Текст книги "Старик и скважина"
Автор книги: Евгений Попов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Попов Евгений
Старик и скважина
Евгений Попов
Старик и скважина
Рассказ на производственную тему
– Человек – сказал Гарри Морган очень медленно,
– не имеет не может никак нельзя некуда.
Э.Хемингуэй
Ни при какой другой работе
не ощущал я так сильно, что пишу об общеизвестном.
З.Фрейд
Кто Хемингуэя, а особенно Фрейда читал или просто любит, то не подумайте чего плохого. Старик, он и есть старик, 56 лет старик Гдов, мой старый персонаж, а скважина, она и есть скважина, мелкая буровая скважина "на воду", расположенная на дачном участке Гдова, что по "рижскому направлению" к северу, северо-западу от города Москвы. Глубиною 21 м со столбом воды около 10 м – с 11 м от уровня поверхности до самого дна, если, конечно, не заилит, как всегда, особенно ранней весною, когда вся природа делает стойку в ожидании циклических, но резких перемен на пути к русскому лету, как собака на охоте или советский человек перед "перестройкой", которая вывела его из чекистских подвалов тоталитарной зимы на мусорную весеннюю поверхность так называемой "неокрепшей демократии". Вот так-то!
А вообще-то все смешалось в уютном доме Гдова, расположенном в одной московской улице недалеко от еврейской синагоги. Жена купила цветы в горшках и поливала их специальной намагнитизированной водой, школьник-сын писал шпаргалки и зубрил английский язык, намереваясь стать миллионером, сам Гдов в очередной раз утратил работу, заключавшуюся в написании ненавязчивых, якобы шутливых отчетов на злободневные политические и общественно значимые темы, вроде гримас упомянутой перестройки, выражающихся в повальном воровстве и резком снижении гражданами отныне свободной (но не навсегда) страны планки морального уровня, чтоб через эту планку прыгать туды-сюды, как в славянском язычестве через костер на Ивана-Купала или как в Древнем Риме, который от таких прыжков и издох, покрывшись коростой, о чем желающие могут прочитать не в этой, так в других книгах, как кому повезет. Уф! Вот он и поехал на дачу.
– Заилилась, заилилась, точно заилилась скважина, – уныло думал Гдов, включивший электрический насос "Малыш" мощностью 280 ватт с нижним забором воды, которая не текла и даже не шипела. Что, очевидно, и вызвало, товарищи, сгущение концентрации песка в воде до уровня пульпы. Ведь явно не справлялся насос с поставленной ему задачей, хоть и работал изо всех сил, старался, как на коммунистическом субботнике застойный парторг, пока еще не ставший олигархом или владельцем контрольных пакетов акций, но уже покрикивающий на безропотных пьяноватых трудящихся СССР, изнывающих с бесполезными метлами и скребковыми лопатами в руках под игом тоталитаризма в ожидании торжества светлого будущего – дикого капитализма с человеческим лицом. Эх, жизнь!
Был к тому же Великий пост, хотя старик Гдов слабо верил в Бога. Вернее, он признавал, конечно же, что Бог есть, отрицать это может только дурак, а мой персонаж таковым был лишь время от времени, особенно когда подолгу не пил ничего спиртного. "Бог-то Бог, да сам не будь плох" уклонялся он от окончательного решения проблемы, прячась, как трус, за народной мудростью. В церковь ходил редко, повинуясь скорее собственным капризам, нежели осознанной необходимости держать свечечку в окружении братьев и сестер по вере, злоупотреблял скоромным, ругался нехорошими словами. Мысль о том, что он теперь, в отличие от реалий скудного послевоенного детства и дальнейшей нищей жизни под коммунистами, может отрезать себе любой кусок любой колбасы любого объема, не то чтобы убивала его или сводила с ума, а, скорее, тормозила его становление как крупной личности, и он оставался мелкою писательской персоной, которая лишь в юности мечтала о получении Нобелевской премии, а теперь хотела только денег, денег, ничего, кроме денег, потому что денежки всем нужны. Вот он и писал отчеты. Например, о том, как на Н-ском мясоперерабатывающем комбинате делают очень качественную колбасу. Рецепт прост – там из колбасы не воруют мясо. А кто ворует, тех бандиты закатывают по транспортеру прямо в машину по производству фарша из неуворованного мяса. Вот Гдов и утратил работу. Крепла Империя "неокрепшей демократии", много толковала о нормах современного русского языка, вновь целилась сказать писателям: "Не балуй!" Не любил Гдов начальство, он родину любил.
А уж вечерело. Утративший с годами привлекательность, мужскую силу и свежесть, как консервированный в банке помидор, оставленный нерадивой пьющей хозяйкой посреди разоренного пиршественного стола, Гдов весь остаток своей падающей энергии отдавал производству – будь то сочинение сказок для народа, именуемых художественной литературой, или, как в данном случае, усиление попыток добиться от земли ответной живительной влаги, именуемой коротким словом "вода". И то, и другое, говорю, у него получалось сносно. Имя его было узко известно в широких кругах, вода иногда из скважины им добывалась. К сожалению, высота водяного столба в скважине, по его приблизительным подсчетам, сократилась до 3-4 м вместо 10, однако то, что зеркало ее держалось на прежней отметке 11 м от поверхности, наглядно подтверждало уже сказанное Гдовым на страницах этого рассказа на производственную тему. Скважина ТОЧНО ЗАИЛИЛАСЬ. Ведь если бы вода ушла вниз вследствие аномалий, связанных с весенним паводком, то высота водяного столба тоже была бы 3-4 м (точнее Гдов вычислить не мог, потому что был технически туп), однако, учитывая глубину скважины (21 м, если помнят читатели), зеркало воды, согласно простому арифметическому действию вычитания 3-4 от 21, составляла бы 17-18 метров.
– Непременно заилилась! – в очередной раз ругнулся Гдов и в очередной раз стал вытягивать из скважины этот тонкий, длинный, но плотный и разбухший от содержащейся в нем жидкости зеленый армированный шланг.
И точно! Раскрутив отверткой стальные хомуты, отсоединив шланг от насоса, Гдов обнаружил, что примыкающий к насосу патрубок плотно и намертво забит песком, отчего и не качал, разумеется, маломощный насос, хрен ты такую толщу влажного песка прокачаешь!
А уж луны огромной самый мелкий краешек вдруг показался среди мрачных зубцов уже неразличимого во внезапно наступившей темноте окрестного леса. Со стороны можно было подумать, что Гдов сошел с ума или колдует. Высоко вздымая над головой конец зеленого шланга, он с силой колотил им о землю, чтоб из шланга мало-помалу сыпался слежавшийся песок. Совершенно, как мужик из непристойных русских народных сказок, который аналогичными действиями, но с помощью гипертрофированного фольклором мужского полового органа изгонял чертей из захваченного ими озера. Хлюп-хлюп, хлюп-хлюп. Усилия Гдова возымели действие. Внутренность шланга стала плоской, пустой, и инструмент вновь оказался годным к работе.
Да и Гдов был уже не тот лох-дилетант, который только что взялся за дело. Опытный Гдов на этот раз заглубил насос не на 2 м, как обычно, а разместил его всего лишь в 50 см ниже уровня зеркала воды, определив этот уровень, скорее, не по метражу шланга, а по тому характерному склизкому звуку тоже "хлюп", означавшему, что насос уже вошел в воду, готов к дальнейшей работе на благо человека, и весь вопрос теперь заключается лишь в том, способен ли механизм теперь это сделать. Сумеет ли? Сдюжит ли?
Не сдюжил! Гдов аж заскрежетал зубами, поняв, что вследствие заиливания понизился дебет скважины, и насос, выбрав всю накопившуюся воду, сначала заработал со страшным скрежетом в сухой воздушной пустоте, а потом выключился. Ведь в конструкцию этой модификации насоса "Малыш" была заложена тепловая защита от работы с чудовищным перегревом, который непременно возникает, если насос не находится в родной водной стихии, играющей в данном случае роль охлаждения, нейтрализующего воспаленность насоса, как то и было задумано учеными и изобретателями.
И – о чудо! После значительной паузы система вдруг вновь ожила. Вода сначала медленно выдавила из шланга колбаску песка, похожую на дерьмо – из прямой кишки или произведений писателя Солокина, трубадура фекалий и певца неправильных отношений между людьми. А потом... потом, друзья, ПОШЛА вода! "Водица", – умилился Гдов, как советский дехканин, которому пустили воду в арык, вследствие чего Аральское море превратилось в соленый пруд и Паустовский не смог бы заново написать свою блестящую, как на солнце, производственную повесть "Кара-Богаз" о смелых азиатских тружениках, осваивающих Арал на радость всем другим трудящимся СССР, за исключением кулаков, попов и белогвардейцев.
Луна... Луна являла собой светящийся синий шар, нависший прямо над умной головой Гдова. Добившись определенных производственных успехов, он решил немного отдохнуть, выпив для начала чуть-чуть водки из большой бутылки и переодевшись. В своем синем, как луна, китайском шелковом халате с птицами стоял старик на улице под луной, мечтая, как Ленин о коммунизме, что неплохо бы написать рассказ на производственную тему о том, как некий писатель, например сам Гдов, пишет рассказ, где изображен все тот же Гдов, пишущий рассказ про Гдова. Гдов вспомнил Борхеса, тоже писателя, и рассмеялся – два раза подряд мошенничество не прохиляет, большую рыбу выловит лишь следующий за Гдовым старик, фонтанирующий словами гораздо более убедительнее, чем ушибленный советской властью Гдов. Простим его, читатель, за такие мысли, ведь денежки, повторяем, всем нужны...
Умаявшись, он даже забыл включить телевизор, отчего и не узнал, сколько человек в этот день грохнули на Кавказе и по какой причине грохнулся вертолет в Сибири, на котором летела одна важная птица, которую, скорей всего, тоже грохнули, что бы там ни пели хорошо информированные и оплаченные комментаторы. Не узнал он также, что скульптор Ц. хотел поставить в Париже памятник писателю Г. высотой 40 м, да обломилось – французов законы позволяют памятник высотой не более чем 3 м от основания, а затем – ни-ни. И что мужу А.П., женщины, которая поет 35 лет подряд, исполнилось 35 (лет) и супруги, в сопровождении лишь самых близких друзей и многочисленной свиты, скромно отпраздновали этот двойной юбилей в элитном питерском притоне, на крыше которого привлекательно расположились для роскоши голые молодые люди по 100$ за штуку, костюмированные ангелами, но подурневшие от холода на такой тяжелой работе, потому что весна – это не лето, особенно ранняя весна. Весна! Сколько радости она несет людям! Ведь даже Израиль временно приостановил боевые действия в секторе Газа на радость всему прогрессивному человечеству и террористам. А то ли еще будет, если наступит лето и в Россию приедет американский президент Дж. Буш-мл. со своею женою Лорой, а тут и Путин выйдет их обоих обнять? Тогда вообще всё будет ВА-А-ЩЕ и возвратится на круги своя!
Гдов принюхался – не пахнет ли на даче чем застойным? Ведь если в доме долго нет воды, а в канализации – постоянного слива, то дом медленно напитывается нехорошим духом, который ёрник-русофоб кощунственно называл бы русским, и перед смертью ему стало бы стыдно.
Гдов воскликнул:
– При чем здесь Россия! Что за мода все валить на Россию, когда и в других, более удачливых странах водопровод получил свое массовое развитие лишь во второй половине ХХ века, а раньше подавляющее количество цивилизованного населения тоже пованивало да почесывалось. Будь ты хоть трижды Америка им. Чарли Чаплина или самая-рассамая Европа, где у Хемингуэя, когда он жил в Париже, не было в квартире унитаза, а он, тем не менее, все писал, писал да писал.
Гдов догадался:
– Вот почему простонародье, к которому и я непременно принадлежу, всегда предпочитало употреблять пищу прямо со сковородки или лезло длинной ложкой за щами в обширную коллективную кастрюлю. Потому что проточной воды в домах не было, носили "с колонки" да из колодца, два ведра на бабьем коромысле ритмично покачивались.
Выпил все-таки еще водочки и снова вышел на улицу. Луна сместилась от центра к периферии неба, внезапно оказавшегося звездным. Карта звездного неба вдруг вспыхнула над бедной головой Гдова, как в том планетарии на Садовой близ бывшей Площади Восстания, что с начала конца перестройки как закрылся на ремонт, так и не открылся, лишь звук гулок в изломанной пустоте да дети богатых родителей нынче играют там за 50$ с человека в пейнтбол. Надев камуфляж, мерзко стреляют друг в друга шариками с краской из потешных автоматов, взрывают потешные гранаты, кричат: "Прикрой, атакую!", готовясь, видимо, к всамделишным боям во славу дикого капитализма. Трах-тах-тах!.. Млечный Путь... Кассиопея... кровавый Марс... Большая медведица (ковш), надменная Полярная звезда (светит да не греет)... Захватывает дух от гениального устройства мирозданья, господа-товарищи, особенно если кто выпьет еще водочки!
И все же дальнейшей скрупулезности требует изучение устройства скважины. Почему, например, сколько ее ни прокачивай, вода все равно идет с песком? Зачем? Ведь ТЕОРЕТИЧЕСКИ этого не должно быть? Ведь что такое скважина, если не ЛОНО мякотной земной тверди, откуда поршень насоса добывает жидкость лишь в пределах ДЕБЕТА скважины? И откуда, кстати, сама вода, если железная игла обсадных труб сплошняком внедрилась в землю? А песок? Ведь в обсадных трубах имеются фильтры, предохраняющие воду от посторонних механических примесей. Так почему же, почему, откуда этот песок? Как старику понять скважину? Как понять вообще ВСЁ?
Холодало. Как поп в КУФАЙКЕ поверх рясы выходит на пустой зимний церковный двор, так и наш Гдов стоял посреди чистого мироздания в грязноватом овчинном полушубке поверх синего китайского халата с птицами. MADE IN CHINE. Chine – спинной хребет животного, позвоночник, позвоночный столб, горная гряда (англ.). MADE IN RUSSIA... РАША... Rush – мелочь, напор, камыш, стремительное движение, большой спрос, напряжение, натиск, перебежка , прилив, совершенный пустяк, стремление, тростник, ветром колеблемый... Короче, Запад есть Запад, Восток, как обычно, дело тонкое, а где тонко, там и рвется, что бы ни писал по этому поводу Н.Карамзин, основатель журнала "Вестник Европы", печатающего эти бредовые строки. Бедная, бедная Лиза, зачем ты так рано ушла? Ераста-козла полюбила, а щастия все ж не нашла...
Гдов хотел было еще выругаться от восторга перед возможностями бытия, но вовремя вспомнил, что, вообще-то, решил более не материться в милых пределах этого рассказа, а данное слово, как известно, должен держать каждый, кто хочет, чтобы ему хотя бы раз в жизни крикнули: "Молодец!"
Тем более что ведь действительно – пост, да, Великий пост. Пост и полнолуние. Гдов и другое вспомнил, как утром, когда он только ехал сюда бороться со скважиной, продавщица отдела мясных и колбасных изделий на крытом рынке поселка Павловская Слобода Истринского района Московской области жаловалась ему, что она – православная, но ей в период Великого поста все время хочется кушать.
– Так съешь же ты яблочко, доча! – друг народа Гдов сразу же перешел "на ты" после такого доверчивого признания этой славной, вальяжной этой золотозубой представительницы женского рода с привлекательными ямочками на толстых щеках.
– От яблочка еще больше кушать хочется, – потупилась The belle vulgarien. Гдов заволновался. Она же все рассказывала и рассказывала, чуть подрагивая пышной грудию, что летом 2001 года приобрела за 95$ дивное снадобье для похудания, к осени сбросила, как дерево листья, целых 17 кг живого веса, однако за зиму все обратно набрала вновь, те же 17 кг. Жрала колбасу, свинячьи ножки, парных курочек, холодец с хреном и горчицей, баварские и венские сосиски местного производства.
– А вот немец тоже кушает все это, а ему от этого ничего не делается ни хера, такой же тощий, этот херр, как его селедка-херринг, – сказал Гдов.
– А почему? – Дама чуть потупилась от брутальности уместных слов эрудированного собеседника, но повторила, теперь уже чуть смелее: – Почему? Почему?
– Да потому, что немцу – здорово, русскому – карачун, или у одних жемчуг мелкий, а другим на водку не хватает, – принялся было острить мужчина Гдов, но женщина его явно не понимала, интерес ее к Гдову на глазах иссякал, как на глазах у Гдова вновь принялась иссякать вода в скважине, явно иссякал на глазах животворящий родник подспудных сил природы...
...Природы сил подспудных родник животворящий на глазах иссякал явно. Холмик песка леденеющий в безостановочном лунном сиянье белеющей вялой струею медленно размывался. "В принципе, где-то как-то по большому счету дивно и волнительно устроена ЖИЗНЬ, которую каждый сознательный российский гражданин обязан любить СНОВА И СНОВА!" – крякнул Гдов, вспомнив, что Государственную премию 2002 года получили бывший советский поэт Ваншенкин и бывший советский прозаик Гранин, в свое время исключавший из Союза писателей автора этого рассказа на производственную тему. А бывший антисоветский поэт Кублановский и на этот раз получил от жизни шиш! Ведь вода в зоне Москвы, города-героя Российской Федерации, обновленной невиданными переменами, на глубине более 2 метров имеет во все времена года, включая жаркое лето и студеную зимушку, постоянную температуру +10°C, что обжигает руки лютым холодом в летний томительный полдень, когда все не шелохнется вокруг, лишь коршун зависает в небе, целясь хватануть что-либо живое, годное для пропитания, а ты, обыватель, студишь под ледяной струей бутылку пива, чтобы похмелиться. Зато сейчас, в ночь весеннего заморозка на почве, эта же якобы холодная вода ПРЕПЯТСТВУЕТ сплошному льдообразованию, и природы влажный песчаный холмик живет, дышит, и природа тем самым в очередной раз торжествует свою звериную победу над человеком, демонстрируя ему чудеса своей вечной таинственной гармонии. Честное слово!
Но и человек ведь не прост, и если от солнца, ветра, холода и воды у него на руках образуются так называемые "цыпки", человек не тушуется, а даже наоборот – смазывает руки обыкновенным подсолнечным маслом, если нету специального крема. И тогда все действительно возвращается на круги своя.
Все возвращалось на круги своя, и тяжелая серая мысль Гдова, как соха, наново, раз за разом описывала кривые концентрические круги, постепенно удаляясь от непосредственного центра его раздумий о жизни и скважине. "Прогресс, называется... – бормотал он. – Да можно ли всерьез считать прогрессом, если в Москве есть специальные врачи для новорусских котов, и эти врачи утверждают, что хоть кошка и гуляет сама по себе, но ее нельзя кормить отварной рыбой, не говоря уже о рыбе сырой, не прошедшей термическую обработку. Ибо от длительного поедания отварной рыбы у кошки, видите ли, развивается мочекаменная болезнь, и животное, во-первых, страдает, а во-вторых, они тогда мочатся куда ни попадя, в основном на дорогую мягкую мебель новых буржуа, пытающихся забыть, чем закончился в России 1917 год. Ой, как бы и сейчас чего подобного не случилось от угнетенных масс люмпенпостсоветского народа, с которым никто не хочет делиться, как велел экономист Лифшиц. Хотя с другой стороны, если НАРОД может себе позволить снадобье от похудания за 95$, так чего с ним делиться и чем?"
Взгрустнулось Гдову. Дрожащей от воспоминаний рукой он налил себе еще полстакана и вспомнил доцента Штейнкопфа с кафедры марксизма-ленинизма того Геологоразведочного института им. С.Орджоникидзе, где Гдов проучился целых пять лет столь бесполезно, что теперь не мог понять умом даже простую скважину, не говоря уже о России. "Троцкий говорил! – победоносно выкрикнул доцент Steinkopf (каменная голова – нем.). – Троцкий говорил, что если у рабочего есть к обеду курица, он на баррикады не пойдет! Троцкий негодяй! – мгновенно осекся он посреди развитого социализма образца 1965 года, где с троцкизмом все было покончено гораздо раньше, чем со сталинизмом, хрущевизмом, брежневизмом, андроповщиной, черненковщиной, горбачевщиной и Борисом Ельциным. – Надеюсь, вы меня правильно поняли, товарищи студенты?" – заюлил латентный диссидент-доцент, явно струсивший, что его могут вызвать за такую болтовню "в органы", если он, конечно, сам в них с детства не служил. Во времена были, да?
Гдов все же не удержался и включил "голубой экран", как почему-то умильно именовали большевики свой подлый телевизор, перманентно показывавший всяческую мерзость вроде Мавзолея с живым покойником или балет на ту же тему под названием "Спящая красавица". Черно-белый телевизор Гдова попал к нему на дачу и, соответственно, в наш рассказ на производственную тему прямиком из той контрастной эпохи, где еще ценилась торговая марка "Горизонт", поскольку другого ничего не видели. Не то, что сейчас, когда рабочий, напившись баночного пива и умяв на обед курицу, врубает свою "Соню", чтобы жадно смотреть на дорогу, по которой страна бредет из борделя в синагогу и обратно. Факт, но нет ведь более в Российской Федерации привычного коммунизма, а есть новое неизвестно что, отчего старый гдовский телевизор и заквакал, как лягушка, устами какого-то сытого толсторожего малого, убедительно, со знанием дела толкующего о повальной коррумпированности "в различных эшелонах власти".
– Нет, это же надо иметь такую гнусную морду, писклявый голосок, раззолоченный мундир, деньги, министерскую должность и чтоб тебя ни разу за это не убили на твоих хлебных вотчинах, которые ты меняешь как перчатки, лишь едва-едва успевая чуток релаксировать от таких праведных трудов на курортах острова Бали или еще где, куда все это правящее ворье ездит отдыхать на собственных яхтах и самолетах! – истерично выкрикнул в эту данную Богом, ЧИСТО КОНКРЕТНУЮ СЕКУНДУ новоиспеченный марксист Гдов.
И тут же насторожился. Тонкий слух не обманывал его. Нет сомнения, в доме вдруг ЧТО-ТО ЗАШУРШАЛО!
– Уж не мышь ли? Хотя вряд ли – всех мышей повывела кошка, которую и привезли-то из города всего на один раз и на один день, а она за этот раз и день такого нагнала страху на мелких грызунов, что картуз капитана-исправника, нагнавший страху на крепостных крестьян в одном из произведений Н.В.Гоголя, ОТДЫХАЕТ. Где кошка, там и дух. Не Дух, заметьте, а дух, звериный дух... Кажется, из Е.А.Баратынского – "Болящий дух врачует песнопенье"... Непонятно, кто кого врачует, между прочим, но не станем придираться к покойнику, который уже умер, все помрем рано или поздно, и разве вам будет приятно, если какой-нибудь пфимпф из будущего начнет к вам придираться?
Солидный, понимаешь, человек Гдов, полный пожилой мужчина, а носится вокруг скважины, как петух вокруг курицы. Значит, не такой уж и солидный. Руки все в цыпках, грязи, подсолнечном масле. Выпивать это, впрочем, не мешает. Жить – тоже. Чистота, грязь, святость, блуд... Границу разницы определить на самом деле довольно трудно. ВОПРОС в том, кем ты сам себя воспринимаешь. ОТВЕТ: такового и имеешь. Запад, Восток, Москва, провинция, богатство, бедность, достаток... Все смазано, как карта будня, как подсолнечным маслом следует смазывать потрескавшиеся руки ль, губы...
– Особенно нижнюю губу. Что-то она у меня стала совсем худая. А все потому, что я чего-то все хочу, все время эту губу, согласно русской пословице, НА ЧТО-ТО РАСКАТЫВАЮ, – холодно констатировал Гдов, и тут же что-то чистое и холодное подступило изнутри к его говорящему горлу, как студеная вода из скважины, а отнюдь не как теплая рвотная масса обыденной жизни. – Верую, – бормотал он. – Верую, что подсолнечное масло в Великий пост – это верный союзник в борьбе против всех видов мерзости жизни, проникающих не только в духовную сферу, но и в области сугубо материальные, включающие в себя, например, хронические болезни артроз, артрит, поражение коленной чашечки и др. – На секунду он потерял нить мысли, но, к счастью, на глаза ему вдруг попался железный оцинкованный бак на 30 литров для питьевой воды, с краником внизу, похожим на детскую писю. И мысль его заработала с новой силой. Мудрым стал Гдов, внезапно догадавшийся, что все без исключения КОНСТРУКЦИИ совершенно загадочны, но не таинственны. И всюду, всюду, всюду играет жизнь. Жизнь, жизнь, жизнь, а не смерть, смерть, смерть, ибо смерть, скорей всего, – лишь одна из форм жизни. Ибо – Воскресение есть Воскрешение, и только гады в человеческом обличье хвастаются тем, что не верят НИ ВО ЧТО, хотя и это, скорей всего, тоже запрограммировано Господом.
– А вот есть Художник и есть при нем Муза. Так бьюсь об заклад на 10$, что Муза и секс несовместимы. Муза печальная образа сладкого вкуса, как шоколадное масло. Разве можно себе представить рутинную обыденность рядового секса с такой возвышенной особой? Разве посмеет прийти в голову даже самому отъявленному ёрнику кощунственная мысль о том, как это возвышенное существо снимает трусы, разводит колени и т.д. Нет, друзья, хотите не хотите, а секс – это всего лишь, как в детском стишке, ТУДА-СЮДА-ОБРАТНО-ТЕБЕ-И-МНЕ ПРИЯТНО. А Любовь и есть Бог, а Муза и есть Любовь, – так говорил Гдов.
...который вдруг вспомнил пошлую советскую оперетку "Свадьба в Малиновке", в шутовской форме повествующую о трагических событиях Гражданской войны на территории нашей родимой сторонушки, в той самой ее части, где нынче самостийно правят братья-украинцы из Киева, хотя братья тоже разные бывают, что нам известно из жизни и Библии. О той самой Гражданской войне, в канун которой люди тоже теряли на ходу нравственные ориентиры, как лошади теплый навоз на морозе, отчего впоследствии и уничтожали друг друга бессмысленно. Почти до самого начала конца "перестройки", когда убивать стали скорее за деньги, чем за идею, в чем, согласитесь, есть хоть какая-то логика. Так вот, в этой гнусной, любимой народом оперетке некий отставной Яшка-артиллерист, разбитная сволочь, побывавшая благодаря войне в чужих столицах, ошеломляет болтливую простушку-хуторянку вопросом: "У вас мигрень бывает?" – "У нас НИКТО не бывает", – простодушно отвечает глупая сексапильная женщина под взрыв хохота советских зрителей и слушателей. Яшка тут же начинает учить эту дуру с целью секса модному при военном коммунизме танцу тустеп, который он, угождая все той же темной публике, именует словосочетанием, веселящим советское быдло, как газ: В ТУ СТЕПЬ!
– Откуда, из какого местечкового сознания всплывает в моей голове вся эта чудовищная чушь? – терзался Гдов. – И почему я не помню наизусть сонеты Вильяма Шекспира в переводе Самуила Маршака, а помню лишь all that Jazz, что в переводе звучит на самом деле совершенно неприлично, гораздо грубее, чем "чушь". На какой почве взрастают "цветы зла"? Да все на той же, барин, на советской, на которой мы все и живем, включая тех, кто уже помер. I was born in USSR – I'll die in USSR. Ночь, улица, аптека, фонарь под глазом... затаиться и учиться... Учиться, учиться и еще раз учиться... Эх, раз, еще раз, еще много-много раз!..
Вещные предметы уже, как лед, таяли в глазах Гдова, окончательно обессилевшего от борьбы со скважиной, как Титан. Проводив взглядом исчезнувший неведомо куда заварочный чайник, Гдов вдруг обратился к неведомому соплеменнику:
– Главное – не это. Главное не это, друг! Главное, чтоб я не дал тебе в морду, а ты – мне. Впрочем, давать мне в морду не рекомендую, потому что так врежу в ответ – мало не покажется. И тебя я бить тоже не стану, жалко мне тебя, себя, все наше живое человечество, кошку, которая нюхает цветок герань, саму герань.
В окошке том герань живая
Цветет и летом, и зимой,
чисто спел Гдов, после чего громко заявил:
– Правильно, что меня в свое время практикующие коммунисты выкинули из Союза писателей. Ведь я действительно ровным счетом ничего не знаю и не умею из того, что на самом деле ДОЛЖЕН знать и уметь писатель. Писатель – не я, это – другие, как ад Жан-Поль Сартра. Писательство – деструкция, а я, собственно, всем доволен и совсем СО ВСЕМ в гармонии. И какой же я писатель, коли твердо верую в Воскрешение?
Странно, но к началу последнего периода полураспада личности моего персонажа насос вдруг загудел ровно и стабильно, из шланга вдруг вновь что-то потекло. Отчего старик Гдов немедленно воспрял духом и решил развить свои последние мысли в письме к племяннице, которая, проживая в городе Екатеринбурге (Свердловск) и получая кучу денег на службе у телемагнатов, некогда посетила дядюшку в его скромном доме проездом из туристического Туниса, откуда и привезла ему чудную фарфоровую пепельницу, чтобы он ее описал как писатель Тригорин у писателя Чехова писателю Треплеву.
"Во первых строках моего письма во-первых, здравствуй, дорогая К., а во-вторых тебе будет полезно узнать, что я вечно рад с тех пор, как ты подарила мне такую замечательную, технически совершенную пепельницу, произведенную мусульманами для православных, где окурки мгновенно исчезают даже при легком касании указательным пальцем верхушки штока пепельницы, осью проходящего через всю конструкцию и очевидно снабженного тайной внутренней пружиной, осуществляющей возврат собственно плоскости пепельницы на исходную высоту. Думаю, что исчезновение табачной и иной нечисти в недра пепельницы если не насовсем, то хотя бы с глаз долой – тоже выход, хотя, возможно, и не самый идеальный. Впрочем, довольно философствовать, не все ж нам с тобой о Духовном. Возможно, тебя огорчит, когда ты узнаешь, что я нажрался колбасы и напился водки в Великий пост, и ты скажешь, хватит тебе, дядя, квасить, хавать и кощунствовать В НАТУРЕ и ПО ЖИЗНИ. Мое безобразное поведение меня и самого сильно огорчает, однако я не виноват, ТАКИМ МЕНЯ СДЕЛАЛИ КОММУНИСТЫ, как сказал однажды один эмигрант-еврей, который в немецком городе Б. растратил кассу еврейской общины выходцев из СССР. И вообще, хватит о грустном, давай-ка лучше тихо споем о твоей родине:
На улицах свердловские не гаснут фонари,
Мне улицы е-бургские знакомы и близки,
близки хотя бы тем, что мне там однажды в середине 60-х навесили на улице фонарей, когда я пьяный валялся в теплом сугробе и по случаю хорошего настроения ни за что не хотел идти в ментовку... Видишь сама, как приятно вспомнить канувшую Империю, если в нее уже не надо возвращаться. Ведь именно Империя создала для нас этот наш внутренний и внешний социум, как волю и представление об исчерпанности вещного мира. Трудно избыть Империю в себе или невозможно? Возможно, если есть Любовь. Если есть Любовь, она всех спасет. Ибо Любовь – это единственно реальная вещь в этом мире, а все остальное – сублимация.
Вот отчего, в последних строках своего письма я желаю тебе, во-первых, хорошего жениха, а во-вторых, богатого мужа.
А в-третьих остаюсь помнящий о тебе твой дядя Гдов.
