Текст книги "Целитель (СИ)"

Автор книги: Евгений Беляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Беляков Евгений
Целитель

Целитель.

Автор Беляков.

Фириан Дати проснулся с первыми лучами солнца и, скинув с себя простыню, блаженно разлегся на кровати, впитывая кожей божественную энергию дневного светила. За ночь ее запасы в теле мальчика немного подыссякли, но это не беда, скоро ее станет столько, что придется опять сбрасывать излишки. Ну, это если ему не придется большую часть дня провести за пределами их семейного участка, где возбраняется ходить нагишом.

Любая одежда Фириану мешала, поскольку задерживала солнечный свет. Он инстинктивно понял это еще в бессознательном младенческом возрасте, когда его норовили спеленать, чтобы ему не было холодно, а он орал и яростно вывертывался, пока от него, наконец, не отставали. Родители даже думали сперва, что это у него такая своеобразная аллергия, при которой прикосновение к телу любой ткани вызывает нестерпимый зуд. Ерунда, никогда у него ничего не зудело, просто эти пеленки мешали ему впитывать энергию и нарушали его энергетический баланс. А холодно ему не было даже в тридцатиградусные морозы, если при этом светило солнце. Тело его так разогревалось, что напоминало раскаленный самовар. Он, наверное, и в Арктике мог бы разгуливать голяком по льдинам, но только, разумеется, в полярный день. В длинную полярную ночь он бы там наверняка загнулся.

Проблем, конечно, эта его физиологическая особенность доставляла массу, и больше даже не ему самому, а его родителям. Это хорошо летом ходить в одних трусиках, а если на своем участке, то и без них, но когда в разгар зимы посторонние люди видят малыша, гуляющего по двору в такой одежде, у них обычно начинается форменная истерика. Издеваются, дескать, родители над бедным ребенком, уморить хотят, довести до пневмонии. И не докажешь ведь никому, что это он сам не дает на себя одеть ничего лишнего, и никакая пневмония и даже банальная простуда ему не грозят. Несколько раз их с матерью из-за таких прогулок даже забирали в полицию и отпускали только после того, как сами же полицейские отчаивались хоть во что-нибудь укутать Фириана. Права свои он в итоге отстоял, хотя прославился при этом на всю округу как "мальчик, который гуляет зимой в одних трусах".

Когда подошла пора идти в школу, Фириан и там сперва пытался обойтись минимумом одежды, доводя до истерики уже учителей. С огромным трудом им все же удалось внушить ему, что "большому мальчику так ходить уже неприлично". Он смирился, но, едва вернувшись домой, тут же немедленно срывал с себя все тряпки, сетуя на короткие зимние дни и постоянные тучи, крадущие у него солнечные лучи. В темное время года он был мрачен и пассивен, хотя того света, что ему все же удавалось урвать, как-то хватало для поддержания собственного здоровья, которое у него было просто идеальным: за все прожитые им двенадцать лет он ни разу даже не кашлянул и живот у него никогда не расстраивался.

Сперва родители думали, что это просто невероятное везение, пока не увидели однажды, как их маленький сын, ссадив при падении коленку, просто потер ее ладошкой, и мало того, что кровь тут же перестала течь, так и ранка прямо на глазах зарубцевалась, а уже к следующему утру с нее опали последние струпья и лишь розовый цвет молодой кожи напоминал, что тут когда-то было повреждение.

Лет до пяти Фириан лечил так только самого себя, но потом летом его энергия стала зашкаливать, и он начал бессознательно еще приглядываться к окружающим, чувствуя, что он может помочь и им, но стесняясь еще предложить свои услуги. Впервые он решился, когда в душный жаркий день его мать Гвена пожаловалась на головную боль. Тихо подойдя сзади, он приложил ладошки к ее вискам, и, о чудо, боль почти сразу же утихла! Следующий свой целительный акт он произвел, когда его отец Эльхан, пытаясь спилить в саду засохший вишневый ствол, как-то неловко приступил к работе, пила сорвалась с намеченного места, съехала по коре и прошлась самому пильщику по пальцу. Кровищи было! Отец зажимал рукой раны и громко ругался, мать металась по дому в поисках пластыря, и только Фириан не потерял в этот момент головы. Точнее, его действиями руководило что-то подсознательное. Ухватившись своими ручонками за руку отца, он побудил мужчину дать его доступ к поврежденным местам и крепко обхватил пораненный палец своими пальчиками. Боль ушла тут же, затем перестала течь кровь, так что пластырь так и не понадобился, а потом все зажило почти так же быстро, как у самого Фириана.

Тут-то старшие члены семейства Дати и осознали, наконец, какое живое чудо им досталось! Непонятно только было, что делать с этим божественным даром. Оповестить о нем весь мир? Так страждущих тогда соберется невпроворот, и справится ли со всеми их болячками один маленький мальчик? Таить их от окружающих? Так их Фири просто не может вести себя так, чтобы не привлекать к себе внимания, а при его-то общительности и готовности помочь слухи пойдут наверняка. Так и не найдя удовлетворительного выхода, решили положиться на волю случая. Если у их сына есть в жизни высшее предназначение, то не надо мешать ему реализоваться.

Фириан, между тем, все больше осознавал свои растущие силы. Раз он может лечить наложением рук, он и будет это делать. Сперва друзей по детским играм, которые тоже, бывает, ссаживают и локти, и коленки. Потом, при удобных случаях, одноклассников, которые, правда, не всегда оказывались этому рады, поскольку болезнь означает возможность не ходить в школу и хоть несколько дней поваляться в постели в свое удовольствие, а тут к тебе вдруг подходят, без спроса обхватывают обеими руками, и начинающаяся уже простуда вдруг куда-то пропадает, как не бывало. Наконец, дело дошло и до взрослых из соседних домов, у которых болячек было куда побольше, чем у сверстников самого Фириана, и которые все как один жаждали от них избавиться. Девятилетний тогда еще мальчик резко сократил работу местной поликлинике, где, впрочем, так и не узнали, кто это улучшил им показатели здоровья подведомственного населения, а и узнали бы, так не поверили.

Соседи, тем временем, стали взирать на Фириана с каким-то мистическим ужасом, толкуя промеж собой о небесном посланце. Ну да, помимо целительских способностей было в его облике что-то внеземное. Фириан был довольно высок для своего возраста, идеально сложен, обладал шевелюрой солнечного цвета, которую очень не любил стричь, и его лицо в обрамлении желтых локонов напоминало небесное светило в короне из протуберанцев. К тому же ко всеобщему удивлению к нему совершенно не приставал загар, хотя он долгими часами пребывал на солнце почти что безо всякой одежды. Ну и как им объяснишь, что загар – это защита от жесткого солнечного излучения, а ему совершенно незачем от этого защищаться, для него этот ультрафиолет – не яд, а пища, он и им в том числе подзаряжает свои внутренние батарейки!

Лафа временно закончилась пасмурной осенью, когда еще и дни стали заметно короче. Избытка энергии, чтобы тратить ее на лечение других, уже почти что и не было, и Фириан с тоской вспоминал о солнечных летних денечках, когда ему некуда было этой самой энергии девать. Вот бы сохранить ее в то время, как-нибудь законсервировать!

* * *

Свой десятый день рождения Фириан отметил заплывом в ледяной воде. Мальчик давно знал, что существуют соревнования моржей, и очень хотел в них поучаствовать. День обещал быть солнечным, и отец решился сделать сыну такой подарок. Плавать Фириан умел хорошо и, главное, быстро, в отличие от тех взрослых дядек, с которыми ему пришлось соревноваться. Мальчик легко выиграл отборочный заплыв и затем финальный, жалея лишь о том, что прорубь, в которой они плавали, слишком короткая. Из воды его потом выгнали с трудом. Взрослые моржи, проигравшие невесть откуда взявшемуся пацану, никак не могли взять в толк, почему он, даже выбравшись из проруби, не спешит обтереться, неужто не холодно, и почему от его тела прямо-таки пар валит? Фириан действительно мог сейчас испарить с тела не один литр влаги, и если что и вызывало его недовольство, так это необходимость оставить на себе плавки, которые после заплывов противно липли к телу. Без них он вообще бы чувствовал себя теперь самым счастливым человеком на свете.

Дни, между тем, прибывали, и внутренняя энергия мальчика стала нарастать темпами, каких не было никогда прежде. Он быстро исцелил у соседей все болячки, образовавшиеся за зиму, и не знал уже, кому еще предложить свои услуги. Ехать в ближайший город, что ли, и там приставать к прохожим с предложением их полечить? Так не поверят же, да еще, чего доброго, сдадут его в полицию!

Выход обнаружился совершенно случайно, что, впрочем, в жизни Фириана случалось не раз и не два.

Идя босиком по широкой тропе, мальчик вдруг почувствовал резкую боль, ойкнул и схватился за ступню. Точно, стекло! Какой-то дурак расколотил бутылку и поленился убрать осколки с дорожки, а Фариан, не имевший привычки смотреть себе под ноги, очень неудачно на один из них наступил. Ранка, конечно, быстро затянулась, но несколько капель крови успели оросить вытоптанную землю. Очистив тропинку от стекла, мальчик двинулся дальше и почти было уже забыл об этом досадном происшествии, но через неделю, проходя той же тропой, он с удивлением узрел посреди нее буйную растительность. И это там, где раньше росло всего несколько не до конца вытоптанных былинок! Стоп, да ведь именно здесь ему случилось поранить ногу.

Решив, что это все не случайно, Фириан захотел поэкспериментировать. У одной из яблонь крупная ветвь уже почти лишилась листьев и должна была вот-вот засохнуть. Мальчик полоснул себе по пальцам острым кухонным ножом и выдавил несколько капель крови на ее кору. Результат не заставил себя долго ждать: на почти что высохшей ветке вдруг появились многочисленные новые зеленые побеги.

Фириан был доволен собой, но все еще сомневался: а вдруг эта его новая способность воздействует только на растения? Надо было найти какое-нибудь нуждающееся в лечении животное и опробовать силу своей крови на нем. Тут очень кстати ему подвернулась молодая дворняжка, неосторожно перебегавшая дорогу и попавшая в итоге под машину. Теперь она передвигалась на трех лапах, четвертую, поврежденную, держа на весу. Что ей хотят помочь, она поняла не сразу и Фириана сперва облаяла и даже чуть не укусила. Но он ей не дался, сумел как-то утихомирить и, вновь порезав себе пальцы, смочил кровью пострадавшую собачью ногу. Та на удивление быстро срослась, а благодарная шавка вдруг возомнила себя домашней и не отходила от Фириана, стоило тому выйти на улицу. Родители, увы, заводить собаку не жаждали и пустить животное в дом категорически отказались.

А в августе Гвена и Эльхан, взяв одновременно отпуск, преподнесли сыну нежданный подарок – поездку на один из заграничных нудистских курортов. Фириан прежде и дальше соседнего города ни разу не выезжал, а тут вдруг такое! Теплое море, субтропическая растительность, и при этом все вокруг ходят нагишом! Курорт этот оказался целым городком с кучей кафе, ресторанов, всевозможных увеселительных заведений и спортивных объектов. Дождей в это время года здесь почти не было, и Фириан просто купался в жарких солнечных лучах, чувствуя себя тут как рыба в воде.

Народ на этот курорт собирался из разных стран, но подавляющее большинство все же составляли чернявые местные жители, и Фириан с его золотой копной волос привлекал к себе всеобщее доброжелательное внимание. И это он еще свои лечебные способности не успел никому продемонстрировать! А между тем усвоенная энергия просто распирала мальчишку, пора было на кого-то ее сбрасывать, не на растения же, которые при здешнем мягком климате и регулярном поливе и так прекрасно себя чувствовали.

Быстро освоив здешний язык, Фириан легко сошелся со сверстниками и даже стал центром притяжения в этой компании, поскольку был общителен, незлобив, очень симпатичен и неутомим в играх. Конечно, ребятам случалось при этом падать и ушибаться, и тут уж он развернулся, залечивая им синяки и ссадины. Слухи о юном целителе быстро вышли за пределы мальчишеской компании, но взрослые к нему пока еще за помощью не шли, хотя уже умилялись и даже прозвали его Солнышком.

Один из его новых приятелей, Поль, однажды притопал на пляж со странным украшением на ягодицах. Куча болезненных на вид красных полосок заинтересовала Фириана, и он поинтересовался у Поля, чем это его так отделали, кто и, главное, за что?

– Да это папаша мой розгами, – скривился пострадавший. – Ну, помнишь, рядом с нашим бунгало фиговое дерево растет? Фиги-то уже созрели, только с земли их не достать, а на крышу большая ветка почти что ложится. Ну, я и полез туда за плодами. Не учел только, что крыша покатая, а черепица на ней гладкая. Ну, у меня ноги и заскользили, чуть не сверзился, хорошо хоть за антенну успел схватиться. Меня потом оттуда снимали. Ну, папаша и разозлился, нарезал прутьев и меня ими... До сих пор болит!

Ну, от боли Фириан своего приятеля избавил тут же, да и краснота под его ладонями поблекла, но сам процесс наказания мальчика очень заинтересовал. Он упросил Поля, чтобы тот познакомил его со своим отцом Анри, и при первой же встрече постарался обаять этого сурового мужчину. Когда контакт был установлен, Фириан с замиранием сердца спросил, а не мог бы Анри и его вот так же отхлестать розгами?

– А тебя-то, Солнышко, за что? – поразился тот.

Фириан, потупившись, ответил, что дома его никогда не наказывают, а энергии в нем полно, и она постоянно требует выхода, и он боится, что не сможет сдержаться и направит ее на что-то непотребное. Он бы и родителей своих об этом попросил, но они никогда этим не занимались и даже не знают, как это делается, а он, Фириан, почему-то уверен, что ему это необходимо. Тут он поднял глаза и одарил мужчину таким умоляющим взглядом, что Анри просто не смог ему отказать.

– Для профилактики, стало быть... Ну тогда, Солнышко, смотри, вон там рядом с домом верстак, на котором я Поля драл, забирайся на него и жди, а я пока отойду за прутьями.

Фириан направился к верстаку, на котором, похоже, недавно работали. Вон, и стружку не успели смести, и инструменты с краю лежат: рубанок, долото, киянка и нож с острым концом, предназначенный для резьбы по дереву. Сдув стружку, мальчик растянулся на верстаке, как на пляжном лежаке, и даже усмехнулся, увидев округлившиеся глаза Поля, который никак не мог поверить, что кто-то добровольно готов лечь под розги, которых он сам всеми силами старался избежать.

– Фири, ты совсем уже, что ли?...

– Спокойно, друг, просто я чувствую, что мне это надо.

– Ты ж не знаешь, как это больно!

– Ну, вот сейчас и узнаю.

Отчаявшись переубедить явно спятившего приятеля, Поль с сожалением отошел в сторону, впрочем, далеко уходить не стал, все же интересно было поглядеть, как будут драть другого. А тут уже и Анри подоспел с нарезанными прутьями персикового дерева.

Боль от розог действительно оказалась жаркая и сильная, какой Фириану испытывать еще не доводилось. Он шипел сквозь зубы, ойкал, дергался и извивался под ударами, разве что в голос не орал и не пытался удрать с верстака. Анри даже в пример его привел переминающемуся рядом сыну:

– Смотри, как принимать наказание надо, его, вон, в первый раз дерут, а он терпит, а тебя всякий раз держать приходится, чтобы не смылся и руками не прикрывался!

Анри не собирался особо сильно хлестать лежащего перед ним послушного мальчугана и несколько раз порывался закончить порку, но Фириан, перетерпев боль, и не думал слезать с верстака и всякий раз требовал: "Еще!". Он ощущал, как разогревается, как накопленная его телом энергия поступает в кровь, и это было сродни ощущению экстаза. И лишь когда ему показалось, что кровь в нем вот-вот закипит, он выкрикнул: "Хватит", и был тут же отпущен.

Зад немилосердно саднило, но Фириан этой боли не замечал, все равно скоро сама пройдет, сейчас ему срочно надо было избавиться от распиравшей его энергии и желательно с пользой для дела.

– Скажите, а у вас нет, случаем, какого-нибудь больного родственника? – спросил он Анри, едва слез с верстака.

– Ну, тетка моя сейчас лечится от рака кожи, – промолвил тот, припоминая, что говорили о целительских способностях этого странного мальчугана, и недоумевая при этом, как он собирается помочь, да еще на расстоянии?

– Принесите тогда мне, пожалуйста, какую-нибудь небольшую баночку, – попросил Фириан.

Анри принес, и тогда Фириан прямо на его глазах, схватив нож с верстака, полоснул себе им по левой руке, вскрыв вену, и направив в банку ручеек крови. Большего облегчения он не испытывал никогда. Вместе с кровью ушла и избыточная энергия, и теперь он снова был готов ее копить и беззаботно радоваться жизни. Вспомнилось почему-то, что в средние века цирюльники пускали больным кровь для излечения. Вряд ли среди тех встречались такие же живые батарейки, как он, Фириан, хотя как знать... Решив, что спустил достаточно, мальчик пережал ладонью кровоток, и рана быстро затянулась, даже не надо было перевязывать. Освобожденная кровь в банке никак не хотела успокаиваться, бурлила и испускала пар.

– Долейте сюда воды и передайте это вашей тетушке, – сказал Фириан, протягивая банку Анри. – Пусть выпьет. Это должно ей помочь. Спасибо, что выполнили мою просьбу.

Пробормотав, что если это действительно такое сильное лекарство, то благодарить должен он, мужчина принял банку. Дела у больной тети шли далеко не лучшим образом. Принимаемая ею химиотерапия пока никак не справлялась с метастазами, и родственники уже готовились к самому худшему исходу. Утопающий, как известно, хватается за соломинку, и банку с разбавленной водой кровью Анри ей немедленно переслал, наказав выпить, все равно хуже не будет.

Плохо понимая, что за снадобье ей прислал племянник, тетя все же последовала его совету и почти сразу почувствовала себя лучше. Сеанс химиотерапии, недавно прерванный из-за ее плохого состояния, возобновлять не стали, а потом вдруг на голове у женщины вновь проросли выпавшие было волосы. Врачи, конечно, тут же сделали ей анализы и обалдели – все метастазы исчезли, как не бывало! Показатели крови тоже быстро пришли в норму, и возобновлять лечение вроде как и необходимости теперь не было. Исцеленная женщина поведала о лекарстве, которое прислал ей племянник, жаль, от содержимого той баночки уже ничего не осталось, и проанализировать химический состав присланного было теперь невозможно.

Когда весть о чудесном исцелении тети дошла до Анри, он возблагодарил Бога, что тот послал на землю своего ангела-спасителя, а иначе он Фириана уже и не воспринимал. Вскоре о целительных способностях мальчика знал уже весь городок и от желающих воспользоваться его помощью просто не было отбоя. Мелкие хвори он по-прежнему лечил наложением рук, а для получения настоящей панацеи использовался уже опробованный метод сечения розгами. Кто-то из подкованных в физиологии отдыхающих объяснил, что у обычных людей при этом процессе вырабатываются эндорфины для облегчения болевых ощущений, а у Фириана, видимо, мобилизуются все способности организма к исцелению получаемых повреждений, какие-то очень активные вещества при этом поступают в кровь, и они сохраняют свою силу даже за пределами его организма.

Конечно, панацеи этой не хватало на всех желающих, и даже за считаные капли крови Фириана люди были готовы выкладывать большие деньги. Семейство Дати выручило на этом на порядок больше, чем потратило на поездку на курорт, но все равно решило здесь не задерживаться. А то вдруг слухи дойдут до местного правительства, и оно запретит Фириану пересекать границу, объявив его своим национальным достоянием!

* * *

Осенью энергии у Фириана стало поменьше, но он все же сумел некоторый запас своей активированной крови, чтобы и зимой можно было продолжать лечить людей. Короткие пасмурные дни ввергали его чуть ли не в депрессию, и он тосковал по южному курорту и теплому морю, которые представлялись ему теперь раем на земле. Но вот тучи разошлись, долгота дня увеличивалась, и Фириан вновь ощутил себя в рабочей форме. Анри с его верстаком здесь не было, и мальчику пришлось насесть на отца, чтобы тот регулярно устраивал ему розготерапию. Эльхан меньше всего хотел причинять боль сыну, но уже ясно осознавал, что его желания здесь никакой роли не играют. Фириану необходимо именно это, чтобы он мог эффективно исцелять людей, и за спиной своего мальчика он явственно видел толпы страждущих, которым только тот и может помочь. Делать нечего, пришлось заказывать у столяра специальную лавку и обучаться правильно заготавливать розги.

Поскольку персиковые деревья здесь не росли, пришлось обходиться березовыми ветками и ивовыми лозами. Лавку доставили в срок и решили опробовать в ближайшую же субботу. Почему именно в субботу? Ну, просто, сознавая необычность предстоящего действа для этих мест, Эльхан хотел в случае чего иметь возможность сослаться на следование старым народным традициям, которые предписывали именно по субботам устраивать чадам профилактические порки.

Наблюдателю со стороны происходящее показалось бы какой-то тщательно прописанной религиозной церемонией. Фириан долгими часами жарился на солнце, стараясь накопить в себе побольше энергии, а вечером принимал омовение под душем и лично готовил посуду для спуска крови. Родители, тем временем, готовили лавку, Фириан, обнаженный и чистый, растягивался на ней, Эльхан вооружался розгами и принимался полосовать сына, Гвена же считала удары. Мальчик терпел их, сколько мог, дожидаясь, пока как можно больше энергии растворится в крови, и когда ему уже начинало казаться, что еще немного, и его просто разорвет, он хлопал рукой по лавке, призывая отца остановиться. Чтобы достигнуть этого состояния, Фириану обычно требовалось от восьмидесяти до ста ударов. Затем мать вручала ему остро отточенный нож и подносила банку, мальчик чиркал лезвием себе по руке и сцеживал туда кровь, пока не ощущал облегчение и состояние полета, словно он сейчас воздушный шарик, который вот-вот оторвется от земли и полетит в небо. Тогда Фириан перекрывал кровоток и залечивал себе рану, а родители его запечатывали банку с драгоценным снадобьем и уносили ее на хранение, а потом убирали лавку и розги до следующего раза. Весь остаток вечера Фириан пребывал в состоянии, сходном с нирваной, но на следующее утро снова пробуждался к активной деятельности и продолжал впитывать солнечные лучи.

Экспериментально установив, что порой для исцеления тяжелобольного хватает всего одной-двух капель крови их сына, старшие Дати старались экономно расходовать добытую панацею и, опасаясь огласки и ажиотажа, реализовывали ее малыми порциями через знакомых. Маленькие пузырьки с разведенной водой кровью Фириана расходились тайными путями, сплошь и рядом через многие руки, но в итоге попадали к тем, кто в них жизненно нуждался. Слухи о чудесных исцелениях смертельно больных стали ходить по стране, пробуждая надежду у обреченных и доводя до истерики столпов официальной медицинской науки, которые, не разбираясь, объявили все это ложью и злокозненным шарлатанством. Но людей уже было не переубедить, и число интересующихся панацеей только росло, в том числе и за рубежами страны.

Пузырьки с волшебным лекарством дорого стоили на черном рынке, хотя кому-то из страждущих могли достаться и бесплатно, это уж как решал распоряжавшийся ими посредник. Дати не очень интересовались, сколько действительно платят потребители за предоставляемое ими лекарство, а сколько прилипает у посредников к рукам, тех сумм, что все же до них доходили, вполне хватало на безбедное существование, да что там, они теперь на месте своего дома могли бы отгрохать целый дворец, но ограничились небольшой перестройкой и капитальным ремонтом. В частности, в комнате Фириана сделали панорамные окна во всю стену, чтобы через них попадало как можно больше солнечного света.

Соседей Фириан продолжал лечить лично и бесплатно и в их среде стал объектом обожания, доходящего до настоящего религиозного культа. Теперь, когда он проходил по улице, люди кланялись ему, протягивали маленьких детей, чтобы он осенил их своим прикосновением, а некоторые даже готовы были лобызать ему ноги. Сперва это немало смущало Фириана, но вскоре он привык к своему новому положению. Хорошо еще, что культ этот пока не распространился за пределы их небольшого поселка, а то, узнай исцеленные им люди, где проживает их спаситель, паломники, пожалуй, набежали бы сюда со всех концов страны!

Такой жизнью Фириан прожил больше года и другой судьбы себе не искал, но сейчас, когда ему исполнилось двенадцать, а весна скоро должна была перейти в лето, мальчик чувствовал, что без больших перемен ему не обойтись. Как и свойственно для этого возраста, его тело быстро росло и с каждым годом концентрировало в себе все больше энергии. Скоро наступят жаркие дни, и одной поркой в неделю ему, пожалуй, уже не обойтись! А дальше что будет? Нет, он совсем не против этих процедур, они для него даже сладостны, но и сладкого в жизни лучше иметь понемножку. Вот бы найти способ постоянно и с пользой для дела сбрасывать излишки накопленной энергии!

* * *

– Мам, а вам с папой никогда не хотелось завести еще одного сына? Ну, или дочь?

– Фири, да у нас с одним тобой проблем выше головы! – отшутилась Гвена. – Вот представь, родилась бы у нас еще одна такая живая батарейка. Вы ж передрались бы между собой, кому из вас соседей лечить! Да и старая я уже, сынок, чтобы рожать...

– Мам, а я и предлагаю тебе кого-то рожать, можно же взять и из детдома. И не батарейку, конечно же, а совсем наоборот, энергетического вампира, чтобы он у меня лишнюю энергию оттягивал. Там ему такому наверняка живется плохо, а со мной ему будет хорошо. Только он должен быть не слишком маленький, чтобы мог меня сопровождать.

– Фири, ты думаешь, сейчас так просто усыновить чужого ребенка? Да за ними сейчас очереди выстраиваются!

– За маленькими и здоровыми – да. А больные школьники, думаешь, кому-нибудь нужны? Тем паче энергетические вампиры? Да от такого любые усыновители быстро сбегут!

– А как нам с отцом определить, что это именно тот, кто тебе нужен? У него ж на лбу не написано будет, что он вампир.

– Мам, вне достаточно их фотографии увидеть, и я на расстоянии почувствую, кто он такой. Фотопортреты потенциальных кандидатов на усыновление вам ведь точно дадут посмотреть, вы их скопируйте, вот я и выберу, кого мне надо. Это серьезно, мам! Я чувствую, что вскоре не смогу держать в узде свои энергетические потоки, ну, разве что меня пороть ежедневно. Но такой жизни, боюсь, я уже сам не вынесу.

– Ну, хорошо, я поговорю с отцом, может и найдем тебе вампиреныша.

В детском доме, куда обратились супруги Дати, к судьбе своих воспитанников относились серьезно и попытались было устроить допрос кандидатам в усыновители, но бутылочка со снадобьем, изготовленным из крови Фириана, решила все вопросы. При этом никто у сотрудников детдома даже не представлял, каким образом посетители раздобыли эту панацею, все знали, что данное лекарство циркулирует на черном рынке и стоит бешеных денег. Стало быть, потенциальные усыновители – люди состоятельные и готовы тратиться на здоровье своего будущего ребенка. Приняв лекарство в дар, директор детдома дал гостям за ознакомление личные дела всех воспитанников, те их старательно перекопировали и ушли, обещав скоро вернуться с уже принятым решением.

Не прошло и недели, как они вновь появились в детдоме с заявлением на усыновление семилетнего Рувиана. Директор не смог скрыть своего удивления. Этот маленький заморыш, обладатель кучи серьезных диагнозов, медленно угасал, и все вокруг сошлись уже во мнении, что он не жилец на белом свете. Сперва его пытались еще лечить, да все без толку. Сверстники откровенно его чурались, гнали подальше от себя и ни за что не хотели принимать в игры. Взрослые, к которым он тянулся, тоже ощущали к нему подсознательную неприязнь и не шли на близкий контакт. Потенциальные усыновители всегда обходили его стороной. Руви уже отчаялся когда-нибудь обрести семью и, кажется, вполне смирился с собственной близкой смертью. И вдруг состоятельная пара зачем-то выбирает именно его! Бывают же еще в жизни чудеса.

Сбыть с рук постоянный источник хлопот не отказался бы ни один директор казенного заведения, так что все бумаги на усыновление Рувиана были составлены в кратчайший срок. За своим новым сыном чета Дати приехала не одна, а вместе с очень красивым подростком, что вызвало у сотрудников детдома дополнительный шок. Так они, выходит, вовсе и не бездетные? Так зачем им этот практически инвалид, когда у них и так уже есть сын – красавец? Врач детдома, пока Руви собирал свои вещи и со всеми прощался, отозвала в сторонку Гвену и поинтересовалась, а давно ли их старший отпрыск узнал, что у него скоро появится маленький брат, и не станет ли он теперь ревновать?

– Так именно Фириан его и выбрал, – улыбнулась Гвена, – а вовсе не мы с супругом. И вообще все это усыновление – его собственная инициатива.

Вот это уже было совсем за гранью понимания скромного детдомовского врача. Старший мальчик захотел себе живую игрушку, и родители пошли у него на поводу? А осознает ли он хоть, что "игрушка" эта тяжело больна, нуждается в длительном серьезном лечении и вообще, скорее всего, долго на этом свете не протянет? Или это такой странный альтруизм, граничащий с мазохизмом? Она уже по себе знала, как тяжело выносить физическую близость с Руви. Как ни жалко его было, но когда он к ней подходил, ей подсознательно хотелось убраться подальше. Наверное, и дети испытывали точно такие же чувства, потому и превратили его в отверженного парию.

А дальше на ее глазах случилось и вовсе невообразимое. Руви вышел из здания за руку с новой мамой, весь какой-то заторможенный, кажется, еще не в силах поверить своему счастью. Увидел старшего мальчика, стоящего рядом с роскошной автомашиной, робко взглянул на него, замер на месте. Тут Фириан ему улыбнулся, и малыш, вырвав свою ручонку из материнской руки, со всех ног бросился к новому брату, ткнулся носом ему в живот, обхватил руками за талию и никак не хотел отцепляться, да и старший не делал попыток его отцепить. Так они простояли несколько минут под недоуменными взорами провожающих, наконец Руви, все еще не отцепляясь от Фириана, повернул к людям свою мордашку, и такого беспримесного счастья на этой детской физиономии еще не видели никогда!

Старшие Дати с немалым трудом уговорили обоих детей забраться, наконец, на заднее сиденье лимузина, после чего автомобиль отъехал, оставив в недоумении всех провожающих. Те осознали уже, что их Руви по невероятному стечению обстоятельств выпала в жизни счастливая карта, но смысла произошедшей на их глазах сцены понять были не в состоянии.