Текст книги "Магистраль"

Автор книги: Евгений Прошкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Да что ты, Прелесть! – воскликнул Пастор. – Тебя я завсегда рад видеть. Даже без печенья. Кстати, чай!..

– Нет, пойдем уже, – сказал Олег. – Душновато у вас тут.

– А у вас? – спросил Пастор.

– Свежо. Минус двадцать, примерно.

Ася сняла с вешалки шубку – водитель тут же ее отобрал с намерением помочь, но к нему подлетел Пастор. Вероятно, его авторитет был выше, и шуба досталась ему. Олег с иронией наблюдал за этим галантным состязанием – он-то имел возможность одевать Асю ежедневно.

Накинув куртку, он переобулся и сложил летние ботинки в пакет. Туда же попали Асины туфли и сумочка, – для зимы у нее была другая.

– Ну… – Шорохов оглядел кабинет, соображая, что бы еще сказать.

– Навещай нас почаще, Прелесть, – напутствовал Пастор. – И ты, Шорох… Если дела какие будут.

– Давайте, счастливо… – не оборачиваясь, проговорил координатор.

Плафон опять мигнул, и трое из чужого отряда пропали, – так Олег воспринял это перемещение. Большой монитор на столе у Лопатина превратился в ноутбук, второй стол оказался чист. Исчезла из угла подставка с чайником, да дверцы одного из шкафов неуловимо быстро закрылись. В остальном комната ничуть не изменилась. Ася, как была в метре от Олега, так и оказалась – в том же метре.

– Вениаминыч ушел, а свет не выключил, – заметила она.

– Это он для нас. В темноте финишировать неуютно. Пойдем?

– Да, девять уже. В приличных местах рабочий день закончился.

Поднявшись по лестнице, Олег открыл железную дверь, и куртку тут же распахнуло ледяным ветром. Шорохов, проклиная погоду, быстро застегнулся. Еще час назад он маялся от жары и мечтал о морозе, но теперь снова затосковал. Зимой принято мечтать о лете, летом – о зиме. Человек редко бывает доволен.

Прелесть беспомощно куталась в короткую шубу. Олег подумал, что какой-нибудь рыцарь на его месте обязательно отдал бы теплую одежду девушке, но Ася, едва на него взглянув, заранее сказала:

– Не надо, Шорох. Заболеешь.

– Загадочная ты… – проронил он. – Иногда похожа на восточную женщину, иногда – на амазонку…

– Считай меня амазонкой с Востока.

– Восточная амазонка Ася…

– Ася – это сокращенно, – ответила она. – Вообще-то меня зовут Асель.

– Асель?.. Асель… – повторил Олег. – Асель – Ассоль…

– Грина я читала, мне не понравилось, – небрежно произнесла Прелесть.

– Ассоль – Асель… Красиво. Ты раньше не говорила.

– Ты раньше не спрашивал.

– Так я и сейчас…

– Значит, пришло время познакомиться. Ты ведь должен знать, кто тебя от маньяка спас… Который потому и стал маньяком, что…

– Это дело прошлое… – прервал ее Олег. – Я тут денег с карточки снял. Поймаем машину.

– Свихнулся… – сказала она, трясясь от холода.

– До метро полчаса будем ползти.

– Поползли, Шорох. За такси Вениаминыч убьет.

– Доедем, а водилу потом закроем. И платить не надо, ха-ха… Шучу. Просто закроем, и все.

– Тем более!

– Ну да… Вдруг он должен подвезти кого-то куда-то… А мы ему помешаем. И мир тут же рухнет… Ты сама веришь в это?

– Не важно, – отозвалась Прелесть, упрямо отодвигаясь от дороги. – Есть правила, которые нарушать нельзя. Минимальное участие в событиях – это уж точно не такси. Это, Шорох, пешочком и на метро.

Олег прикурил и, догнав Асю, прокатился по замерзшей луже.

– Сколько тебя помню, ты всегда была ненормальная.

– Комплимент, что ли, такой?

– Нет, серьезно! Вот в школе… Только тебя там и запомнил. Почему? Потому, что ни на кого не похожа. Даже на саму себя.

– Это не я загадочная, это ты, Шорох, загадочный. Я не понимаю: мы сейчас ссоримся, или наоборот?

– Я и сам не пойму… – признался Олег. – Только тебя, честно… В школе… Даже удивительно! Тебя, и еще Ивана Ивановича. И все!

– Я тоже тебя помню… довольно ярко…

– Комплимент, что ли? – хохотнул он.

– Ладно уж!.. А Ивана Ивановича… что-то не очень. Ты в прошлый раз о нем говорил, я так и не вспомнила. Да не могла я никого забыть! – неожиданно рассердилась Ася. – Вас всего шестьдесят человек было!

– Не шестьдесят, а двенадцать, – возразил Шорохов. – Иван Иванович до последнего дня учился, до самого теста.

– Нет, – уверенно сказала она. – Всех прекрасно помню. Тебя… такого нахохленного…

– Самый нахохленный у нас был Иванов.

– Не помню… – повторила Ася.

– Ты с ним даже разговаривала. Он что-то спросил про крутых оперов, а ты ответила, что конкурсов на крутизну среди оперов не проводится…

– Не могла я такого говорить! – возмутилась Прелесть. – Откуда мне знать, что у нас проводится, а что нет?

– Да черт с ним, с Ивановым! Замучили меня эти дежа вю… – пожаловался Олег. – Запутали… Нет покоя, мешает что-то…

– Это с непривычки. Скажу Лопатину, пусть отправит тебя к концу периода. В две тысячи шестьдесят пятом у Службы хорошая клиника появилась. Отдохнешь.

– Сам справлюсь.

– Тогда не хнычь. И закрывайся почаще, не перегружай мозги.

Незаметно они подошли к метро. Народу было не много, но свободных мест в вагоне не нашлось. Олег с Асей встали у дверей и одновременно посмотрели на схему. До «Урала» было восемь остановок, да еще с пересадкой.

Шорохов прижал Прелесть к себе и сквозь шубу почувствовал, что она дрожит. После улицы Ася никак не могла согреться. Олег укорил себя за то, что не навязал ей свою куртку, хотя он-то в свитере точно простудился бы, а слечь на второй день службы оказалось бы некстати.

– Придется водку пить, – обреченно произнесла Прелесть.

– В одиночку, или как? – осведомился Олег.

– Я, когда напьюсь, такая дура… Только не в этом смысле, не надейся.

– Это ты не надейся. Пьяные женщины меня не привлекают.

– Что, юношеские драмы? Бедолага Шорох…

– Не умничай, ты же еще трезвая. – Олег сунул пальцы в ее рукава, так, что Асины ладошки попали в толстые рукава его куртки. Прелесть по-прежнему мерзла.

– Повезет твоей жене…

– Ты сама знаешь, какие в Службе жены. У меня пока только одна кандидатура.

– Я и говорю. Повезет мне когда-нибудь.

– Ася, ты же трезвая!

– По-моему, я это уже слышала.

– Ну вот, и тебя проклятое дежа вю одолело…

Они тихонько стукнулись лбами и засмеялись. Для вечернего метро это было так банально, что подросток, оторвавшийся от книги и засмотревшийся на румяную с мороза Прелесть, зевнул и вернулся к чтению. На странице сто шестьдесят восемь было описано, как герой отправился в прошлое, чтобы изменить свою жизнь, и по сравнению с реальной жизнью, которую, как догадывался подросток, изменить вряд ли возможно, это было гораздо интересней.

* * *

Василий Вениаминович опаздывал. Олег сидел в кабинете один, барабанил по столу, шлялся из угла в угол. Попробовал выйти на улицу покурить, но мороз все не утихал, и больше трех затяжек Шорохов не выдержал – защипало нос.

Аси тоже не было. В бункер они поехали по отдельности, но с утра Олег ее видел и отметил, что напарница не заболела. Помогла, не иначе, вчерашняя водка.

Пили по-дружески, без всяких. «Поприставать» Шорохову и в голову не пришло, не то было настроение. Да и Прелесть вечером чувствовала себя неважно. Просто болтали: она в одежде забралась на кровать и укрылась одеялом, он качался на расшатанном стуле. Ася рассказывала о себе: о том, как люди становятся сначала близкими-близкими, такими, что и сердце одно на двоих, и общая кровь, – а потом вдруг такими далекими-далекими…

Олег слушал внимательно, пытаясь выловить что-нибудь лично для себя и лучше понять саму Асю, но история оказалась настолько стандартной, что в нее не очень-то верилось. У Прелести были те же проблемы с прошлым, что у и Олега: она помнила почти все, однако помнила как-то не конкретно, будто не о себе, а о ком-то другом. Шорохова это успокаивало: если туман в голове завелся не только у него, но и у Аси, значит, все нормально. Возможно, это были отголоски варварского теста, когда им закрыли-открыли сразу по полгода.

Под конец Ася явно перебрала – стала хохотать, внезапно обижаться и еще более внезапно признаваться, что кроме Шороха у нее никого нет. В общем, не обманула: превратилась в обычную пьяную дуру, милую и несносную. Вскоре она матерно предложила Олегу уйти, и он, не споря, ушел. Какое-то время за стеной еще раздавался Асин смех, потом плачь, потом вроде бы снова смех – потом Шорохов заснул.

Наверху грохнула дверь, и по лестнице затопали две пары ног – одна полегче, другая потяжелей. Ася вошла в кабинет первой и торжественно поставила на стол коробку с чайником. Рядом она возложила, не менее торжественно, большой пакет печенья.

– Захламляемся понемногу… – прокомментировал возникший за ней Лопатин.

– Василь Вениаминыч, не возражайте! – сказала Ася. – Завтра еще нормальный веник принесу.

– Лучше пылесос… – заметил Олег.

– Точно, пылесос! – обрадовалась она. – Это не будет расценено как вторжение, надеюсь?

– Я и не возражаю, – ответил, снимая пальто, Лопатин. – Наконец-то женщина в доме завелась.

– Обновим… – деловито произнесла Ася, распаковывая чайник.

Едва она налила воды, как в кабинете появился четвертый. Лис.

– Ну что ты будешь делать? – воскликнул он. – Все время у них чай!

– Стучаться надо, – хмуро сказал Василий Вениаминович.

– Здрасьте… – Лис осекся и медленно выложил диск в пенале без вкладыша. – Когда у вас рабочий день начинается? В следующий раз пораньше приду.

– Он у нас не заканчивается. Но идея хорошая. Ты уж как-нибудь в мое отсутствие постарайся.

– Яволь, Вениаминыч, учту пожелания вышестоящих… – Лис прикинул продолжение фразы и, сообразив, что быстро закончить не удастся, оборвал ее на полуслове. – Наверх что-нибудь есть?.. Тогда до свидания.

– До нескорого, – процедил Лопатин.

Ася включила чайник и зашуршала пакетом. Василий Вениаминович рассеянно потрогал бородку и, взяв минидиск, сел за стол.

– Мир тесен… – проронил Олег.

– Строго по вертикали, – откликнулся Лопатин. – Только для тех, кто завязан на этот бункер. Ни в Питере, ни в Париже мы никого не знаем. А если вдруг и узнаем…

– Понятно, – кивнул он.

– В Париже я не бывала… – призналась Прелесть.

– Тебе и в Питер попасть не скоро грозит, – сказал Василий Вениаминович. – Шорох, а часто ты с Лисом сталкиваешься? – спросил он как бы между прочим.

– Периодически… – тем же тоном ответил Олег. – Что у вас с ним за напряги, если не секрет?

– Тому секрету уж тридцать лет скоро. Тысяча девятьсот семьдесят восьмой год, мой первый отряд. И мой лучший оператор…

– Лис, – легко угадал Шорохов. – Но в семьдесят восьмом он был еще ребенком…

– А я… – Лопатин почесал лысину, затем невидящим взглядом скользнул по ноутбуку и повернулся к Олегу. – А я уже умер. В семьдесят восьмом… Такая вот солянка была в отряде, ни одного местного. И Лис… Гонора много, опыта меньше. Да еще случай попался… гибельный случай. Лис должен был отступиться и передать операцию кому-нибудь из зубров. Самолюбие не позволило. В итоге – «превышение служебных полномочий», легко еще отделался…

– Поэтому он в курьерах? – спросила Ася.

– Нет, это не связано. Отряд расформировали… А Лиса закрыли, и все дела.

– Но у него же и свой корректор есть.

– И столько закрытых секторов, что если он хоть половину откроет, получит либо инсульт, либо шизофрению. Да и зачем?.. Не было там ничего интересного. Одна кровища… Так!.. – Лопатин энергично хлопнул в ладони и вновь посмотрел на экран. – Заболтались. Давайте-ка чаю для разминки, и вперед. Работы прислали уйму.

– Василь Вениаминыч, как вы в этом во всем разбираетесь? – удивился Олег. – Семьдесят восьмой, согнали народ из разных времен… Потом опять по другим временам распихали… Я Лиса только недавно видел, а для него уже год прошел.

– Никто и не разбирается, Шорох. Люди реагируют на обстоятельства, вот и все. При чем тут последовательность?

– Но ведь так жить невозможно!

– Но ведь живем. Целая Служба живет и здравствует. Тебе говорят, что такого-то и такого-то выперли на пенсию, а ты его через месяц встречаешь на операции – молодой, цветущий… «Привет, старикашка!..». «Привет, покойничек!..». Попили пивка и разошлись, он в прошлое, ты в будущее… это для того, кто вам пиво наливал. А вы просто вернулись в настоящее, каждый в свое…

Чайник закипел, но ни чашек, ни заварки в кабинете не оказалось. Ася расстроилась чуть не до слез. К продолжению беседы настроение не располагало, и Лопатин молча выдал обоим задания.

Стартовали Прелесть и Шорохов почти синхронно, однако Олег финишировал на двенадцать лет раньше. Асе впервые досталась командировка в будущее – недалекое, но она была рада и такому. Олег опять отправился в прошлое – тоже в близкое, и тоже с удовольствием.

Из бункера он вышел в мае девяносто пятого. Вокруг звенела весна, и Олегу как будто снова было семнадцать лет.

* * *

Да, столько ему здесь и было – семнадцать. Ужасный возраст.

У порядочных людей принято вспоминать о юности что-нибудь романтическое, про цветочки и поцелуйчики. Олег ничего подобного вспомнить не мог. Поцелуи были, и в большом количестве, и все остальное было тоже, но в памяти отложилось совсем другое. Школа, экзамены, и впереди – неизвестность.

Неизвестность предстала перед семнадцатилетним Олегом массой шансов, которые на поверку оказались мыльными пузырями. Все до единого. Даже странно… Ему должно было повезти хоть в чем-то, пусть для начала не слишком крупно, – ан нет… Подал документы сразу в два института, в обоих провалился, прыгал с работы на работу, постоянно цеплял за хвост нечто похожее на удачу, – «нечто похожее» всегда оборачивалось притаившимся обломом. Олег не мог сказать, что он несчастлив, для этого он был слишком молод, но и счастья как такового он не ощущал. Все было смутно, и сейчас, вспоминая ту весну, Шорохов словно просматривал отрывки полузнакомого кино. Туманная юность вполне укладывалась в прожитые двадцать семь лет, такие же туманные, как будто чужие.

Роддом находился на юго-западе, в районе новостроек. Операция обещала быть тривиальной – опять младенец, опять прямо в палате. Шорохов уже раздумывал, не поздновато ли он едет, – гораздо легче было повторить шаблонный фокус с обратной подменой, чтобы нарушитель не только все исправил, но и попал в руки оперотряда удовлетворенным.

«Сейчас определимся», – решил Олег, подходя к синему панельному корпусу.

У подъезда курило несколько издерганных папаш, чуть в стороне разгуливала девушка лет двадцати, без всякого намека на живот. На маленьком асфальтированном пятачке, между «восьмеркой» и тридцать первой «Волгой», стоял затрапезный милицейский «Уазик».

Олег поднялся на низкое крыльцо, и девушка уверенно двинулась в его сторону. Он из вежливости приостановился, хотя и понял, что девица обозналась. Семнадцатилетний Шорохов чудил, конечно, но не до такой же степени. Да и не похож был Олег на того юношу. Сколько лет уже минуло…

– Простите… – обратилась к нему незнакомка. – Сигаретки не найдется?

Олег покосился на мужиков – смолили все до единого. Или у них самокрутки?.. В любом случае, отлавливать прохожих, когда рядом столько народа, было нерационально.

Шорохов протянул девице открытую пачку «Кента».

– Вообще-то я не курю… – призналась она.

– Нетрудно догадаться.

– Давайте отойдем… – Девушка сделала пару шагов к перилам.

«Странное место для знакомств, – отметил Олег. – У нее, наверно, семеро по лавкам, вот и намекает… Или попытается заболтать, пока нарушитель не закончит с подменой. Очень глупо…».

– Давно мечтала взять у вас автограф… – Она порывисто развернулась к Олегу. Личико у нее при ближайшем рассмотрении оказалось ничего так, симпатичненькое.

– Н-да?.. – обронил Шорохов. – Вы меня с кем-то перепутали.

Он собрался уйти, но девушка схватила его за локоть.

– Вас нельзя ни с кем спутать, Шорох. Я вас по глазам узнала. У вас взгляд… несчастный. Такого ни у кого нет.

– Н-да?.. – повторил Олег, уже без сарказма.

Он посмотрелся в темную стеклянную панель рядом с дверью – взгляд был, вроде, нормальный. Как всегда.

– Я знаю, вы заняты, у вас же задание… – сказала незнакомка. – Я потому сюда и прибыла, что вас здесь можно поймать. Позже вы станете недоступны, а пока…

– Пока еще я доступен, – согласился Олег.

– Ой, нет!.. Я не то имела в виду! Я вовсе не считаю вас легкомысленным или распущенным…

– Спасибо… – Олег подумал, что, имей он такую возможность, распустился бы непременно.

Девица, продолжая теребить его за рукав, заговорила вдруг быстро и сбивчиво:

– Вы мой герой, Шорох! Я с самого детства… У меня над кроватью ваша фотография с первого класса висела. Знаете, чего мне это стоило? Это перемещение… Вы же выкроете для меня минутку? Полчасика, хотя бы… Я понимаю, важное задание… Но они у вас все важные! А минуток – их же много, и можно будет вернуться сюда опять. А у меня… Только раз в жизни!

Она все не выпускала его руки, и Олегу такое внимание было… не то чтобы приятно… он просто растекался от блаженства. Однако чем дольше он слушал, тем меньше ему нравились эта беседа и эта поклонница.

– Если вам автограф – давайте, я подпишу что-нибудь, – неловко предложил Шорохов.

– Ну, автограф – это не совсем то, что я собиралась… – Девушка погладила его локоть. Можно было подумать, что она стесняется, но Олег понял, что поклонница элементарно боится его обидеть. Она приподнялась на цыпочки и, приблизив губы к его уху, прошептала: – Я хочу вас, Шорох!

Он глупо засмеялся.

– Ты откуда такая скорая? Из какого века?

– Вы не пожалеете, Шорох! – сказала фанатка во весь голос. – Один разик!.. От вас же не убудет, правильно? А мне это такое…

– Совсем очумели в своем будущем… – пробормотал он. – Иди домой, овца! Еще раз тут объявишься – сдам как нарушителя.

Томящиеся у входа мужики сути разговора не уловили, но на Олега посмотрели с неодобрением.

Он отнял руку и, оттолкнув девицу, рванул дверь.

До вторжения оставалось минуты две, и он вряд ли успел бы поучаствовать даже в качестве зрителя. Шорохов бежал по длинному коридору и заранее прикидывал, где удобней перенестись назад.

Детская палата находилась на втором этаже – лифтом было бы хлопотно, и Олег повернул к лестнице. На площадке, как выяснилось, его тоже ждали – правда, уже не девушка. Молодой сержант, с усами и в бронежилете. Автомата при нем не было, – только дубинка.

Увидев Шорохова, милиционер оживился и выставил палку вперед.

– Документики… – меланхолично произнес он. – С какой целью?.. рожаем?..

Олег вручил ему свой паспорт и терпеливо вздохнул. Все равно уже опоздал.

Сержант, едва взглянув на фотографию, опустил паспорт в карман броника и приглашающе взмахнул дубинкой.

– Пройдемте…

– Что-то не так?

– Обычная формальность, не расстраивайтесь.

– А чего мне расстраиваться-то? – зло улыбнулся Шорохов. – У меня тут жена… а вы меня неизвестно на сколько!..

– Проверим, и все.

Сержант взял его за локоть – как фанатка, только потверже, – и направил обратно. Бодаться с милицией инструкция строго запрещала, да Олегу не сильно-то и хотелось. Ему было даже интересно, что сделают в отделении, когда наткнутся на фээсбешный гриф. Лопатин сулил кучу извинений и доставку в любой конец города.

«Козел» у роддома стоял не зря – это Шорохов почуял сразу, как только вышел на улицу. Задняя дверь в машине распахнулась, и оттуда вылетел окурок. Сержант подтолкнул Олега к «Уазику».

Шальная поклонница уже куда-то исчезла; папаши по-прежнему стояли на крыльце и с любопытством наблюдали за Олегом. Тот, сам немало заинтригованный, забрался в машину.

Внутри сидел мужчина – в возрасте, но не старый, суховатый, но не худой. С доброжелательным лицом и холеными ногтями. На нем был китель с погонами подполковника, и погоны смотрелись нормально, однако фуражка ему шла, как почетному члену гей-клуба. То есть, в принципе шла, но не так, как надо.

Водитель, тоже сержант, вылез покурить.

– Здравствуйте, Шорох, – сказал подполковник. – Моя фамилия Федяченко, и я представляю интересы одного человека… Очень серьезного человека… Подальше! – крикнул он подчиненным и вновь обернулся к Олегу. – От подписи моего доверителя зависит половина всей вашей Службы и уж точно те, кого вы знаете, Шорох. Включая вас самих.

– Подпись… – Олег зевнул. – У меня действительно в будущем фанатки заведутся?

– Если только после смерти. Раньше вас не рассекречивают.

– Значит, не доживу, – констатировал он. – А девка-то ваша была… Ну, от пряника я отказался. Теперь что?.. Кнут?

– Другой пряник, – скромно ответил Федяченко.

– Деньги?

– Я вижу, наш диалог конструктивен. Серьезные деньги, – уточнил подполковник.

Олегу захотелось воспользоваться станнером немедленно, но логика требовала вытащить из собеседника хоть какую-то информацию. К тому же, это могла быть и обычная служебная проверка.

– Цена, акция, фамилия вашего серьезного человека, – проговорил Шорохов. Кажется, приоритеты он выстроил верно: самое важное задвинул в конец.

– Миллион, ликвидация, мистер Икс, – так же чеканно произнес Федяченко.

– «Миллион» – это чего? Рублей?.. копеек?.. тугриков?

– Тугриков!.. – крякнул подполковник. – Миллион евро, который вы получите в своем настоящем.

– Богато живете… И скоро в России так сорить деньгами научатся?

Вопрос был вроде бы абстрактным, и Шорохов надеялся, что как-нибудь проскочит.

– Смотря кто, – сдержанно ответил Федяченко.

Не проскочило.

– И смотря за что, – сказал Олег, закуривая. – Ликвидация… Звучит слишком неопределенно.

– От вас требуется организовать убийство одного типа.

– Спасибо, не двух…

– Убивать никого не надо, только подготовить. Мой доверитель все сделает сам.

– Он что, охотник? Скальпы собирает?

– У него была давняя мечта, и сейчас он принял решение ее осуществить.

– Мститель? Самое противное – это мстители.

– Миллион двести, и мы продолжаем, – сказал Федяченко. – Да!.. вы, наверное, торопитесь? Не стоит. Сегодня здесь ничего не случится, никаких вторжений. Просто нам нужно было где-то встретиться.

– Вам известно, где я служу…

– Где и когда, – подтвердил он. – И многое другое. О, не волнуйтесь, я вас не шантажирую, это бессмысленно. Только добровольное сотрудничество, откажетесь – никаких претензий. Мнемокорректор для вас у меня найдется. И… чуть не забыл! – обрадовался Федяченко. – Разоружать вас я не буду, это невежливо, но обязан предупредить: во-он там… – он показал на здание, выходящее из-за больницы углом. – Мой снайпер. Не обессудьте. Всего лишь меры предосторожности.

– Сколько же вас здесь ошивается?

– Семеро. Это те, про кого я знаю. Не исключено, что мой доверитель подстраховался еще и самостоятельно. Имеет право.

– Твой доверитель, раз он так крут, мог бы и без меня обойтись.

– Проблема в том, что вы это компенсируете. И все останется как было.

– Обязательно компенсируем. И еще накажем.

– Это вряд ли. Но скандал действительно не нужен. А нужен результат. Обеспечьте его, Шорох. И мы обеспечим вас.

Олег отстрельнул окурок и вытащил вторую сигарету. Теперь ему стало интересно по-настоящему.

– Любое вторжение отслеживается, – сказал он. – Вторжение без последствий невозможно, ради них оно и совершается. Последствия себя проявляют. Служба реагирует. Вы же не купите всю Службу?

– Прекратите, Шорох. Этим все занимаются, шила в мешке не утаишь. Ну, пусть не все… только хорошие специалисты. А Служба реагирует, что ей еще делать?.. Но некоторые вторжения так запутаны, что корректно компенсировать их нельзя. Я мог бы и к другому оперу обратиться, но вы, Шорох… вы мне кажетесь лучшим. Миллион четыреста.

Олег поперхнулся дымом. Если это была все-таки провокация…

– Поверьте, Шорох, я не провокатор. – Федяченко посмотрел ему в глаза, и Олег почему-то поверил. – Я… тоже специалист в своем роде. Агент по особым поручениям, так сказать.

– Допустим, – молвил Олег. – Пока только допустим… В каком году он хочет это сделать?

– В две тысячи третьем. Это рядом с вами, так что ваш визит туда будет вполне оправдан.

– И кому он собрался мстить?

– Пол – мужской, возраст – семьдесят.

– Убивать старика? Отвратительно… Сами-то вы из две тысячи сорокового, не ближе.

– Чуть подальше, но примерно так.

– В вашем времени он давно уже мертв…

– Воля доверителя, – пояснил Федяченко. – Ему не нужна естественная смерть, он желает убить этого человека лично. И данный вопрос не обсуждается.

– Убить старика… Что за мерзость? Он у вас не извращенец?

– Извращенцем был как раз старик, – ответил подполковник. – Отец моего доверителя. Если угодно – доверительницы. Ей тоже ровно семьдесят, и она ничего не забыла. – Федяченко помолчал, разглядывая свои полированные, совсем не милицейские ногти. – Вы меня устраиваете, Шорох. Полтора миллиона, и сделка состоялась.

– Слишком быстро, – возразил Олег. – Мне надо подумать.

– У вас в запасе еще долгие годы. Пока вы на службе – думайте. Согласитесь ли вы сию секунду, или через пять лет – для нас, как вы понимаете, это роли не играет. Ведь с нашей точки зрения…

– Что? – встрепенулся Олег. – Что с вашей точки?! Это… все уже случилось?!

– Гонорар я мог бы отдать вам прямо сейчас, – сказал Федяченко. – Вы справились блестяще.

* * *

К метро Олег не пошел. Глупо беспокоиться о таких мелочах, как лишний прогон машины с пассажиром, которого нет и не было, когда тебе сообщают, что вся твоя жизнь уже расписана наперед. Ничего нового, фактически: инструктор говорил то же самое, но Олег успел поверить, что операторов это не касается. Просто ему очень хотелось – поверить.

Олег не заметил, как под вытянутой рукой остановилась серая «Волга». Он назвал адрес, водитель спросил: «Сколько?», Шорохов сказал: «Сколько хочешь». Он же миллионер, так какого хрена?.. Банкоматы были щедры, да и обещанный мешок евро, в девяносто пятом пока еще никчемный, согревал даже в перспективе.

Олег не желал браться за это дело, но он боялся, что его личное мнение ничего не решает. Как, впрочем, и все остальные мнения. Свободу выбора нельзя купить ни за полтора миллиона, ни за все деньги мира – просто потому, что ее, свободы, не существует. Возможность пройти по единственной дорожке, совершить набор строго определенных действий – и ни шагу в сторону. Подсмотреть, что там в конце, и удовлетворенно застрелиться…

– …холодно… – обронил водитель.

– Что?.. – Олег прослушал и теперь не знал – переспросить или отмахнуться.

– Прохладно, говорю, сегодня.

– В декабре прохладней, – отстраненно ответил Шорохов.

Водитель пошевелил бровями и занялся магнитолой. Развивать тему он не рискнул.

Олег, оторвавшись от размышлений, повернулся к окну. Ничего знаменательного там не оказалось. Шорохову было безразлично – и то, что появляется впереди, и то, что остается сзади. У него отняли даже не свободу, а веру в какую-либо свободу вообще. Самое ценное, что есть в жизни, – иллюзию выбора. Отняли. Хотя… именно об этом и предупреждал когда-то вербовщик.

Вздрогнув, Олег сфокусировал взгляд на маленьком «Фиате», сверкающем после мойки. «Волга» начала останавливаться у светофора, и «Фиат» тоже притормозил. На стоп-линии они встали впритирку, дверь к двери.

Шорохов разглядывал соседний салон – рядом, буквально в метре, сидела Ася. Кроме нее в машине находились еще двое молодых людей, худощавых, крашеных и невыносимо стильных – по меркам девяносто пятого. Вся компания болтала и трясла головами, то ли под музыку, то ли так, от благого расположения духа.

Олега вдруг охватило необъяснимое чувство досады. Ася, вероятно лет восемнадцати от роду, вероятно – нетрезвая, куда-то ехала с двумя полудурками… Ну и что? Она и сейчас, в настоящем, не обязана перед ним отчитываться, а уж здесь-то, в прошлом… Тем не менее, Шорохов не мог себя пересилить. Он прижался к стеклу так, что расплющил нос, и пялился на «Фиат», пока его там не заметили.

Один из парней толкнул Асю в бок и показал на Олега. Все трое захохотали.

– За ними, – распорядился Олег.

– Так э-э… – замялся водитель.

– Все будет оплачено.

Светофор подмигнул желтым и сразу включил зеленый. «Фиат» пулей сорвался с места. «Волга», чуть помедлив, стала набирать обороты.

– Не упустим, – сказал водитель. – Девушка твоя? Какая молоденькая…

– Сестра, – буркнул Шорохов.

Он и сам не очень понимал, зачем ему это нужно и что он будет делать, если, к примеру, застанет Асю выходящей из машины.

«Привет, Асель…».

«А ты кто?..» Или даже так: «А пошел на…».

– Отбой, – вздохнул Олег. – Давай, куда ехали.

– Так мы и едем. Нам с ними по дороге. А вот… если хочешь знать, не ты один интересуешься, – проговорил шофер, косясь на зеркало. – Еще кое-кто…

– За ней?

– За нами. Беспокойный ты пассажир… Высажу я тебя, пока не нарвался…

– Какой «высажу»?! – воскликнул Шорохов. – Сколько тебе еще?..

– Ну… сотку, наверно.

Олег обернулся – сзади маячили красные «Жигули».

– Давно за нами прутся… – сообщил водитель.

Шорохов порылся в карманах и, выбрав стотысячную купюру, с хлопком положил ее на приборную панель. В том же кармане вперемешку лежали и деноминированные, и две банкноты по десять марок, и десятка евриков, и даже юбилейный полтинник Центробанка, выпущенный в две тысячи девятом году.

«Это Федяченко, – решил Олег. – Чего ему надо? Проверяет? Больно откровенно…».

– Теперь убегаем? – с издевкой спросил шофер.

– Пусть догонит.

– Послушай, друг… Мы насчет маневров не договаривались.

Шорохов разыскал еще две сотни. Водитель засомневался пуще прежнего, но умолк.

На очередном светофоре красная «девятка» поравнялась с их «Волгой» – для этого ей пришлось опасно подрезать другую «девятку», молочно-белую.

Это не могло быть совпадением. Это и не было совпадением.

За рулем сидел Иван Иванович. Бывший сокурсник уставился на Олега так же открыто, как он сам недавно таращился на Асю.

«Он же не помнит, – спохватился Шорохов. – Его же закрыли».

Иванов не отводил взгляд, однако его лицо при этом ничего не выражало. С такими лицами обычно смотрят новости из Гондураса.

«И вообще, он местный, – запоздало сообразил Шорохов. – Он и не может помнить – ни школу, ни меня…».

Иван Иванович, как будто услышав, на секунду отвернулся к светофору и вновь воззрился на Олега. Вряд ли случайно.

Шорохов опустил стекло и махнул рукой.

– Здорово! – крикнул он.

На перекрестке было не очень шумно, и реплика наверняка дошла. Иванов не реагировал. Опасаясь, что машины скоро разъедутся, Олег жестом попросил его остановиться у тротуара, но Иван Иванович плотнее закрыл окно и выразительно покачал головой.

Хоть что-то определенное…

И лишь когда красные «Жигули» газанули и умчались, Шорохов наконец понял, что ему не нравилось. Не в машине, – в самом Иванове. Если местная Ася была значительно младше Прелести, то Иван Иванович оказался точно таким, каким Олег запомнил его по школе. Разве что взгляд теперь был поуверенней, без чудинки.

Лопатин утверждал, что Иванова откорректировали, соответственно Служба для него превратилась в пустой звук, а синхронизатор – в несуществующее слово. Что же касается самой возможности перемещения во времени, то для Ивана Ивановича она должна была стать полным абсурдом. Но, похоже, не стала…