Текст книги "Сними обувь твою"

Автор книги: Этель Лилиан Войнич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ГЛАВА XI

Эльси с удовольствием поселилась в Бартоне. Она легко приспособлялась к обстоятельствам.

Она обещала Уолтеру часа два в день тратить на занятия, а кроме того, по возможности помогать сестре по дому и в детской, но и то и другое вскоре свелось к простой видимости. Пришлось потратить немало труда, чтобы заставить ее хотя бы поддерживать порядок в собственной комнате. Но она была неизменно весела и добродушна, и слуги редко жаловались на лишнюю работу, которую она им доставляла. Она очень заботилась о своих туалетах и много шила для себя, а также вышивала подарки ко дню рождения или к рождеству для тех из своих знакомых, которые могли быть ей полезны. Все остальное время она тратила на светские развлечения. Танцы, званые чаепития на свежем воздухе, прогулки верхом, пикники и шарады перемежались с более серьезными занятиями: украшением церкви, упаковкой в замке корзин с провизией для бедных или участием в спевках церковного хора, проходивших в доме священника под руководством молодой леди Монктон.

Эльси засыпали приглашениями. Она была жизнерадостна, беззаботна и обладала врожденным умением нравиться. Эти свойства в соединении с красивой внешностью делали ее любимицей и молодежи я стариков.

Из всех обитателей Бартона только миссис Джонс относилась к ней с неизменной враждебностью.

– Очень живая барышня, – ядовито сказала она жене кучера как-то раз. когда Эльси с рассыпавшимися по плечам кудрями легко, словно лань, пробежала мимо них.

– Генри! – окликнула она своего зятя. – Генри, подожди меня!

Он обернулся к ней, улыбаясь.

– Ты хочешь обойти со мной усадьбу? А подметки у тебя толстые? В овечьем загоне грязно.

– Ты идешь смотреть овец?

– Да, я буду занят все утро. Если хочешь составить мне компанию милости просим.

– А нельзя ли поручить это Уилкинсу? Я-то думала, что мы сегодня покатаемся. Утро просто чудесное, а мне так хочется попробовать Фиалку.

Он заколебался, глядя на залитые солнцем луга.

– Правда, чудесное… Уилкинс мало понимает в овцах, но Джорам, пожалуй, справится, если я покажу ему, что нужно делать. Ладно, крошка.

Скажи Робертсу, чтобы он оседлал для тебя Фиалку. Я поеду на Принце. А теперь марш надевать амазонку!

– Ох, Генри, спасибо! Ты меня так балуешь! И я очень тебе благодарна.

Она взяла его под руку, потерлась об него как котенок, и промурлыкала:

– Я так рада, что живу здесь!

– Правда? Ну, и мы очень рады, что ты живешь здесь. Он с некоторой грустью посмотрел на поднятое к нему сияющее личико. Ему все еще временами бывало больно, что Беатриса никогда не говорит ему таких милых слов, никогда не ласкается к нему.

Не то, чтобы он находил хоть какие-нибудь недостатки в своей обожаемой и безупречной жене. Все эти три года она была совершенством. Он ни разу не видел ее рассерженной или в дурном настроении, и она никогда не уклонялась от его ласк. Просто нежность была не в ее характере.

– Чем шляться по усадьбе и отрывать людей от дела, – сказала миссис Джонс, – она бы лучше помогла своей бедной сестре, которая всю ночь не спала оттого, что у малыша зубки режутся.

Она злобно посмотрела на тонкую девичью фигурку.

– Могла бы, кажется, застелить свою кровать – ведь сегодня стирка, да и варенье пора варить, и мало ли чего! Лентяйка она, вот что! Только о себе и думает, вертихвостка.

Миссис Робертс, толстая, добродушная женщина, неодобрительно покачала головой.

– Эх, милая! Разве у нее что плохое на уме? Молода еще, многого не понимает, только и всего. Подрастет-научится, красавица наша.

Миссис Джонс презрительно фыркнула:

– Еще бы! Она научится, дай срок, да вот – чему? И то сказать, она уже многому обучена.

Кроме миссис Джонс, во всей округе равнодушной к чарам Эльси осталась только старая графиня. Молодая леди Монктон, которая сначала отнеслась с некоторым недоверием к такой опасной красоте, была теперь, как и ее смиренные друзья из дома священника, в полном восторге от веселой, услужливой и хорошенькой девушки и расхваливала ее всем и каждому. Даже леди Крипс все реже отпускала шпильки по ее адресу. Но старая графиня оставалась при своем мнении столь же упрямо, как и миссис Джонс.

– Вылитая мать, – бросила она как-то раз, когда Эльси верхом на Фиалке и в сопровождении Генри с веселым смехом обогнала их карету.

– Не сказал бы, – ответил ее сын . – Насколько мне известно, дела миссис Карстейрс идут плохо. Я слышал от Джонни Гейлора, что, по словам их доктора, в последний раз, когда он ее навещал, у нее был синяк под глазом.

Она объяснила, что упала и ушиблась, но, по его словам, вся деревня знает, что Карстейрс бьет ее, когда бывает дома. Само собой, если у него заводятся деньги, он уезжает в Лондон к своим шлюхам. Но она, кажется, по-прежнему обожает эту скотину. De gustibus…[10]10
  Начало латинской поговорки: «О вкусах не спорят».


[Закрыть] Однако я как-то не могу себе представить, чтобы мисс Эльси покорно позволила кому-нибудь помыкать собой – Даже моему любезному воспитаннику.

– Фил опять что-нибудь натворил? Что на этот раз?

– Ничего нового: пьет, развратничает и бьет ночных сторожей. Вот ему не мешало бы наставить фонарей. Впрочем, толку не будет, а то я бы сам его изукрасил. Он порядочный мерзавец. Не такой, как Карстейрс, но все-таки мерзавец. Между прочим, он, надеюсь, не ухаживает за мисс Эльси? Он ведь на ней никогда не женится.

Леди Монктон пожала плечами.

– Все мужчины ухаживают за Эльси, и она стравливает их друг с другом, как когда-то Херувимчик, только она достаточно хитра и умудряется не вызывать ревности других женщин. Теперь ей, кажется, вздумалось вскружить голову своему зятю. Мне наплевать, что Эльси водит за нос безмозглых юнцов, но я не допущу, чтобы обижали Беатрису, а не то я сумею приструнить эту барышню.

– Я не думаю, мама, что она поступает так со злым умыслом. Во всяком случае, у нее ничего не выйдет, как бы она ни старалась, – Телфорд никогда не разлюбит жену.

– Попробовал бы он ее разлюбить, – пробормотала старуха.

Несколько недель спустя, обеспокоенная слухами, которые доходили до нее со всех сторон, она послала в Бартон лакея с запиской, приглашая Беатрису на чашку чая. Он вернулся с вежливым отказом: у Дика режется еще один зуб и от этого небольшой жар.

На следующий день вдовствующая графиня сама без предупреждения явилась в Бартон. Миссис Джонс в некоторой растерянности выбежала к ней навстречу.

– Прощу прощения, ваше сиятельство; хозяйка в детской с маленьким. Он весь день капризничает. Сверху донесся сердитый детский плач.

– Да и всю ночь тоже, я полагаю. Ну, раз он так шумит, значит нет ничего страшного. Нет, не зовите ее сюда, я сама поднимусь к ней. Господь с вами, моя милая, или я, по-вашему, ни разу не видела ребенка, у которого режутся зубки?

Миссис Джонс, продолжая рассыпаться в извинениях, проводила ее в детскую.

– Их сиятельство, сударыня. Прикажете мне взять маленького?

Беатриса ходила по комнате, баюкая Дика. Его вопли постепенно затихали.

Она обернулась, не проявив никакого удивления.

– Здравствуйте, леди Монктон, – сказала она негромко. – Подождите минутку, пожалуйста. Дик сейчас заснет. Миссис Джонс поставит для вас кресло поближе к камину.

– Не обращайте на меня внимания, —ответила гостья. – Я просто заехала к вам поболтать. Чуть подальше от огня, будьте добры. И передайте мне одну из этих книг.

Она начала читать, но вскоре отложила книгу и сидела, поглядывая на молодую женщину. Беатриса по-прежиему ходила взад и вперед, укачивая малыша.

Когда он замолк, она уложила его в колыбель и провела гостью в соседнюю комнату. У двери она остановилась и прислушалась. В детской все было тихо.

– Он уснул, – сказала леди Монктон. – А теперь садитесь и поговорим.

Последнее время вас совсем не видно. Вы вечно заняты.

Беатриса села. У нее был очень усталый вид.

– Но ведь вы знаете, сколько хлопот с маленькими детьми – от них нельзя отойти, даже когда они здоровы.

– Ну, этот – настоящий здоровяк. Да и Гарри тоже. Доктор Джеймс только сегодня говорил мне. что ему еще не приходилось видеть такую заботливую мать и таких красивых мальчуганов. Кстати, позавчера я видела Гарри.

– Правда? Где же?

– На дороге к Эбботс-Марш, в тележке, запряженной пони. С ним сидел еще один мальчик, а позади бежало полдюжины собак. Правила какая-то толстуха.

– Миссис Робертс, жена нашего кучера. Она очень хорошая мать, и дети у нее всегда чистенькие, поэтому я позволяю Гарри играть с ними. Он и маленький Бенни – большие друзья.

– Надеюсь, она не заезжала с ними в Эбботс-Вуд?

– Нет, заезжала. У нее там были какие-то дела. А что? Она сказала мне, что дочка булочника больна. Надеюсь, что ничего заразного?

– К сожалению, корь. Когда я сегодня встретила доктора Джеймса, он как раз возвращался оттуда. В деревне заболело уже трое. Но не надо так пугаться. Возможно, что Гарри вообще не заразился. А если и заразился радуйтесь, что это не оспа. Крепкому ребенку корь не страшна. У меня семеро ею хворали, и ни один не умер. А чем дети меньше, тем легче они ее переносят.

Леди Монктон распустила ленты своего чепца и выпрямилась в кресле.

– Ну, вы. вероятно, догадываетесь, что я приехала к вам не для того. чтобы обсуждать детские болезни. Вы знаете, что об Эльси начинают ходить сплетни?

Беатриса взяла со стола распашонку, разгладила ее, аккуратно сложила и положила обратно.

– Нет.

Она повернула голову и посмотрела на вдовствующую графиню. Ее спокойный взгляд мог смутить кого угодно.

– Но меня это не удивляет, – невозмутимо добавила она. – Если девушка так красива, как Эльси, всегда найдутся люди, готовые говорить о ней гадости, как бы безупречно она себя ни вела. Стоит ли обращать на это внимание, как вы думаете?

Леди Монктон, не уклонившись, приняла удар.

– Хорошо сказано. Поздравляю, моя дорогая. Я сама не сумела бы сделать это лучше. Она усмехнулась.

– Я считала, что из всех моих знакомых только ваш отец умел, глядя человеку прямо в лицо, поставить его на место и при этом не обидеть. – Она стала серьезной. – Но тем не менее я хочу воспользоваться привилегией старухи, которая любит вас и когда-то любила вашего отца, и поговорить с вами прямо. Вы разрешаете – в первый и последний раз? Будьте покойны, вторично я себе этого не позволю.

Прошло несколько секунд, прежде чем Беатриса ответила.

– Если вы действительно хотите поговорить со мной, леди Монктон, я выслушаю вас со всем уважением. Но не могу обещать, что отвечу вам.

– Этого и не требуется. Ну так вот: я хотела сказать вам, что ваша сестра – опасный человек. Может быть, она и дочь вашего отца, хотя порой я сильно сомневаюсь в этом, но не обольщайтесь – она на него не похожа.

Беатриса застыла в той странной неподвижности, которая так сильно пугала Генри, пока, привыкнув, он не перестал ее замечать. Казалось, какой-то занавес скрыл ее внутренний мир и она присутствует в комнате только физически. Рука на коленях была безжизненна, как рука статуи.

– Полагаю, – сказала Беатриса после некоторого молчания, – вы хотите предупредить меня, что Эльси кокетничает с Генри. Да, это так. Но в этом нет ничего страшного. Она просто оттачивает свои коготки, как всякий котенок.

– Да. Но потом из котенка вырастет кошка, а кошки царапаются.

Беатриса задумчиво подперла подбородок ладонью и устремила взгляд на огонь. Она вспоминала Свифта – омерзительное описание влюбленной самки йеху, прячущейся в кустах.

– Видите ли, Эльси пока некуда уехать. Уолтер не может взять ее к себе.

Я не думаю, что она сознательно пытается увлечь моего мужа. Он ей не нужен.

Просто у нее есть потребность строить глазки какому-нибудь мужчине. Так уж она создана. И пусть лучше Генри, чем кто-нибудь чужой, – по крайней мере он не причинит ей вреда. Он не соблазнитель юных девушек.

Леди Монктон подняла мохнатые брови. – Я готова этому поверить. Генри человек с твердыми принципами. Но не приходило ли вам в голову, что она может причинить вред ему?

– Она? Какой?

Старуха растерялась. Неужели эта девочка совсем бессердечна? Нет, не бессердечна, а просто слепа.

«Господи, вот дура-то! – подумала она. – Нет дурака глупее умного дурака».

Несколько секунд она вглядывалась в непроницаемое лицо, затем сухо сказала:

– Вы необыкновенная женщина, но все-таки в жизни есть вещи, о которых вы пока и не подозреваете. Ну, я сказала все, ради чего приехала. Вы играете с огнем, хотите вы того или нет. Однако я отнюдь не думаю, что вы непременно обожжетесь, и, конечно, не мне вторично навязывать вам свою помощь. Быть может, я поступила опрометчиво, когда моя сестра…

Ответа не последовало. Графиня поднялась.

– Да, вот еще что. Если вам дороги ваше душевное спокойствие и счастье, помните, что на верность нельзя полагаться. Мы все знаем, что Генри боготворит вас, но мужчины – это мужчины, а женщины – женщины, и в один прекрасный день вы это обнаружите.

Беатриса тоже встала, и старуха подумала, что на такую гордость и безутешное отчаяние имел бы право только низверженный Люцифер.

– Я не сторож сестре моей, – медленно сказала она. – И моему мужу тоже. Не я дала им жизнь. – Она положила руку на распашонку. – Но моим детям жизнь дала я. И меня касается только их счастье и душевное спокойствие.

– Ну, бог с вами, – сказала леди Монктон. Она попрощалась с Беатрисой и пошла к двери; затем, повернув голову, небрежно прибавила:

– Если вам и вашим мальчикам понадобится приют, вы всегда найдете его в замке. И без всяких расспросов.

Губы Беатрисы неожиданно дрогнули. Если бы ей предложили это три с половиной года назад!..

– Благодарю вас, – глухо сказала она, – вы очень добры.

ГЛАВА ХII

Гарри не только сам заразился корью, но заразил и Дика. Впервые в жизни мальчики серьезно заболели. Беатриса, втайне ужасаясь собственному неумению, решила ухаживать за ними сама. Как обычно, она боролась со своим страхом, пряча его под маской уверенности, которая обманывала других, но не ее.

Эпидемия была сильной, и многие из соседних бедных и грязных деревушек очень пострадали от нее. Особенно свирепствовала корь в Литтл-Эбботс-Вуд, нищем селении, настоящем рассаднике всяческой заразы, которое находилось на земле сэра Джеральда Крипса, богатого соседа Генри. Сэр Джеральд считал, что незачем баловать бедняков. Деревня Бартон и прилегающие к ней фермы болезнь щадила – там был только один смертный случаи; это блестяще доказывало, как много значит забота хозяина о своих арендаторах.

Ни Генри, ни Эльси корью не болели. Им было запрещено входить в детскую, и волей-неволей пришлось провести целый месяц в обществе друг друга.

Беатрисе в детстве тоже удалось избежать этой болезни, и когда ее сыновья начали поправляться, она слегла с тяжелой формой кори. Миссис Джонс, которая видала на своем веку не одну эпидемию, и молодая горничная, уже болевшая корью, преданно ухаживали за ней, и в конце концов все трое больных совершенно поправились.

Во время кризиса Беатриса, мысли которой путались от жара, хотя она и не бредила, лежала одна в темной комнате и, напрягая затуманенный болью мозг, пыталась разрешить вставшую перед ней дилемму. Куда она сможет уехать с детьми, если се положение в Бартоне станет невыносимым? Что бы ей не грозило, трех вещей она не сделает: не вернется в Кейтерем, не будет брать денег от Генри, если покинет его дом, и не отдаст детей.

Она найдет способ самой содержать их. Но что они будут делать до тех пор? Пользоваться благодеяниями леди Монктон или сидеть на шее Уолтера?

Конечно, Монктонам или Мериемам с их связями будет нетрудно подыскать для нее какую-нибудь постоянную службу – секретаря или писца, если кто-нибудь захочет воспользоваться услугами женщины. А если из этого ничего не выйдет, она может делать многое другое: управлять молочной, вести расходные книги, избавить какую-нибудь богатую бездельницу от забот по дому, быть гувернанткой. Ужасная жизнь… но три с лишним года ее замужества были еще ужасней. Только бы сохранить детей и не быть вынужденной принимать милостыню – ради этого она готова на самую скучную и тяжелую работу.

Глупо сердиться на Эльси: она – это она. Какова мать, такова и дочь.

Впрочем, не совсем: Эльси бывала неосторожна, но она слишком хитра, чтобы сделать непоправимую глупость, как ее мать; она всегда сумеет вовремя остановиться. Она просто играет с Генри, чтобы удовлетворить свое тщеславие, а может быть, чтобы раззадорить Филиппа Денверса и заставить его жениться на ней. Он волочится за ней, и. пожалуй, она хочет пришпорить его ревностью.

Конечно, он только сын младшего сына и у него мало надежды вступить во владение огромным состоянием Монктонов – лорд Монктон уже стал отцом. Но со временем он должен унаследовать вполне приличное поместье и титул, а для Эльси в ее положении любой отпрыск столь знатной семьи – завидная партия.

Правда, она молода, неопытна и может по неосторожности попасть в беду, потому что мужчины – это мужчины, а женщины-женщины, как мудро заметила леди Монктон. Но если человеку хочется играть с огнем, он сам будет виноват, если обожжется. А Генри волен выбирать, что ему больше нравится. Если ему нужна Эльси и он может добиться ее – очень хорошо, пусть. Но и Эльси и мальчиков он не получит.

По мере того как жар проходил, Беатриса начинала сознавать, что у нее, собственно, нет никаких оснований думать, что ему действительно нужна Эльси.

До сих пор заигрывала с ним она, а он, не будучи особенно сообразительным, мог этого и не заметить. Рано или поздно ему придется понять, что к чему; но он был воспитан в строгих правилах и, вероятнее всего, не поддастся соблазну, а ужаснется.

Генри в роли добродетельного Джозефа Эндрюса показался ей забавным. Но она одернула себя с гримасой отвращения. Теперь, хотя она изредка все еще позволяла себе подобные развлечения, у нее после них оставался скверный вкус во рту. Это смеялся ее двойник, которого она начинала стыдиться.

Когда доктор Джеймс объявил, что всякая опасность миновала, Беатриса сошла вниз, все еще чувствуя слабость в ногах. У дверей в экипаже дожидался Генри, который собирался повезти ее кататься. Даже насмешливый цинизм, всегда заставлявший ее относиться к мужу иронически, на этот раз не смог помешать ей увидеть тот искренний восторг, с которым Генри бросился к ней.

Он то и дело обнимал ее.

– Как хорошо, что ты опять со мной! Бедняжка моя, какая ты бледная. Ты, наверное, очень страдала!

– Нет, нет, все это было не так страшно. Только я, конечно, беспокоилась, как идут дела. Боюсь, что тебе пришлось нелегко – такой беспорядок в доме. Кухарка кормила тебя как следует?

– Наверное, но мне было так тоскливо, что я ничего не замечал. Я думал, что этот месяц никогда не кончится.

– Бедный Генри! И ведь никто к нам не ездил. Каким одиноким ты себя чувствовал. К счастью, у тебя, наверно, было много дел в усадьбе. Как озимые?

– Неплохо. Мы поедем в ту сторону, я их тебе покажу. А ты тепло оделась? Погода сегодня мягкая, но тебе надо беречься. Укутай ноги в медвежью шкуру. Миссис Джонс положила туда горячий кирпич, чтобы ты не озябла. Подложить тебе подушку? Тпру, Фиалка! Не балуй!

Красивая породистая кобыла нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Она рванулась с места такой быстрой рысью, что ему пришлось сдерживать ее.

– Мы едем не слишком быстро, дорогая?

– Нет, мне очень нравится. Но она сегодня что-то очень резва. В первый раз вижу, чтобы она так натягивала вожжи.

– Застоялась. Она месяц скучала в конюшне.

– Разве Эльси не ездила верхом?

– Нет, бедной девочке пришлось от этого отказаться. – Он быстро продолжал, глядя в сторону: – Ничего нельзя было поделать – я боялся отпускать ее одну из-за этих цыган. Между прочим, доктор Джеймс думает, что это они занесли корь в наши места. Счастье еще, что не тиф. Но, слава богу, они уже убрались отсюда. Я отпускал бы с ней Уилкинса, но ему было не до того: я посылал его помогать арендаторам, пока эпидемия не кончилась. Он делал неотложную работу то тут, то там, пока мужчины помогали своим женам дома. Они были очень признательны.

– Ну, а как же уроки верховой езды? Он снова отвел глаза.

– Я… понимаешь, я был очень занят. Она увидела, как краска заливает его щеки и лоб. Генри зачмокал на кобылу:

– Потише, потише, старушка!.. Кроме того, Эльси уроки больше не нужны.

Она ездит немногим хуже тебя. А у меня это занимало слишком много времени.

Она не обиделась. Но теперь с ней сможет ездить Уилкинс. Каждый погожий день я буду отпускать его на часок… Посмотри! Видишь сережки на орешнике? Скоро появятся подснежники.

Об уроках верховой езды больше ничего не говорилось. Теперь девушка ездила кататься в сопровождении Уилкинса, и скандальные слухи, лишенные свежей пищи, замерли сами собой.

Генри был по-прежнему ласков со своей свояченицей, но избегал оставаться с ней наедине, и никто больше не слышал, чтобы он называл ее крошкой. Она, со своей стороны, немного притихла и некоторое время всячески старалась быть полезной по хозяйству. Только по этому и можно было догадаться, что что-то произошло. Скоро она стала прежней веселой эгоисткой, но продолжала относиться к Генри с очаровательной почтительностью. Нетрудно было понять, что она зашла в своем шутливом кокетстве чуть дальше, чем следовало, и ее поставили на место с твердостью, сделавшей второй урок излишним.

«Она умна, – думала Беатриса. – Она сделала одну ошибку, но другой она не сделает. Я тоже ошиблась. Это было глупо с моей стороны…»

Глупо… Может быть, она слишком поверхностно судила о Генри? Большая неосторожность.

Почти три месяца она готовила себя либо к изменам исподтишка, либо к взрыву добродетельного негодования. Лишь в самые черные минуты она думала о возможности того и другого вместе. Но он поступил точно так же. как поступили бы в подобном случае ее отец или брат, – сумел остаться дружелюбным, промолчать и не пасть; это потрясло ее и пробило первую настоящую брешь в неприступной стене презрительного равнодушия, которой она, из чувства самозащиты, постепенно окружила себя. Он давно уже перестал быть чудовищем, за ним даже признавалось то, что леди Монктон называла «твердыми принципами», но раньше ей и в голову не приходило, что, кроме того, он может обладать душевной деликатностью.

Как-то летом того же года Беатриса наткнулась в саду на сестру, которая плакала над каким-то письмом.

– Что случилось, Эльси? – ласково спросила она.

Эльси поспешно спрятала письмо в карман.

– Ничего такого, что заслуживало бы твоего сочувствия. Вероятно, ты обрадуешься.

Лицо у нее было обиженное и злое. Беатриса села рядом с ней.

– Ты не хочешь поделиться со мной? Может быть, мы сумеем тебе помочь?

– Тут ничем не поможешь. Я, пожалуй, расскажу тебе – все равно ты скоро узнаешь. Опять эти подлые Монктоны. Они отсылают Фила… Ну ладно, мистера Денверса, если тебе так больше нравится.

– Это уже решено? Я знала, что у них было такое намерение.

– Они требуют, чтобы он уехал немедленно под надзором гувернера в большое путешествие по Европе. Он пишет, что ему позволят вернуться не раньше чем через два года.

– Видишь ли, – сказала Беатриса, – его исключили из Оксфорда.

– Ну, а кто виноват? Он не хотел учиться в Оксфорде. Что это ему даст для Индии? Почему они не позволили ему стать офицером, когда он кончил школу?

– Они считали, что прежде, чем ехать в Индию, ему следует остепениться.

Злоупотребление крепкими напитками там особенно опасно. Лорд Монктон надеется, что если он сначала пробудет года два под присмотром хорошего гувернера, то отучится пить сверх меры. Может быть, они ошибаются, но они хотят ему добра.

– Не сомневаюсь! А подумать обо мне им, конечно, и в голову не приходит!

У Беатрисы упало сердце. Филипп Денвере был отъявленный повеса и считался красавцем. По слухам, не одна девушка поддалась его обаянию. Прежде чем ответить, она помолчала несколько секунд, боясь, что ее голос дрогнет.

– Эльси, – сказала она очень мягко, – почему это так пугает тебя? Если вы действительно хотите пожениться, неужели вы не можете подождать два года?

Вы оба очень молоды, а мы постараемся сделать все, чтобы ты не скучала здесь, пока он будет в отъезде. Даже если…

Эльси поглядела на нее злыми глазами.

– Если! – вспыхнула она. – По-твоему, я не понимаю, о чем ты думаешь?

Ну так вот – ты ошиблась. Мне нравится Фил. Нравится больше всех, кого я знаю. Даже если он и не будет пэром, я скорее выйду за него, чем за ходячую добродетель вроде Генри. Но я не дура и ничего ему не позволю, пока у меня на пальце не будет кольца. Он это прекрасно знает.

Беатриса чуть отвернулась. Эльси не должна видеть отвращения на ее лице.

– Ты хочешь сказать, – медленно произнесла она, – что тебе пришлось ему это объяснять?

– Конечно. Фил – не Генри, он не женится на мне, если сможет получить меня так. И с какой стати? Девушка, которая допускает это, заслуживает своей судьбы; так сказал мне Джако много лет тому назад. Но Фил по мне с ума сходит. Еще месяц, и мы были бы помолвлены! А теперь он успеет сто раз забыть меня, прежде чем мы снова увидимся. Он не из тех, кто хранит верность девушке, которую не видит два года.

Она топнула ногой.

– Ах, Би, не делай кислого лица! Неужели ты до сих пор не знаешь, что я непохожа на тебя? Но я не такая, как мама или Джако; я просто девушка, такая же, как все, и я хочу быть счастливой, пока молода. Я имею на это право – я красива, гораздо красивее тебя, и я это знаю.

– Мы все это знаем, дорогая, и рады за тебя.

– Что правда, то правда, – сказала Эльси, успокаиваясь, – Надо отдать тебе справедливость, ты никогда не завидовала мне и не злилась. Но я не хочу быть образцом всех добродетелей вроде тебя или Уолтера. Если отец тоже был таким, не удивительно, что мама сбилась с пути!

Беатриса нахмурилась, Она тоже была еще молода.

– Эльси, – сказала она, – можешь говорить и думать обо мне что хочешь, но будь добра не касаться отца.

Хорошее настроение вернулось к Эльси так же быстро, как раньше исчезло, и она с журчащим смехом обняла сестру за плечи.

– Ну, прости, я не хотела тебя обидеть. Я знаю, что ты замечательная и что мне бы следовало быть такой же. Но раз это не так, зачем же презирать меня?

– Неужели мое поведение или слова заставляют тебя думать, что я тебя презираю?

– Боже мой, конечно нет! Ты держишься безупречно. Впрочем, дело тут не во мне, просто ты всех презираешь. Вернее, всех, креме Уолтера и мальчиков.

Послушай, Би, это просто написано на тебе.

Ее сестра могла только растерянно пробормотать:

– Мне очень жаль. Я не хотела…

– Разумеется, не хотела. Ну ладно, не будем ссориться. Би, я ведь знаю, что вы с Генри делаете для меня все, что в ваших силах, и я вам очень благодарна, честное слово. Только ты иногда выводишь меня из терпения. Но ведь это ненадолго. Помочь тебе нарезать розы?

Смутно тревожась, Беатриса, которая теперь прониклась глубоким убеждением, что не в силах повлиять на сестру, написала Уолтеру, прося его совета. В ответ она получила наспех нацарапанную записку, помеченную Веной:

"Меня перевели сюда из Лиссабона. Мне надо было уехать оттуда.

Когда-нибудь я расскажу тебе почему; но не теперь. Я здоров, только очень занят, потому что эта работа для меня новая".

В следующем письме, таком же коротком и сдержанном, он сухо заметил, что, судя по всему, Эльси вполне может сама о себе позаботиться и, вероятно, сумеет перенести это разочарование.