355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эшли Дьюал » Смертельно безмолвна - 2 » Текст книги (страница 28)
Смертельно безмолвна - 2
  • Текст добавлен: 3 апреля 2017, 17:00

Текст книги "Смертельно безмолвна - 2"


Автор книги: Эшли Дьюал



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Я сплетаю на груди руки и сканирую Смерть настороженным взглядом. Он говорит в

странной для себя манере. Нерешительно. Отрывисто. Что его так мучает?

– Меня мучает мысль, что я должен забрать тебя. Свою дочь.

Растерянно смотрю на Ноа Морта и часто моргаю. Он... он выглядит таким грустным и

несчастным, сбитым с толку человеком. Это цепляет меня. Я ощущаю связь между мной и этим

существом. Незримую, тонкую связь, которая возникает только между близкими.

Между отцом и дочерью.

Я не могу сдержать улыбки. Правда, она получается кривой. Да и слезы тут же вновь

скатываются по щекам, будто еще глупее я не могу выглядеть. Я приближаюсь к Морту. Я не могу

себя остановить. Я поднимаю руки и прижимаю его к себе. Крепко-крепко, словно он моя

поддержка и опора. Словно я доверяю ему и принимаю его.

– Ари...

Он неуклюже кладет ладони поверх моих плеч, стоит обездвижено, наверно, понятия не

имея, что делать, как реагировать, а я утыкаюсь носом ему в грудь. Он тяжело дышит, я чувствую, как внутри него что-то трепещет и дрожит. Жмурюсь и содрогаюсь от плача.

– Истории должны заканчиваться, Ноа. – Слезы катятся все сильнее и сильнее.

– Истории живут вечно, Ариадна.

– В отличие от людей.

Он молчит. Нерешительно обнимает меня и кладет подбородок мне на макушку.

– Я увижу... увижу маму? – Запинаясь, спрашиваю я и захлопываю ладонью рот. Мне нельзя

плакать, нельзя, нельзя. – Она будет со мной?

– Она всегда с тобой.

Я плачу. Умирать сложно. Не помню, чтобы люди говорили об этом. Обычно все так

уверенно кричат, что умирать легко и просто, что жить сложнее и так далее, но это полная чушь.

Люди должны жить. Люди должны наслаждаться жизнью. Раньше я думала, что все мы

родились, чтобы умереть: эдакая странная издевка, мол, всем нам все равно придется с миром

попрощаться рано или поздно. Но теперь я понимаю: мы родились, чтобы жить.

Как просто быть рядом с друзьями. Как просто отмечать дни рождения. Как просто с

улыбкой встречать хорошее и со слезами встречать плохое. Как просто ссориться и ждать, что все

наладится. Как просто ошибаться и учиться на ошибках. Как просто говорить отцу или маме, что

ты их любишь. Как просто доверять секреты брату или сестре.

– У людей это вызывает проблемы. – Неожиданно тихо усмехается Ноа и глядит мне в глаза,

отстранившись. – Все, что ты назвала. Обычно, это самое сложное.

– Вот тебе еще один факт про людей, мистер Смерть. – Я стираю со щек слезы. – Мы всегда

все осложняем. Но понимаем, что мы все усложняем, лишь тогда, когда усложнять уже нечего. –

Повожу плечами и усмехаюсь. – Как там говорится... ну...

– Что?

– Дорожишь, когда потеряешь?

– Наверно.

– Что-то в этом духе.

Делаю шаг назад и выпрямляюсь, дрожа от холода. Пусть все это закончится.

Человек я или монстр, я должна поплатиться за то, что сделала. Осознанно или нет, я не

думаю, что кого-то волнует этот вопрос. Не думаю, что им зададутся родственники тех, кого я

лишила жизни. Не думаю, что я вообще имею права сомневаться.

– Нет. – Ноа поднимает подбородок, а я согласно киваю.

– Я не имею права сомневаться.

– Но я могу. Я могу сомневаться, могу хотеть сомневаться и могу все это исправить.

– Что?

Внезапно глаза Смерти становятся черными. Хлопок, и он рядом со мной, его ладонь на

моей груди, его взгляд внутри моей головы. Я ошеломленно застываю, а он рычит:

– Я – Смерть. И я решаю, кто умрет, а кто останется жить.

– Нет, Ноа, не надо! – Впиваюсь пальцами в плечи отца. – Я не могу... я не...

– Я уже однажды спасал тебе жизнь, Ариадна.

– Это неправильно! Так не должно случиться, ты же знаешь.

– Ты – моя дочь.

Внутри все переворачивается, становится дико больно, и я распахиваю глаза, а Ноа в эту

секунду перевоплощается в незнакомое мне существо с пустым взглядом. Холодный и опасный.

Смертоносный. Морт сжимает меня в руках, будто мошку, и произносит:

– Каждый день ты будешь помнить о том, что совершила. Каждый день будешь жить с этими

мыслями, и ты никогда не избавишься от воспоминаний. Никогда! Это твое третье проклятье, Ариадна Монфор-л’Амори. – Глаза Смерти вонзаются в мою грудь стрелой, и я чувствую, как

легкие сводит. Раз толчок, два. Мое сердце скрипит, пытаясь очнуться. – Ты будешь жить, потому

что я – часть тебя, Ариадна. Потому что я – твой отец.

– Ноа...

– Ты будешь жить.

Он прижимается губами к моему лбу и шепчет дрожащим голосом:

– Ты была права. Законами вселенной правит любовь.

А затем меня разрывает от такой горячей боли, что я кричу. Сердце взрывается, меня

пронзает колючая судорога от головы до кончиков пальцев, и уже в следующее мгновение я

открываю глаза и вижу светлый потолок, нависающий над головой, будто небо.

Не могу пошевелиться. Смотрю вверх и щурюсь. Что за странный звук... в ушах...

Я постанываю, приподнимаясь на локтях, и замечаю краем глаза Хэйдана: его голова

опущена между колен. Парень сидит рядом, сжимает в замок трясущиеся пальцы.

– Ты... ты мне не поможешь?

Его руки замирают, голова медленно поднимается, парень ошеломленно распахивает глаза и

восклицает не своим голосом:

– Ари? Что за...

Лицо друга вытягивается, губы подрагивают, он кидается ко мне и прижимает к себе так

судорожно, что дыхание перехватывает.

– Боже мой, – хрипит он, водя ладонями по моей спине, – ты жива, боже, ты жива!

– Я так скучала, Хэрри.

Зажмуриваюсь, а он вдруг начинает трястись. Друг плачет, я не помню, чтобы Хэрри плакал.

Прокатываюсь пальцами по его прилизанным волосам и шепчу:

– Не надо, пожалуйста.

– Я думал, что потерял тебя.

– Хэрри.

– Я думал... – Он отстраняется, стягивает очки и морщится. – Думал, что больше тебя

никогда не увижу, черт возьми. Как же так...

Его пальцы сжимают переносицу, а я вновь обнимаю друга.

– Это я во всем виновата.

– Издеваешься? Ты ведь спасла мне жизнь! – Его ореховые глаза смотрят на меня так

пристально и искренне, что внутри все переворачивается. – Ты из-за меня...

– Замолчи. Если потребуется, я сделаю это снова.

– Идиотка.

Он смеется и плачет, и сжимает меня в медвежьих объятиях, пытаясь задушить. Но я не

против. Я прижимаюсь к нему близко-близко, чтобы слышать биение его сердца. Хэрри

отстраняется и неуклюже шмыгает носом.

– Черт возьми, – протягивает он, усмехнувшись, – это же невероятно, как так вышло?

– Ноа.

– Вот же старик. Не мог сразу тебя спасти?

Я хмыкаю и устало убираю с лица волосы. Думаю, он вообще не должен был спасать меня.

Его помощь – ошибка. Кто знает, во что выльется очередное нарушение баланса? Не исключено,

что мы еще заплатим за это. Люди совсем не учатся на своих ошибках. И даже у Смерти теперь

есть собственная шкатулка совершенных просчетов.

– Помоги... помоги встать, пожалуйста.

– Конечно.

Хэйдан берет меня за руку и аккуратно поднимает с пола. Перед глазами тут же все в бок

кренится, и я едва не валюсь обратно. Опускаю взгляд на окровавленную кофту.

А ведь так просто было отыскать ножницы, так просто было проткнуть себя лезвием.

– Мэри-Линетт потеряла сознание, когда мы были внизу, – говорит Хэрри, вырывая меня из

мыслей, – ну, когда мы поняли, что все паршиво, и заразились какой-то дрянью.

– Она не знает о том, что случилось после?

– Видимо, нет.

Хорошо. Ей и так пришлось пройти через многое.

– Да никто ничего не понял, – глухим голосом протягивает Хэйдан. – Мэтт спустился по

лестнице и вырвался из дома, ничего не объяснив. Я тогда еще не мог толком стоять... я хотел за

ним пойти, но сначала решил тебя проверить. Джейсон остался с Мэри.

– А эта девушка...

– Дельфия. Она тоже внизу.

– Она спасла меня. – Задумчиво хмурюсь. – Что в таких случаях говорят?

– Спасибо?

Усмехаюсь и прищуриваюсь от головной боли. Стоять сложно. Слабость дикая.

– Тебе нужно отдохнуть. Давай, ложись, а я...

– Я сама. Я должна найти Мэтта.

– Слушай, я ведь могу приказать. Сегодня Йоль.

Парень поднимает с пола очки и деловито улыбается, а я недовольно прищуриваюсь.

– Только попробуй. И завтра я на тебе отыграюсь. Лучше помоги спуститься. Ладно?

– Ладно.

Он бережно приобнимает меня за талию и ведет вдоль коридора. За окнами светло. Я

принимаю это за хороший знак. Когда происходит нечто плохое, погода меняется. Я с ней

связана. Дергаю уголками губ и плетусь по лестнице, с трудом переставляя ноги.

Все это кажется таким странным. В прошлый раз Ноа Морт вернул меня к жизни, но Норин

залечила раны. Кто залечил мои раны на этот раз? Как я, черт возьми, выжила? Это с ума сводит.

Я ведь не должна дышать, не должна обнимать друга, улыбаться. Я ужасный человек. Опасная

ведьма. Мне вдруг кажется, я никогда не прощу себе того, что сделала, и тогда в голове

возникает вопрос: что было бы более жестоким, позволить мне умереть или позволить мне жить

с виной, которая каждый день будет прожигать легкие?

Мы оказываемся на первом этаже, и я с облегчением выдыхаю. Слава Богу.

– Ари? – Джейсон оборачивается и порывисто опускает руки. Он отшатывается назад и

глядит на меня во все глаза, молчит, изучает, а я виновато поджимаю губы. Этот человек должен

был просто жить своей жизнью, а я вовлекла его в огромные неприятности.

– Слушай, – я опускаю глаза в пол, – я знаю, что ты не должен здесь находиться. И я, правда,

пойму, если ты скажешь, что...

Я не успеваю договорить. Три широких шага, несколько мгновений. Джейсон крепко

прижимает меня к себе, и я в растерянности округляю глаза. Почему он меня обнимает?

– Ты как? – Говорит он тихо, а я стискиваю зубы.

– Не надо. Не спрашивай. Лучше скажи, что у тебя все хорошо.

– У меня все хорошо.

Он врет. Я знаю. Но мы продолжаем хранить тишину, потому что правда ранит. Нам

придется ее принять, но не сегодня. Не сейчас. Я отстраняюсь и сглатываю:

– Пойду, найду Мэтта.

– Он ушел минуты три назад.

Я плетусь по коридору и сжимаю в пальцах окровавленную кофту. Прохожу рядом с

обугленной гостиной и быстро отворачиваюсь, я не хочу сейчас вспоминать о том, что там

происходило. Вижу дверь, тянусь к ручке, но внезапно замечаю Дельфию Этел. Она стоит около

стены с черно-белыми снимками. Черт, не знаю, что я должна сказать? Какие найти слова?

Такие фразы вообще существуют? Мнусь на пороге, судорожно соображая, а затем вдруг девушка

оборачивается. Мы смотрим друг на друга совершенно разными взглядами. Но что-то нас

связывает. Исцеление. Собираюсь подойти к девушке, но она шепчет:

– Он исцелится, когда ты исцелишься.

– Прости, что?

– Ид-ди. – Дельфия кивает и неуверенно сжимает в кулаки пальцы. – Он ж-ждет.

Я с интересом изучаю лицо незнакомки. Мне хочется узнать ее лучше, но сейчас мне и, правда, нужно поскорее найти Мэттью. Я киваю и выхожу из дома.

Куда он мог пойти? В какую сторону? Оглядываюсь, спускаюсь по ступенькам и тут же

морщусь от легкой боли в спине. Черт возьми. Неужели я и шага не могу ступить? Мне наплевать

на боль. Наплевать на усталость. Я просто должна идти и все.

– Мэтт? – Сворачиваю на перекрестке направо. На улицах пусто, что неудивительно.

После того, что я сделала в церкви, люди вполне заслуженно могут ненавидеть меня и

бояться. Надо будет применить принуждение и заставить их позабыть о случившемся. Я стала

сильнее. На темной стороне мои способности развились до невероятных высот, меня больше не

манит темнота, но навыки не исчезли.

Наверно, мне вообще стоит забыть о своем даре, о том, кто я. Стоит вычеркнуть всю магию

из моей жизни и продолжить путь обычным человеком. Но это неправильно. Я ведь никогда не

избавлюсь от ощущения, что внутри меня есть нечто иное. Да, пока я ведьма, я представляю

угрозу для Хозяина, для окружающих. Но проблема в том, что я всегда буду ведьмой. Всегда буду

Ариадной Монфор-л’Амори. Этого не отнять.

– Мэтт! – Где же он? Голова кружится. Я неуклюже смахиваю с лица волосы. Теперь они

отливают серебром. Напоминают о том, через что мне пришлось пойти. – Черт.

Я нигде его не вижу. Плетусь вдоль переулка, собираюсь вернуться к дому и пойти в другую

сторону, как вдруг замечаю силуэт. Силуэт парня на коленях.

– Мэтт, – мое сердце камнем валится вниз, я нашла его. Присматриваюсь и понимаю, что со

спины парня обнимает какая-то женщина. Но кто это? Словно услышав мой вопрос, женщина

оборачивается. И я замираю: это мама Мэтта. Темноволосая, бледная женщина с прямым носом

и карими глазами. Он похож на нее. Хотя, конечно, глаза у него папины.

Я собираюсь подойти ближе, но неожиданно женщина испаряется: она превращается в

легкую дымку и улетает вместе с ветром, путешествующим по заледеневшему асфальту.

Мне вдруг становится так паршиво, нужно позвать Мэтта, сказать хоть что-нибудь, а я не

могу вымолвить и слова. Горло сдавливают невидимые силки, а в груди образуется не просто

дыра, а целая галактика.

Иногда мы причиняем боль близким непроизвольно. Но я делала Мэтту больно, ведь хотела

показать, как больно было мне, когда он не видел меня. Не замечал. Он считал, что мы с ним

друзья, а я так никогда не думала. Эта причина кажется настолько нелепой. Едва я вспоминаю о

том, что сотворила, хочется свалиться навзничь и хочется закричать. Меня прожигает дикая

вина, ведь, что бы я ни ощущала в прошлом, как бы сильно я ни была на него обижена, я не

имела права. Я не должна была. Но я делала. Снова и снова. Ломала и с новыми силами

принималась ломать опять. Могу ли я позвать его? Должна ли я звать его?

– Мэтт? – Прищуриваюсь и быстрым движением смахиваю со щек слезы.

Парень выпрямляется. Оборачивается и в растерянности пялится на меня. Тишина и

безмолвие. В эту самую секунду нас разделяют целые миры, вселенные. Мэттью встает на ноги,

руки у него безвольно падают вниз, и он покачивается назад, сведя брови.

– Мэтт. – Я начинаю идти вперед, но он молчит. Разве так сложно ответить? Сложно.

Он испепеляет меня обжигающим взглядом, а я бегу. Забываю про боль и усталость,

забываю про вину. Я несусь к нему навстречу, зная, что не имею на это права, я улыбаюсь, когда

он оказывается совсем близко. Слезы застилают глаза, а я все равно отчетливо вижу его тонкие

губы, угольно-черные волосы и сапфировые глаза. Я вижу, как выделяются на его лице желваки,

вижу, с какой силой он стискивает в кулаки руки. Мэттью не отводит от меня глаз, а я, наконец, приближаюсь к нему вплотную и...

И замираю. Вижу шрамы на его щеке. Вижу боль в глазах. Вижу безумие, да, я вижу именно

его, и оно пылает между нашими лицами, словно огонь, словно искры. Это жжет в груди, это

отдается эхом по всему телу. И мне становится так больно, что я сгибаюсь. Мне нечем дышать,

все разом становится недостижимым, разбитым, побежденным. Я ломаюсь. Подаюсь вперед и

упираюсь лбом в его грудь. Я не могу стоять ровно, не могу, не могу.

– Прости, – шепчу я, чувствуя, как дрожит все его тело, – прости меня, пожалуйста.

Он сутулится, а я зажмуриваюсь и обнимаю его, встав на носки и потянувшись к его лицу. Я

касаюсь щекой его щеки, прижимаюсь так близко, что перехватывает дыхание, но я не

отстраняюсь. Овиваю руками его плечи и упираюсь лбом в его яремную впадину.

– Скажи что-нибудь. Не молчи, пожалуйста.

Но он не говорит. Он вдруг порывисто опускает голову мне на макушку и сжимает в руках

так крепко, так неистово и испуганно, что весь мир переворачивается и разрывается на тысячи,

миллионы осколков. Мэтт дрожит, а я поглаживаю его холодными ладонями.

– Ты умерла. – Хрипит он едва слышно.

– Нет. Я здесь, Мэтт. Я здесь.

– Ты не понимаешь. – Он отстраняется и смотрит в глаза мне так пристально, что все во мне

вздрагивает и покрывается мурашками. – Я чувствую... чувствую, что ты умерла.

Он прокатывается большими пальцами по моим щекам, а потом вновь тянет к себе, и я

судорожно впиваюсь ладонями в его крепкие плечи. Мир кружится в неистовом танце. А мы

замерли, застыли, будто статуи, и ничего вокруг не видим. Одни посреди вселенной, и одни

посреди целой толпы незнакомцев. Если бы сейчас земля развалилась на части, небо свалилось

на крыши одинаковых, серых домов, мы бы не заметили.

Мэтт проходится пальцами по моим серебристым волосам. А я прохожусь пальцами по его

шрамам. Мы отвыкли от прикосновений, мы не успели привыкнуть.

Мы встречаемся взглядами, и я тихо спрашиваю:

– Что будет дальше?

– Не знаю.

– Но что нам делать?

Парень неожиданно горько усмехается. Он прикасается лбом к моему лбу и шепчет:

– Жить дальше.

Я ошеломленно смотрю на него. Неужели он помнит? Но как? Мои пальцы сжимают ворот

его кофты, глаза закрываются. Я позволяю себе утонуть в этих чувствах, я позволяю себе

расслабиться и стать слабой. Мэттью оставляет на моих губах легких поцелуй, а я тут же

прижимаюсь к нему, кладу голову на его плечо. Он так близко.

Иногда мне хочется сказать, что я люблю его, хочется сказать, чтобы он не выпускал меня из

рук, потому что тогда я упаду. Разобьюсь на сотни частей. Но я знаю, что гораздо безопаснее ему

будет вдалеке от меня. Вдалеке от всего, что касается моей жизни.

– Пообещай мне кое-что. – Неожиданно шепчет Мэтт. И мы вновь глядим друг другу в глаза.

Он сводит брови, а я растерянно покачиваю головой.

– Что именно?

– Ты никогда не используешь на мне принуждение.

– Мэттью...

– И мы уедем.

– Что? – Я неуверенно улыбаюсь и вскидываю брови. – О чем ты?

– Окончим школу и уедем. Ты и я.

– Но куда?

– Куда угодно. – В его глазах загорается что-то теплое, яркое. Он прикасается ко мне

холодными руками и поглаживает плечи. – Но вместе.

– Мэтт...

– Пообещай. – Это принуждение. Сегодня Йоль, и я могла бы обидеться, но я даже не думаю

об этом. Мэттью сталкивается со мной лбом, а я поджимаю обветренные губы.

– Обещаю.

– Отлично. Иди сюда.

Мэтт притягивает меня к себе и целует, а я представляю, как дорога излечивается от

трещин, как стеклянные и цветные витражи церквей собираются воедино. Я представляю, как

люди в Астерии забывают о том, что случилось, и продолжают жить.

Я не уверена, что мне удастся исправить все, что я сделала. Не уверена, что жизнь не найдет

способ напомнить о том, что потеряно, и указать на то, что разбито. Но, наверно, я постараюсь

справиться. Ноа Морт дал мне второй шанс. Я должна им воспользоваться. Не имеет значения,

как долго я буду испытывать вину, как сильно мне будет больно. Со мной рядом близкие люди,

которые всегда готовы принять меня такой, какая я есть.

Мэттью шепчет:

– Пошли домой.

Я киваю, он обнимает меня за талию, и мы медленно сходим с места.


ЭПИЛОГ

– Я догоню вас.

– Мы будем ждать тебя на выходе. – Мэри-Линетт сжимает мою руку и кивает. Глаза у нее

красные, потому что всю службу она проплакала. Внутри что-то вспыхивает, но я не позволяю

эмоциям взять верх. Только не сегодня, когда я должна быть сильной.

– Ты как? – Рядом неожиданно оказывается Мэтт.

– Все в порядке. Дайте мне пару минут.

Парень оставляет поцелуй на моей щеке и вместе со всеми уходит к машинам.

Я перевожу взгляд на каменное надгробье, тонкий слой снега уже скопился на земле. Я

пытаюсь представить, что бы я сказала Норин, будь она рядом. И ничего не приходит на ум.

Наверно, я бы опять расплакалась, потому что в последнее время слезы выражают все, что

накопилось у меня внутри, как бы прискорбно и жалко это не выглядело.

Неожиданно прямо передо мной, возле надгробья, появляются фиолетовые цветы.

– Что за...

Я отшатываюсь назад и округляю глаза, наблюдая за тем, как цветы становятся все ярче и

ярче, пока и вовсе не перевоплощаются в букет орхидей. Ошеломленно смотрю по сторонам и

по-птичьи наклоняю голову, потому что это, черт подери, очень странно. Разве букеты

появляются из воздуха? Тем более, когда это не я заставляю их появиться.

Мое внимание привлекает маленькая записка, черный прямоугольник. Я наклоняюсь к

цветам, переворачиваю листок и растерянно хлопаю ресницами. Здесь лишь одна буква.

– Как романтично, – недовольно морщусь, разглядывая каллиграфическую букву «Л» на

черном листке и выпрямляюсь. Люцифер пытается сказать, что умеет чувствовать? Нам ли с

тетушками не знать, как он чувствует и проявляет свою любовь. Однако...

Однако я все-таки не выбрасываю записку. Это ужасно глупо.

– Черт, – смахиваю со лба испарину, хотя на улице холодно.

Неужели Дьявол сожалеет о смерти Норин Монфор? Мэттью говорил, что Дьявол в

мгновение ока лишил Меган фон Страттен жизни, вырвав из ее груди сердце. Ей он тоже к

могиле приложил букет с запиской? На выдохе осматриваюсь и вдруг замираю. Кладбище тут

небольшое, деревьев почти нет. Спрятаться проблематично, именно поэтому я вижу не только

силуэт девушки, но и ее лицо, ее золотистые волосы, серые глаза, я вижу Джил, и у меня внутри

все вспыхивает таким пламенем, что над головой взвывает ветер, а ладони уже в следующее

мгновение покрываются красными искрами.

– Ты...

Девушка испуганно срывается с места, а я взмахиваю рукой, морщусь, и она валится на

землю, прокатившись коленями по мокрому снегу. Я несусь к ней, тяжело дыша. Я бегу к ней, вспоминая, как она выстрелила, вспоминая, как она лишила мою тетушку жизни.

– Вставай. – Одно мое слово, и Джиллианна снова на ногах.

– Подожди, не надо.

– Не надо? – По-птичьи наклоняю голову. Зря она пришла.

Я едва могу дышать. Девушка испуганно моргает. Ее щеки красные от холода. А я не знаю,

как утихомирить пожар, как взять себя в руки. Я вдруг отчетливо понимаю, что мне стоит лишь

моргнуть, лишь щелкнуть пальцами, и я отомщу за Норин.

– Тебя не было, – вдруг бросает Джил, и я недоуменно прищуриваюсь.

– Что?

– Ты не пришла на похороны моего отца. Но ведь именно ты убила его.

Я замираю. Губы Джиллианны дрожат, глаза пылают, а я растерянно отшатываюсь, я была

уверена, что принуждение подействовало на всех. Но она помнит. Она все помнит.

– Ты должна была забыть. – Едва слышно отвечаю я и ощущаю колючую боль где-то в горле.

Я пытаюсь сглотнуть ком, но не выходит. – Должна была...

– Ты его убила. Я это видела!

– Мне очень...

– ...жаль?

Девушка трясется. Она закрывает ладонями лицо, а до меня вдруг доходит, что... что я не

имею права ее осуждать. Эта мысль жжет, она разрезает меня на куски, ведь я должна люто

ненавидеть этого человека, должна хотеть его смерти! Но Джил потеряла отца. Я его убила.

Неважно, каким он был: хорошим или плохим. Он был ее отцом.

– Ты... – Выпрямляюсь и гляжу в серые глаза Хью. – Ты должна забыть о том, что

случилось в церкви. Твой отец умер, потому что болел. Твоя мать знала об этом.

– Мой отец болел.

– Верно. Но он не хотел тебя расстраивать и поэтому молчал.

– Молчал.

– И ты забудешь... – Делаю шаг вперед. – Забудешь о том, что убила Норин Монфор.

Джил кивает, а я протяжно выдыхаю.

– Но каждый день ты будешь просыпаться и чувствовать вину. Каждый день. Ты так и не

узнаешь, откуда это ощущение. Но оно никуда не денется. Всегда будет с тобой.

Джиллианна продолжает смотреть на меня растерянным взглядом, и я морщусь. Мне так

больно видеть ее рядом и понимать, что именно она забрала жизнь Норин. Я гляжу на убийцу и

ничего не делаю. Я отпускаю его. Поступаю ли я верно?

– Иди, – я неуклюже убираю с лица волосы, – уходи, Джил. Пожалуйста.

Девушка послушно срывается с места, оставляя следы на белоснежном ковре, а я тру глаза и

осматриваюсь: наверно, я должна отомстить, но разве Ноа для этого дал мне шанс? Я

зажмуриваюсь и сжимаю в кулаки пальцы. Как много последствий.

– Я горжусь тобой.

Растерянно выпрямляюсь и вижу Норин.

Воздух разом выкатывается из легких. Я округляю глаза, смотрю на тетушку в сером толстом

свитере, смотрю на ее распущенные волосы и яркие, небесно-голубые глаза. И не знаю, что

делать, забываю, как разговаривать, как двигаться.

Я судорожно прикрываю рот пальцами и шепчу:

– Норин?

Голос срывается, выходит какой-то идиотский писк. Я порывисто горблюсь. А тетя в

следующее мгновение оказывается рядом и обнимается меня худыми руками.

– Не плачь.

– О, боже, это же ты. – Я прижимаюсь щекой к ее шее. – Это ты!

– Я должна была увидеть тебя.

– Норин, – мои руки трясутся, – ты пришла ко мне! Я так ждала.

– Я знаю.

Тетя отстраняется и вздергивает подбородок. От этого движения у меня все внутри в ту же

секунду переворачивается и вспыхивает. В этом вся Норин Монфор. Стоять ровно, а говорить

холодно. Пусть плечи стонут от груза ответственности, а голос дрожит.

– Как... – Норин запинается и бесстрастно пожимает плечами. – Как Мэри?

Я устало стираю с лица мокрые полосы.

– Ей плохо. Разве может быть иначе?

– Она впечатлительная.

– Неудачное определение для ситуации.

– Ты права. Мэри нужно время. Просто будь с ней рядом, хорошо? Она справится.

– Конечно. – Берусь за руку тетушки и киваю. – Я хотела сказать тебе...

– Не надо.

– Выслушай.

– Ари, я бы сделала это еще раз... – Взгляд Норин пронзает насквозь, как и та стрела, что

пронзила ее грудь. – Снова и снова. Я лишь рада, что ты цела.

– Это неправильно, – рычу я сквозь стиснутые зубы. – Вы с мамой... Вы так похожи.

Внезапно Норин смеется. Искренне. Я даже замираю, потому что не помню, чтобы я

слышала нечто подобное. Женщина прикрывает тонкими пальцами губы и кивает:

– Так и есть. Мэри всегда была немного другой. А мы с Реджиной любили правила.

– Ты уже видела маму?

– Да, – Норин прокатывается пальцами по моей щеке и кивает, – она следит за тобой.

– Правда?

– Каждую минуту.

Я хмыкаю и нервно улыбаюсь. Мне всегда казалось, что за мной кто-то наблюдает.

– Что ж, я не могу тут долго оставаться. Я хотела тебя увидеть настоящую, и я...

– ...увидела.

– Верно.

Норин Монфор улыбается, подставляет лицо зимнему солнцу, и затем вдруг снимает

толстый свитер. Я ошеломленно округляю глаза, ведь на улице холодно, но потом до меня

доходит, что передо мной неживой человек. С этим тяжело смириться.

– Что ты делаешь?

– Снимаю свитер.

– Это я вижу.

– Тогда зачем спрашиваешь?

Женщина поводит худощавыми плечами, поправляет волосы. Она глядит на меня, и, как мне

кажется, становится гораздо моложе. Ей так идет улыбка. Она очень красивая.

– Я буду наблюдать за вами, – обещает Норин и сжимает мою руку.

– А я буду скучать.

– Моя дорогая, – тетушка вновь прижимает меня к себе, – я тоже. Тоже буду скучать.

Она отстраняется, машет мне рукой и начинает двигаться в сторону безликих могил. Я

наблюдаю за тем, как солнце блестит на ее бледной коже, как улыбка озаряет лицо. Она отходит

все дальше и дальше, исцелившаяся, освобожденная, а потом исчезает.

Я стираю слезы тыльной стороной ладони и отворачиваюсь.

Я думаю, мои близкие научили меня, что очень важно любить. Защищать. Бороться. Мы

должны сражаться за свою жизнь до последней секунды, мы должны знать, что, когда наступит

тот самый заключительный момент, мы не будем сожалеть; да, разумеется, люди не могут не

совершать ошибок, не могут, не причинять друг другу боль. Все это спутники нашей странной

жизни, в которой часто прощают то, что прощать нельзя, и помнят то, что можно забыть. Но

важно возвращаться к тому, что делает тебя лучше. Находить свет. Свет необязательно

сосредоточен в тебе. В момент, когда все плохо, когда ты растерян, внутри нет ничего кроме

темноты. И тогда ты должен обратиться к близким. У меня есть близкие. И я сделаю все, чтобы

они всегда были рядом со мной.

Неважно, чего мне это будет стоить.

КОНЕЦ

БОНУС. РОЖДЕСТВО.

Как проходит Рождество ведьм?

Ночью они идут в лес. Находят там огромную ель с пышными ветками.

Молоденькая, ведьма с рыжими волосами, которая, собственно – я, взмахивает рукой и

выдергивает дерево с корнями из заснеженной земли. А старшая ведьма, Мэри-Линетт, с

невозмутимым лицом поднимает его, закидывает на спину, как пушинку, и улыбается.

Мы решаем поставить елку возле камина. У нас совсем немного игрушек, надо будет

съездить в магазин и купить еще парочку гирлянд. А еще сверкающего оленя. И Санту.

Собственно, остановить меня сложно, поэтому Мэри не пускает меня в магазин.

– У нас все есть, – говорит она, наблюдая за тем, как Джейсон украшает елку шарами с

серебряной окантовкой, – тебе просто хочется потратить деньги, дорогая.

– Мне просто хочется украсить дом.

– Как у ваших соседей. Они выставили гномов во двор. – Мужчина хмыкает. – Бьюсь об

заклад, эти гномы выглядят хуже фурий Люцифера.

– И причем здесь гномы? Может, это эльфы?

Я сплетаю на груди руки и недовольно свожу брови. Они вечно переводят тему, едва я

пытаюсь поговорить серьезно. У нас единственный дом на всей улице, у которого пусто во

дворе, а крыша не переливается разноцветными огоньками. Разве это правильно? Злые ведьмы,

наверняка, становятся злыми, потому что их тети не разрешают им купить Санту и сверкающего

оленя.

Неожиданно в дверь звонят. Я бреду в коридор, подпрыгиваю к двери и тяну на себя ручку.

На черных волосах Мэтта белые хлопья. Он стряхивает их, переступая через порог, и недовольно

выдыхает, будто уже успел поссориться с кем-то по дороге.

– Что? – Я настороженно морщусь. – Только не говори, что у тебя плохие новости.

– У меня плохие новости.

Парень стягивает с плеч черное пальто, а я закрываю за ним дверь и кривлю губы.

– Я вся во внимании.

– Мне пришлось потратить несколько часов, чтобы хотя бы немного разобраться. Ты вообще

открывала учебник? Мы пропустили очень много.

О, господи. Он серьезно? В этом весь Мэтт: сделать проблему вселенского масштаба из

контрольной работы по тригонометрии. Беру парня за руку, она у него ледяная, и тащу за собой

на второй этаж. Когда мы оказываемся в спальне, я поддаюсь горячему чувству и обнимаю

Мэтта, встав на носочки. Парень усмехается, а я ворчу:

– Ты пообещал прийти вчера.

– Я должен нагнать материал, – отвечает он мне в волосы, – скоро экзамены.

– Какой ты зануда.

– Я реалист. Чтобы уехать, нужно поступить в колледж.

– Или... – отстраняюсь и невинно хлопаю ресницами. – Я просто заставлю комиссию

выделить нам стипендию.

Парень закатывает глаза, а я усмехаюсь.

– Конечно, такой вариант тебе не нравится.

– Это неправильно, плюс нечестно, мы сами поступим, Ариадна. – Его поучительный тон

должен выводить из себя, но я не испытываю злости. Пусть бросается нравоучениями, сколько

ему хочется. Иногда мне кажется, что я нуждаюсь в подобного рода замечаниях и советах. – Так

что забудь о своей силе и подумай о силе тригонометрии.

– Очень остроумно.

Мэтт садится и тянет меня за собой, облокачивается об изголовье кровати. А я кладу голову

ему на плечо, прикасаюсь ладонью к его груди. Мэтт тяжело дышит, всегда тяжело дышит, словно ждет чего-то плохого, и сердце у него громко бьется. Но я уже привыкла.

– Хэрри хочет съездить на Рождественские каникулы к Дельфии, – говорит он.

– Это хорошая идея, – задумчиво отвечаю я и слышу, как Мэтт хмыкает.

– Думаешь? Что может быть лучше поездки посреди зимы неизвестно куда.

– Эта девушка спасла мне жизнь.

– Я видел ее, Ари. И в ее глазах было нечто такое... Нечто странное. Она спасла тебя, но я не

уверен, что она действительно этого хотела.

– Какая разница? – Приподнимаю подбородок, чтобы посмотреть парню в глаза, и он тут же


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю