Текст книги "Тесак, Фургал и другие. «Странные» смерти, дела и быт в российских тюрьмах"
Автор книги: Ева Меркачёва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
В криминальной истории Санкт-Петербурга есть два страшных события, между которыми до сих пор не было никакой связи. Первое – штурм легендарных питерских «Крестов». 23 февраля 1992 года СИЗО захватила группа заключенных во главе с Юрием Перепелкиным, в заложниках – сотрудники. Тогда погибли четверо. Второе событие – задержание серийного убийцы (известен как «маньяк из Невского лесопарка», орудовал с 1991 по 1995 год) милиционера Павла Шувалова. Жертвами стали пятеро.
Спустя почти тридцать лет выяснилось: в то время, когда зэк Перепелкин пытался бежать из «Крестов», у ворот изолятора нес дежурство маньяк-милиционер Шувалов. Сейчас они. сидят в одной (!) камере колонии для «смертников» в Мордовии и заявляют, что могут подтвердить алиби друг друга. Но по порядку.
23 февраля 1992 года до сих пор считается черным днем Санкт-Петербурга. О захвате заложников в легендарных «Крестах» быстро узнал весь город, к стенам изолятора приехали известные люди, в переговорах с зэками-бунтарями участвовали руководители Северной столицы и криминальные авторитеты. А зэки – семь человек во главе с рецидивистом Юрием Перепелкиным – требовали свободу, оружие, денег и самолет в Швейцарию. В итоге погибли четверо: трое беглецов (застрелены во время штурма) и один заложник (убит Перепелкиным).
Накануне закрытия легендарных «Крестов» я побывала там. Бродила по разрушенным коридорам девятого корпуса (где непосредственно происходил захват заложников) и представляла, как вел свой бой заключенный Перепелкин. Вот тут строил баррикады, а вот здесь удерживал заложников – младшего инспектора (женщину) и инструктора-кинолога… Нашла даже стационарный телефонный аппарат, с которого Перепелкин вел переговоры. Сопровождавший меня сотрудник Крестов рассказывал, как обезумевшие от адреналина заключенные напились коньяка, который нашли в одном из кабинетов, и как Перепелкин от отчаяния в начале штурма зарезал заложника. Самого преступника я представляла огромным, страшным, почти монстром.
И вот он – тот самый Перепелкин сидит передо мной сейчас в кабинете начальника «мордовской зоны» (колонии для пожизненно осужденных). Маленький, щуплый, почти доходяга. От этой встречи меня долго отговаривали, ссылаясь на то, что у осужденного якобы открытая форма туберкулеза.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовалась я у Перепелкина.
– Спасибо, абсолютно нормально. Я вроде как выздоровевший. Активной формы у меня нет.
– А я о вас слышала от сотрудников «Крестов», когда была там. Они помнят 23 февраля 1992 года.
– Кто-то остался там из тех, кто в то время работал?
– Евгений Божадзе, например. Он мне все рассказывал и даже показывал, когда я была недавно в старых «Крестах».
– Я и не думал. «Кресты» – место особое. В то время там очень тяжело было. Перенаселенность камер жуткая. На одно место, то есть на койку, приходилось по 3–4 человека. Спали по очереди. Чая и сигарет не было. С передачками плохо, потому что на воле тоже ничего не достать. Сложные времена. У меня приятель за 7 месяцев нахождения в «Крестах» потерял 12 кг, я его даже не узнал, когда увидел.
– Кормили тогда заключенных плохо?
– Вообще не кормили.
– Знаете, что Кресты недавно закрыли?
– Да, читал об этом. Закрыли и закрыли. Мне все равно. Той истории нашего побега 27 лет. Неужели еще кто-то ее помнит? Кому-то это разве интересно спустя столько времени?
– Конечно. Не жалеете, что задумали тот роковой побег?
– Я жалею о том, что вообще когда-то попал в тюрьму. В первый раз это было в 25 лет, уже не ребенок был, надо было тогда соображать, а все разговоры про «попал в плохую компанию» – это ерунда, и я не скажу, что это было случайно. Но что толку от этих сожалений?
А побег – это был поступок отчаянный. Я понимал, что срок мне дадут огромный. Приговора не было, но все было ясно. Не хотел всю молодость в тюрьме просидеть. Мы задумали просто побег, без крови, без насилия. И точно вам скажу – никто не хотел брать заложников.
– У вас должны быть наверняка уникальные лидерские способности, особая харизма, раз за вами пошли заключенные?
– Посмотрите на меня! Есть во мне харизма? Я думаю, что нет. Родители у меня самые простые ленинградцы. Отец токарь, мама в университете работала. А то, что я организатор, – это преувеличение. Решение о побеге было коллективным, мне просто выпало кое-какими действиями руководить. Заключенные мне доверяли, это да. Кого-то я знал еще по воле, с остальными просто приятельствовал.
– Побег почему не получился? Потому что не смогли открыть люк на смотровую вышку?
Справка: По плану Перепелкина группа беглецов должна была во время вывода на прогулку напасть на конвоира, отобрать ключи, попасть на смотровую вышку, а уже оттуда на крышу.
– Из-за ерунды не получился. Ключи сотрудник по случайности унес с собой после смены, за что ему потом вынесли, служебное несоответствие. Это все есть в материалах дела. Если бы не забрал ключи домой, они были бы у нас, и все получилось бы. Но повторюсь, это был чистый побег, никто не собирался никого захватывать.
– Правда, что заложников вы захватили благодаря гранатам, которые вы сделали из хлеба и покрасили зеленой краской?
– Почему из хлеба? Ерунда. Был только один муляж гранаты, а остальные нормальные ТМ-57. Взрывчатка у нас с собой была настоящая. Я ж в «Крестах» тогда оказался именно за огнестрельное оружие, по 218-й статье УК РСФСР («Незаконное ношение, хранение, приобретение, изготовление или сбыт оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ». – Авт.)
– А как же в Кресты взрывчатку пронесли?!
– Лучше скажите, что в «Кресты» тогда было нельзя пронести? Столько было случаев, когда пистолеты проносили. Помните Червонца? Первый случай его попытки побега был до меня, второй уже при мне. Один раз ему пистолет женщина-следователь пронесла, а другой – сотрудник изолятора.
Справка: Сергей Мадуев, по кличке Червонец, был самым известным советским налетчиком. Его также называли «последний бандит СССР». Первая попытка побега из «Крестов» им была совершена в марте 1991 года, пистолет ему пронесла следователь прокуратуры Наталья Воронцова (на основе истории их любви снят известный фильм «Тюремный романс» с Абдуловым и Нееловой).
– Вы с Червонцем сидели одновременно?
– Когда он вторую попытку побега предпринял – да. Мы тогда оба уже были под расстрелом.
– Правда, что вы напились, пока вели переговоры по освобождению?
– Напились? В кабинете оперативника мы нашли одну бутылку коньяка. Но разве это серьезно – на семь здоровых мужиков? Не были мы пьяными. Это все попытки выставить нас в неприглядном свете.
– А зачем вы просили, чтобы к стенам «Крестов» приехал на переговоры с вами журналист Невзоров?
– Нет, не просил я. Хотите правду? Вы же не напечатаете.
– Напечатаем.
– История не очень красивая. Невзоров приехал снимать репортаж. И он спросил у нас: двери закрыты так, что их не открыть? Я ответил: мы не можем никак открыть, болты железные вбиты и их невозможно вытащить. Он снова спрашивает: то есть вы со своей стороны дверь никак не откроете? Я опять отвечаю: это невозможно. Он в третий раз спросил. Я поразился тому, что он такой непонятливый. А после третьего ответа он обратился к своему оператору. Типа «Саш, снимай! Я предлагаю поменять заложников на меня!» То есть он потому это предложил, что точно знал – двери не открыть. История была именно такая. Готов в глаза Невзорову ее рассказать.
– Спустя столько лет сожалеете, что убили сотрудника? Читала, что вы ударили его заточкой много раз и это от злости и ненависти из-за того, что штурм начинается и побег не удался.
– Вы думаете, это я убил? Не думаю, что из-за ненависти, вместо 10 лет, которые мне светили, я хотел заработать смертную казнь. А вы не задавались вопросом: почему нигде не было фото погибшего? В материалах уголовного дела их тоже не было, на суде их не представляли. Если бы такие снимки обнародовали, то всем стало бы понятна причина смерти. Спросите у моего сокамерника Павла Шувалова, как все было. В тот день он, будучи милиционером, дежурил в 200 метрах от входа в Кресты. Те, кто штурмовал нас, рассказывали ему, как все было.
– Получается, что вы с Шуваловым в одной камере? Тогда, в роковой для вас день, были рядом, не зная друг о друге, а сейчас вообще вместе! Это же почти мистика!
– Родственные души. (Усмехается.) Вы расспросите его про тот день. Кстати, никакой он не маньяк, по-моему.
– Почему вы не пытались доказать, что не убивали сотрудника?
– Все равно никому ничего не объяснишь. Никто не услышит.
– Если бы тот побег удался, то как могла бы сложиться ваша жизнь?
– Думаю, ничего бы хорошего не случилось. У меня был, конечно, план, куда бежать, где прятаться. Но долго так, наверное, не могло бы продолжаться. Я никуда не пишу, никаких прошений. Я даже о помиловании не просил, когда четыре года под смертной казнью был. Но вот помиловали, и слава Богу. В 1999 году приехал сюда. Первые ощущения – ничего хорошего. Какие могут быть ощущения, когда ты понимаешь, что не на пять лет и не на десять, а на всю жизнь? Ровно двадцать лет я уже тут. Сказать, что легко, я бы постеснялся. Но сказать, что совсем невыносимо, тоже не могу. Живу, да и живу. У меня есть дочь – в Канаде живет. Есть внуки. Может, ради этого и стоит жить?
«Владимирский централ»
Каждый второй арестант – психопат: что происходит во «Владимирском централе»Как хоронили коменданта Берлина
Тюрьма, застава и кладбище – три главных достопримечательности Владимира, которые к тому же появились примерно в одно и то же время и за два с половиной столетия почти сроднились. Когда-то город был настолько мал, что местные жители шутили: начинается тюрьмой, а заканчивается кладбищем. Для тех, кто не знает, поясню всю иронию – они примыкают друг к другу вплотную.
Так что зайти во «Владимирский централ» мы решили со стороны старинного Князь-Владимирского кладбища. И встретили нас не строгие надзиратели, гремящие железными ключами, а вереница могил (в одной из них похоронена мать Ворошилова), часть которых без крестов и надгробий.
Кто, думаете, их выкапывал? Кто убирал некрополь? Арестанты! Когда же приходил их час, они находили упокоение тут же. Но между кладбищем и тюрьмой случались и, скажем так, трения. Сохранилась, к примеру, жалоба на детей тюремщиков, которые ломают кресты, бросают камнями в памятники и т. д. Другая бумага рассказывает, как без всякого согласования и учета хоронили на кладбище умерших в тюрьме арестантов. Тут же постановление: «Довести до начальника арестантских рот правила захоронения и таксу на землю».
В 1907 году революционер (будущий великий военачальник) Михаил Фрунзе, которого за нападение на полицейского при исполнении приговорили к смертной казни, разработал план побега. Из своей камеры во «Владимирском централе» он собирался по крышам пробраться во двор, а оттуда через забор на кладбище. Но в вечер побега надзиратель (он должен был подать знак, когда надо бежать) струсил. Фрунзе тогда не расстреляли – иначе бы на кладбище он попал, скажем так, традиционным путем.
– Участок для арестантских захоронений был выделен вот тут, прямо у стены, которая разделяет кладбище и тюрьму, – говорит действующий сотрудник «Владимирского централа» Игорь Закурдаев. – Никто вам не скажет, сколько тут тел. Сотни, может, тысячи. На могилы и надгробия не смотрите – их установили совсем недавно в память об узниках. А так-то все тут вперемешку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
