Текст книги "Смертельно безмолвна - 2"

Автор книги: Эшли Дьюал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ГЛАВА 19. ПРЕКРАСНАЯ СМЕРТЬ.

Я отношу Ари в спальню. Кладу ее на кровать. Осторожно поправляю волосы, чтобы они не

свисали на ее лицо, а затем накрываю одеялом. Несколько минут я смотрю на нее и не могу

заставить себя уйти, как бы ни старался. Я не верю, что она дома.

Неуклюже потираю ладонью лицо и все-таки выхожу из комнаты. Я спускаюсь вниз,

прохожу в гостиную и вижу Джейсона. Он сидит в кресле, и руками сдавливает виски.

Я не знаю, что сказать. Сомневаюсь, что в подобной ситуации вообще можно что-то

говорить. Мне приходится переступить через все сооруженные мною барьеры, чтобы все-таки

набраться смелости и спросить:

– Ты как?

Глупый вопрос. Идиотский. И Джейсон не отвечает. Он продолжает сжимать в руках голову

и смотреть сквозь предметы, сквозь время. Он думает, эти мысли раздирают его на части, а я

нервно стискиваю пальцами переносицу. Норин Монфор умерла.

Как мы могли это допустить?

– Я нарисую защиту. Хорошо? – Мужчина не обращает на меня внимание. Я опускаю руки и

киваю. Наверняка, он согласен со мной. Ему больно, он потерян. Но он согласен.

Сначала иду к главной двери, рисую символы, которые указаны в книге Эбигейл. Не знаю,

нормально ли у меня выходит: узоры получаются кривыми и неуклюжими, но никто не сделает

лучше, по крайней мере, сейчас. Придется довольствоваться тем, что имеем.

Поднимаюсь на второй этаж, захожу в спальню Ариадны и вывожу на паркете круг, который

не только защитит девушку от злых сил, но и не позволит ей покинуть границы.

Когда я заканчиваю, руки у меня дрожат от напряжения. Все это кажется чужим, мне до сих

пор трудно принять, во что превратилась моя жизнь, какую роль в ней играю я. Как можно

смириться с тем, что Норин Монфор умерла? Как можно смириться с тем, что мы с Джейсоном

не смогли ее спасти? Мы говорим себе, что справимся, мы обещаем всем, что справимся. А

потом мы терпим поражение. Я прикрываю ладонями лицо и зажмуриваюсь.

Как бы мы ни старались, как бы ни были уверены в себе, мы постоянно сталкиваемся с

испытаниями, которые ломают нас. Не знаю, помогут ли эти символы, не знаю, есть ли в них

хотя бы какой-то толк. Но я продолжаю верить и делать, потому что я уверен, что как только я

остановлюсь, будет очень больно. Я не должен останавливаться. Ни на секунду.

Я запираю все окна и проверяю, закрыты ли двери. Прихожу во вторую гостиную и в

растерянности замираю, увидев на бархатной кушетке тело, накрытое белой простыней.

Я порывисто отворачиваюсь, стиснув зубы, и сдавливаю пальцами глаза. Что же... ну почему

так жжет? На выдохе опускаю руки и обессилено горблюсь.

Норин Монфор спасла Ариадну, умерла именно так, как хотела: отдала за нее жизнь. В этом

поступке я вижу не только благородство, но смелость, отчаяние. Любовь. Норин не проявляла

свои чувства. Я редко видел ее улыбающейся, в отличие от Мэри-Линетт. Редко видел ее

увлеченной, в отличие от Джейсона. Но я видел ее сильной, упрямой.

Она думала, что ничего не знает о любви. А в итоге любила Ари больше всех.

Я медленно схожу с места, шаркая ногами; протираю лицо и замечаю на столе миску с

отваром, которым Норин лечила мои раны. Неуверенно забираю его и покидаю комнату.

Ладони болят от ожогов. Когда в церкви я сжимал руки Ариадны, я сжимал огонь. Я не

обратил тогда на это внимание, а теперь не могу спокойно вытянуть пальцы.

Я прохожу в ванную комнату, включаю свет и замираю. Смотрю на свое отражение, но не

вижу себя. Вижу покрытое густой кровью лицо незнакомца. Вижу уродливые раны, что тянутся

вдоль щеки и подбородка и скатываются по шее, будто следы от когтей. Так и есть. Прежде чем

Джейсон пришел в себя, он размахнулся и поцарапал мне лицо. Я забыл. В конце концов, надо

мной нависли проблемы куда серьезней. Однако сейчас я теряюсь. Я не узнаю себя. Этот

человек в зеркале – я не знаю его. Вижу, как на лице незнакомца вдруг выделяются желваки, и

неуклюже облокачиваюсь руками о край мойки. Черт возьми. Мне становится страшно. Страшно

от того, что теперь каждый день я буду видеть эти шрамы и вспоминать о том, от чего хотел бы

убежать.

Собравшись с мыслями, я обрабатываю ладони и лицо лечебной смесью Норин.

Руки восстанавливаются почти сразу же. Боль исчезает, да и ссадин не остается. Но в

отражение ничего не меняется. Я умываюсь, сдираю прилипшую к коже кровь и грязь, но, когда

я выпрямляюсь, я встречаюсь взглядом с незнакомцем, на лице у которого пылают и горят

толстые, уродливые шрамы. Очередное напоминание о том, кто я есть.

Неожиданно я слышу, как хлопает входная дверь. Символы я нарисовал. Раз кому-то удалось

пройти, значит, опасности он не представляет. Неужели Хэйдан вернулся? Черт, я рад увидеть

брата. Рад, что он в порядке. Но Мэри-Линетт...

Встряхиваю головой и вытираю мокрое лицо полотенцем. Я должен выйти. Должен.

Но я не хочу. Вновь зажмуриваюсь и представляю испуганный взгляд Мэри. Сложно так

просто переступить через порог и столкнуться с последствиями. Куда проще закрыть в ванной

комнате засовы, выключить свет и представить, что все это ночной кошмар.

Я стремительно выпрямляюсь. Люди с трудом находили со мной общий язык, ведь я говорил

то, что думаю, никогда не поддавался эмоциям.

Хотя бы это должно остаться неизменным.

Выхожу из ванной комнаты и поднимаюсь на второй этаж. Я бреду вдоль коридора и смотрю

на серое небо, что мелькает в окнах. Я навсегда запомню эту зиму. Отталкиваю от себя дверь в

спальню Ариадны, вижу брата, но не останавливаюсь.

Мне вдруг кажется, что, если я пронесусь достаточно быстро, он не заметит шрамов.

– Мэтт? – Протягивает Хэйдан. – Черт возьми, что с тобой? – Все-таки заметил. – Я с тобой

разговариваю, Мэтт, что случилось? У тебя на лице...

– Я видел. – Бросаю я ледяным голосом. Искоса гляжу на брата, потом на гостью. На ее лице

плавает искреннее недоумение, а еще страх. Девушка низкого роста, у нее круглое лицо, покатые

плечи. Она не выглядит так, будто может нам помочь. – Это ее мы искали?

Сажусь рядом с Ари и ласковым движением накрываю спавшее одеяло, потом нежно

поглаживаю волосы. Когда я ее касаюсь, я вспоминаю о том, что она реальна.

– Это Дельфия, – не своим голосом шепчет Хэйдан.

– Кое-что случилось. – Минуту погодя, отрезаю я и сглатываю. « Кое-что». Отличное

определение катастрофы, трагедии. Абстрактное понятие, но уверен, Хэрри уловил смысл.

– Что именно?

Трепетно прохожусь пальцами по щеке Ариадны и убираю рыжий локон волос ей за спину, а

потом вспоминаю о теле Норин, накрытом белой простыней.

– Мэтт, что произошло? – Повторяет Хэйдан твердым голосом. – Почему Ари здесь? Что с

ней? Она без сознания?

– Она спит, – шепчу я, а затем по дому проносится такой невообразимый вопль, что у меня

воспламеняются органы. Я знаю, в чем дело. Знаю. И я резко поднимаюсь. Вижу, как Дельфия

отшатывается назад, порывисто сжав ладонями уши, и морщусь. Что с ней?

– Что у вас тут творится? – Взволнованно восклицает Хэйдан.

Я не отвечаю. Быстрым шагом покидаю комнату и спускаюсь на первый этаж. Я иду,

продумывая в голове фразы, прокручивая различные варианты, которые могли бы помочь, успокоить, привести в чувство. Я вспоминаю, что мне сказал отец, когда умерла мама.

«Теперь ей не больно».

Возможно, в этом есть какой-то смысл. Но, дело в том, что крышу сносит не столько из-за

смерти близкого человека, сколько от осознания того, что ты остался один. Что он не поговорит

с тобой, не обнимет, не сядет рядом, не помашет из окна рукой. Он умер. И ему не больно. Это

успокаивает. Но не отнимает собственную боль.

Я переступаю порог гостиной в тот момент, когда Монфор разъяренно опрокидывает

маленький столик, на котором несколько минут стоял отвар Норин, и хватается ладонями за

лицо. Она мотыляет головой и шепчет:

– Нет, нет.

Джейсон стоит рядом с телом Норин. Впервые я замечаю в его карих глазах пелену, которую

он смахивает неуклюжим движением руки, абсолютно ему несвойственным.

– Мэри, – тихо отрезает он, смотря в пол, – прости.

– Прости? Ты просишь у меня прощения?

– Все произошло так быстро, – решаю вмешаться я.

– Замолчи!

– Вам больно.

– Нет, – Мэри-Линетт передергивает плечами и морщится, отступая назад. – Хватит!

– Мэтт, что за... – Хэйдан спотыкается, опирается о мое плечо и замирает. – О Боже.

– Она поступила так, потому что не могла иначе! – Горячо отрезаю я, ступив вперед, и

поджимаю губы. Внутри все дрожит. Но я должен быть сильным, должен ей сказать всю правду,

чтобы она знала, чтобы она понимала. – Мэри, у Норин не было выбора.

– Прекрати, прошу тебя, – слезы градом скатываются по лицу женщины. Она плачет, отходит

все дальше и дальше, и, в конце концов, упирается спиной в деревянный комод. Я вижу, как

содрогаются ее плечи. – Не надо!

– Она спасла Ари жизнь.

– Вы пообещали. Вы дали мне слово!

– Мэри...

– Ты дал! – Монфор выпрямляется и, будто фурия, несется к Джейсону. – Ты сказал, что

позаботишься о ней! Ты сказал, сказал...

Мэри-Линетт бьет оборотня в грудь, рыдая и трясясь всем телом, но он не двигается. Его

глаза крепко зажмурены, пальцы сжаты. Он не шевелится. Брат тихо всхлипывает, тут же

приглушив звук ладонью, и отворачивается. Я же обхватываю себя руками за плечи и в

оцепенении наблюдаю за женщиной. В какой-то момент Мэри перестает бить мужчину по

плечам, торсу. Она закрывает руками лицо и порывисто прижимается к его груди, сгорбив

худощавые плечи.

– Я не слышу ее, – плачет Мэри-Линетт, сипло втягивая воздух, – я ее не слышу!

Мэри едва не падает. Джейсон крепче обнимает ее, приоткрыв рот, но не произносит и

звука. Меня передергивает. Я отворачиваюсь, вижу Хэйдана и опускаю глаза в пол. Брат смотрит

на меня растерянно. У меня, черт возьми, все внутренности переворачиваются, и, не выдержав, я

схожу с места, мечтая убраться отсюда как можно дальше.

На автомате взлетаю по лестнице, бреду вдоль коридора, вдоль сужающихся стен, но

останавливаюсь, так как неожиданно кто-то хватает меня за плечи.

– Что произошло? – Хэйдан потерянно поводит плечами. – Как это случилось?

– Джиллианна.

– Что?

– Она выстрелила.

– Джил? – Брат ошеломленно округляет ореховые глаза и отшатывается назад. – Нет.

– Да. Она хотела попасть в Ари, но... – Взмахиваю рукой и отворачиваюсь.

Хэрри судорожно втягивает воздух, жмурится, а я откидываю назад голову. Брат был в

поездке всего пару дней, но он пропустил так много. Он пропустил, как я предал Норин, Джейсона. Как Люцифер отнял их чувства. Пропустил открытие ящика Пандоры, которым

оказалась не деревянная коробка, а сама Ариадна. Он пропустил момент, когда сила Ари в

буквальном смысле вышла из-под контроля, как рушилась церковь, как гремело небо.

– О чем ты думаешь? – Тихо спрашивает Хэйдан, а я повожу плечами.

– Обо всем, что случилось.

– Расскажешь мне?

Хмыкаю и почему-то улыбаюсь. Как будто от этого парня можно что-то скрыть.

– Конечно, расскажу. Только давай сначала разберемся с этой Дельфией. Кстати, она куда

делась? Она не спустилась за нами?

– Эм, нет. – Брат сводит брови. – По-моему, нет.

Мы идем в спальню Ариадны, но гостьи тут нет. Недоуменно осматриваюсь и вдруг думаю о

том, что нельзя доверять никому. Что, если судьба обманула нас? Что, если мы не должны были

впускать в дом незнакомку. Да, я нарисовал символы, но я новичок, я...

– Слышишь? – Прерывает мои мысли Хэрри и резко оборачивается. – В ванной. Там, кажется, бежит вода. Ты оставлял кран открытым?

Я не отвечаю. И так ясно, что никто туда не заходил последний месяц.

Хэрри замирает у двери и стучит, как приличный парень. Я закатываю глаза. Мог бы и

просто ворваться. Честное слово. В последнее время правила хорошего тона не волнуют ни

меня, ни Монфор. Облокачиваюсь о комод, сплетаю на груди руки, а брат протягивает:

– Дельфия? Все хорошо?

– Просто зайди.

– Это ванная комната, Мэтт. Дельфия может быть... ну... Ты понял.

– Нет, не понял.

– Да брось. Все ты понял! – Возмущается он, а я на выдохе подаюсь вперед и толкаю дверь.

Брат собирается сказать что-то еще, наверняка, недовольное и грубое. Однако мы с ним

застываем, так как видим Дельфию Этел. Одетая она лежит в наполненной до краев ванне и

держится руками о скользкие бортики.

– Святые угодники, – вспыляет Хэрри и бросается к девушке. Он порывисто тащит ее на

поверхность, а эта сумасшедшая обозлено взмахивает руками.

– Н-не трогайте м-меня!

– Что ты творишь?

– Остав-вь! Д-дай мне...

– Дать тебе что? – Вмешиваюсь я и делаю шаг вперед. Мои глаза, наверно, сейчас так и

выкатятся из орбит. Я чертовски устал. Норин умерла! Эби умерла! Все вокруг только и делают, что отбрасывают коньки, и не потому, что им вдруг взбрело в голову свести счеты с жизнью, а

потому что их убивают! А эта ненормальная сама набрала для себя ванну? – У тебя вообще мозги

есть?

Серый взгляд испепеляет меня. Но я мастер таких взглядов. Они мне не страшны, я и сам

умело заставляю людей проваливаться сквозь землю.

– Вылезай. – Командую я.

– Мэтт, не перегибай. – Ненавязчиво шепчет Хэрри, обнимая Дельфию за плечи. Но я не

перегибаю. Я бы перешел границы, если бы выставил ее из дома.

– Ты приехала, чтобы принять ванну?

Она не отвечает. Вода скатывается по ее покрасневшим щекам, а я хмурюсь.

– Что молчишь?

– Т-ты ничего обо м-мне н-не знаешь.

– И не узнаю, видимо, раз ты хочешь утопиться.

– Вода успок-каивает.

– Слушай, – Хэйдан как всегда улыбается в самый неподходящий момент, – мы ведь тоже

можем выслушать и успокоить. Как тебе идея?

– Говори за себя, – бросаю я и собираюсь выйти из комнаты. Однако девушка вдруг в мою

сторону вытягивает руку и шепчет:

– Я вижу.

Замираю и оборачиваюсь через плечо.

– Что?

– Я вижу, к-как тебя п-почин-нить.

У нее странные глаза. Странное лицо. Она не красавица, но отвести взгляд сложно. Я не

знаю, что заставляет меня все еще стоять в ванной и наблюдать за каплями воды, что не

перестают скатываться по ее русым волосам. Починить? Не понимаю.

– Ты поломан. – Говорит девушка и неожиданно поднимается. Она будто и не видит, что вся

одежда промокла; не чувствует, что в помещении холодно. Хэйдан помогает ей на пол

спуститься, а потом она уверенно выпрямляет спину. – Ты исцелишься, если она тоже исцелится.

Если исцелится эта девушка в спальне.

– Я думаю, всем станет легче, если Ариадна придет в себя.

– Им станет легче. – Соглашается Дельфия. – А ты начнешь жить.

От меня не может ускользнуть тот факт, что сейчас девушка говорит, не запинаясь.

Это странно.

– Хэрри, дай ей сухую одежду Ариадны, – хмурюсь и потираю мокрую шею, – потом

спускайтесь вниз. Нам нужно многое обсудить.

***

Я спускаюсь вниз. На улице так темно, что неясно: настал вечер, или это тучи. Бодро

сворачиваю на кухню, разминая шею, но застываю в проходе, едва заметив Мэри-Линетт.

Женщина опирается руками о разделочный стол. Ее голова опущена, волосы тянутся вниз, будто черный водопад, но как только я оказываюсь рядом, женщина выпрямляется.

У нее удивительно рассредоточенный взгляд, налитый страхом и болью.

Мэри-Линетт ждала кого-то. И этот кто-то не я. Едва наши глаза находят друг друга, она

отшатывается, захлопывает ладонью рот и отворачивается, ссутулившись так сильно, что ее

спина становится похожей на вопросительный знак.

Я сглатываю желчь, застрявшую в горле. Я не знаю, что сказать. Я не умею.

– Ты что-то хотел?

– Я просто...

– Наверно, ты проголодался. – Мэри решительно смахивает с лица слезы и подходит к

холодильнику. Она тянет на себя дверцу. – Что хочешь? – Свет врезается ей в лицо.

– Нет. Не нужно.

– У вас тут совсем пусто. Вы вообще ели?

– Не особо.

– Может, омлет?

Я наблюдаю за женщиной и не шевелюсь. Я знаю, что не стоит шевелиться. Сейчас я

нахожусь рядом с бомбой замедленного действия, и единственный выход – просто ждать.

– Можно омлет.

Мэри-Линетт достает дрожащими руками пакет с молоком, ставит на стол, потом так же

решительно собирается достать пару яиц. Ее глаза покраснели, сосуды полопались. Не думаю, что Мэри вообще что-либо видит. Она шатается, будто слепая, изучая пальцами то ручку от

холодильника, то край разделочного стола. Она достает упаковку яиц, смотрит на сковородку и в

недоумении морщит бледный лоб.

– Я вот только не знаю... не знаю, как тут все работает.

– Я тоже в этом не разбираюсь.

– Надо постелить кровать для Дельфии. Я совсем забыла.

– Ничего страшного.

– Она ведь не будет спать на полу, – тыльной стороной ладони она вытирает слезы со щек и

кивает, – надо подготовить гостевую комнату.

– Там вещи Хэрри. Но я попрошу его....

– Верно. Совсем не соображаю.

– Мы разберемся.

– Я не сомневаюсь, что... – Внезапно из рук Мэри-Линетт выпадает пакет с молоком. Он

ударяется об пол, и белая жидкость хаотично растекается по деревянным половицам. В глазах

женщины проносится что-то беззащитное.

Она садится на корточки и застывает, будто мраморная статуя.

Я подаюсь вперед, однако Мэри восклицает:

– Не надо.

– Я хочу помочь.

– Я сама справлюсь. – Она зажмуривается. – Я смогу поднять пакет, Мэттью, и смогу его

выбросить. Смогу приготовить этот омлет, включить приборы, постелить постель.

– Мэри...

– Я научусь, правда, просто понимаешь, – она взмахивает руками, – это она делала. Я к

счетам пальцем не прикасалась. К счетам, уборке, готовке. Я ничего не умею, ничего. Но я

должна. Теперь я должна научиться.

– Вы ничего не должны.

– Должна. – Мэри прожигает меня пристальным взглядом. Ее губы дрогают, в глазах вновь

появляются слезы, а у меня ком застревает посреди горла. – Я должна делать что-то, потому что

если я не буду, если остановлюсь, я пойму, что ее действительно больше нет.

– Вы справитесь, слышите?

– Как? – Мэри-Линетт широко распахивает глаза и смотрит растерянно, сломлено, со всей

силы стискивает зубы. – Как я позабочусь обо всем, если я не знаю, что делать?

Она мотыляет головой, а я присаживаюсь рядом с Монфор и говорю:

– Все будет в порядке.

– Нет, Мэтт, ничего не будет в порядке. Уже не будет. Я – не Норин.

– Никто не просить вас становиться Норин.

– Ты думаешь? – Ее бирюзовые глаза вспыхивают яростью. – Но кто, если не я? Кто

позаботится о доме? Кто позаботится об Ари? Об это ты подумал?

– Мы поможем вам. – Я пытаюсь говорить ровно, но голос дрожит. – Вы не одна.

– Конечно, одна! У меня никого не осталось. Все мои близкие умерли, все. Я думала, я

никогда не переживу потерю Реджины. Но теперь нет и Норин, о боже. – Мэри хватается руками

за лицо и громко втягивает воздух. – Я не понимаю... не понимаю...

Она запинается и прижимает к себе ноги, будто защищаясь от реальности. Но ничего не

выходит. Не получится. У боли есть отличное свойство – она не проходит просто так. Я помню,

как чувствовал себя, когда умерла мама. Меня разрывало на куски, все жгло. Боль ни с каким

чувством не сравнится. Да. Ни с любовью, ни с завистью, ни с гневом. От этих чувств тебе

хочется действовать, сорваться с места и совершить нечто особенное. Плохое, хорошее, неважно.

От боли же тебе хочется уйти. Уходя, хочется перестать дышать.

– Когда умерла моя мать..., – шепчу я, в растерянности опустив взгляд на свои руки, я

никогда не делился этими переживаниями, – мне было паршиво, я не знал, как избавится от

чувства, что легче никогда не станет. Знаете, что-то вроде тупика. Просыпаешься и уже наперед

знаешь, что лучше не будет.

– И что изменилось? – Мэри-Линетт смаргивает слезы.

– Да особо ничего. Я просто подумал об отце.

– Ты был ему нужен.

– А вы нужны Ариадне. – Я перевожу взгляд на женщину, а она отворачивается.

– Из меня выйдет плохая мать, Мэтт.

– Из меня тоже.

Мы усмехаемся, и Мэри-Линетт вскидывает брови, словно удивляется, что может не

вспоминать о боли несколько миллисекунд и растягивать губы в улыбке.

– Я просто думаю, что мы не должны заменять кого-то. У Ари уже была мать. Вы для нее

должны быть тетей, которой и были раньше.

– Возможно.

Женщина замолкает, а я поднимаюсь с пола и протягиваю ей руку.

– Давайте уберемся и сделаем омлет.

– Научишь меня включать конфорку?

– Не обещаю. Но попытаюсь.

Мэри кивает и уверенно хватается за мою руку. Она собирается что-то сказать, но не

произносит ни звука. Просто кивает, и я киваю в ответ. Думаю, мы поняли друг друга.

Через пятнадцать минут мы все-таки разбираемся, как работают приборы. К нам уже

спускаются Хэрри с Дельфией, а чуть позже подходит и Джейсон.

Кто-то предлагает включить телевизор. В новостях говорят про изменение климата и

вспышку эпидемии неизвестной болезни на Востоке штата. Показывают людей, у которых из

глаз катятся кровавые полосы. Желание перекусить тут же пропадает... Все мы знаем, что

катаклизмы связаны с девушкой, что сейчас спит на втором этаже. И это пугает. Меня мучает

главный вопрос: как предотвратить последствия, если ящик уже открыт?

– Я ис-сцелю ее, – внезапно проговаривает Дельфия, смущенно сгорбив плечи.

– Это поможет?

– Думаю, д-да.

– Ящик Пандоры был открыт не Ариадной. Ее душа – чиста, – предполагает Джейсон и

неуверенно проходится ладонью по волосам. – Чисто теоретически мы вернем к жизни другого

человека и избавимся от того, кто выпустил грехи.

– А что, если не сработает? – Я задаю этот вопрос, потому что я единственный, кто в

состоянии смотреть в глаза реальности и не бежать с дикими воплями.

Они, наверно, думают, что мне не страшно. Что мне все равно.

Они понятия не имеют, что происходит у меня внутри, как жутко мне хочется уже со всем

этим покончить, как осточертело копать в самое дерьмо, видеть то, что другие видеть попросту

отказываются. Но я спокоен. Я сдержан. Я держу все под контролем.

– Ты знаешь ответ, – отрезает Джейсон. Еще один смельчак в комнате.

– Давайте, мы прекратим нагнетать обстановку, ладно? – Хэйдан вскидывает брови и на всех

смотрит недовольно, словно представляет, как отвешивает каждому оплеуху. – Вы забыли, что к

нам приходила Мойра Парки? Забыли, что это ее идея – привести Дельфию?

– Хэрри, судьба любит обманывать.

– Судьба все знает. Она велела найти Дел, мы ее нашли. Хватит пугать всех.

Мэри-Линетт безучастно ковыряется вилкой в омлете, Джейсон испепеляет взглядом

коробку сигарет, которая валяется на верхней полке. Я же мну под столом пальцы. У меня и в

мыслях не было никого пугать. Я просто хочу, чтобы все понимали, на что мы идем.

– Сегодня в полночь Йоль. – Я смотрю сначала на брата, потом на Дельфию. – Мы не станем

ждать. Будет лучше, если ты приступишь сразу же.

Девушка нервно поджимает губы и опускает взгляд на свои пальцы, которые робко и

непроизвольно вырисовывают на столе угловатые узоры. Этел кажется мне слабой. Я, как ни

стараюсь, не могу представить, что она способна нам помочь, впрочем, как и себе.

– Ты слышишь? – Спрашиваю я с нажимом. – Дельфия?

– Мэтт, она не глухая, – вступается Хэйдан и пронзает меня недовольным взглядом.

– Тогда пусть потрудится ответить.

– Ей сложно говорить, если ты не заметил.

– Я должен знать: да или нет.

– Т-ты не обяз-зан. – Неожиданно шепчет девушка. Она поднимает голову и невинно хлопает

ресницами, а я недоуменно отклоняюсь.

– Что?

– Не обяз-зан все конт-тролироват-ть. М-меня не н-надо контролироват-ть.

– Да не собираюсь я никого контролировать. Я просто задал вопрос. – Прокатываюсь

пальцами по подбородку и поднимаюсь. – Тебе ничего не нужно для ритуала? Или как это

вообще называется... Свечи, мел. – Чувствую себя идиотом. – В общем, ты меня поняла.

– Нет.

Отличный ответ. Короткий и вполне приемлемый. Я киваю и, взглянув на Джейсона,

сплетаю перед собой руки. Он выглядит отстраненным. Как и Мэри. И мне вдруг кажется, что я

должен спросить у каждого в этой комнате, готов ли он действовать.

– В полночь? – Утоняю я, приподняв брови. – Все согласны?

– Разумеется. – Мэри-Линетт не отрывает глаз от еды. – Чем скорее, тем лучше.

Я боюсь, что спасение Ариадны омрачено слишком большим количеством трагедий. Все так

устали, что уже не верят в хороший конец. Лишь Хэрри смотрит ровно на меня, ни секунды не

сомневаясь, что все будет в порядке. Я соскучился за таким Хэрри. Невольно я подаюсь вперед и

кладу ладонь ему на плечо. Брат растерянно округляет глаза. А я нелепо улыбаюсь. Мне хочется

сказать спасибо. Один такой взгляд Хэйдана способен разрушать стереотипы, испепелять

неуверенность, сокрушать страх.

– Я проверю Ари, – я разговариваю только с братом, только он сейчас может придать мне

решительности, смелости, – хочу убедиться, что она в порядке.

– Мог и не говорить, куда идешь, гений, – лыбится Хэрри, – я бы и так понял.

Он похлопывает меня по руке, и я покидаю кухню.

Что ж, последняя глава. Последний шанс. Если сегодня Дельфия Этел не спасет Ари, никто

ее не спасет. Я отчетливо осознаю риск. Знаю, что поставлено на карту. Внутри все трепещет и

волнуется, но снаружи я спокоен. Мы справимся. Сжимаю в кулаки пальцы и с силой

зажмуриваюсь. Я точно уверен, что мы справимся.

***

Я слишком слаб, чтобы уйти.

Но я найду силу в ком-то другом.

Я слышу, как стрелка перемещается. Ощущаю каждое ее движение.

Я вижу, как она оказывается на двенадцати. Перевожу взгляд на Дельфию и киваю:

– Пора.

Девушка расправляет плечи, сжимает, разжимает пальцы и медленным шагом бредет к

Ариадне. Хэйдан стоит рядом со мной. Джейсон и Мэри-Линетт – по другую сторону.

Впервые мы лишь зрители. Мы пришли, чтобы наблюдать, от нас ничего не зависит. Не

уверен, что подобный расклад снимет ответственность с моих плеч, если что-то пойдет не так.

Но я упрямо прокручиваю в своей голове: Дельфия справится, справится. И меня и, правда, окутывает странная уверенность в том, что все получится.

Девушка переступает границу магического круга и наклоняет по-птичьи голову. Она изучает

ведьму пристальным взглядом, в котором внезапно просыпается нечто холодное и незнакомое.

Она садится на корточки, вглядывается в закрытые глаза Ариадны и шепчет:

– Интересно.

– Что? – Мэри-Линетт хмурится. – Что ты видишь?

– Ключ к спасению этой девушки не в любви. – Загадочным голосом протягивает она и

улыбается. Происходит нечто невероятное – мгновенное перевоплощение. Минуту назад мы

общались с забитой серой мышкой, но сейчас рядом с Монфор стоит хищник. Дельфия

пожирает ведьму взглядом, будто она – ее наркотик. – Ариадна Блэк верила в любовь. Но

Ариадна Монфор-л’Амори не знает, что это такое. Она знает, что такое боль.

– Что ты собираешься делать, Дел? – Спрашивает Хэрри, но девушка не обращает на него

внимания. Даже не поводит бровью. Она медленным, тягучим движением заправляет за уши

непослушные, густые волосы и облизывает губы.

– Я починю ее. Я сделаю это.

Взгляд Этел вспыхивает, будто факел. Она тянет вперед дрожащие от ломки пальцы,

прижимает их к груди Ариадны и внезапно отшатывается назад.

В то же мгновение зеленые глаза Ари распахиваются, ведьма стремительно встает на ноги,

порывается вперед, словно не ощущает слабости, растерянности, но врезается телом в

невидимую преграду и яростно скалит зубы. Она не понимает, что происходит. Горбится и

растопыривает в стороны пальцы, будто когти.

– Остановись! – Приказывает Дельфия Этел, и Ари порывисто оборачивается.

Совершенно разные глаза девушек сталкиваются, будто грозовые молнии.

– Сегодня ты не причинишь никому зла, – принуждает Дельфия.

– Новые лица, – не своим голосом пропевает Ариадны, – мы знакомы?

– Ты не будешь использовать свою силу.

– Наверно, ты замена Эбигейл? Осторожней с Мэттом. Он отлично стреляет в голову.

Она переводит на меня обжигающий взгляд, а я хмыкаю:

– Что еще ты скажешь?

– Что я твой самый страшный ночной кошмар.

– Сны о тебе – лучшее, что у меня есть. – Ари морщится, будто я плюнул ей в лицо, а я

безнаказанно повожу плечами. – Не нравится?

– С каких пор ты стал таким романтичным?

– С тех самых пор, как ты стала бездушной тварью.

Она вновь порывается к границе круга, но Этел твердо отрезает:

– Стой. Ты будешь делать то, что я скажу.

– Очень, – обернувшись, рявкает Ариадна, – сомневаюсь.

– Ари, послушай ее! – Подавшись вперед, просит Мэри-Линетт и обхватывает себя за талию

бледными руками. – Она поможет. Слышишь?

– Не слышу, милая Мэри. Слышу только твои рыдания и вопли. Вы уже ее закопали?

Повисает тишина, и Ариадна начинает утробно смеяться, откинув назад голову.

Что-то сидит в ней, что-то заставляет ее говорить такие вещи. Я свожу брови, а Мэри в

оцепенении отходит назад, не обращая внимания на пелену, возникшую перед глазами.

– Милая Мэри, не плачь, я обещаю тебе, все образуется. – Шипит ведьма и наклоняет голову.

– Ты ведь тоже когда-нибудь умрешь. Возможно, умрешь так же героически.

Она вновь растягивает губы в животном оскале, как вдруг вперед выходит Хэйдан.

– Хватит, – твердым голосом отрезает он и стискивает в кулаки пальцы, – замолчи.

Принуждение срабатывает молниеносно, девушка замолкает, но глаза у нее остаются такими

же пустыми, как и улыбка остается такой же хищной и презрительной. Ари трясет, как при

лихорадке. Она не убирает с лица оскал, но резко оглядывается в поисках лазейки, и, когда

осознает, что выхода нет, покрывается еле заметной испариной.

– Я сделаю тебе больно, – спокойным голосом сообщает Этел, она подходит к ведьме и

округляет серые глаза, – очень больно. Я сломаю тебя, а потом дам отдохнуть несколько минут,

чтобы сломать вновь. Ты услышала то, что я сказала? Кивни.

Ариадна кивает.

– Отлично. А теперь подойди ближе.

Бороться с принуждением невозможно. Несмотря на все попытки, Монфор сходит с места и

замирает перед Дельфией Этел, широко распахнув малахитовые глаза. Вряд ли ей страшно.

Возможно, девушка не до конца понимает, что происходит, и почему она терпит поражение.

Вопрос, действительно, хороший, ведь по сравнению с Дел – Ариадна сильнее и опаснее. Но мы

в очередной раз убеждаемся, что первое впечатление обманчиво. Плюс к этому, сегодня Йоль –

день зимнего солнцестояния. Ариадна Монфор бессильна.

Интересно, какое проклятье у Дельфии Этел?

Я выплываю из мыслей в тот момент, когда Дельфия прижимает ладонь к груди Ари.

Две абсолютно разные девушки просто стоят друг напротив друга и не шевелятся, не

произносят ни звука. А затем что-то меняется. Ариадна резко поводит плечами и сжимает в

кулаки пальцы изо всех сил. С ней что-то происходит. Но что? Я недоуменно подхожу к ней, останавливаюсь на границе круга, но хочу подойти еще ближе. Девушка часто дышит и

приоткрывает обветренные губы. Она испепеляет Дельфию Этел растерянным взглядом, а

Дельфия не поводит бровью. Лишь наклоняется ближе и сильнее придавливает пальцы к дико

бьющемуся сердцу ведьмы. В глазах Монфор появляются черные слезы. Они катятся по ее

щекам, оставляя угольные дорожки, и обжигают, будто кипяток. Ари пытается резко смахнуть

их, поднимает руку, дергается, но внезапно видит порезы на запястье и локте. Не помню, чтобы в

ее взгляде мелькал такой ужас, такое отчаяние.