая навечно оставила свой безумный отпечаток в его глазах. Боль на грани сумасшествия. А еще боль от того, что его враг оказался ничтожеством.

– Ты мне не нужен, Ник. Живи свою чертову жизнь.

Мужчина убрал пистолет в карман куртки и бросил на стол несколько купюр.

– Возьми деньги и закажи мне еще кофе.

– Нет, что вы, – замахал руками Ник, – не нужно денег, я сам…

– Я сказал, возьми деньги и закажи мне кофе, – повторил мужчина, – а затем проваливай отсюда ко всем чертям. А я пока схожу в туалет.

Ник решил не спорить и, взяв купюры, на ватных ногах направился к барной стойке. Мужчина же в это время склонился над стулом, на котором сидел парень, и протянул руку к его куртке, висевшей на спинке. Произведя с ней какие-то действия, он встал и направился к выходу. Остановившись у двери, он снова посмотрел на парня и вышел из ресторана.

На улице он оглянулся по сторонам и, заметив кого-то на другой стороне проезжей части, направился к пешеходному переходу. Догнав полицейский патруль, он преградил ему путь, заставив остановиться.

– В том ресторане находится вооруженный человек. Я видел у него пистолет.

Полицейские, не задав ни одного вопроса, бросились к заведению, оставив мужчину одного.

– Когда ты выйдешь на свободу, тебе будет шестьдесят лет. Столько же, сколько мне сейчас. Ты тоже поймешь, что такое жизнь без смысла, веры и надежды, – произнес он, глядя на то, как полицейские врываются в ресторан. – Но ты же так хотел жить, а право на жизнь всегда весит больше, чем право на преступление, что бы там ни говорили тупицы из правительства. Живи, Ник, живи…