Текст книги "Падение лепестков Сакуры"
Автор книги: Ева Девятая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Как это принято говорить, я родилась в самой обычной среднестатистической семье. Не в плане денег, а в смысле психического здоровья вся моя родня была довольно спокойна – если из близких никто не умрет или не наступит кризис в стране, никто из них не станет истерить или надумывать себе проблемы. Лет до восемнадцати я тоже считала себя вполне нормальной. Как и у всех, у меня были проблемы, но не глобальные, по крайней мере, я могла решить их самостоятельно, сидя в контакте или лайкая фитоняшек в Инстаграме.
Когда появилась моя первая «большая любовь», мне стукнуло девятнадцать. Не знаю почему, но время «до» (моей влюбленности) протекало у меня как-то забористо. Оно было наполнено чужими постами, тем же куревом до умопомрачения, переписками и статусами о бесконечности любви и ненужности себя. Мозгами я не воспринимала всё это, я же никого и никогда не любила, ну, кроме мамы и папы, я не резала себе вены, у меня не было повода, но мне хотелось страдать вместе со всеми. Я хотела веб-мейнстрима и нашла его в фотографиях Надин из Нижнего Новгорода.
Что мне мешало выбрать парня и полюбить его, вообще не допустив эту историю с Надин? Да многое. Пенис – это ведь не только мужская штука между ног. Выбрать пенис – это как избрать особый тип мышления, при котором ты, как женщина, автоматом попадаешь в касту натуральности и правильности; это как навязанная обществом моралфагов определенная степень обыденности.
А мне не хотелось ничьих навязываний и обыденности, мне не хотелось ощущения чьего-то там пениса у себя между ног. И хоть я и не могла назвать себя полноценной лесбиянкой, я же ни разу не имела «особого» контакта с женщиной, я не влюблялась в училок или своих одноклассниц, просто я точно знала, что мальчики – это не моё. Да, тогда я достаточно глубоко проникла в эту тему, много заморачивалась, думала. Мне нравилось, то, о чем я читаю, мне нравилось думать и представлять. И мне очень хотелось попробовать, как это, когда всё это происходит в реале, а не только в моих фантазиях.
В общем, Надин стала у меня первой. Не в сексе (мы же так и не встретились), скорее, в статусе «моей девушки», и, как вытекающее, первой в выедании моего мозга. Я же не знала, что женщины – это не только приятные картинки с обнаженной грудью и капельками воды на торчащих сосках. В этом смысле, я даже подумать не могла, насколько они стремные существа. Это же самые настоящие монстры по вселенскому мозгоёбству.
Короче, Надин училась в колледже, слушала дикую мяту из фанка и попсы, курила сигареты с вишней и могла писать мне бесконечно на протяжение шести-семи часов. Мы общались в личке, мы общались в мессенджерах, мы общались в инстаграме под фотками или просто фотками (так мы тоже общались). Еще мы общались с ней в одном темном паблике. Но там, помимо общения, мы задевали друг друга в комментариях, либо тупо срались на потеху публике из-за ревности к лайкам.
Смешно? Скорее, глупо. Но Надин так не считала. Я же видела, что у нее куча комплексов и проблем с самовосприятием, я пыталась ей помочь, я же типа любила ее, хоть и понимала, что нам с ней не суждено быть вместе по-настоящему. Не из-за возраста, это ерунда, а просто потому что никто из нас не готов был покинуть зону своего интернет-комфорта даже после слов о «люблю тебя навсегда».
На самом деле, всё, все наши отношения летели в срань. Почему-то мне казалось, что Надин тоже это понимает, она же не полная дура. Просто я не подумала, что ее психика намного хуже моей, и что однажды, поругавшись со мной из-за брошенных мною же слов (я вспылила тогда), она возьмет и решится на интимную близость с поездом дальнего следования. Видимо, так ей было проще поставить точку. Мне – нет. Надин умерла, не оставив мне ничего, кроме километров наших переписок. У меня не было ни её адреса, ни её предсмертной записки. Я не знала, как ее похоронили и где, и пока я думала, как ее найти, страницу Надин заблокировали (наверное, ее родители), вот тогда наша с ней связь окончательно оборвалась.
Сначала я думала, что моя Надин дура, я много плакала, много писала по этому поводу. Могла часами зависать в темных пабликах под фейком «Сакуры» и изливать душу в едких комментариях. Я просто хотела, чтобы мою совесть отпустило, и, конечно, я не думала о том, что когда меня отпустит, станет только хуже. Шло время, я успешно сдала экзамены и перешла на третий курс. При этом, паблики никуда не делись, я находила на них силы и время, я учила экономику и одновременно училась принимать себя той девочкой, кто реально любит девочек, а не только хочет от них тупо секса.
Про любовь говорить сложнее всего. Это правда, я целовалась с девушками, и это было в ля миноре у холодных стен и под потолками разных заведений. От поцелуев я ловила кайф, а от девочек – лишь желание обрести во мне пару. Сначала я не понимала этого, я почему-то не хотела ни с кем из них встречаться, но каждый раз я ощущала груз ответственности за свои-чужие губы, за свои-чужие языки. Я думала, что обязана им за свое удовольствие, это совесть во мне жила своей жизнью, я подчинялась ей, тогда чужая ладошка сама собой оказывалась в моей. И вот, мы пара, черт возьми.
Да, примерно тогда я и поняла, что, наверное, со мной что-то не так. Но одно дело понять, а другое – решить, что делать дальше. Когда это случилось впервые, я не помню. На тот момент у меня была девушка, то ли Люба, то ли Люда, в принципе, хорошая, добрая, она хорошо одевалась, хорошо говорила и хорошо целовалась. Наверное, нам бы и дальше было хорошо вместе, если бы она не начала свои девчачьи разборки.
– Ты меня любишь?
– Я тебя что?
Слава богу, тогда мне пришлось отвлечься, но к разговору о любви мы вернулись на следующий день. Она меня вернула. У меня как раз закончились пары, а у нее, видимо, терпение.
– Послушай, ну мы столько времени вместе...
Три недели.
– И? – я.
– И ты ни разу не говорила мне о своих чувствах.
– Логично.
– Что логично?
– Логично, что их нет.
Взрыв. Мне в голову летят мои же лекции.
– Ты издеваешься?!
– Успокойся, истеричка.
– Кто я?! Как ты меня назвала?!
Да пофиг вообще. Я ушла тогда, считай, расстались. История повторилась через месяц, потом – через два.
– Ты вообще хоть кого-то любить умеешь?!
Девушки – это зло. Вот реально, во мне моё юное лесбиянство поселило лишь дикий комплекс человека, не способного испытывать эмоции к тому, кого хочешь. И это стремно. Вернувшись в интернет, к «Сакуре» вместо имени, я начала стучаться ко всем подряд. Я читала других, кому уже далеко не девятнадцать. Эти женщины, умудренные опытом чужих вагин, не знаю, они успокаивали меня одним своим существованием. Иногда я решалась на разговор с кем-то из них. Я «попрошайничала» по их личкам, выпытавая у них, любят ли они тех, с кем трахаются, и нет ли у них такого же раздражения тела, как после бритья, только не в дУше, а в душЕ.
Ответы были разные, иногда меня тупо посылали на мужской орган, некоторые вообще не понимали, о чем это я, но по большей части им всем удалось убедить меня, что я просто пизданутая.
Клёво было. Но не это. Я продолжала жить своей жизнью без камин-аута, жаль только, что это была уже не моя жизнь. Я что-то делала, может, готовила себе ужин, и вдруг словила себя на мысли, что Надин, моя первая, была очень логична в своих действиях и в своих поступках. До меня как-то резко дошло, что это я убила ее собой и своим равнодушием. И что я могу убить еще многих. Стало очень стремно, я же не псих и не маньяк какой-то, мне проще уйти в подполье, нежели продолжать калечить людям жизни.
И вот, когда я решила окончательно завязать с поцелуями, сексом и с девушками, меня первый раз в жизни навестила депрессия. Я знала, что это она, это была осязаемая пустота без мыслей и без смысла, она хотела моей смерти, но я не могла тупо взять и сдаться. Я не хотела под поезд, как это сделала Надин, я не планировала умирать из-за баб. Мне нужна была помощь, сама я не справлялась, тогда я взяла себе в союзники «Феназепам» и «Аминазин». Их было много и часто. Потом, благодаря моей знакомой «аптекарше», я смогла подружиться с «Флуоксетином» и «Труксалом», от которых пару раз меня дико стошнило прямо на кровать. Это были ночи без сна и настоящие баталии с собственной психикой.
Жаль только, что это не помогло. Я продолжала крепко сидеть на своих таблетках, родители не замечали, и поймали меня за руку только на этапе пожирания «Эглонила». Они так и не поняли, что со мной, а я, как последний солдат, стойко держала свои тайны при себе. Папа предложил мне психолога и деньги на него, мама же удивила нас всех – потащила меня в храм, вымаливать мои грехи. Я не могла сопротивляться, я уже и говорила-то хреново.
Разумеется, в храме всё прошло плохо, мой организм чистил сам себя, меня трясло и дико тошнило. От всех этих запахов, молебнов меня буквально выгибало. В конце, правда, трясло уже всех. Они, эти доверчивые «взрослые» с попом за компанию, поверили, что во мне сидит что-то не то. Что я одержима не бабами своими, не колесиками радости, а чем-то покрепче. Наверное, я так хреново выглядела, что меня приняли за одержимую. Всё это произвело сильное впечатление на моих родителей.
Короче, мама моя серьезно за меня взялась.
И когда мне не помог традиционный «экзорцизм-пятиминутка» – это так мы смотались за сотню километров только ради того, чтобы батюшка с крестом за пол-ляма окропил меня волшебной водой и прочитал специальную молитву, пока остальные вокруг меня проходили кастинг на главную роль в «Изгоняющий дьявола». Короче, когда это не прокатило, моя мама решила, что демон во мне настолько силен, что пора бы уже порадовать меня чем-то более весомым, например, народным целительством.
А я не спорила. В конце концов, это было прикольно и не так скучно, как жрать таблетки или целоваться без эмоций.
Конечно, в походах по знахаркам и бабкам я – полный профан. Но ожидая увидеть перед собой косматую старуху, её третий глаз и весь этот псевдофольклор, я никак не думала, что моей целительницей окажется обычная телка, еще и очень похожая на цыганку. На вид ей было, лет, ну, может, тридцать пять, она была загорелая, у нее были очень белые зубы и, как по мне, совершенно отталкивающее поведение.
Я села перед ней и сложила руки на груди. Я не принимала больше таблеток, сегодня был отличный день, и мне хотелось развлечься.
– И? Что сидишь?
Я пожимаю плечами, пока она зажигает свои свечи.
– Как тебя зовут?
– Угадай, – я.
– Так тебе же помощь нужна.
– Не нужна.
– Да?
– Да.
– Ну ладно, тогда вали.
Что она мне только что сказала? Валить?
– Что?
– Мне повторить?
– Повтори.
– Вали, говорю.
– Ни хрена себя.
– А ты как хотела? У меня время.
– Окей. Я свалю, только деньги верни.
– Ага, сейчас прям.
За ее самодовольную улыбку мне очень хочется встать сейчас и больно приложить ее лицом об стол. Лишь бы она не улыбалась и больше не открывала свой рот не по делу.
– Не смотри на меня так.
– Как? – я.
Мне плевать. Я неотрывно наблюдаю за ней и за ее реакцией. За тем, как эта Цыганка достает откуда-то литр «Аква Минерале» и пластиковый стаканчик. Не предлагая мне, она наполняет стакан шипучей водой и жадно пьет. Потом комкает, выкидывает пустой пластик и упирается взглядом в мои глаза.
– Ты же по девочкам, ведь так?
– Ого. Вот это ты угадала. И что, даже руку мою не надо? Точно? А то взяла бы, погадала.
– Нет. У тебя на лице всё написано.
– И что там написано?
Она смотрит на меня (надменно), будто думает о чем-то, но в последний момент предпочитает уйти от прямого ответа.
– А мама и не в курсе, небось.
Мне становится смешно.
– Зато ты теперь в курсе.
– Я – да.
– И? Дальше что?
– Дальше? А что ты хочешь дальше?
– Ну, я хочу, чтобы ты вернула мне деньги.
Мне жаль, потому что нас прерывает моя мама, она стучится в дверь, вызывая у Цыганки то ли радость, то ли приступ умиления. В любом случае, она стебет меня сейчас и, к тому же, вешает моей матери килограммы лапши на уши, рассказывая небылицы о моем состоянии. Мне приходится молчать и слушать про себя всякую ересь. Это тупое чувство, будто тебе шесть, и ты обделался.
Через час мы с мамой были дома. И да, хоть я и считаю, что по-крупному обосралась перед Цыганкой, но во мне еще столько дерьма кипело, что я зашла в контакт и от лица «Сакуры» стала искать любые сведения об этой пизданутой. Это я, значит, одержимая? Ага, сейчас прям. Гугл не выдал, контакт не знал, но я не была бы собой, если бы не стала искать ее смуглое личико среди всей темы нашего великолепного города на букву В.
«Сакура, мне кажется, я видела её у нас в гадюшнике. Лицо знакомое. Соррян, если ошибаюсь»
«Когда видела? Где видела?»
У меня куча вопросов, и мне кажется, что я сама уже готова генерировать все эти картинки и статусы для тематических пабликов. У меня в голове столько идей, ходов и лазеек. Я раз десять выхожу на улицу под разными предлогами, но всё ради одного – покурить. Я дышу никотином и курю воздухом, но мне все время кажется, что этого мало. Во мне будто зарождается нечто, что никак не может накуриться. Не любовь, конечно (я не умею любить), но это «нечто» настолько прекрасное и отвратительное одновременно, что мне хочется нести бред и продолжать творить бесчинства.
И именно поэтому я выцепила подругу и поперлась с ней в клуб в пятницу вечером. Я просто не выдержала. Объяснила маме, как есть, мол, мне приснился Иисус, и я выздоровела, я даже попросила её сходить в храм и купить мне нательный крестик. По-моему, в тот момент она радовалась даже больше, чем когда мне вручили школьный аттестат без троек. Мы с мамой расцеловались, и я свалила в клуб. Кстати, Цыганку я заметила только ближе к полуночи.
Бар только раскочегарился, а мою подругу уже нормально так развезло от разбавленного пива. Видимо, я как-то долго на нее смотрела, а она была пьяна, и расценила это, как знак. В общем, она сама полезла ко мне целоваться. Меня же приспичило сделать это, как в том лесбийско-испанском сериале, красиво и с шиком, так, чтобы Цыганка увидела меня, а потом долго смотрела на то, как я страстно целую какую-то телку. В итоге, у нас с подругой произошел нелепый слюнообмен, а Цыганка даже не удосужилась повернуть голову и взглянуть на меня.
Аллё, я здесь.
Ну, не могла я к ней подойти. Не-мог-ла. Пришлось валить домой, а через пару дней рвать на себе крестик, разыгрывая припадок. Мама впечатлилась, быстро собрала деньги, и мы снова поехали «меня лечить».
– Я видела тебя в клубе. В пятницу. – я.
Я хмуро смотрела на нее исподлобья. Мне было стыдно, но, правда, я ничего не могла с собой поделать.
– Я тебя тоже. Будешь воду?
– Нет.
– Почему? Не хочешь? Или желаешь чего-нибудь покрепче?
Я чешу подбородок, мечтая подбить ей глаз.
– Ты видела меня?
– Не так. Я видела, как вы целовались.
– Даже так?
– Да.
– И как?
– Да отвратительно. Ты совсем еще ребенок.
– А ты взрослая, как я посмотрю.
Цыганка встает, на ней облегающие джинсы Levi's и черная футболка. Всё очень... короче, всё очень не похоже на тех цыган, которые кочуют из табора в табор, режут петухов на закате и верят в вечную любовь с королем «червей».
– Зачем приперлась? – она.
Стоит, нависает надо мной, собирая свои волосы в толстый, но куцый хвост. Куцый, потому что короткий.
– Захотелось, – я.
А Цыганка будто специально издевается, не отходит, лишь сильнее оголяет свою загорелую шею.
– Чего тебе захотелось?
– Допустим, тебя.
– Допустим меня?
– Допустим.
– Думаешь, я буду с тобой за деньги?
– Быть со мной не нужно.
Цыганка уже не просто нависает надо мной, она наклоняется прямо к моим губам. Я вижу ее глаза так близко, что мне кажется, будто это – психодел. Два огромных шоколадно-медовых блина-панкейка. Мне хочется облизнуться, потому что происходящее здесь и сейчас вызывает во мне дикий аппетит. И если сейчас сюда зайдет моя мама, если она помешает нам, то клянусь, я убью её.
– Если быть со мной ты не хочешь, тогда чего же ты хочешь?
Я молчу.
– Отвечай.
– Поцелуешь меня?
Фак, как же жалобно и жалко это прозвучало.
Цыганка же будто ничего не замечает, она почему-то кивает и осторожно, как-то бережно дотрагивается своими губами до моих губ.
– Так?
Я не знаю, что ей сказать, она же, не дожидаясь моего ответа, больно хватает меня за подбородок, поднимая мое лицо, вздергивая его на себя.
– Или так?
В этом жесте столько обыденной власти, что мне больше не хочется, чтобы она продолжала.
– Что, не нравится?
Я молчу, тогда она целует меня сама, проникает в меня своим языком так, что я не могу ей ответить или дать. Она заполняет меня, имеет меня в поцелуе, насилует мой рот и мои губы, пока я, как ребенок, пытаюсь схватить ее за руку, чтобы или перестать бояться, или перестать барахтаться в луже из собственных эмоций.
– Ты реально дерьмово целуешься.
Она отстраняется от меня и, как ни в чем не бывало, возвращается за свой стол со всякой магической мишурой.
– А ты – нет. Ты классно целуешься. Я почти кончила.
– Серьезно?
– Да.
– Значит, тебе нравится так.
– Почти – это ключевое слово.
Она смотрит на меня, а я слышу всё, даже как за стеной моя ничего не подозревающая мать разговаривает с кем-то по телефону.
– Я не трахаюсь на работе.
– А где трахаешься? – я.
– Тебе назначить время и место?
– Ну да.
– Знаешь, а ты очень наглая для подростка.
– А ты очень взрослая. Я помню.
Она смотрит на меня так, будто думает, стою ли я секса. И если да, то не буду ли я после нашего соития стенать от любви и обоссывать все стены в ее подъезде.
– Я не буду. Не переживай.
– Точно?
– Точно.
Ну, вот. Еще за тридцатник деревянных (спасибо маме-спонсору) я выторговала себе секс. Мне кажется, ниже пасть просто некуда. Что я творю вообще? Я не знаю, но вечером «Сакуре» пришло сообщение. Два.
«Давай быть вместе. Я поняла, что была дурой тогда. Любовь – это же не главное. Напиши мне» – раз.
«Слушай, ты же спрашивала у меня тогда про телку, помнишь? Взрослую которая. Короче, мутная она какая-то. Я поговорила с нашими. Напиши мне» – два.
Мутная не она, а мой чай. Улун называется. Я никому не пишу, потому что Цыганка решила не тянуть. Она «ждала» меня завтра у себя на квартире. Не там, где стол, магия и наши поцелуи, для секса она дала мне совсем другой адрес.
«Сакура, ты на пары-то явишься?»
«Нет»
«А чего так?»
«В лом. Отметь меня»
Ага, какие уж тут пары, я стою, как дура, и выбираю ей цветы. Я просто не знаю, как можно иначе. Тупо подвалить к ней домой, явиться к бабе на секс с пустыми руками? А потом что? Потом этими же руками и... но с другой стороны, я же не могу оценивать наш интим в букетном эквиваленте. Это же тупо. Я почти остановилась на розах, но в итоге, ничего не купила.
– Привет.
Она открывает мне дверь. Такая же, но не такая.
– Ну, проходи.
Почему-то у меня было видение, что мы начнем лобызаться с порога. Цыганка же не торопится, она ведет меня в комнату, через коридоры, через какие-то совсем обычные вещи. Пакеты из Ашана, шкафы, уродские игрушки. Хорошо, что я уже вижу кровать.
– Надеюсь, ты не девственница.
Она мне.
– Издеваешься?
Цыганка смотрит на меня и пожимает плечами. Типа, что такого.
– Я в твоем возрасте была девственницей.
– Ты?
Не знаю, мы продолжаем обсуждать какую-то левую херню, это не эротично совсем, но, при этом, мы начинаем раздеваться. Тупо это всё, так, будто мы с ней пловчихи в сборной. Пловчихи, которые сами не знают, какой заплыв их ждет, и к какой дистанции им готовиться. В смысле, нам. Только когда я осталась в одних трусах, Цыганка, наконец, соблаговолила и подошла ко мне.
И почему мне казалось, что ей будет важно меня возбудить? Это, видимо, туда же, к облому с лобзаниями.
Она подошла ко мне вплотную, улыбнулась мне и обняла меня за талию. Не пошло, но по-хозяйски, так обнимают всех, возможно, но со мной такое впервые. Наверное, мне хотелось чуть больше ласк, я не очень ожидала от нее всех этих рукоблудств без души. Какой-то похуизм на меня, без слов и без эмоций. Цыганка лишь слегка прошлась пальцами по моим половым губам, после чего сразу же вошла в меня. Потом вышла и вошла уже иначе. И да, я бы очень хотела, чтобы тот мой стон (в первые же секунды проникновения) был стоном наслаждения.
– Тебя обязательно нужно меня унижать?
– А тебе обязательно нужно пиздеть, когда тебя трахают?
Не было ни «повалила меня на кровать», ни «прижала меня к стене». Меня имели, стоя посреди комнаты, как космонавта. Когда же я чисто физически не смогла стоять, потому что её пальцы внутри меня творили какое-то мракобесие, Цыганка помогла мне опуститься на пол и продолжила своё дело. От кайфа мне хотелось кусать ее или сгрызть на хрен этот рыжий линолеум, вместо этого я выгибалась ей навстречу неприличием и позами. Потом забыла обо всем и кончила.
– И? – я.
– Что и?
Мне было хорошо, мне хотелось сказать ей что-то сугубо пошлое, ну, типа, что я, «Сакура», впервые кончила с женщиной или, что еще лучше, рассказать ей бородатый анекдот про еврея и цыган, но, блин, это же никому не нужно. Я тупо оделась и свалила.
Я же умная девочка.
Моя мама ничего не поняла. Я, кстати, тоже мало, что понимала. Просто продолжала жить, читать, отвечать. Ходить в клуб продолжала тоже. Я не анализировала свои поступки, не задумывалась о том и над тем, что именно меня толкает на распитие местной разбавленной сивухи в компании пьяных вологодских лесбиянок. Мне было плевать, я просто делала то, что считала нужным.
Короче, если бы она не напилась тогда, я ни за что бы не стала к ней подходить, честно.
По дороге в такси Цыганка призналась мне, что намешала коктейлей, и теперь ей не очень. Ну, мне как бы тоже было не очень, учитывая всё, но я всё понимаю и галантно провожаю ее домой, потом, уже в доме, помогаю ей добраться до постели. Она не прям в говно, как это обычно бывает у меня, но хороша, конечно.
– Раздень меня.
– Без тебя разберусь, – я.
Но, конечно, я её раздеваю. Кем я буду, если не помогу человеку в трудной ситуации? На Цыганке красное белье, красивое, как на блядках. Я не потею, но близка к этому, а вообще, меня одолевает и другая влажность.
– Чего пялишься? – она.
Приоткрыв глаза.
– Не твое дело.
– А чье?
Она дурачится, это не так злит меня, сколько заводит.
– Руки убери.
– Попроси, – я.
– Прошу.
– Да-а-а, тётка, какая же ты жалкая сейчас.
Мне не хочется убирать свои руки ни от нее, ни от ее трусов. Я глажу Цыганку по промежности, по лобку. Так, будто там скрыта Нарния.
– Сучка.
– Нет. Это ты сейчас сучка. Смотри, как послушно ноги раздвигаешь.
Почему-то я хотела добавить «моя», но быстро забыла об этом – Цыганка начала реагировать. Я чувствовала ее возбуждение сквозь тонкую ткань нижнего белья, а мои пальцы были мокрые от обилия ее смазки. Не раздеваясь, я навалилась на нее сверху и, отодвинув трусики, вошла в нее двумя пальцами.
У меня был секс до этого, но все же я тупила, когда не могла понять ее реакцию. Мне хотелось, чтобы ей было хорошо со мной, мне как-то жизненно необходимо было поймать ее темп, а потом целовать ее в губы.
– Тебя охуительно трахать.
– Ты снова пиздишь...
Наверное, мы слишком увлеклись друг другом. Я трахала ее, мы целовались с ней, я даже не заметила, как ловко она запустила свои руки мне под футболку. Зато заметила, когда она начала гладить и ласкать мою грудь. Потом Цыганка спустилась ниже и раза с пятого расстегнула мне джинсы. Видимо, решила проверить, насколько сильно я возбуждена.
– Очень сильно.
– Заткнись.
Она пьяная, злится и гладит мой клитор так, что я ненадолго выпадаю из ритма, потом она входит меня. Партнерский секс, как теннис. Мы играем друг с другом, находясь друг в друге. Трахая, но больше не целуясь. Просто смотрим друг другу в глаза и ждем, кто же первый не выдержит и сдастся на милость победителя.
– Кончи.
– Сама кончи.
Кончили мы, кстати, почти одновременно, ну, может, она чуть раньше.
– Ты ведь реально мелкая.
– А ты старая и пьяная.
– И?
– Что и? – я.
– Уже влюбляешься в меня?
– Еще чего.
Я была в ее смазке и в своей, но предпочла вернуться домой и пойти в душ там. Потом стоять, думать и надрачивать свой рот, вычищая зубы с какой-то дурацкой маниакальностью.
«Ну и что, ты спишь? Сакура, нам тебя не хватает»
«Не сплю»
«А что делаешь?»
Я молчу. Потом сплевываю.
«А мне тут донесли, что тебя видели кое с кем. В клубе»
«И с кем?»
«Вы спали что ли?»
«Нет»
Мы же реально не спали. Просто трахались.
«Фух))»
«Что?»
«Знаешь, что о ней говорят?»
«Откуда?»
«Сакурыш, ты не в духе?»
«Что о ней говорят?»
«Ну, говорят, она того. У нее типа то ли СПИД, то ли ВИЧ...»
Что, на хуй?
«Кто говорит?»
«Все. А чего ты так среагировала-то?»
Да ничего, блядь. На мокрое тело джинсы не лезут, да и плевать. Я, весь из себя растрепанный пиздец, вызываю такси и среди ночи возвращаюсь к Цыганке. Моя мать, наверное, в ахуе. Я тоже, потому что у меня даже фотки нет достойной памятника.
А эта сука мне дверь не открывает.
«Дай мне ее номер»
«Блин, Сакура, такая ты простая. Узнаю, напишу»
«Мне срочно»
«Ок-ок»
Эту ночь я не сплю, а с утра еду в лабораторию. Что я чувствую? Трудно сказать, правда. Но это не злость.
– И чего ты мне названиваешь с утра?
– Блять, ты... охуела?
– И тебе доброе утро.
– Нихуя оно не доброе. Давай, угадай где я. Ты же у нас гадалка. Долбанутая.
– Мило. И есть причина такому поведению?
– У тебя СПИД?
Я говорю в трубку, да и вроде бы негромко, но пара мужиков, сидящих рядом со мной в зале ожидания, как-то неприятно косятся в мою сторону.
– Что за бред? – она.
– Не пизди мне.
– Кто тебе это сказал?
– Об этом все говорят.
– И ты, значит, веришь?
– А кому мне верить? Тебе?
– Ну, да.
– С чего это вдруг? Кто ты вообще?
– Ну, наверное, никто.
Меня зовет лаборант, я даю им свою вену, держа телефон плечом. Цыганка перезванивает мне через два часа. Говорит со мной так сухо, что её слова встают у меня поперек горла.
– Я сдала кровь. Смс тебе отправила, там ссылка на личный кабинет. Посмотришь результат, успокоишься. Пока, малыш. Не беспокой меня больше.
Рука болит, напоминает мне о том, что я вспылила. Это же могут быть тупо слухи. Я не понимаю себя, мне хочется отмотать всё и дать ей шанс. Это странно, я же никого и никогда не любила, ну, кроме мамы и папы. Какая мне разница до её эмошек?
«Кто о ней так говорил?»
«Сакура, опять?»
«Кто конкретно?»
«Да не знаю я. Бывшая вроде»
Вроде.
«Я вас всех разъебу»
Меняю статус в контакте на «mood: убивать».
Я пишу Цыганке много дней, потом звоню ей, и понимаю, что меня засунули в черный список. Это справедливо, но, в отличие от моей среднестатистической семьи, я не наблюдаю в себе достаточного психического здоровья. Мне плевать, что она обо мне подумает, поймет ли мою реакцию или нет. Кстати, ее результат пришел даже быстрее моего. Мне смешно и тупо. Я монстр, и мне легко изобразить это так, чтобы поверила мама. А потом поверила она. Ну, хотя бы просто ради секса. Не ради нас.
Не забудьте оставить свой отзыв:https://ficbook.net/readfic/8198839
