Текст книги "Бог из пещеры (СИ)"

Автор книги: Евгений Кустовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  Голое тело, незащищенное одеждой, на сквозняке быстро околело. Ситуацию немного смягчала корка, покрывающая его: она притупляла чувствительность к перепаду температур.

  Тоннели были узкими и круглыми, нерукотворными. Короткие, но многочисленные, они соединяли полости в земле, вроде той, в которой волшебник обнаружил себя, придя в сознание. На стенах встречались следы от зубов, лопатообразные и непохожие ни на что, виденное Мордретом ранее, – вероятнее всего, тоннели эти были выточены неизвестным существом, не брезгующим, помимо прочего, полакомиться камнем.

  В хитросплетениях здешних лабиринтов несложно было запутаться и, если бы не ветер, он бы наверняка потерялся. Один тоннель сменял другой, а в каждой последующей пещере, встречалось сразу несколько разветвлений и ничего более: здесь не было ни шерсти, ни чешуи, ни скорлупы яиц – ничего из того, что могло бы указать на происхождения хозяина этого места, но вот его присутствие, – присутствие явственно витало в воздухе, затхлом, сыром и пропахшем смертью. Изредка ему на пути встречались грибницы и тогда, ежесекундно ощущая страшный голод, терзающий внутренности, Мордрет прерывался на быструю трапезу. Жизнь научила его есть, когда дают, а желудок был благодарен пище даже в минуты опасности.

  Ветер дул неравномерно, то и дело прерываясь, и в такие моменты тишины, волшебник слышал стук собственного сердца, ждал и мотал головой, не позволяя скверным мыслям брать над собою верх. Каждый раз, когда ветер возобновлялся, у него отлегало от сердца, ведь почему-то он был уверен: наступи сейчас полный штиль, – его песенка спета.

  Мордрет пробирался вперед и иногда тоннель уходил вверх, а иногда снова опускался. Так продолжалось, пока волшебник не ощутил себя настолько потерянным, что подобные перемены проходили мимо него. И с того момента он не мог быть уверен даже в примерном направлении собственного движения.

  Во время преодоления очередного перешейка Мордрет, потеряв бдительность и перестав прощупывать местность впереди себя, упустил яму и кубарем в нее скатился.

  Пещера, в которой очутился, была куда просторнее тех, что встречались ему прежде. Здесь было точно также темно, но, что более важно, он ощутил наличие чего-то еще рядом собой и от этого ощущения авантюристу стало дурно. Спустя мгновение из дальнего угла пещеры раздался громкий свист и тут же секунду магу в лицо ударил порыв ветра. А вместе с тем порывом пришло и осознание допущенной им оплошности: то, что принял за сквозняк, понадеявшись на спасение, было ничем иным, как дыханием хозяина подземелья. Таким образом, все это время маг упрощал врагу задачу, двигаясь в его логово. Ему повезло, что существо спало – верно единственное, что спасло волшебника от мгновенной расправы. Теперь, зная расклады карт чуть более подробно, он предпринял попытку выбраться из западни.

  Мордрет пошел вдоль стены, медленно и тихо, к ближайшему выходу из пещеры. Мрак в глубине ее шевелился. Он был живым и словно тысяча скользких щупалец извивалось во тьме, так ему мерещилось. Волшебник ощущал их, а временами, когда щупальца те почти касались его, кожа в местах, что находились ближе всего к траектории их движения немела. С потолка срывались капли воды, и двигаясь, он вздрагивал каждый раз, услышав плеск, с которым те разбивались о пол. Казалось, вечность минула с тех пор, как он очутился здесь. Не меньше вечности прошло, прежде чем маг достиг проема искомого тоннеля и исчез в нем.

  Ветер дул в спину Мордрету – таинственное существо дышало ему в затылок, а он уползал прочь. Пальцы рук дрожали так, что сейчас Мордрет, пожалуй, не рискнул бы поставить на себя, как стрелка или картежника, однако в общем и целом тело его слушалось, что само по себе было хорошо. По крайней мере, волшебник не впал в ступор, сгубивший многих искателей приключений, в том числе, и куда более опытных, чем он сам.

  Мордрет довольно долго блуждал по ходам, сменяя одну пещеру на другую, пока не услышал характерный звук. Тогда замер, ожидая пока не прекратится очередной порыв ветра, а когда это случилось, и убедившись в том, что чувства его не подводят, устремился на шум водопада. Отчаяние, к тому моменту почти достигшее апогея, отошло на второй план – его отодвинул туда спасительный грохот воды. По мере приближения к выходу из пещер, Мордрет ощутил дрожь, что лишь придало ему сил и усердия.

  На дворе была ночь и небо озаряла Нут, а водопад находился немного левее того выхода в отвесной скале, до которого Мордрет добрался, двигаясь на шум. Внизу был бассейн, куда падала вода и здесь могучее русло реки Араи расходилось на несколько рек поменьше. Они, змеясь, убегали далеко в Лес, теряясь среди деревьев. Вдоль стен утеса росли лианы, на вид достаточно крепкие, чтобы удержать вес не слишком тяжелого человека и Мордрет скорее склонялся к тому, чтобы взобраться вверх по ним, нежели спрыгнуть вниз, где примерно с равной вероятностью он мог как выжить, так и погибнуть, разбившись об острые камни, вероломно скрытые бурлящей водой.

  Он утолил жажду из выемки на краю, куда добивали брызги водопада, удостоверившись, что жидкость там достаточно чистая. Затем проверил ближайшую лиану и уже почти решился на подъем, когда внезапно, ногу его обхватило нечто цепкое и большое, и одним могучим рывком протащило, распластав на животе, несколько метров вглубь пещеры, а там перевернуло. Мордрет встретился лицом к лицу с женщиной нечеловеческих размеров и не из плоти да крови, но из глины. Лицо ее улыбалось и ничего не выражало. Оно было круглым, а по форме и габаритах напоминало щит воинствующего племени Ушуру, где было принято наносить на доспехи и тела изображения страшных чудовищ, чтобы отпугнуть смерть. Это же существо олицетворяло смерть, Мордрет знал с чем столкнулся, – со Сфингой – ужасом Ултара.

  Сфингой в культуре цивилизации зиккуратов было принято называть статую, в которую вселилась сущность демона, в силу тех или иных обстоятельств. Древние ултарцы обладали развитой демонологией, знание которой даже во времена задолго до забытой эпохи – пик расцвета могущества чародеев – были покрыты завесой тайны. Лишь немногие отваживались практиковать ее, и еще меньше – записывали результаты своих изысканий. Как следствие этого, большая часть знаний демонологии носила стихийный характер и так и не была оформлена в полноценную дисциплину. Практикующие ее волшебники проводили ритуалы и обряды, устаревшие еще до их рождения, как следствие – неэффективные, а также смертельно опасные и противные природе, какой ее задумывал создатель сущего. Они, во всевозрастающих запросах своих, взывали к сущностям Бездны, коим нет и не было места в изначальном замысле творца. Когда же магия пришла в упадок, о демонологии забыли, как о страшном сне, и лишь в немногих глубинках мира, местах, где не ступала нога человека вот уже долгие тысячи лет, сохранялись плоды и результаты тех порочных экспериментов. Говоря же о сфинге, мы, за редким исключением, говорим не о целенаправленном одушевлении, но о проклятии, которое не снять, – проклятии, которое навлекли на себя и своих потомков волшебники, постигшие запретную сторону магии.

  Мордрет лежал обездвиженный под весом существа. Оно обхватило его руками, зажав в тисках объятий передних конечностей, в то время, как прочие руки сфинги были сокрыты темнотой тоннеля. Статуя не имела стоп, а многочисленными ладонями упиралась в пол, стены и своды, передвигаясь по подземелью, как паучиха. Становилось ясным, что за инструмент оставил следы на стенах ходов, когда прокладывал их – это были вовсе не зубы, как Мордрет предположил сначала, но ногти на концах длинных пальцев сфинги. Ее глаза были чистейшими сапфирами, инкрустированными внутрь глины, а тело покрывали письмена. Из ноздрей и рта существа с громким свистом и клубнями вырывался туман – те самые миазмы, что в некоторые из ночей поднимаются на поверхность и посещают деревню Гвадатаи, в поисках жертв, свыше тех, что причитаются, согласно учению религиозного культа аборигенов, – истинная сущность демона.

  Пышные, но твердые каменные груди Сфинги упирались магу в живот, не давая тому сделать полноценный вдох. Он по-прежнему не имел доступа к магии, но даже обладай таковым, ничего не смог бы предпринять, к тому же был парализован веществом, покрывающим его от головы до ног. После прикосновения существа, затвердевшее оно превратилось в кокон, обездвижив чародея.

  Огромное женское лицо опустилось ниже, зависнув в дюйме от волшебника, а бесформенный туман образовал сгусток, напоминающий язык, и этим отростком сфинга потянулась ко рту Мордрета, прильнув к нему и проникая внутрь, сквозь щель между губами. Сознание вновь померкло, как тогда, в зиккурате, когда к нему прикоснулась сущность, обитающая на вершине шпиля таинственной башни, – Гнозис. Только сейчас положение напомнило о нем, а вместе с тем, как он вспомнил имя сущности, его чело, что было померкло, отрезанное от магии, вновь загорелось сиянием чистого знания. И едва это произошло, как сфинга тут же отпрянула от волшебника и со страшным свистом, испуская миазмы, исчезла во тьме тоннеля, напуганная тем заревом, смертельным для существ подобных ей. Вскоре подвижность вернулась к нему, но еще некоторое время маг лежал, тяжело дыша и приходя в себя.

  Шаман ожидал, пока Бог из пещеры окончит трапезу у входа в подземелье, – ожидал, задумчиво глядя на голубоглазую красавицу Нут в вышине, над головой. Вот уже несколько ночей на небосвод выходила только вторая луна, что нарушало природный ход вещей. Впрочем, у лунарного цикла никогда и не было четкой системы, строгого свода правил, или графика. Ученые, проводящие исследования по данной тематике, независимо друг от друга и в разные временные промежутки развития науки приходили к одному и тому же выводу, что ежели некая систематичность в этом вопросе и имеет место быть, она непостижима уму человека; не их – это уж точно. Шаман ничего не знал об исследованиях, он просто подмечал перемены и несуразицы в том, что его окружало, а следовало бы наслаждаться миром, не обращая на них внимания.

  Его жизнь оборвал удар булыжником по затылку, если конечно эту подзатянувшуюся агонию, хоть под каким-либо углом можно назвать жизнью. Тело мертворожденного перестало биться в конвульсиях, только когда последняя капля тумана покинула его легкие. Все это время рука шамана тянулась к запечатанном сосуду, хранящемуся в кармашке пояса, сплетенного из веревок.

  Свою одежду Мордрет нашел в дрянном шалаше колдуна, но не нашел кинжала и потому дальнейший путь его лежал в деревню.

  Гвадатаи праздновали, одурманенные брагой из ягод. Они танцевали вокруг огромного костра, ели и пили до отвала; пели и совокуплялись прямо там, на земле, как дикие животные. Но только не вождь – вдалеке от общей массы веселящихся туземцев, он сидел, развалившись у входа в общинный дом, лаская трофейное оружие.

  Отблески пламени костра отражались в рубине кинжала, очаровывая его и привлекая. Чем дольше вождь смотрел на камень, тем глубже погружался в него, утопая в багровой поверхности точеных граней. Камень говорил с ним, рассказывал свою историю, показывал события дней, давно канувших в лету, и во всем их неисчислимом множестве былины заканчивались одинаково.

  Всякий раз, когда новый носитель заполучал кинжал проливалась кровь и умирали люди. Камень развращал своих владельцев, но еще раньше, до того, как заполучить артефакт, их развращала собственная жадность. Кого-то влекла власть мирская – эти становились правителями, страшнейшими из тиранов. Кто-то хотел могущества иного рода – волшебники, величайшие и темнейшие из всех. Лилась кровь и падали тела: капля крови на вес золотой монеты, уплачена в счет богатства купца, – несметного богатства и сокровищ. Менялись лишь амбиции, не истории: истории всегда заканчивались одинаково – смертью носителя кинжала.

  По окончании очередной из былин вождь увидел в камне самого себя, ощутил столь желанное им почтение людей, что превыше почтения шамана. Он увидел, как люди склоняются перед ним, признавая величайшим вождем племени, подобным тем, о которых слагают легенды. Увидел, как ненавистный ему колдун умирает от его же рук в жутких муках, – увидел собственное свержение и тьму пещеры, и страшный суд Бога над ним. Увидел и в ужасе отпрянул, вскочил на ноги, что было мочи швырнул проклятый кинжал далеко в заросли, где его подобрал волшебник. У ног Мордрета лежал опустевший сосуд шамана, на его дне еще несколько минут по уходу волшебника сохранялись остатки тумана.