Текст книги "Смертельно безмолвна - 2"
Автор книги: Эшли Дьюал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
ГЛАВА 10. ОНА НЕ ТО, ЧЕМ КАЖЕТСЯ.
Мне снится, что я стою посреди гостиной в доме Чендлера. Я дерусь с Логаном. Он в
очередной раз ударяет мне кулаком по челюсти, кровь скатывается по подбородку, липнет к
губам, я смахиваю ее пальцами и оглядываюсь, потерявшись в пространстве, однако я не вижу
лиц одноклассников. Я не вижу спортсменов. Я не вижу Ари. Нас окружили Ловари, мертвые
цыгане с серой, гниющей кожей, покрытой нарывами.
Они указывают на меня руками и шипят:
– Скоро ты присоединишься к нам, Мэттью. Мы ждем тебя.
Я вижу мальчика с перерезанным горлом, из которого вытекает черная слизь. Он мне
улыбается и помахивает рукой. Мальчик говорит: ты следующий. И я резко подрываюсь в
кровати, вцепившись пальцами в ледяную простыню. Хэйдан спит на кушетке, солнца еще не
видно. Под подушкой вибрирует телефон, и я неуклюже достаю его, зажмурив глаза.
– Да? – Спускаю вниз ноги и сглатываю. В ноздрях до сих пор запах гнили. – Бетани?
– Прости, что так рано, – виновато шепчет девушка, – выйдешь?
– Что? Куда выйти?
– Я возле дома Монфор.
– Да, я... конечно.
– Жду тебя во дворе.
Пэмроу бросает трубку, а я прокатываюсь потяжелевшими ладонями по лицу.
В комнате довольно холодно, хотя окна закрыты. Брат спит под двумя одеялами: ему очень
помогли лекарства. Наконец, он сможет выспаться. А я ощущаю, как грудина горит от неясного
чувства, будто нечто разрывает меня изнутри.
Я встаю, натягиваю толстовку, спортивные штаны и тихо покидаю спальню. Не хочу
смотреть на дверь в комнату Ари, но все равно смотрю, мне почему-то кажется, что если я
присмотрюсь, подойду поближе, то увижу в щелку, как Ариадна спит в кровати. Я наивно
полагаю, что она вернется домой и станет нормальной просто так. Полагаю, верю и знаю, что
этого не случится.
Бет сидит на мокрой от росы лавке. Я закрываю за собой дверь, потягиваюсь, вдыхая запах
раненого утра, запах свежей травы и мороза, а затем подхожу к Пэмроу, надеясь, что она пришла
по делу, а не просто поболтать. На удивление девушка выглядит спокойной. Я привык видеть
Бетани трясущейся и неуверенной в себе, но сейчас она выглядит тихой.
– Привет, – я смахиваю капли со скамьи и сажусь рядом с девушкой. – Ты рано.
– Прости. По-другому не получилось, – она поправляет темные волосы, а затем вдруг
вскидывает брови. – Что с тобой? У тебя подбородок фиолетовый.
– Ты пришла поговорить о моем подбородке?
– Ты как всегда очень приветлив.
Повожу плечами и протяжно выдыхаю. Если я и бываю милым, то точно не в такую рань и
не при таких обстоятельствах.
– Что у тебя? Ты принесла фотографии с места преступления?
– Да. С нескольких мест, если быть точной.
– С нескольких? – Недоуменно переспрашиваю я и забираю из рук девушки папку.
Внутри находятся фотографии формата «А4». Я вытаскиваю снимки один за другим, не
моргая, и старательно делаю вид, что изображенное на них меня отнюдь не трогает. Не трогает
фото изувеченного директора, вид его перерезанного горла, пентаграмма, которую выжги на его
волосатой груди. Не трогает надпись, выведенная на стене окровавленными пальцами. Женской
рукой. Рукой Ариадны . «Смерть не приходит одна».
Черт. Все-таки нечто колючее прокатывается по глотке, и я на мгновение замираю.
– В участке все на ушах, поговаривают о сатанизме, – поджав губы, шепчет Бет, – ну, и ты
знаешь, о ком болтают. В нашем городке только один дом обходят стороной.
– Они думают, это Монфор?
– Да. Пока что информация скрыта от посторонних, но молчать долго они не станут.
– Понял. Надо будет предупредить Норин и Мэри-Линетт, что в любой момент могут
нагрянуть из участка с вопросами. – Листаю фотографии дальше и вдруг замечаю мертвое лицо
незнакомца, испещренное глубокими порезами. Мужчина находится посреди поля. Я оцепенело
рассматриваю снимки, на которых он, в разных ракурсах, лежит посреди травы нагой,
изуродованный ссадинами, трупными синими пятнами; его глаза открыты, однако я не вижу
глаз. Я вижу проеденные червями глубокие дыры.
– Это Грегори Тимболд, – сиплым голосом комментирует Бетани. – Его нашли вчера.
– Кто он? Впервые его вижу.
– Он состоял в Доминиканском Ордене. В Ордене, которым руководит отец Джил.
Я отрываю взгляд от фотографий и серьезно смотрю на Пэмроу.
– Доминиканский Орден? Ты серьезно?
– Это они тогда похитили Ари. Грегори был одним из тех, кто подвязал ее к потолку.
– Почему я впервые слышу, что в Астерии есть орден, ведущий охоту на ведьм?
– Может, потому что это секретный орден. – Протягивает Бет, нелепо усмехнувшись.
– Доминиканцы существовали еще во время инквизиции. Ты в курсе?
– Да. Мэтт, я знаю, ведь... Мой отец. – Бетани неуклюже поправляет волосы и мнется на
месте, словно скамья подогревается снизу. – Мой отец состоит... состоял в этом ордене.
– Вот как. – Я кладу фотографии на колени и сплетаю на груди руки, прожигая Бетти
серьезным взглядом. – Выходит, мы имеем дело не с кучкой необразованных фанатиков.
– Я не думала, что все так сложно, Мэтт. Я знала, что мои родители верующие, но я и не
догадывалась, что происходит на самом деле. Они помешаны. Эти люди.
– И твой отец один из них.
– Он был одним из них. После того, что случилось, после того, как Ари поговорила с ним в
подвале, что-то изменилось. Я понятия не имею, что она ему сказала, но папа стал...
– Другим?
– Да. Возможно, это опять ее магические штучки, – взмахнув рукой, усмехается Бет и с
грустью горбится. – Не знаю. Он перестал бить мать. Перестал бить меня.
Я стискиваю зубы, ощутив, как внутри прокатывается неприятная желчь, а Бет вновь с
улыбкой пожимает плечами.
– Ариадна придет за моей семьей, я знаю. Она практически сама сказала мне об этом.
– Ты не знаешь, что она сделает, – отвернувшись, отрезаю я.
– Я восхищаюсь тем, как ты защищаешь ее, Мэтт. Но я – не ты.
– Ари выкарабкается.
– Я верю. Правда, я верю, что так и будет. Но я не могу рисковать . Мы с родителями решили
уехать, Мэтт. – Перевожу озадаченный взгляд на девушку, а она опускает глаза на замерзшие
ладони. Мнет их и нервно дергает уголками губ. – Я попросила отца как можно скорей собрать
вещи, и он согласился. Он теперь во всем со мной соглашается.
Молчу, я знаю, что девушка сбегает, знаю, что ей страшно, но еще я знаю, что она не обязана
сидеть в Астерии и ждать развязки истории, которая к ней не имеет отношения.
Мы привыкли, что друзья с нами до конца. Что знакомые всегда помогут. Что они не знают
страха, не боятся боли, не хотят освободиться или покинуть замкнутый круг. Но это иллюзия.
Утопия. Люди всегда сбегали с тонущего корабля. Заставить их остаться может лишь нечто
важное, и это важное говорит Бетани нестись вон из Астерии и спасать семью.
– Ты права. – Наконец, говорю я, коротко кивнув. – Ты должна уехать.
– Знаю, ты меня осуждаешь.
– Тебя не должно это волновать.
– Но меня волнует. Я очень боюсь, что с тобой или Хэрри что-то случится. – Бетани с
горечью поджимает губы и неожиданно резко отворачивается. Ее плечи дрогают, но затем
Пэмроу берет себя в руки, выпрямляется и вновь переводит на меня взгляд. – Вы помогли мне,
когда я осталась одна, а сейчас я вас бросаю. Но мне страшно, Мэтт. Я не хочу, чтобы погиб мой
отец. Он только ко мне вернулся! Я не могу надеяться, что, возможно, Ариадна ничего с ним не
сделает. Она сделает. Он совершил ошибку, и она заставит его заплатить.
– Ты не должна оправдываться передо мной, Бетани. Наверно, самое важное в нашей жизни
– это защищать тех, кто нам дорог. Я защищаю Ариадну. Ты защищаешь семью.
– Ты не против?
Я вдруг усмехаюсь и потираю пальцами глаза.
– Спрашиваешь у меня разрешения?
– Хочу услышать это от тебя. Хочу убедиться, что поступаю верно.
– Ты поступаешь верно. – Вижу, как у нее скатываются слезы, и морщусь. – Не надо.
– Прости, – она быстрым движением пальцев проходится по щекам, – я схожу с ума.
– Тебе страшно. Это нормально. И когда ты уезжаешь?
– Сейчас. Родители уже ждут меня дома.
Теперь ясно, почему она пришла так рано. Я киваю, а Пэмроу шмыгает носом.
Солнце лениво выкатывается из-за горизонта. Первые лучи падают на лицо девушки и
заставляют мокрые полосы на ее щеках блестеть и переливаться. Бет протирает ладонью лицо и
неожиданно достает из внутреннего кармана куртки смятую, картонную папку.
– Держи, – говорит она и отдает папку мне. Внутри лежит что-то тяжелое, плотное. Я с
интересом достаю содержимое и вскидываю брови. Это оружие, пистолет. Стремительно
поднимаю подбородок, а девушка кивает. – Он может пригодиться.
– Я не возьму.
– Мэтт.
– Это незаконно, Бетани. Зачем мне браунинг?
– А зачем тебе спортивный лук и стрелы?
– Это другое.
– Нет, – девушка кладет руку мне на плечо, а я вновь сосредоточенно изучаю оружие. Она
спятила. Я спятил, если возьму его. Это уже не шутки. – Ты должен защищаться.
– Я не хочу. Только не так.
– Это пистолет моего отца. Пусть он будет у тебя. Я уверена, что ты воспользуешься им
только в том случае, если он действительно будет необходим.
Груз ответственности взваливается мне на спину. И я киваю, потому что думаю, что я смогу
его вынести. Холодный металл обжигает пальцы. Я уверенно прячу пистолет себе за спину, а
затем вновь смотрю на Бетани, не выдавая дрожи, прокатившейся по горлу.
– Хорошо. – Свожу брови. – Спасибо.
– Мэтт, будьте осторожны. И попрощайся, пожалуйста, с Хэрри.
– Почему бы тебе самой этого не сделать?
– Я не умею прощаться.
– Но он заслуживает, Бет, чтобы ты сама сказала ему правду.
– Если я поговорю с ним, то буду чувствовать себя еще хуже, – девушка поднимается и
прокатывается ладонями по бедрам, – а мне и так трудно бросать вас.
Я задумчиво хмыкаю и почему-то думаю, что трудно ей будет еще несколько минут. Потом
она окажется рядом с родителями, далеко от Астерии, и жизнь сразу же перестанет быть
трудной. Возможно, жизнь даже станет нормальной.
Встаю со скамейки и киваю.
– Как хочешь.
– Я позвоню вам, как только приеду к...
– Не надо, – обрываю Пэмроу, подавшись вперед, – не говори, куда ты едешь. На тот случай,
если... ну... – Я взмахиваю пальцами в воздухе и закатываю глаза. – Ты поняла.
– Да, конечно. – Она хлопает себя ладонью по лбу. – Прости. Тогда я просто напишу.
– Договорились.
– Пока, Мэтт. И будь осторожен.
– До меня уже дошло. Иди. Скоро рассветет.
Девушка кивает и решительно спускается по ступенькам. Бетти не оборачивается, а я не
машу ей вслед. Она уходит, я захожу в дом, и неожиданно жизнь продолжается, только уже без
упрямой девушки, которая неожиданно в нашей жизни появилась.
Я останавливаюсь в коридоре. В одной руке фотографии, в другой пистолет. Сердце
неистово тарабанит по легким, а я могу лишь думать о том, что в коттедже холодно.
Хмыкаю и плетусь в гостиную, чтобы разжечь камин.
***
Я сижу в гостиной, когда дверь подвала распахивается, и в коридор выходит Норин.
Женщина неуклюже покачивается, схватившись руками за голову, опирается о стену и
поднимает на меня взгляд полный недоумения. Она хмурит брови, и потом, вслед за ней, из
подвала выползает Мэри-Линетт. Сестры выглядят ужасно растерянными.
– Доброе утро. – Я помахиваю рукой и невольно усмехаюсь. Черт возьми, не верится, что
еще ночью эти женщины собирались с лихвой оторваться на вечеринке. – Очнулись?
– Мэттью, – протягивает Норин, прищурившись, – что... что происходит.
– Вы не помните?
– Все в тумане. – Отвечает младшая Монфор, ссутулившись. – Но почему?
– Это алкоголь. Так он действует на тех, кто напивается вдребезги.
Норин сплетает на груди руки и по-птичьи наклоняет голову, словно я спятил и несу чепуху.
Но вот Мэри-Линетт тут же покрывается блекло-алой краской и поджимает губы.
– Значит, это был не сон?
– Нет, не сон.
– О, Боги.
– Быть не может, – противится Норин, вздернув подбородок, – я не могла...
– Могли, – на выдохе перебиваю я и поднимаюсь с дивана. – Могли что-то напутать с зельем,
могли превратиться в мегеру и могли лишить жизни Дэвида Проковски.
– Что?
– Но не волнуйтесь. Этот кретин жив. Я подоспел вовремя.
– Но все ведь не так плохо? – С надеждой спрашивает Мэри-Линетт, на что я повожу
плечами и специально молчу, растягивая интригу, нагнетая обстановку и наслаждаясь тем, как
перекошены лица сестер Монфор. Наверняка, они не верят ни единому моему слову.
– С вами что-то случилось, – все-таки поясняю я. – Вы стали другими. Сбежали, даже
пытались прикончить меня. Это я о вас, Норин.
Женщина невинно вскидывает брови и отвечает:
– Полагаю, было за что.
– Неправильно вы полагаете.
– Но почему мы вели себя подобным образом? – Недоумевает Мэри-Линетт. – Мы же все
сделали верно: отварили настой, подождали пару часов. Где просчет?
– Возможно, просчета нет. – Тихим голосом отвечает старшая Монфор и проходится
ладонью по бледному лицу. Она выглядит уставшей и расстроенной. Я вдруг думаю, что у нее
больше нет сил отрицать очевидное. – Какими мы были в молодости, Мэри?
– Раскрепощенными?
– Неуправляемыми и легкомысленными.
– Вы вовремя об этом вспомнили, – кивнув, бросаю я. – Очень вовремя.
– Я была уверена, что мысленно мы останемся в своем возрасте, – чеканит Норин и с
недоверием смотрит на меня. – Никто не знал, что зелье подействует подобным образом, я бы
никогда не подвергла людей риску, если бы сомневалась в своем отваре.
– Что конкретно произошло, Мэтт. Давай по порядку.
Мэри усаживается в кресло, а я подхожу к камину и неуклюже взмахиваю рукой.
– Вы ушли из дома, сразу на вечеринку к Логану. Не позволили позвонить Джейсону. Я
нашел вас, Мэри-Линетт, еле стоящую на ногах. А вас, Норин, в комнате с Проковски. Я знаю,
что он полный кретин, но вряд ли он заслуживал того, что вы с ним хотели сделать.
– Я соблазнила его? – Рабочим тоном интересуется старшая Монфор, а я хмурюсь.
– Соблазнили? Вы пытались его убить.
– Это следующий этап. Сначала жертву надо заманить в ловушку.
– Не понимаю, о чем вы. Но у Дэвида лицо было в черных венах, и он был белый, как стена.
Я едва узнал его.
– Такова моя природа, – небрежно бросает Норин, отвернувшись, – обезоруживать.
– Для чего?
– Для удовольствия.
– Вам приносит удовольствие убивать людей?
– Не людей, а мужчин, – исправляет она, сверкнув голубыми глазами, а я удивляюсь.
– Вот как.
– И удовольствие получаю не я, мой дорогой мальчик. А Дьявол в моей голове.
Отлично. Мне в союзники достался оборотень и женщина, одержимая бесами. Что от нас
скрывает младшая Монфор? Может, по ночам она высасывает кровь из прохожих?
– А как ты привез нас домой, Мэтт? – Продолжает расспрос Мэри-Линетт, сомкнув в замок
руки. – Если верить твоим словам, мы были немного не в себе.
– Мы с Хэрри нашли снотворное. Вам подсыпали в алкоголь. А с вами... – Я гляжу на Норин
Монфор и виновато прищуриваюсь. – Получилось не очень красиво. Простите за...
– Что?
– За голову.
Женщина прикасается пальцами к макушке и растерянно морщит лоб.
– Болит, – шепчет она, подняв на меня взгляд. – Мэттью, ты ударил меня?
– Мне пришлось, – выпаливаю я, приподняв ладони. – Другого выхода не было.
– И ты ударил меня.
– Лампой.
– Лампой? – Смеется Мэри-Линетт, прикрыв пальцами губы, в то время как ее сестра
прищуривает острый, пронзительный взгляд и двигается в мою сторону. – А я не видела!
– Вы собирались убить Дэвида, а потом собирались убить меня.
– Ты смелый мальчик, – протягивает Норин, а я недовольно закатываю глаза.
– Я живой мальчик. Живой. Потому что вовремя одумался и схватил ночник.
Женщина останавливается в шести шагах от меня, сохраняя ледяное спокойствие, от
которого холод прокатывается по коже. Я точно знаю, что шагов именно шесть. Невольно
прикидываю, с какой скоростью она подается вперед, и с какой силой впивается под кожу
ногтями. Я жду, что Норин разорвет меня на части, а она вдруг протяжно выдыхает.
– Впредь запомни это чувство, Мэттью. Ты знал, кто я. Но дал мне отпор. – Женщина
прожигает во мне дыру размером с Мексику, а я стискиваю зубы. – Веди себя подобным образом
с Ари. Она притворится другом и воспользуется твоей слабостью.
Скорее она притворится равнодушной стервой и воспользуется моей ревностью, но я не
собираюсь говорить, что Ариадна давно знает о моих слабостях. Ей нет необходимости
подбираться ближе, она и так уже ближе некуда. Она – моя слабость. Ариадна. Дать отпор
Норин проще простого. Дать отпор Ари – невозможно, если не сломать себя на миллионы
частей и не собрать заново, превратившись в другого человека.
– Ариадна была у Чендлера. – Нарушив молчание, сообщаю я и наблюдаю за тем, как лица
Монфор вытягиваются. Мэри устало прикрывает глаза, а Норин поджимает губы. – Я толком не
общался с ней. Она пыталась столкнуть меня с Логаном.
– Но зачем ей это?
– В том-то и дело, я не знаю. Я не понимаю, почему она вернулась в Астерию и лишь тем
занимается, что пытается привлечь к себе внимание. Это никак не вяжется с планом, в котором
первостепенно фигурирует Дьявол и его идея апокалипсиса.
– Но с чего ты решил, что Люцифер собирается устроить конец света? – Спрашивает Норин,
скрестив на груди руки. – Поверь, это последнее, чего он желает. Избавившись от людей, он
лишит себя любимых игрушек. Над кем же тогда издеваться? Кого мучить?
– Тогда почему он забрал Ари? Чтобы она читала речи в школе? Носила платья?
– Здесь нечто другое.
– Что? – Я недовольно стискиваю зубы и втягиваю воздух глубоко в легкие, я ужасно устал
искать смысл там, где его нет, устал ошибаться, идти вслепую. Я теряю время. – Мы должны
понять, что происходит, потому что почти уверен, что Ариадна водит нас за нос.
– Я всего день в Астерии, а ты уже строишь теории заговора? – Внезапно проносится
знакомый голос по гостиной, и мы с Монфор ошеломленно застываем.
Я гляжу на языки пламени, хрустящие в камине, и сдавливаю в пальцах мраморную панель,
такую же ледяную, как и холод, пробежавший по моей спине. Обернуться сложно, я никогда не
думал, что оборачиваться так сложно. Но я должен, должен.
– Вы не рады меня видеть?
Ее голос пробирается внутрь меня, и я сразу же пытаюсь отыскать Ари взглядом, сам того
не понимая. Оглядываюсь и вижу, как Ари облокачивается о дверной косяк, скривив алые губы.
Она улыбается, а глаза ее сверкают ярче шипящих искр.
– Ариадна, – срывается шепот с губ Мэри-Линетт, и она робко порывается вперед, но Норин
останавливает ее, вовремя вытянув руку. Старшая Монфор недоверчиво горбится и замирает, наверняка, понятия не имея, что делать, а я с маниакальной сосредоточенностью наблюдаю за
языками пламени, которые отражаются и плавают в глазах нашей гостьи.
– Никто не хочет обниматься, – расстроенно шепчет Ариадна на выдохе, – жаль.
– Мы рады видеть тебя дома, Ари, – ровным голосом протягивает Норин, на что Ари
хмыкает и отталкивается от стены, размяв затекшую спину. – Я должна сказать, что...
– Должна сказать, рады видеть... Тебя от самой себя еще не тошнит?
– Я не...
– Твои пустые слова невероятно раздражают. Выворачивает наизнанку от того, какая ты
правильная, черствая, или нет. – Ариадна неожиданно оказывается прямо перед Норин,
наклоняет голову и шепчет. – Мертвая.
Старшая Монфор замирает, не позволив ни одной эмоции появится на лице, а Мэри-Линетт
поджимает губы, наверняка, не зная, что делать. Она бросает в мою сторону косой взгляд, а
затем откашливается, вздернув тонкие брови.
– Ты ведь пришла не для того, чтобы пообщаться с нами, верно?
Ариадна стремительно оборачивается и щурит темные глаза.
– Да, милая, я здесь не за этим.
– Тогда зачем?
– Мэтт, может, ты ответишь? – Пропевает Ариадна, сменив гнев на хитрую ухмылку, а я
скептически всматриваюсь в ее блестящие глаза. – Ты ведь у нас все знаешь.
– Сомневаюсь.
– Неужели? Не помню, чтобы ты когда-то не находился с ответом.
– Люди меняются.
Ариадна усмехается, прожигая меня малахитовым взглядом, а я опускаю руки, будто не хочу
отбиваться, не собираюсь давать отпор. Я становлюсь на редкость жалким.
– Норин, – отрезает девушка, повернувшись лицом к Монфор, – ты пойдешь со мной.
Я недоуменно свожу брови, а Мэри-Линетт округляет бирюзовые глаза. Она смотрит на
сестру, потом смотрит на Ариадну и невольно ступает вперед, не отдавая себе отчета в том, что
двигается, в том, что начинает грузно дышать и сжимать изо всех сил пальцы.
– Куда вы собираетесь?
Ари молчит. Скучающим взглядом осматривает комнату, вздыхает и кивает Норин в сторону
выхода, не чувствуя, как страх сковывает людей, находящихся в гостиной. Норин вздергивает
подбородок, в свойственной ей аристократичной манере, а я не могу оторвать настороженного
взгляда от лица Ариадны. Что она задумала?
– Я ненавидела этот дом, – неожиданно шепчет Ари, прокатившись бледной ладонью по
деревянной стене. – Столько ведьм прогнило в его стенах. Это не дом. Это кладбище.
Мы молчим, не шевелимся. Мы ждем. Никто не решается нарушить тишину, потому что не
знает, к чему приведут слова, и на что они спровоцируют гостью. Когда Ариадна не глядит на
меня ядовитым и омертвелым взглядом, она кажется прежней. Но как только ее черные зрачки
встречаются с моими, по коже прокатывается пожар из дрожи.
– От этого дома давно пора избавиться. – Ее ладонь скатывается вниз.
В эту же секунду пламя в камине вспыхивает яркими искрами, откашливается, будто живой,
умирающий человек! Но пламя не утихает, силы его не угасают. Уже в следующее мгновение
огонь разрастается и выплевывает наружу оранжевые языки, которые проворно цепляются за
мраморную плиту, оставляя черную копоть, и за ковер, оставляя пылающие искры. Жар ударяет в
лицо, и я собираюсь отпрыгнуть в сторону, но внезапно натыкаюсь на пустой взгляд девушки, в
котором плавают огненные, сверкающие линии.
– Ты не сдвинешься с места, – ее голос спокойный и ровный. Я прищуриваюсь, а она
отворачивается и протяжно выдыхает. – Тебя это тоже касается, Мэри.
– Что? – Вопрошает Норин, наконец, поддавшись эмоциям. – Ари, что ты делаешь?
Девушка равнодушно пожимает плечами.
– Ухожу. И ты уходишь со мной.
Принуждение работает, как часы. Старшая Монфор делает первый шаг и округляет и без
того огромные глаза. Она смотрит на Мэри-Линетт, смотрит на огонь, который упрямо
вырывается из кряхтящего камина и перекидывается на ворсистый ковер, и шепчет:
– Нет.
– Не трать мое время.
– Ари, пожалуйста! – Восклицает Мэри, впившись пальцами в колени. Она глядит на свои
ноги, сжимает их, но они ей не подчиняются. Они приросли к полу, как и мои.
– Ты ведь хотела узнать, как это – гореть, – напоминает Ариадна, двигаясь к выходу.
– Я пойду с тобой, – шепчет Норин, – но только если ты позволишь им выбраться.
Ари внезапно останавливается. Смотрит через плечо на тетю и отрезает:
– Ты пойдешь со мной в любом случае.
Что-то меняется во мне. Я не узнаю Ари. Не узнаю ее голоса, ее глаз. Она уходит, не
посмотрев на меня или Мэри-Линетт, она просто поворачивается к нам спиной и покидает
гостиную, словно не оставила нас здесь гореть заживо. Она оставляет нас умирать.
Норин испуганно приоткрывает рот и идет за девушкой, но смотрит на сестру. Когда она
проходит мимо Мэри, их руки стремительно сплетаются, взгляды сталкиваются. Губы младшей
Монфор дрогают от улыбки, а лицо старшей искажает гримаса боли.
– Нет, – шепчет она, качая головой, – нет, нет!
– Ничего страшного. Все хорошо.
– Нет, Мэри!
Принуждение тянет ее дальше. Расстояние между сестрами становится все больше и, в
конечном счете, их пальцы размыкаются, позволив реальности выстроить глухую стену.
– Мэри! – В последний раз восклицает Норин Монфор и скрывается из виду.
Все это время Мэри-Линетт мужественно держалась, не позволяя панике затуманить
рассудок, но как только сестра уходит, лицо у нее бледнеет, а в глазах застывает ужас.
Она поворачивается ко мне и шепчет:
– Дело дрянь.
Полностью согласен. Огонь приближается к моим ногам, и я чувствую, как тепло от камина
нагревает воздух. Языки пламени почти достигают подошвы моих кроссовок, и, не хотелось бы
нагнетать обстановку, но мне становится паршиво. Желудок сводит.
– Черт. – Порывисто дергаюсь в сторону, но так и не схожу с места, осматриваю ноги и
осматриваю комнату, заполняющуюся едким дымом, а затем гляжу на Монфор. – Идеи?
Женщина сглатывает. Нервно хватается пальцами за лицо и прокатывается ладонью по
вспотевшим щекам. Что у нее происходит в голове? Вокруг чего вертятся мысли? Я бы не
отказался сейчас от какой-нибудь способности: контролировать воду или воздух. Меня устроило
бы что угодно, лишь бы суметь выбраться отсюда, но как? Ариадна приказала не сходить с места.
И до каких пор? Пока не поджаримся заживо? Неожиданно Мэри-Линетт встряхивает головой и
наклоняется вперед.
– Что вы делаете?
– Я не собираюсь сгорать заживо. – Рявкает она, пытаясь дотянуться до кресла.
– Да, сгорать заживо больно.
– Не сегодня, – шипит Мэри, стиснув зубы, – и не в этом веке.
Наконец, ей удается ухватиться за край потертого, массивного кресла, которое стоит ближе
к выходу из гостиной. Я недоуменно хмурюсь, а потом чувствую, как язык пламени
набрасывается на мою руку, и стремительно отшатываюсь назад. Пальцы вспыхивают так горячо,
что судорога прокатывается вдоль всего локтя, и я рассержено стискиваю зубы.
– Черт возьми.
– Пригнись.
– Что?
Недоуменно оборачиваюсь и замираю, увидев, как женщина легким движением руки
подхватывает кресло, поднимает над полом и кидает в сторону камина. Что за...
– Осторожно!
Твою мать. Я порывисто наклоняюсь вперед, закрываю ладонями лицо и слышу, как кресло
врезается в камин, заполонив проход огненным языкам. Я валюсь на пол под хруст
разваливающейся мебели, прокатываюсь подбородком по половицам и щурюсь.
– Черт, – в ушах неприятно звенит, в ноздрях какая-то дрянь, – вы спятили!
– Огня стало меньше.
– Меньше? – Оборачиваюсь через плечо, гляжу на камин и нервно сглатываю. Пламя
начинает медленно обгладывать кресло, будто изголодавшийся пес обгладывающий кость. И
внутри у меня все от омерзения скомкивается в колючий шар из злости. – Дерьмо.
– Что? – Мэри-Линетт раздраженно сводит брови. – Теперь у нас есть пара минут.
– Вы в своем уме? Сейчас огонь перекинется на кресло и разрастется еще сильнее, он и
деревянными половицами отлично подпитывался, а вы дали ему целое кресло!
– Я действую спонтанно.
– Вы действуете глупо.
Поднимаюсь на ноги, хватаюсь руками за виски и горблюсь, будто на меня свалился
потолок. Черт подери, о чем она вообще думала?
– Есть другие идеи? Давай, я не против.
– Только не вздумайте разбивать окна.
– Продолжишь умничать, и я тебя вместо второго кресла в камин запущу.
Я взмахиваю руками, отворачиваюсь и думаю, что мы с ней вдвоем убьем друг друга раньше,
чем за нас примется пламя. Или же...
– Вдвоем, – шепчу я, расширив глаза, – черт, Мэри. Наверху спит Хэрри.
– Я совсем... О, Боже. – Она растерянно поджимает губы и осматривает черный дым, собравшийся под потолком, поднимающийся вверх по тонким стыкам, щелям.
Почему я забыл про брата? Как эта информация вообще могла вылететь из головы?
– Он поможет нам, – неуверенно отрезает Мэри и поднимает подбородок, – Хэрри!
– Нет, стойте. Он спит, как убитый.
– Издеваешься? Он не слышал, как я киданула в камин кресло?
– У него плохо в последнее время со сном, я стащил ему таблетки с вечеринки. – Мне
становится тошно от такого идиотского стечения обстоятельств. Или дело в гари, которая
прожигает горло? Я кашляю, выплевывая желчь, и встряхиваю головой. – Надо подумать.
– Как его разбудить?
– Оглушить. Нужно что-то очень громкое.
– Что? – Пот толстыми струями скатывается по лицу женщины. Она смахивает его со лба, а
он вновь появляется, вновь капает вниз. – Мэтт, думай скорее. Чем дольше он спит, тем больше
вдыхает углекислый газ. Он может больше вообще никогда не проснуться.
– Я хорошо знаю биологию.
– Может, попытаться еще раз? Дотянутся до дивана?
Нет. Такими попытками мы лишь подкидываем бревна в костер.
Надо найти другой выход. Логичный. Правильный. Единственный.
Я расширяю глаза и быстрым движением касаюсь металла за своей спиной.
– Точно, – в моих глазах проскальзывает нечто безумное, – браунинг.
– Браунинг? Откуда у тебя...
Я выхватываю пистолет, поднимаю его над головой и делаю несколько выстрелов.
Оглушительный звон прокатывается по комнате, от которого закладывает уши. Черт. Я
моргаю, словно человек, потерявшийся в реальности, а потом стреляю еще раз. И еще.
Мэри зажимает ладонями уши, нагибается, распахнув глаза от ужаса, а я одержимо пялюсь
на потолок, наивно полагая, что он развалится на части. Давай же, давай.
Я стреляю, пальцы сводит. Никогда прежде я не делал ничего подобного! Отдача от
выстрелов все норовит повалить меня на спину, но я держусь ровно, пусть от жары уже не вижу
комнаты, не различаю цветов. Все плавает, кренится и горит, но не только снаружи, но и внутри.
Мои легкие бурлят от напряжения. А я продолжаю стрелять, не отдавая себе отчета в том, что
патроны давно закончились, и пуляю я в воздух холостыми выстрелами.
– Мэтт, черт возьми, Мэтт!
Кто-то хватается за мои плечи холодными руками.
– Мэтт, посмотри на меня!
Растерянно опускаю подбородок. Моргаю. Моргаю еще раз и внезапно понимаю, что передо
мной Хэрри в своих идиотских очках и смятой пижаме.
– Хэйдан, – хриплю я.
– Что тут творится? Святые угодники, ты горишь! – Брат хватает подушку с дивана и
начинает молотить ею по моей ноге, а я не чувствую боли. Ничего не чувствую. – Почему вы не
убегаете? Почему стоите истуканами? Надо уносить ноги!
– Но мы не можем, – отвечает Мэри-Линетт и разражается сухим, едким кашлем. Она
покачивается в сторону и хватается вспотевшими ладонями за лицо. – Ничего не можем.
– Что за фигня, черт, черт.
Хэрри прикрывает нос рукой и безумным взглядом осматривает пылающие шторы.
– Выбирайся из дома. Живо.
– Я вас не оставлю.
– Хэрри...
– Замолчи, Мэтт. Просто замолчи.
Он пронзает меня свирепым взглядом, а затем вдруг срывается с места. Я собираюсь
кинуться за ним, но вновь не могу сдвинуться с места. Лишь ослаблено горблюсь и нелепо
хватаюсь пальцами за горло, царапая его, натирая до красноты. Черт. Опираюсь ладонями о
колени и смотрю на плавающий ковер, сипло вдыхая и выдыхая горячий воздух.
Нельзя падать. Нельзя падать.
– Я вытащу Ари и останусь в живых, – шепчу я, от злости стиснув зубы, – я не умру.
Никогда прежде я не цеплялся так за свою жизнь.
Неожиданно сквозь черную, дымчатую завесу я замечаю Хэйдана. Он прорывается в
гостиную, держа в пальцах шланг, подпрыгивает к камину и заливает его ледяной водой.
Какое-то мгновение мне кажется, что у меня галлюцинации. Откуда у Хэрри шланг? Где он
его отыскал? Но потом я слышу, как шипит от капель воды раскаленная мраморная панель, ощущаю, как прохладный пар ползет по ногам, забираясь под одежду. Я измотано мотыляю
головой, пытаясь разглядеть в серых, плотных облаках лицо брата или младшей Монфор. Но не
