Текст книги "Солдат революции (о Н. И. Подвойском)"

Автор книги: Евгений Тарасов

Соавторы: Виктор Московкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Тревожное время

1

Нину выпустили до суда под залог. Воспользовавшись этим, товарищи достали ей паспорт действительно проживавшей в Ярославле мещанки Сущевой, снабдили адресами и необходимыми средствами. Выросшая в семье прибалтийца-лесничего, она с детства хорошо знала немецкий язык. В Германии Нина поместила Николая Ильича в одну из клиник. После нескольких месяцев лечения, когда Подвойский встал на ноги, они переезжают в Швейцарию. Горный воздух, прогулки быстро укрепили его здоровье. В Бёрне он и Нина Августовна стали посещать университет.

Революция в России была жестоко подавлена. В далекую Швейцарию доходили вести о массовых арестах, ссылках на каторгу, виселицах. И все-таки мучительно хотелось домой, к товарищам. И как же обрадовался Николай Ильич, когда приехавший из России товарищ передал ему письмо Михаила Кедрова!

Михаил Сергеевич сообщал, что он организовал на средства, полученные от отца, легальное издательство «Зерно». В письме указывалось, что в Петербургском комитете РСДРП считают нужным приезд Подвойского в Россию.

Николай Ильич мог поехать. Нине Августовне приезд грозил арестом. Решили: ехать пока одному.

В конце 1907 года он вернулся в Петербург. Нина ждала необходимых документов, которые дали бы ей возможность вернуться на родину легально, женой Подвойского.

Большевистское издательство «Зерно» приобрело широкую популярность, книги его расходились по всей стране. Оно призвано было обеспечивать связь между ЦК и местными партийными организациями. «Зерно» издавало работы Ленина, готовило его трехтомное собрание сочинений под названием «За 12 лет». Большим тиражом был выпущен сборник «Календарь для всех на 1908 год». Зная, что цензура может наложить запрет на сборник, тираж его был надежно укрыт.

Когда Нина Августовна вернулась в Петербург, она не застала Николая Ильича: он был в Москве, занимался устройством книжного магазина.

Как и предполагали издатели, цензура нашла календарь вредным. На складе оказалось всего шестьдесят экземпляров. Полиция произвела обыск и обнаружила, что книжный склад издательства является складом социал-демократической литературы.

Кедрова и Подвойского арестовали.

Снова сырая темная камера, только уже в петербургской тюрьме. Надо с пользой употребить время, не поддаваться тяготам одиночки, болезням. Вспоминался пятый год: на каждой фабрике или заводе были созданы тогда боевые дружины. Все они действовали. Но как? Разобщенно! Не было военных специалистов, которые сплотили бы эти дружины, обучили обращаться с оружием, тактике уличных боев. Не было связи с солдатами. Но если десять лет назад роты Фанагорийского полка стреляли в бастовавших мастеровых Большой мануфактуры, то в пятом, когда фабрика два с лишним месяца фактически находилась в руках рабочих, те же фанагорийцы отказались выйти из казарм. Солдаты сочувствовали рабочим! Готовиться и готовиться к будущим боям, не допускать ошибок пятого года, – размышлял Подвойский.

Администрация тюрьмы была удивлена, когда заключенный попросил разрешения получить уставы русской армии, военные учебники, курсы лекций, читавшихся в Академии Генерального Штаба. Неужели этот больной человек готовит себя к военной карьере? На что он надеется? Но необычная просьба была выполнена.

Дни в тюрьме проходят быстро, до предела заполнены работой. Одно беспокоит: как перебивается Нина? После возвращения из Швейцарии она работала в издательстве; сейчас издательства нет, помощи можно ждать только от сестер. К тому же она готовится стать матерью.

Нину Августовну в свою очередь беспокоит его здоровье. При коротких свиданиях она все чаще останавливает тревожный взгляд на его осунувшемся посеревшем лице, замечает, как при резких движениях Николай Ильич старается скрыть внезапно появляющуюся боль. Он успокаивает, шутит.

Луч солнышка, пробившийся в узкое окно под потолком, шум дождя, морозные узоры на стекле – по этим приметам узник узнает смену времен года. Прогулки по площадке, огороженной высоким забором, не дают особых впечатлений.

В Новый год камера прибрана особенно тщательно; передали подарки от друзей. В пакетиках еще сохранилась морозная свежесть. В этот день можно дать себе отдых, что-то вспомнить, помечтать…

Вскоре узнает: родилась дочь. Как и условлено ранее, назвали Олесей. Когда-то придется ее увидеть?..

А со здоровьем что-то и в самом деле неладно. Ни гимнастика, ни обтирания холодной водой не изгоняют вялость, появилось головокружение.

Снова скупой луч солнышка в окне, шум дождя с ветром. Начинается осень. Здоровье совсем подводит. Наконец в тюремной конторе ему объявляют: он переводится в Вильненскую крепостную больницу «на испытание» – начальство все еще считает его болезнь симуляцией.

Только в больнице Николай Ильич узнает, какие нечеловеческие усилия прилагала Нина, добиваясь его освобождения. В Вильно она приехала с доктором Викторовым, который обследовал Подвойского еще в Ярославской тюрьме. Он дал заключение о тяжелом состоянии узника, о необходимости его немедленного освобождения.

2

Нина Августовна не могла дождаться, когда освободят мужа, – маленькую дочь она оставила на попечение сестры, а у Ольги Августовны своих малышей трое. Вильненские товарищи убедили ее, что все обойдется хорошо, можно уезжать спокойно.

В Лунево, куда они направлялись, Подвойского сопровождал Михаил Кедров, тоже незадолго до этого освобожденный из тюрьмы. От Петербурга до Рыбинска добирались поездом, потом сели на пароход.

В Ярославль прибыли засветло. Во время стоянки поднялись по лестнице на набережную, прошли до Стрелки. Все такие же широкие дали на левом берегу, все такой же захламленный правый берег. И каменная мрачная коробка тюрьмы, камера с видом на Волгу – только ни разу не пришлось увидеть ее – закрывали деревянные козырьки на окнах.

В сквере лицей, неоконченное учебное заведение. И столб с глобусом – место студенческих сходок. Шум, споры… Молодость! Как давно это было… Да и правда: Кедрову сейчас за тридцать, отец троих детей, Подвойскому – двадцать девять. Серьезнее стали, сдержаннее.

– Как будто снова побывали в студенческих тужурках, – сказал Михаил, думая, видимо, о том же. – Немного грустно…

Вскоре после Костромы Кедров стал собираться. Договорились с капитаном, чтобы около Лунева их высадили в лодку. Михаил был нагружен свертками, картонками – вез заказы домашних. Ночь – ни зги не видно, на небе ни единой звездочки. Собирался дождь. Подвойский напряженно вглядывался во тьму. Но Михаил как-то угадывал, где плывут. Заметив на воде пляшущий неяркий свет, сказал с плохо скрытым волнением:

– Наши, Никола! Видишь, встречают?

Пароход сбавил скорость. Лодка заходила с правой стороны. Значит, Лунево на правом берегу.

На носу лодки сидел с зажженным фонарем человек с бородкой, в кепке. Он поднял фонарь выше, и Николай Ильич разглядел на корме жену, она зябко кутала плечи теплой шалью, ему показалось, что лицо ее залито слезами. Теперь, когда фонарь был поднят, он узнал и бородача. Это был брат Нины Александр Августович.

Кедров передал лодочнику свои свертки, спрыгнул сам, помог сойти вдруг ослабевшему Подвойскому. Николай Ильич, неуверенно балансируя, перебрался на корму. Увидел рядом милое лицо Нины, она порывисто прижалась к нему.

3

В Луневе Подвойский быстро окреп. Он много катался на лодке, ходил в лес. Часто приезжали друзья Кедровых и Подвойских, привозили свежие новости, одну важнее другой. Не время быть в бездействии!

Въезд в Петербург Подвойскому был запрещен. Поэтому он едет в Ярославль. Подает прошение о зачислении в лицей для окончания полного курса. Новое лицейское начальство, прежде чем ответить «да» или «нет», запрашивает у охранного отделения справку о нем.

Справка не замедлила: «…принадлежал к числу членов Северного комитета, являлся одним из выдающихся руководителей Ярославской организации РСДРП, принимал участие во всех революционных выступлениях. В октябре 1905 года за полотном железной дороги у Московского вокзала на собрании забастовавших рабочих призывал к вооруженному восстанию, тогда же был арестован, но на следующий день освобожден вследствие предъявленного требования депутацией от митинга в лицее. Через два дня в лицее был опять митинг (5000 человек) – участвовали делегаты от железнодорожных мастерских, учащиеся, студенты, рабочие, – Подвойский произнес революционную речь. 19 октября принимал участие в демонстрации и был избит, помещен в губернскую больницу, откуда бежал и скрылся за границу вместе с подлежавшей аресту Дидрикиль».

Характеристика исчерпывающая. Демидовский юридический лицей был закрыт для него. Некоторое время он пытается закрепиться в Костроме, но вскоре получает назначение в Бакинскую организацию.

В 1912 году Центральный Комитет партии принял решение о создании ежедневной массовой политической газеты «Правда». Подвойского отзывают из Баку и вводят в редакцию. В его обязанности входило финансовое обеспечение газеты, он напряженно работает в отделе рабочей хроники, занимается распространением тиража. Подвойский организует транспортировку нелегальной литературы из-за границы, ведет переписку с ЦК и Лениным, с депутата-ми-большевиками Государственной думы.

Для большей безопасности Николай Ильич с семьей переселяется на станцию Куоккала (Репино), в Финляндию. Здесь запрещались ночные обыски, ограничивалось вмешательство русской полиции. Сюда на имя Подвойского шли письма, среди них немало ленинских.

Много позднее в журнале «Пролетарская революция» было напечатано письмо Крупской Подвойскому. В предисловии к нему говорилось: «Это письмо, посланное из Кракова, являющегося в 1913 году местопребыванием наиболее ответственных руководителей нашей партии во главе с тов. Лениным в Петербург на имя Подвойского, неизменного адресата ЦК из заграницы в этот период времени»[2]2
  Пролетарская революция, 1923, № 2(14), с. 435.


[Закрыть].

4

С началом мировой войны у большевиков остался единственный печатный орган – журнал «Вопросы страхования». Редактирует его Подвойский. Одновременно он руководит больничной кассой Путиловского завода.

Нужно было использовать любую возможность для сплочения рабочих, разъяснения сущности войны, политики царизма. Нет возможности говорить словами – используй цифры, они часто действуют сильнее. К цифровым сведениям о прибылях давались пояснения, печатались в журнале и статьи, в том числе ленинские.

…Бежавший из ссылки Фрунзе (Арсений) прибыл в Петроград. На нелегальной явке встретил старого товарища Д. Павлова, рассказал о своем положении.

Тот написал записку.

– Пойдешь в больничную кассу путиловцев. – Заметив, что Фрунзе недоуменно смотрит на него, пояснил: – В нынешнее время больничная касса служит хорошим прикрытием для нашего партийного центра. Заправляет там Подвойский. Да ты его должен знать по Иваново-Вознесенску.

Николай Ильич обрадовался Арсению. Вспомнили революционное Иваново. Фрунзе рвался в свой рабочий край.

– К текстильщикам вам нельзя, арестуют, – сказал Подвойский, приглядываясь к собеседнику. – Чем это вам грозит, знаете лучше меня. Там недавно расстреляли рабочую демонстрацию, около ста убитых. Полиция свирепствует. – Николай Ильич видел, как ожесточилось лицо Фрунзе. – Нельзя вам туда, – настойчиво повторил он. – Идите в армию. Там миллионы рабочих и крестьян, в их руках оружие. Надо, чтобы оно сработало на революцию, не как в пятом.

– Что ж, дело, – подумав, согласился Фрунзе.

Ему был изготовлен паспорт на имя Михайлова, и он уехал в Минск.

В ноябре 1916 года провокатор Черномазов донес охранке на внешне безобидную больничную кассу путиловцев. Подвойский был арестован.

Его освободила Февральская революция. И сразу же он включился в работу.

В Военной организации

1

В ночь на 3 апреля 1917 года Подвойский дежурил во дворце Кшесинской. На столе листки бумаги: планы, наброски выступлений; под рукой стакан крепкого чая. Все силы, все помыслы – Военной организации, созданной при Петербургском комитете. Организация молода, ей нет еще и месяца, потому много неясностей в работе, много трудностей.

Он устало откидывается на спинку стула; прикрыв глаза, вспоминает недавнее прошлое…

Вскоре после победы Февральской революции члены Петербургского комитета партии собрались на совещание. Сергей Николаевич Сулимов – он еще в пятом году был одним из руководителей партийной «технической группы», изготовлявшей оружие, – сообщил, что разговор пойдет о создании военной комиссии большевиков столицы.

– Армию буржуазии отдавать нельзя, – говорил он. Ладонь его резко легла на стол, будто жестом этим призывал глубже осознать значение сказанного. – Мы не можем допустить, чтобы солдаты были на стороне буржуазии и соглашателей.

Он привел цифры: в столичном гарнизоне, на Балтийском флоте более двухсот тысяч солдат и матросов. Усиление партийного влияния в воинских частях, на кораблях – вот чем незамедлительно должны заняться большевистские ячейки.

Николай Ильич, сидевший неподалеку от Сулимова, напряженно вслушивался: разве не об этом же думал он долгие годы, разве не это имел в виду, когда в тюремной камере взялся за изучение военной литературы? «Тысячу раз прав Сергей Николаевич, – говорил он себе, – открыть глаза петроградскому гарнизону, а с ним диктовать волю всех рабочих и крестьян врагам революции. И не только здесь, в столице, – во всей стране».

– Но одна сторона дела – привлечь солдатские массы к революции, – продолжал Сулимов, – другая– организовать вооруженный пролетариат, научить его владеть оружием. Нам нужна армия из рабочих и солдат. Рабочие будут учиться у солдат воинскому искусству, солдаты у рабочих – политической сознательности. Руководить этой работой должна военная комиссия.

И вот комиссия создана, и Подвойский в числе ее руководителей. Николай Ильич понимал, какая ответственность легла на военную организацию, как непросто осуществить задуманное.

В марте военная комиссия была преобразована в Военную организацию при Петербургском комитете. В апреле она приобрела всероссийское значение, став Военной организацией при ЦК РСДРП(б).

Активная сотрудница организации М. Сулимова, постоянно общавшаяся с Подвойским, вспоминала: «Наблюдая Николая Ильича, его характер, можно было заметить, что вся его энергия определенно выявляет направление и тягу преимущественно к вопросам работы в войсках, к солдатам… которые могут стать оплотом победы социалистической революции».

…Состав солдатских комитетов, создававшихся в Февральские дни, самый разнородный, многие из них плохо разбираются в политике; в Советах засилье меньшевиков и эсеров. В таких условиях агитаторам, членам Военной организации закрыт доступ во многие казармы. Но если даже они и участвуют в солдатских митингах, добиваются понимания, то эти успехи не закрепляются: слишком мало партийных ячеек в полках. Обо всем этом раздумывал Николай Ильич, записывая, что надо предусмотреть на завтра, на ближайшее будущее.

Наступало раннее утро и было еще темно, когда в комнату быстро вошла Мария Ильинична Ульянова. Подвойский встревоженно посмотрел на нее:

– Что случилось?

– Вечером приезжает Владимир Ильич. Получена телеграмма.

Чувствовалось, что она и рада и обеспокоена предстоящей встречей. Подвойский заботливо усадил ее на стул, предложил чаю. Мария Ильинична нетерпеливо отмахнулась.

– Это же прекрасно! – бодро сказал он, стараясь успокоить ее и в то же время думая о том, как оповестить рабочих, большевистски настроенных солдат, матросов, – ведь сегодня второй день пасхи, предприятия не работают, не выходят газеты, многие солдаты отпущены из казарм. Единственный выход – использовать живую связь.

2

Вскоре после приезда Ленин встретился с Подвойским. Внимательно оглядел, улыбнулся:

– А я ведь вас таким и представлял. Вот оно как получается: заочно давно знакомы, а видеться не приходилось. Здравствуйте, товарищ Подвойский. Садитесь и рассказывайте.

Как можно короче Подвойский доложил, с какими трудностями сталкивается Военная организация.

Рассказывал и видел: на лице Владимира Ильича появляется выражение досады.

– Солдатам большие речи не нужны, – заговорил Ленин. – В большой речи неизбежно затрагивается много вопросов. Неискушенный в политике человек не может отобрать главного, внимание его рассеивается. Ему надо говорить о мире, потому что мир нынче объединяет всех трудящихся, надо говорить о земле, о контроле над производством. И он поймет, толковать тут долго не приходится.

Удостоверившись, что собеседник слушает его внимательно, Владимир Ильич продолжал:

– Солдату нужен мир, потому что он устал, измотался за время этой тяжелой многолетней войны и теперь всеми силами жаждет отдохнуть, вернуться домой, поправить свое хозяйство. Ему нужна земля. Он знает, что его семья голодает и накормить ее может только земля. Он понимает также, что нельзя оставить в руках капиталистов фабрики и заводы, нельзя оставить власть. Все это нужно взять в руки рабочих и крестьян. И чем проще будет агитатор, чем бесхитростнее, понятливее он будет говорить об этом, тем скорее дойдет солдат до большевизма. Сейчас он еще питает надежды, что нынешняя власть даст и землю, и мир, и контроль над производством, но скоро он убедится, что ждать от этой власти нечего. И тогда соглашатели – меньшевики и эсеры – окажутся в изоляции. Народ не прощает обмана.

Заметив на лице Подвойского мелькнувшую улыбку, Ленин живо спросил:

– Вы считаете – не так?

– Да нет, Владимир Ильич. Вспомнилось – в Ярославле, в пятом году. У железнодорожников выступал меньшевик. Появился городовой. Рабочие не дали ему арестовать оратора. Но уже в середине речи меньшевика кто-то крикнул: «Чего его слушать, одну муть несет, тащи его топить в Волгу».

Ленин откинулся в кресле, засмеялся.

Подвойский сказал, что Военная организация намеревается издавать солдатскую газету. Ежедневно приходят солдаты, и каждому приходится объяснять одно и то же. Так не лучше ли, чтобы солдаты читали свою газету и узнавали, что им делать.

– Популярная солдатская газета. Это замечательно! – воскликнул Владимир Ильич. – Такая газета должна помочь партии в расширении нашего влияния на армию, а значит, и на крестьян. Никакое другое средство пропаганды, заметьте, не будет иметь такой действенной силы, как хорошо поставленная солдатская газета! Только не забудьте одно непременное условие – в солдатской газете главными авторами должны быть сами солдаты. Если вы станете выпускать газету для солдат, ничего не выйдет, надо, чтобы это была солдатская газета.

Владимир Ильич сделал ударение на слове «солдатская» и еще раз пояснил:

– Если писать будут сами солдаты, тогда читателей своих она заинтересует и завоюет популярность.

Подвойский видел, что Ленин как-то уж очень пристально приглядывался к нему, и, не понимая причины, испытывал смущение.

– Вы очень усталым выглядите, товарищ Подвойский. Надо уметь отдыхать от дел. Беречь себя.

– Отдыхать будем, Владимир Ильич, когда завершится революция.

– Ну, батенька мой, – улыбнулся Ленин. – Боюсь, тогда совсем будет не до отдыха.

3

Подвойский от имени Военной организации обратился в партийный комитет Кронштадта с просьбой прислать матросов-агитаторов. Подняты были на ноги и заводские партийные ячейки. На совещании, которое он созвал, решено было объявить неделю массового похода в солдатские казармы. Вызванные с предприятий рабочие-большевики говорили Николаю Ильичу:

– Как мы пойдем в казармы? Солдаты будут задавать вопросы, на которые мы не сможем ответить.

Высокий, в военной гимнастерке, с усталым, осунувшимся лицом, Подвойский спрашивал:

– О мире вы говорить можете?

– Можем.

– О земле можете?

– И о земле можем.

– А о власти?

– И о власти скажем.

– А о том, что рабочие должны установить контроль над производством?

– Это нам ясней ясного.

– Так что же вас затрудняет? Ведь в этих вопросах вся суть политики большевиков. Конечно, не везде встретят с объятиями. Но вы не должны уходить из казарм, пока не добьетесь успеха. Ешьте, спите с солдатами. А если кого из вас и поколотят, так примите колотушки. Вас будут сбивать, найдутся такие, так вы стойте твердо, главное, говорите своими словами. Как вы думаете, думает и каждый солдат. И он вас поймет.

Массовый поход в казармы, простые слова агитаторов – рабочих и матросов решительно изменили настроение солдат: они стали понимать, что большевики защищают их интересы. Когда создавалась Военная организация, партийные ячейки были только в тринадцати частях Петроградского гарнизона. В апреле их стало пятьдесят и объединяли они свыше пятисот членов партии.

С середины апреля стала выходить «Солдатская правда». Для первого номера газеты Ленин написал статью «Солдаты и земля». Средний тираж газеты – пятьдесят тысяч экземпляров, в отдельные дни он доходил до семидесяти пяти тысяч. Почти половина тиража ежедневно отправлялась на фронт. Подписка большей частью была коллективной – по ротам, батальонам, полкам. Каждый экземпляр поэтому читали десятки и сотни солдат.

Прочитанные номера солдаты часто посылали в деревню. Чтобы поддержать газету, они отдавали все, что имели, даже Георгиевские кресты и медали.

Ленин внимательно следил за «Солдатской правдой» и просил постоянно держать его в курсе дел редакции. Каждое утро после доставки газеты Ленину Подвойский ждал отзыва о ней. Владимир Ильич говорил, что именно ему понравилось и какие заметки или отдельные места в них он считает неудачными или неправильными.

В одном из номеров была помещена заметка о рабочих вооруженных отрядах. Ленин попросил Подвойского дать полный отчет о том, как вооружены и обучаются красногвардейцы.

Подвойский, зная, что Владимир Ильич требует кратких, точных сведений, подготовил справку о том, что рабочие вооружились в дни Февральской революции, – из арсенала было взято 40 тысяч винтовок, 30 тысяч револьверов. Временное правительство намеревалось изъять оружие, но рабочие не отдали его. Он приводил примеры из опыта пятого года, когда у рабочих дружин было оружие, но не было знающих военное дело командиров. Поэтому в отряды Красной гвардии сейчас направлены офицеры, унтер-офицеры, солдаты-инструкторы. В настоящее время почти на всех крупных заводах Питера созданы красногвардейские отряды.

Ленин внимательно прочитал справку. Выло видно, что остался доволен.

– Хорошо, товарищ Подвойский. Красная гвардия призвана повседневно охранять жизнь и безопасность рабочих и их организации от всяких покушений со стороны контрреволюции. Она должна быть вооруженным оплотом пролетариата, грозой для его врагов. Но вы недоучитываете одну сторону: и вооружение и обучение должны быть централизованными, следует готовиться к тому, чтобы при случае все отряды были слиты воедино, подчинены единому командованию.

4

Дворец Кшесинской гудел. С утра до поздней ночи толпы солдат с фронта и из тыловых гарнизонов переходили из комнаты в комнату. Одним нужны агитаторы на митинги, делегаты из действующей армии просят разъяснить, как решать злободневные текущие вопросы революции на фронте, требуют литературы. Тут же яростно стрекочут пишущие машинки, пакуются для отправки тюки газет.

Кедров в первые дни работы в Военной организации несколько растерялся. В комнату входили грубоватые, обветренные, громко разговаривающие люди, требовали, просили, шумели. Некоторые с винтовками и гранатами. Большинство приходили за агитаторами, чтобы обсудить «создавшееся положение». Подвойского буквально атаковали, не было свободной минуты, чтобы перекинуться хотя бы несколькими словами с Кедровым.

– Куда? В Егерский? – спрашивал Николай Ильич пожилого бородатого солдата. Обвел взглядом комнату, заметил Кедрова. – Вот вам агитатор.

– Товарищ Подвойский, а как же с нами? – требовательно просит розовощекий с рыжими усиками солдат.

– Идите с ними. Закончится митинг в Егерском, заберете агитатора к себе в Измайловский.

Кедров ушел с солдатами.

На следующий день, улучив момент, Михаил Сергеевич пожаловался:

– Извини, Никола. – Он еще по старой привычке называл его так. – Для меня такая работа едва ли по силам. Вчера, после егерцев и измайловцев, какие-то солдаты затащили меня к саперам. Вечером я был выжат как тряпка.

Подвойский заразительно смеялся. Подвижный, с задорной бородкой, он будто помолодел за последние дни. Работа Военной организации налаживалась, и это его радовало. Правда, часто приходится спать на поставленной тут же железной койке, по неделям не видеть детей. Нина тоже работает в секретариате Военной организации, но даже с ней удается только перекинуться несколькими словами. Такие горячие наступили дни!

– Я тебя еще затащу в солдатский клуб. Будешь приучать солдат к хорошей музыке, – грозил он Кедрову.

На первом этаже дворца Кшесинской имелся большой зал с зимним садом. Его приспособили под клуб, который солдаты назвали «Правда». Раз в неделю для солдат, прибывших с фронта, в клубе устраивались концерты. Посетителям вручались тексты революционных песен, и их исполнял весь зал.

В клубе читались лекции. Когда узнавали, что будет выступать Ленин, зал бывал набит до отказа. После его выступления часто можно было слышать, как солдаты рассуждали: «Вот и я так думал, да не мог объяснить, а товарищ Ленин сказал, будто в душу заглянул».

Однажды в объявлении о концерте появилась фамилия Кедрова. Внял-таки доброму совету! Михаил Сергеевич – одаренный пианист – сыграл музыкальную картину Шуберта «Лесной царь». Сначала он объяснил ее содержание, добавил, что эту музыкальную вещь любил слушать Владимир Ильич, когда находился в эмиграции.

Рассказ Кедрова и исполнение пьесы произвели на солдат сильное впечатление.

Только за июнь 1917 года в Военной организации побывало свыше девяти тысяч делегатов с фронта и из тыловых гарнизонов. Организация стала подлинным солдатским центром.

Учитывая, что деятельность военных партийных организаций приобретает все более широкий размах, ЦК партии решил провести конференцию всех фронтовых и тыловых организаций РСДРП(б). Такая конференция была созвана в Петрограде. Ее делегаты представляли 43 фронтовых и 17 тыловых военных организаций, объединявших 26 тысяч членов партии. Они охватывали своим влиянием сотни тысяч солдат.

Ленин внимательно слушал ораторов с мест, беседовал с делегатами. Он выступил на конференции с докладами по текущему моменту и аграрному вопросу. Доклад о целях и задачах Военной организации сделал Подвойский.

Конференция объединила все военные организации в единую во главе с Всероссийским бюро военных организаций. В состав бюро были избраны Антонов-Овсеенко, Подвойский, Крыленко, Кедров, Мехоношин, Невский и другие.

Работе в Военной организации Николай Ильич отдавал всего себя. Не было ни одного дня, чтобы он не выступил перед солдатами и рабочими. В казармах Подвойский беседовал с солдатами и моряками, в редакции «Солдатской правды» просматривал письма с фронта, наблюдал за своевременным выходом очередного номера. Все время с людьми, и так каждый день. Всем, кто встречался с Подвойским, запомнился его облик: большая голова, светлые, немного вьющиеся волосы, живые глаза. Всегда бодр, подвижен, жизнерадостен, ходит очень быстро, легко, прямо.

Вместе с Подвойским так же активно и самоотверженно работали в Военной организации все, кто входил в ее руководящее ядро. Вот фотография тех далеких дней. Вокруг небольшого столика сидят и стоят девять человек. В центре фотографии Подвойский и Невский. В воспоминаниях А. Ильина-Женевского читаем: «Переходя к личностям, нельзя не остановиться на двух работниках Военной организации: Николае Ильиче Подвойском и Владимире Ивановиче Невском. Оба они как бы взаимно дополняли друг друга. Подвойский был главным организатором и вообще душою Военной организации. Невский – главным и любимейшим солдатским агитатором – учителем. Невский как бы взрыхлял девственную почву политического сознания солдатско-крестьянских масс, а Подвойский засевал их семенами дисциплины и организации… Неутомимости того и другого можно было прямо удивляться. Можно смело сказать, что по крайней мере две трети всей работы лежали на плечах этих двух товарищей».

Рядом с Невским – К. Мехоношин и К. Орлов. О члене партии с 1904 года Кирилле Орлове Подвойский говорил, что он с «рвущимся к классовому мщению сердцем рабочий, участник восстания матросов на броненосце „Потемкин“, воспитатель у кронштадтцев большевистских упорства и напористости для Октябрьского восстания…»

Большевик с 1913 года Константин Мехоношин – бывший солдат Гренадерского полка, человек железной выдержки, труженик и умелый организатор. Благодаря своей неутомимости и беззаветной преданности революции выдвинувшийся в число руководителей Военной организации, он стал в годы гражданской войны видным военно-политическим работником партии, членом Реввоенсовета республики. Большой вклад в деятельность Военной организации внесли М. Кедров, П. Дашкевич, В. Панюшкин, А. Тарасов-Родионов, Б. Занько.

Много можно сказать и о других работниках Военной организации. Александр Федорович Ильин-Женевский еще в годы эмиграции познакомился с Лениным, выполнял его поручения. Выдержанный, самостоятельный, энергичный, инициативный и решительный. За эти качества его ценили и глубоко уважали товарищи. Прапорщика Ивана Петровича Павлуновского Подвойский характеризовал как человека «с сердцем, способным после раз принятого решения отдаться борьбе и битве до самозабвения».

5

…Не было никакой сумятицы, словно все заранее предугадали и знали, что так и будут развиваться события.

Наступление на фронте провалилось и вызвало озлобление солдат: они ждали от Временного правительства мира, а их по-прежнему гонят на убой; усиливающийся голод в стране вызывал недовольство рабочих, на промышленных предприятиях не затихали волнения. Это недовольство нельзя было ничем сдержать. Первая вспышка произошла в пулеметном полку.

Солдатский митинг решил: выйти на улицу с лозунгами о передаче всей власти Советам, направить делегации к рабочим и кронштадтским морякам. Делегации солдат были встречены с пониманием. Большевики старались предостеречь рабочих от несвоевременного выступления. Гудящей толпой солдаты пришли к дворцу Кшесинской и потребовали, чтобы большевики заставили Советы взять власть у Временного правительства.

Подвойский объяснял собравшимся, что на местах еще продолжают верить Временному правительству, ждут от него реформ, что нынешнее выступление не будет всенародным. По суровым решительным лицам видел: не убедил. Не сдержался, сказал с упреком:

– Товарищи, мы уже пять месяцев ведем вместе с вами борьбу. Неужели вы не верите, что мы служим интересам революции? Если революция вам дорога, не делайте этого…