355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Салиас-де-Турнемир » Пандурочка » Текст книги (страница 4)
Пандурочка
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:56

Текст книги "Пандурочка"


Автор книги: Евгений Салиас-де-Турнемир



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

X

Когда Девлет-Ильдишев привел Попова к князю и затем по его приказу снова рассказал все, «не забегая вперед», а как следует «по порядку», то снова в кабинете долго гудел смех.

– А? Каков гусь? Рассуди, Василий Степанович. Да ты пойми. Раскуси! – смеялся князь. – И мой, да и Господень указ зараз исполнил Девлетка. Да как же? Плодитеся и множитесь, указал Господь. Вон он, гусь лапчатый, и восхотел, чтоб это у меня в главной квартире армии и в моих именно апартаментах происхождение имело… А? Хорошо? Ай да поверенный… А я-то у него вышел, что в картах: король, дама сам-третей, а то и сам-пять.

И князь начал острить еще более резко, выдумывал невесть какие последствия от диковинного казуса, так что наконец не только Попов, но и сам Девлет невольно начал хохотать.

– Да, стоял свет и будет стоять, а второго этакого похитителя не приключится, – серьезно выговорил наконец князь, уж утомясь острить и смеяться.

– Это точно-с. Конечно, – отозвался Попов, улыбаясь. – Но виноваты вы, а не Девлет. Ведь, обыкновенно, изволите видеть, бывает на свете не так… Похищают люди чужих жен завсегда сами и для себя… Ну, они при ближайшем знакомстве и сугубом внимании оплошать и не могут… Да и вольны – как им быть. А ведь тут все было по поручению и указу начальства… Ну, вот он в точности все и исполнил. Не его дело было рассуждать и в рассмотрение обстоятельств входить… противоречивых и неподходящих… Указано свыше! И аминь! Ну, вот вместо любовного приключения и вышло, как вы изволите сказывать – король, дама сам-третей… Или в некоем роде переселение народов!.. Этакое косвенное намерение колонизации Молдавии русскими выходцами, да еще близнецами…

Князь хотел было рассмеяться, но уже не мог, а только поморгал глазами.

– Да. Авантюр! Ну, что же?.. Дай ему опять денег. Пускай опять путешествует… А ты собирайся тотчас же, Девлетушка…

– Куда прикажете? – робко вымолвил офицер.

– Куда? Еще спрашивает, гусь. Обратно, восвояси. Вези назад!

– В Тамбовское наместничество? – с дрожью в голосе произнес офицер.

– Понятно. Откуда взял, туда в целости обратно и доставь. А пред супругом извинись, скажи, виноват, обмахнулся… Однако шутки прочь… А ты, в самом деле, доставь ее до Тамбова, сам ее супругу на глаза не кажись, чтобы не убил, а в городе все-таки обожди, чтобы узнать, как все обошлось, а сам приезжай сюда… В другой раз я тебя, будь спокоен, жен красть посылать не буду, а то ты, пожалуй, обезлюдишь всю матушку-Россию и заселишь россиянами всю Турцию. Ну, марш… Доброго пути и удачи…

Девлет поклонился и вышел вон, а через несколько минут не шел, а бежал по улицам города. Лицо его сияло безмерным счастьем и восторгом.

А князь говорил между тем Попову:

– Ну, а не примет ее обратно пандур? Что тогда? А?

Попов развел руками вместо ответа.

– Что тогда делать с ней? Опозорена и погублена зря.

– Разведутся, а она выйдет опять замуж. Вы же пожалуете ей пятьдесят душ крестьян за беспокойство и на счастие, чтобы мужа другого найти…

– Радехонек буду. Хоть и без вины виноват. Дам сто душ! В Новороссии земли дам.

– Но, однако, думается мне, что все обойдется. Старый пандур ее небось обожает, да и ради своего пандурчонка будущего смилуется. Да ничего с ней худого и не было. Только пропутешествовала капитанша. Может поклясться мужу, что была и осталась благоверной его.

– Так-то так… Если смилуется… Ну, а не примет, говорю. А?

Попов пожал плечами и молчал.

– А другой никто не захочет жениться на опозоренной, что у мужа увозили, да еще ему и назад доставили: нате, мол. Больше не требуется. Ведь тогда она на всю жизнь несчастная. Скажи-ка! А?.. Грех, так-то…

Попов все молчал, но вдруг рассмеялся по-прежнему звонко.

– Что ты?.. Что?

Попов выговорил сквозь смех:

– Женить на ней… Самого…

– Кого?

– Похитителя…

Князь фыркнул и рассмеялся, но уже усталым смехом.

– По делам вору и мука, – сказал Попов, – то бишь женитьба. Не воруй даму сам-пят.

А между тем князь Девлет, пробежав несколько улиц города, вихрем влетел в дом, где остановился со своей Аннушкой.

Она, заслышав его быстрые шаги, обмерла, хотела встать, идти навстречу и не могла.

– Все пропало… Требует к себе… – выговорила она вслух…

Девлет вбежал в комнату, где она сидела, подбежав, схватил ее в объятья и начал безумно целовать…

– Что? Что? Что? – повторяла она, чуя, что все сошло благополучно.

– Приказал назад везти! – закричал он.

– Куда?

– К Кузьме Васильевичу твоему…

– Не хочу! Не хочу! Лучше смерть!.. – вскрикнула Аннушка.

– Глупая! Ничего не смыслишь. Моя ты теперь…

И Девлет рассказал и объяснил все…

– Стало быть, все слава Богу? – спросила она.

– Понятно. Надо только скорее уезжать, а оттуда я отпишусь, что Кузьма Васильевич тебя не хочет принять… А там чрез полгода опять напишу, буду просить позволения из жалости на тебе жениться, из-за якобы совести. Сглупил сам и каюсь, мол…

– Ты так и сказал – на пятом месяце.

– На пятом! Что смеху было… А я думал, беда будет. А только смех был.

– Ну, слушай, милый, что я скажу теперь, благо, все слава Богу… Оно – правда.

– Что?

– На пятом – выдумка ради себя спасения, а на первом… Ну, понял, что ли, глупый?

И Аннушка подпрыгнула, повисла на шее князя Девлета и начала целовать его в губы, в глаза и по всему лицу.

– Надо скорее с глаз долой, а там хлопотать разводиться и венчаться! – радостно воскликнула она. – Ведь вот, Господи, судьба-то… Воровал ты меня по службе, по указу начальства, а уворовал для себя…

– Боюсь я… Вдруг раздумает и потребует он тебя к себе… поглядеть…

– Ну, подушку и пристрою… И сойдет. Да нос себе свеклой вымажу. Да буду дурой петой сидеть и глаза таращить. А то чесноку наемся, так чтобы всю его горницу насквозь продушить.

– Все лучше – скорее отсюда подальше.

И офицер снова побежал в канцелярию главнокомандующего, где тотчас же получил пятьсот рублей на дорогу, но при этом выслушал и неожиданное, поразившее его предложение Попова.

– Будут коли еще нужны деньги, – заговорил он, – напишите… Князь приказал выдавать, сколько бы ни потребовалось. А главное вот что, голубчик… Если капитан краденую жену отринет и вновь назад принять не пожелает, то ей надо хлопотать о разводе, а затем искать себе жениха и второго мужа… А когда она такового найдет, то князь ей пятьдесят душ подарит в приданое. Так решено. Будь вы человек усердный и понятливый, то вы бы такой оказии князю услужить и себя оправдать никак стороною не обежали бы…

Девлет не понял и попросил разъяснения.

– Да вот, взяли бы да сами и женились на этой пандурочке, приняв всю вину на себя… А то вот пронюхает пандур всю правду, бросится, пожалуй, в Петербург жаловаться, шуметь… Беременную жену увезли. Узнается тоже и «там», что князь посылал вас воровать пандурочку… Ему это все, да еще даром, без всякой пользы, неприятно… Все бы уладилось просто и сразу, если б вы сами повенчались с этой крохотулей. А что наследник будет у вас не собственный… что за важность! Подумай-ка. Одолжить нашего князя – великая польза бывает. Он зло плохо помнит, а на добро памятен.

Девлет вздохнул, потупился и, опустив глаза, выговорил почтительно:

– Доложите князю, что все так точно и будет. Или капитан примет супругу обратно, да еще честно и кротко, либо она будет княгиней Девлет-Ильдишевой, а сам светлейший, подав помощь в деле развода, обещается быть посаженым отцом…

– И крестным отцом! – воскликнул Попов.

– Нет… Нет!.. – будто испугался офицер. – Этой чести я не прошу… Разве что после, для второго ребенка, настоящего…

– Верно! Верно… Да, впрочем, Бог милостив, старый пандур простит молоденькую жену. Вот вы тогда и в барышах полных… Усердие свое показали теперь же, а жертвовать собой не придется… Ну, с Богом в путь. А я доложу.

Когда Девлет выходил из комнаты, Попов, усмехаясь, крикнул ему вдогонку:

– А все-таки скажу: как это было недоглядеть и чужую жену увозить… с потомством…

Офицер, странно смеясь, отозвался с порога:

– На всякого мудреца довольно простоты.

XI

Прошло полгода… Был май месяц. Петербург только что начинал одеваться зеленью, но в саду Таврического дворца уже была настоящая весна в расцвете, пахло травой и листвой.

В самом дворце, казалось со стороны, происходит что-то необычайное, редкое, торжественное. Пиршество или празднество по случаю праздника дня ангела…

В действительности не было ничего особенного, а заурядное и ежедневное явление, к которому весь Петербург уже давно привык.

У светлейшего князя Таврического был простой прием… Но дело в том, что весь Петербург, а за ним приезжая Москва, а за ними и приезжая провинция от Балтийского моря до Черного, от польских пределов до уральских, заливали волнами стены дворца всемогущего вельможи… Все залы были переполнены военными и гражданскими чинами, где все перемешалось в яркую радужную толпу, где толкались рядом и генерал, и капрал, и сенатор, и регистратор земского суда, и купец в длиннополом кафтане и в бороде… А среди них и посланники, и дипломатические агенты, и гонцы разных иноземных государств, которые «искали» у светлейшего больше, чем у самой царицы.

Если она обещает что-либо, то прежде, чем решить, посоветуется с ним: нужно ли? Если он что обещает, то прежде, чем решить, доложит ей, что так дело и след.

Прошел уже час, что Таврический все еще не открывал дверь своего кабинета…

Наконец из этой двери вышел Василий Степанович Попов и, смешавшись с толпой, здоровался кругом себя, кланялся или кивал головой. А вместе с тем он озирался пытливо, будто искал кого глазами.

Наконец он улыбнулся и двинулся к угольному окну, где стоял, стиснутый другими, молодой и красивый офицер…

– Князек! – позвал он. – Вас ищу, сударь мой. Еле узнал. У-у! Постарел, молодец! Да и давно, впрочем, не видались. Пожалуйте…

– К князю? – отозвался офицер, радостно удивленный.

– Вестимо… Дивитесь, что вас первого желает видеть Григорий Александрович. Что ж? По заслуге. Забыли, что я тогда сказывал, что он на добро, а не на зло сугубо памятен…

Оба двинулись к дверям кабинета, и Попов по дороге спросил:

– Как здоровье супруги?

– Слава Богу…

– А вашего… Ну, все-таки надо сказать: вашего… наследника? Или дочки, может быть…

– Только еще ожидаю таковых… Бог даст, чрез три месяца буду отцом…

– А тот-то… Ну, что прихватили тогда по недосмотру… Пандурчонок?

– Тот, видите ли… Тот, как бы сказать… Уж очень заспешил на свет прийти… Ну, и…

– Помер. За отцом последовал…

– И не жил!

– Да. Вот что! Однако, надо сказать, что если он и не жил и, стало быть, не мыслил, а все-таки умно поступил.

Оба рассмеялись и вошли в кабинет князя.

Чрез полчаса, пока сотни гостей, сановников и просителей, и сильных мира, и маленьких людей терпеливо ждали, князь Девлет стремительно вышел от вельможи, радостный и сияющий с бумагой в кармане.

Светлейший наградил по-царски. Сто душ крестьян в Белоруссии, чин капитан-поручика и двести червонцев на будущий зубок будущих князька или княжны.

Вместе с тем он нес нижайший поклон светлейшего почти незнаемой им, но немало потешившей его княгине Девлет-Ильдишевой.

XII

Прошла неделя. В одном из переулков около Казанского собора, в небольшой квартире сидели в своей спальне муж и жена – князь Девлет и крошечная княгиня…

С ними, вероятно, случилось какое-нибудь несчастие, у них было, очевидно, какое-то горе. Князь сидел, опершись локтями на стол и сжимая голову в руках, как бы в страшной заботе, а то и в отчаянии. Она сидела у окна в кресле и грустно, не опуская глаз, смотрела на мужа.

– Да! Грех и мерзость… – выговорил он. – Все есть, все налицо… И убийство, и мошенничество, и обман, и подлость… Все есть… После этого всего – счастия в жизни не жди. Господь таких наказывает. Того дела поправить нельзя, мертвого не воскресишь… Я утешаюсь тем, что тогда жестокосердно поступил с стариком, действуя не для себя. Тогда я еще тебя не любил и того всего предвидеть, что приключилось, не мог. Но теперь… Вот это поступление с благодетелем, с человеком и вельможей, от коего я, кроме чести и ласки, ничего не видал, мерзко, подло и даже грех… Не уступать тебя ему и взять хитростью?.. Не удовлетворить прихоти, чтобы спасти свое добро, свое счастье? Пожалуй, даже следовало. И совесть молчала… А теперь… Получить награду от человека за то, что обманул и насмеялся над ним?.. Не могу и не могу…

И Девлет глубоко вздохнул, встал и начал взволнованно шагать по маленькой комнате взад и вперед…

– В десятый раз сказываю тебе, – вымолвила княгиня. – Не ходи сам… Напиши, все расскажи и откажись от наград, от всего. А там убежим куда. На край света. Авось не разыщут… А если и разыщут по его приказу, то что же он сделает. Ты не его жену законную украл… Ну, в Сибирь сошлет… И там люди живут. А я так полагаю, что за чистосердечное признание и отказ от награды незаслуженной он отплатит молчком, а не мщением.

Наступило молчание. Князь походил еще с полчаса, волнуясь и вздыхая, и наконец воскликнул:

– Не могу… Решено! Укладывай пожитки, а я сяду писать…

– Слава Богу! По крайней мере, конец мучениям, – отозвалась она.

– И начало страхам! – прибавил он. – Да, он так не оставит. Он прикажет нас разыскать в Петербурге, а когда не найдут, укажет розыск по всем трактам почтовым. Да это что… Не сейчас, не теперь, так через месяц, ну, чрез полгода, ну, через год… а все-таки разыщет и угонит в Сибирь или засадит в Шлиссельбургскую крепость.

– Мне этого сердце не говорит… Да и беззаконие было бы это…

– Э-эх, бабы… Не знаешь ты ничего. А я сам на службе и знаю, что творится по воле сильных людей… Теперь вот один в Шлиссельбурге уже второй год сидит за то, что он только… Ну, да что зря болтать!.. Решено – и конец. Укладывайся, а я мигом все на бумаге изложу. Сами выедем на Ригу, а письмо оставлю, чтобы подали светлейшему чрез три дня.

В тот же вечер бричка с верхом тройкой почтовых лошадей выехала в Нарвскую заставу. В ней были беглецы от гнева всесильного вельможи.

XIII

Когда после быстрого пути без остановок муж и жена очутились в гостинице среди чужих людей и по норову, и по языку, – в Петербурге, в Таврическом дворце, среди кипы бумаг, полученных в этот день, была бумага, краткая, исписанная лишь на полутора страницах…

Вельможа, прочитав ее, перечел снова и, не обращая внимания на следующие за ней, встал и начал ходить по кабинету…

– Эй, кто там! – крикнул он наконец громко. На пороге появился молодой чиновник, недавно поступивший в канцелярию, сын родовитых дворян и крестник князя, которого он очень любил и отличал.

Князь взял со стола бумагу.

– Вот, Петруша… Снеси это Попову… Сам снеси и скажи, что я прошу прочесть, мне возвратить и прошу его совета, как мне поступить…

Когда молодой человек вышел, князь снова зашагал задумчивый, но нетерпеливо поглядывал изредка на дверь, из которой ожидал возвращения крестника и ответа.

Наконец этот снова явился с бумагой.

– Ну?

– Василий Степанович, – произнес он, улыбаясь, – прочитав, сказали: «ах, аспид!»[10]10
  …Аспид – род ядовитых змей, в переносном значении – злобный, коварный человек.


[Закрыть]
А затем приказали доложить одно слово: «наплевать».

– Наплевать?!

– Точно так-с!

– Что он? Спятил!

Молодой человек молчал.

– Так слушай ты, Петруша. И будь третейским судьей… Ты умница у меня. Рассуди.

И князь внятно, медленно, вразумительно прочел письмо князя Девлета, который кратко, но горячо и сердечно объяснял свой обман, двойной обман. Относительно первого обмана, говорил он, его совесть была и осталась спокойна, но относительно второго обмана совесть его возмутилась, он не имеет ни дня, ни ночи покоя. Поэтому он решил не принимать награды, не являться за ней в канцелярию и вместе с тем бежать от гнева вельможи на край света. Кончив, князь спросил:

– Понял?

– Понял-с. Прав Василий Степанович, что аспид. Совесть взяла!

– Молокосос! Да разве аспидов совесть берет когда? – вскрикнул князь.

– Иуду, предателя Христова, позвольте доложить вашей светлости, – и того совесть взяла, коли удавился. А Иуда хуже всякого аспида…

– Верно! Умница… Ну, говори, ты бы что сделал?

– Словить да поучить примерно. Что же другое?

– Как поучить?

– Как вашей светлости будет угодно.

– Не хочу я этого. Вот что!

– Тогда уж, как сказывать изволит Василий Степанович: наплевать надо.

– Ни за что! – воскликнул князь. – Так не оставлю, а, напротив, примерно поучу всех других…

Молодой человек улыбался почтительно и наконец вымолвил нерешительно:

– Из-за ослушника одного да всем другим в ответ идти… Как можно! Ваша светлость всегда справедливы. А это было бы по пословице: Матрена стащила, а Алена за нее взвыла.

– Да вот погляди, как у меня все твои Алены если не завоют, то заорут…

XIV

Строжайший приказ светлейшего был исполнен нескоро, но в точности.

Всякий день при докладе князь спрашивал у Попова, разыскан ли Девлет-Ильдишев с женой, и каждый раз снова строго приказывал: весь свет насквозь перерыть и перешарить, но чтобы офицер с женой были найдены и доставлены.

И наконец однажды, чрез полтора месяца, Попов доложил, что беглецы арестованы около Риги и уже привезены в столицу…

– Что прикажете с ними?

– Завтра же ко мне пораньше притащи и его, и ее… Я с ними сам разделаюсь, собственноручно. Узнают они меня, да и вы все тоже…

Наутро, много ранее часа, когда обыкновенно начинался съезд и прием у вельможи, в Таврический дворец были доставлены в бричке, с солдатом на козлах около кучера, офицер и маленькая женщина.

Их привезли не в парадные апартаменты, а другим ходом, чрез частные комнаты князя, прямо в его спальню… Но князь уже давно поднялся, умылся и, покинув халат, вышел в кабинет.

Камердинер, любимец князя, явился и доложил:

– Девлет тут в опочивальне.

– Один?

– Нет-с… С женой.

– Со своей, стало быть, дражайшей половиной. Вернее сказать… с своей восьмушкой… И не дражайшей, а поди, теперь, дрожащей, – шутил князь.

– Это точно, ваша светлость. Даже смотреть жалко… Ей-Богу… Лица на них обоих нет… Белые, ошалелые. Просто я не знаю… Я бы вот… Вот пред Богом…

– Что?

– Уж не знаю… А я бы обратил гнев на милость.

– Потому, что ты дурак. А вот погляди, что я сделаю. Давай его сюда, а ей вели ждать.

Чрез несколько мгновений на пороге показался князь Девлет-Ильдишев, сильно изменившийся за малый промежуток времени со своего бегства и до поимки. Он похудел и к тому же был теперь бледен как полотно.

– Подойди, вор, лгун и обманщик, – выговорил князь тихо.

Офицер приблизился неверными шагами, потупившись, глаза были опущены, и он не видел князя, а шел на голос.

– Посмотри на меня.

Офицер поднял глаза, но глядел в сторону, на стену.

– На меня смотри! Прямо в глаза!

Чрез силу глянул несчастный в лицо вельможи и встрепенулся…

– Поцелуемся…

И, обняв офицера, князь трижды расцеловался с ним.

– Честного человека мне не всякий-то день облобызать приходится, Девлетка… Ну, слушай. Первое твое дело, кто из нас вспомянет – тому глаз вон. А за второе дело – отказ от награды я тебе даю теперь чин капитана, а к прежней данной сотне душ накидываю пустопорожнюю землю в Новороссии да беру опять к себе для важнейших поручений, в коих совестливые люди нужны… Ну, вот…

Девлет упал на колени, не имея сил вымолвить ни единого слова.

– Полно. Вставай. Это честно заслужено. Тысячу человек поступили бы не по-твоему. Ты, братец, один на тысячу. Пока я жив, ты будешь при мне и мой самый доверенный… Ну, ступай, обрадуй жену…

Офицер поднялся и от счастья и восторга глядел как безумный…

– Да. Вот что еще… Крохотули твоей я видеть не хочу… Сначала было хотел… А утром ныне куражу не хватило. Все-таки… все-таки все мы грешные, слабые люди, человеки. Вот я и испугался, что меня вдруг завидки возьмут… Вдруг крохотуля опять меня сразу заворожит. Что тогда?.. Ну, стало быть, подальше от греха… И я тебе вот что скажу, ты обожди мне ее показывать… Вот когда она тебе парочку деток подарит, тогда смело кажи ее мне. Матерей семейств я глубочайше уважаю…

– Ваша светлость! – воскликнул наконец Девлет. – Такому золотому человеку, как вы, то есть великодушнейшему в мире, может иной и дорогую, любимую жену уступить. Ну, хоть один на тысячу человек, да пойдет на это.

Князь улыбнулся, а потом рассмеялся.

– Полно. Неправда. По нашим временам такому, как я, то есть Таврическому князю, один на тысячу не уступит. Вот поэтому-то ты рабу Божьему Григорию и люб, что не уступил тогда даже чужую, не только свою…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю