Текст книги "Гитлер против СССР"
Автор книги: Эрнст Генри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Как поступила Альпийская горная компания в Австрии год спустя, в 1934 г.? Защищенная своим правительством высокими таможенными пошлинами и маскируя свою деятельность при помощи различных финансовых и бухгалтерских махинаций,[24]24
При помощи, например, широко применяющихся методов показывания фиктивных «потерь» и «обесценений» в балансах или искусственным введением различных «посреднических» и «независимых» компаний в производстве, продажах и т. д., прибыли которых причисляются к издержкам, в то время как в действительности эти компании только подставные лица того же самого концерна.
[Закрыть] она продавала свои товары в Австрии по цене, на 50 % превышающей издержки производства. Эта цифра была подсчитана венской «Wiener Zeitung». Сверхприбыли концерна были, следовательно, действительно громадны; и немалая их доля перешла, как будет показано ниже, в фонды австрийской национал-социалистской партии. Вот каким образом Фрауенфельды, Габихты, Гоферы и пр. «выкарабкались» наверх! В 1934 г. одни потери на «обесценении», официально показанные в книгах Альпийской горной компании, достигли 5,11 млн. австрийских шиллингов; по этой цифре можно составить себе смутное представление о всех вложенных в это дело суммах. Вот как подготовлялось 25 июля 1934 г.
В этом заключается одна из подлинных главных причин того, что австрийский национал-социализм, такой невзрачный и даже почти «забавный» прежде, оказался способным всего за один год вырасти до таких внушительных размеров, несмотря на Дольфуса, несмотря на хеймвер и полицию, несмотря на знаменитые, якобы извечные, австрийские «добродушие» и «миролюбие»; но когда стали бурно проявлять себя политические и экономические силы, то для всех этих прекрасных качеств не нашлось места, и особенности «национальной психологии» оказались недействительными.
Венский гитлеризм выступил в поход – моторизованный и наэлектризованный, главным образом, из Леобена. Национал-социалистская главная квартира в Берлине должна была только помочь и ободрить это выступление всеми имеющимися в ее распоряжении способами. Это и было сделано. И здесь кроется одна из причин того, почему правительство Дольфуса, правительство клерикальных помещиков, покорных крестьян и проитальянских фашистов, несмотря на все свои старания, все «усилия», несмотря на законы и «чистки», не могло пресечь это «таинственное» движение. Неуязвимое и ускользающее оно оставалось вне пределов досягаемости. Фрауенфельд был арестован. Габихт был выслан, сотни других политических вождей национал-социалистов были помещены в концентрационные лагери. Но действительный нерв этой партии внутри страны не был обнаружен и не мог быть обнаружен. Что можно было поделать против железа Штирии? Господин Апольд пребывал, в полном здравии и безопасности в Леобене. А господин Дольфус был убит.
И все-таки австрийский национал-социализм был на этот раз разбит благодаря существованию какой-то другой силы. Эта сила исходила не из самой Австрии и не была ни клерикально-католическим лагерем, ни социалистическим австрийским рабочим классом, пора которого еще не наступила. Это была сила, весьма схожая с гитлеризмом, шедшая с юга), с Апеннин, и противостоящая северной державе с другого берега Дуная. Муссолини отразил атаку Гитлера. Почему? Как могло случиться, что один фашизм встал против другого, если оба имели, поводимому, одни и те же «идеалы» и одних и тех же врагов. Ведь люди вроде сэра Освальда Мосли постоянно произносят подобные заклинания. Кто был виноват в этом извращении идеалов?
Ответ прост; он не имеет ничего общего с высокими философскими проблемами или неведомыми личными разногласиями. Противопоставление фашизма против фашизма, Муссолини против Гитлера возможно и несмотря на все остается актуальным, потому что за ним кроется более глубокое и непреложное противопоставление – империализм против империализма. Тут ничего нельзя изменить. Империализм порождает фашизм, направляет его и воспламеняет на нечто чудовищное и безграничное; но он также и раскалывал фашизм своими собственными противоречиями. Это «эпохальное» движение, призванное «облегчить» все тяготы и «разрешить» все проблемы, меньше всего может положить конец разрушительным тенденциям в современном мире; оно ухудшает и обостряет их как никогда раньше.
Если международный конфликт между германским фашизмом и западноевропейским «либерализмом» до известной степени несомненно, исходит из соперничества между концентрированными производительными силами Рура и Лотарингии, или Рура и Шеффильда (в соответствии с экспансионистским «тиссеновским континентальным планом» и противоположными тенденциями), то борьба между германскими и итальянскими фашистами с такой же необходимостью вытекает из капиталистической полярности Рур – Апеннины. Говоря более конкретно: Муссолини выступает против Гитлера и антидемократическая Италия выступает против антидемократической Германии,[25]25
Итало-германская фашистская война в Испании показала, что несмотря на противоречия интересов между фашистской Германией и фашистской Италией в Средней и Юго-восточной Европе Гитлер и Муссолини ведут совместную борьбу против героического испанского народа и выступают совместно по ряду важнейших вопросов современной международной политики. – Прим. редактора.
[Закрыть] потому что жизненные интересы Банка Коммерчиале Итальяна сталкиваются с жизненными интересами Ферейнигте Штальверке А. Г., интересы господина Фрица Тиссена – с интересами синьора Джузеппе Теплица. Они сталкиваются как раз на полдороге – там, где находятся залежи штирийской железной руды. И в результате – постоянные потрясения в Австрии.
Глава II
Борьба между Тиссеном и Муссолини
Что случилось за период с 1933 г., когда непосредственно после прихода Гитлера к власти возникла пылкая итало-германская дружба – на деле фактическая антанта, и до 25 июля 1934 г., когда произошла дикая кровавая схватка, едва не вызвавшая германо-итальянскую войну и резко изменившая всю дипломатическую карту Европы? Что произошло за кулисами этого разрыва, для которого, казалось, не было никаких оснований, и его бурная развязка застала континент врасплох?
Внутренние силы германского и итальянского капитализма не стоят по отношению друг к другу в явном конфликте, между ними нет такой неистовой вражды, какая существует, например, между Францией и Германией. Один из них высоко развит. Другой отличается не особенно высоким промышленным развитием, его сферой до сих пор является, главным образом, сельское хозяйство. Один производит уголь, железо, машины, пушки, химические продукты, локомотивы, электрооборудование, аэропланы. Другой поставляет фрукты, овощи, вино, шелк, текстиль и музыкальные инструменты. Один вывозит внушительную продукцию тяжелой промышленности Рура, Леуна и Берлина. Другой продает деликатную продукцию солнечных полей Италии, результаты труда итальянских крестьян, и безделушки туристам Флоренции и Неаполя. Один поглощен производством средств производства. Другой сосредоточен на производстве предметов потребления. Выход для одного из них ведет к Атлантическому океану. Сфера другого – Средиземное море.
Здесь нет антагонизма, но есть, напротив, базис для взаимного притяжения. Германская и итальянская промышленность могут питать и поддерживать друг друга, а Рим, Милан и Неаполь становятся прямыми партнерами Эссена, Франкфурта и Гамбурга. Но в мире империализма даже это естественное равновесие заключает в себе тенденцию к взрыву. Муссолини мог и должен был бы объединиться с Гитлером и образовать новую огромную силу, охватывающую континент; по политическим, экономическим, тактическим, военным и даже чисто идеологическим соображениям, эта сила была бы вдвое более могущественной, так как союзниками были бы фашисты. Но все эти соображения становятся не более чем номинальными в тот момент, когда за ними обнаруживаются капиталистические противоречия. Эти противоречия и их развитие чрезвычайно важны – именно они являются источником одного из новейших и наиболее серьезных изменений политического фронта и соотношения сил в Европе.
Ключ к разрешению проблемы, как ни парадоксально это звучит, нужно искать в Северной Италии; в том месте, где благодаря естественному ходу событий, должен был вырасти итальянский «Рур», собственная итальянская база тяжелой и военной промышленности, которой ей до сих пор недоставало, база, которая даст Италии, наконец, подлинную силу и авторитет среди мировых держав. Это – один из фактов, угрожающих современной Европе.
«Новая романская империя» чернорубашечников имеет в своем распоряжении «гордую» фашистскую милицию, сильную армию и воздушные силы, зловещую, не имеющую соперников, тайную полицию, «совершенную» социальную систему корпораций с прославленным «цезарем» во главе. Но этой империи недостает трех простых вещей, без которых вся эта пирамида на деле повисает в воздухе и может в любой момент обрушиться на голову Муссолини, фашистов и корпораций: у нее нет угля, железа и нефти. Это означает, что у нее нет ни исходного вещества – металла, ни основного источника энергии – твердого или жидкого топлива – для создания и приведения в действие современного капиталистического механизма. У нее есть только законченный остов, каркас крупной промышленности, но нет двигателей и нет приводного механизма.
Правда, различные отрасли обрабатывающей промышленности, производство моторов, машиностроение, военная промышленность, судостроение, текстильная промышленность, электротехническая промышленность и пр. развились и выросли до значительных размеров, и в них вложены весьма значительные капиталы. Но весь этот хозяйственный организм можно в любой момент остановить и вызвать катастрофу, если только Германия и Англия прекратят снабжение углем, Германия и Франция – железом, Англия, Америка и СССР – нефтью. Лицемерные «санкции», предпринятые против Италии в 1935–1936 гг., не имели никакого значения, так как они ни в малейшей степени не носили характера настоящей блокады военного времени. В мирное время Италия импортирует эти сырые материалы ежегодно на сумму, примерно, в 3 млрд. лир; на всей ее территории нет запасов этих ископаемых, а если и есть, то лишь в совершенно ничтожном количестве, и Италия, следовательно, фактически находится в постоянном плену у других европейских держав.
Муссолини не может вести войну (настоящую войну, а не абиссинскую игру) с помощью олив, кьянти и миланского шелка, если снабжение из этих стран приостановится или прекратится в военном порядке: он не сможет снабжать крестьян и укрепить позиции чернорубашечников. Это – подлинно хроническая язва, которая непрерывно разъедает тело фашистской Италии, возомнившей себя империей на Средиземном море, и вызывает постоянные кошмары у Муссолини; многие удивительные и непостижимые шаги и «прыжки» дуче можно объяснить только этими ночными кошмарами. Если до надвигающейся мировой войны основоположник фашизма не обеспечит себя запасами – и притом достаточными запасами – угля, железа и нефти и, более того, если он не будет иметь их в пределах досягаемости в своих владениях, то его песенка спета. Большой мыльный пузырь лопнет, даже без особенного шума, оставив после себя только память о пышной фразе, большом банкротстве и откровенной жестокости.
Такова подоплека и реальное содержание политики, проводившейся повелителем из палаццо Киджи в течение последних 12 лет, с самого начала его диктатуры. Это не только вопрос о том, как спасти имущие классы Италии от революционных рабочих, штурмовавших фабрики в 1921 г., и от обнищавших крестьян, готовых экспроприировать землю; это в то же время вопрос о том, как спастись от иностранной петли, как поддержать свою национальную независимость, свои суверенные прибыли перед лицом международной конкуренции. Так же как капиталисты Рейнско-Вестфальской области и Центральной Германии делегировали Гитлера для того, чтобы он добился выхода для их избыточной энергии, точно так же капиталисты Северной Италии доверили в свое время Муссолини великую задачу восполнения их дефицита энергетических резервов.
Кто эти капиталисты, где их центр и каковы их планы создания в Италии, с помощью фашизма, нового большого источника сырья и энергии? Другими словами: кто эти Тиссены южных чернорубашечников и чего они хотят?
За последние сорок лет в стране романских крестьян, культуры ренессанса и гарибальдийских традиций свободы один район совершенно преобразился. Этот район ограничен с севера и с запада Альпийским хребтом, с востока – Истрийским побережьем Адриатического моря и с юга – центральной итальянской Кампаньей. В этом районе с огромной быстротой, напоминающей темп развития больших индустриальных районов Манчестера, Рура и Пенсильвании в прошлом столетии, на деньги старых миланских и генуэзских банкиров, крупных североитальянских купцов и промышленников и иностранных финансистов выросла новая полнокровная производительная сила, которая быстро, всего за два или три десятилетия, революционизировала всю экономику страны. Она проникла в сельские районы остальных центральных и южных областей Италии и покорила их; превратила миллионы крестьян в промышленных пролетариев или борющихся за свое существование арендаторов; привлекла к себе старых феодальных землевладельцев и придала всей Италии совершенно новый вид.
Хлопчатобумажные и шелковые фабрики, электротехнические предприятия и автомобильные заводы, военно-промышленные компании, верфи, химические заводы, железнодорожные компании и, наконец, огромные гидроэлектрические станции создали здесь новый, мощный класс промышленников, лишенный всяких традиций католического Рима или традиций героической борьбы за независимость, но зато наделенных самым современным техническим оборудованием, холодной неразборчивостью и непреклонной типичной для промышленных капиталистов волей: волей к тому, чтобы ценой любых издержек сохранить свою новую базу развития, защищать и расширять ее, делать ее все более мощной и сильной, чтобы не отставать от соседних промышленников континента и постепенно вовлечь в свою орбиту всю Италию. Ныне девять десятых итальянской промышленности сконцентрированы в Северной Италии.
Этот новый класс, главная квартира которого помещалась не в классическом Риме, а в Милане, столице «Третьей Италии», уже не имел больше национальных идеалов подобно ранним пионерам «итальянской идеи» – сыновьям крестьян, интеллигенции и ремесленников, которые с винтовками и бомбами сражались против Австрии и Ватикана; цели этого класса были империалистическими. Постепенно из его среды выкристаллизовалась еще более сильная, крепкая и замкнутая группа: миланский крупный капитал. Электр о-династия Пирелли, Конти и Вольпи, автомобильные и военнопромышленные династии Агнелли (туринский Фиат) и Перроне (заводы Ансальдо), текстильные магнаты Креспи, химическая группа Донегани (комбинат Монтекатини), банковские магнаты Теплиц, Марсалья и др., вырастая и переплетаясь, образовали некую олигархию, распоряжающуюся миллиардами, которая не только начала править севером Италии, как своим собственным королевством, но с помощью старых мелкобуржуазных политиков, адвокатов, профессоров и духовенства стала всемогущей и в Риме. Ее первым непосредственным политическим представителем был Джиолитти, в течение многих лет до войны правивший Италией через парламент. Главной квартирой, а под конец единым финансовым и политическим генеральным штабом этой олигархии стал крупнейший банк Италии – миланский Банка Коммерчиале Итальяна.
Этот банк, имеющий 16 филиальных банков за границей, актив которого достигает ныне 10 млрд. лир, был основан всего сорок лет назад германскими и австрийскими финансистами, намеревавшимися провести «невидимую колонизацию бедной Италии». Всего за сорок лет этот банк под руководством галицийского еврея Теплица стал подлинным олицетворением новой Италии. Теплиц сделал то, чего не сумели сделать во время национальной эмансипации Кавурская и Савойская династия: он поставил отсталый и незрелый итальянский капитализм на собственный финансовый базис.
Вначале с помощью фондов больших банков Берлина, Вены и Парижа (которые накануне войны держали в своих руках три четверти акций Банка Коммерчиале), затем систематическим поглощением доходов и прибылей процветающей индустрии севера Италии он с рекордной быстротой повел индустриализацию сельскохозяйственной и торговой страны и достиг того, что сделал Милан, резиденцию своего банка, новым первоклассным финансовым центром Европы.
Теперь Банка Коммерчиале тождественен с наиболее важными промышленными предприятиями Италии – например, почти со всеми железнодорожными компаниями, с электрическими трестами Адриатика, Эдисон, Сип, Меридионале (контролирующий миллиарды), химическим трестом Монтекатини (28 тыс. рабочих, вице-президент Теплиц), стальным трестом Ильва, большими электротехническими заводами Терни (в которых участвует также английская группа Виккерса), крупнейшими текстильными компаниями (хлопчатобумажный трест «Стабили—менти Тессили Итальяни», 23 фабрики и 430 тыс. веретен), крупными судостроительными компаниями и т. д..[26]26
Часть крупной промышленности, например, заводы Фиат в Турине, пушечные заводы Ансальдо, большой кабельный и резиновый комбинат Пирелли, контролируется другим миланским банком – Кредито Итальяно, сотрудничающим с Банка Коммерчиале. Вместе с католическим Банка ди Рома эти два крупных банка контролировали до кризиса более чем две трети всего промышленного капитала Италии.
[Закрыть] Более того, он, вероятно, единственный частный банк в мире, полностью контролирующий и управляющий нервом экономической жизни страны и даже ее государственными финансами, где он во многих случаях играет роль Английского банка (вот почему в «латинском» правительстве посты министра финансов часто принадлежат евреям).
Этот банк – ось итальянской политики. Например, недавно совет директоров Банка Коммерчиале включал не менее девяти итальянских сенаторов, среди них такие, как князь Гиберто Борромео; бывший итальянский делегат на Версальской мирной конференции Сильвио Креспи; бывший министр финансов Энрико Арлотти; бывший директор Этторе Конти (председатель правления банка); известный журналист Орландо Малагоди (в свое время редактор римской «Tri—buna»); граф Сан-Мартино ди Вальперга. Много лет Джиолитти был одновременно премьер-министром Италии и неофициальным представителем Банка Коммерчиале. Граф Вольпи, один из наиболее известных итальянских политических деятелей и несколько лет назад министр финансов (1925–1928 гг.), принадлежит все к той же клике Теплица. Пресса также подчинена интересам этого банка: например, известный римский журнал «II Messaggeto» принадлежит тузам военной промышленности братьям Перроне (владельцы заводов Ансальдо), «La Stampa» контролируется президентом «Фиат» Агнелли, a «Giornale d'ltalia» связана с группой Монтекатини.
Одно время клерикальные аграрии, аристократы и духовенство пытались выдвинуть вперед свой собственный политический банк, Банка ди Рома, которому оказывал поддержку папа, но их скоро заставили отступить. Теперь старая итальянская феодальная аристократия, которая вместе с духовенством правила страной со времен Медичи и Борджиа до дней национального освобождения и с тех пор панически боится только одного – революционной аграрной реформы, – эта аристократия, наиболее влиятельные ее группы, полностью слилась с молодой системой итальянского крупного капитала и имеет в нем свою значительную долю. Например, управление большими военными заводами Ансальдо находится в руках нынешнего маркиза Медичи и графа Каваллеро (совместно с синьором Исайей Леви). В «Фиате» находится князь Бурбон дель Монто, в фирме Терни – маркиз Тритона, в стальном тресте Ильва – маркизы Пачелли и Клаварино, в Сочиетта Италиано ди Кредито (отделение Банка Коммерчиале) – князь Кастельбарко Альбани и т. д..[27]27
Правление Банка Коммерчиале включает или включало также графа Пареа и барона Авецано, а правление Кредито Итальяно – маркиза ди-Вульчи и графа Павончелли; большинство из них – представители старейших феодальных семей.
[Закрыть]
Эти люди все еще пользуются влиянием за кулисами современной Италии. Фактическим хозяином современной Италии в течение ряда лет был бывший еврейский беженец из Галиции, человек, который является на небосклоне этой страны светилом гораздо более блестящим, чем многие другие. Сам Теплиц недавно (в апреле 1934 г.) официально ушел из Банка Коммерчиале, получив много отличий, но его сын синьор Лодовико Теплиц, бывший главный директор-распорядитель, вместе с другими директорами продолжает великую династию и великую политику миланской олигархии – политику фашизма. Именно этой олигархии служит фашизм, который был ее орудием и ее политическим исполнителем после войны.
Милан не только центр и базис итальянской индустрии, трестов, Банка Коммерчиале; это также колыбель движения Муссолини. Отсюда, а не из Рима, повел Муссолини свои первые силы; здесь собирал он свои первые организованные кадры фашистской партии, «Fascio di combattimento» (1919), которые он набирал среди богатых молодых людей миланских имущих классов, националистских авантюристов и оказавшихся не у дел бывших военных. Здесь он издавал – и издает до сих пор—свой орган «Popolo d'ltalia», угрожая либеральному Риму;[28]28
В те времена крупным фашистским деятелям случалось даже говорить: «Это несчастье Италии, что она управляется из Рима; Милан – настоящая столица».
[Закрыть] и отсюда он получает подлинный внутренний импульс.
Именно в Северной Италии, в Милане и Турине, словно случайно, первые черные террористские шайки возникли в тот же момент, что и революционные батальоны штурмовавших фабрики рабочих: крупный капитал приготовился к самозащите. А когда лидеры новой армии отправились в поход на Рим, когда либеральное правительство короля и парламент сдались фашистам без единого выстрела, без единого звука (как впоследствии сдалось гинденбурговское правительство в Германии, как, быть может, однажды сдадутся «национальные» правительства в других странах), когда Муссолини был провозглашен полубогом, «цезарем третьего Рима» и зажал всю страну в своем кулаке, поставил рабочий класс вне закона и одним жестом сбросил маски и костюмы старой демократии, именно тогда завершилась первая послевоенная фаза политики миланского крупного капитала. Ее социальное существование было укреплено и спасено от пролетарского штурма. Муссолини выиграл гражданскую войну для Теплица, Агнелли, Медичи, Вольпи, Креспи и Пирелли.
Вот почему двойная иерархия Милан – Рим стала единым невидимым оплотом новой диктатуры: вся политическая реконструкция, террор против левых, система корпораций, меры для охраны частных предприятий (особенно во время кризиса, когда группа Банка Коммерчиале находилась на грани краха и позорного банкротства) – каждый шаг внутренней политики Муссолини соответствовал линии и интересам олигархии, с которой Муссолини поддерживал прямую связь не только через «таинственных» министров финансов Вольпи, Юнга и пр. Сын Теплица, Лодовико, принадлежал к кругу близких «друзей» дуче (так же, как прежде он был «правой рукой» Д'Аннунцио, «фиумского бунтаря»). Контуры возникшей впоследствии диктатуры Гитлера – Тиссена в Германии были полностью предвосхищены здесь, хотя и не были такими кричащими. Верно, конечно, что Банка Коммерчиале был когда-то оплотом итальянской демократии – вместе с цветом либеральных салонов и министерств Рима, – и именно его влияние (оказываемое через Джиолитти) долгое время предотвращало вступление Италии в войну на стороне союзников. Но теперь надо было без промедления проводить новую, иную политику.[29]29
Такая же резкая эволюция к агрессивному фашизму была проделана и в Германии, например, крупнейшим финансировавшим германских республиканцев капиталистическим объединением «И. Г. Фарбениндустри».
[Закрыть]
Муссолини был последним необходимым и неизбежным элементом разнородного сплава, образованного производительными силами Северной Италии и Апеннин, электрическими компаниями и предприятиями обрабатывающей промышленности, банками Милана и Рима и последышами старой итальянской феодальной аристократии. Террористская бюрократия чернорубашечников со своими мелкобуржуазными прихлебателями была четвертым ингредиентом, завершившим и преобразовавшим весь этот сплав в военную, вооруженную силу – современный итальянский фашизм.
Итак, экономическое строение фашизма Муссолини отличается от строения фашизма Гитлера только географически и технически; в основных чертах процесс образования и структура этого международного движения всегда схожа по типу, но не нужно, однако, впадать в поверхностную стандартизацию. Не будь Милана, в свободолюбивой, немного отсталой и немного «беспечной» Италии не было бы такого динамического явления, как Муссолини, так же как не было бы ожесточенной классовой борьбы в 1919–1921 гг.
Но Милан должен был породить Муссолини точно так же, как Эссен – Гитлера. Он сотворил дуче из своей собственной плоти, т. е. из того материала, из которого создана «Третья Италия», Италия гигантских фабрик Пьемонта и банковских палаццо Ломбардии; ей всего несколько десятков лет от роду, но она уже достаточно сильна, чтобы взнуздать тысячелетнюю страну. А то, чем занят Муссолини сейчас, является выполнением – с той же настойчивостью и последовательностью – второй части великой программы действия, начертанной миланскими финансистами: за социальным выступлением следует выступление империалистическое.
После победы в гражданской войне и пышного коронования в Риме, олигархия Северной Италии ни на одну минуту не забывала, что на деле она полупарализованная империалистская сила без базиса для империи – без железа и угля. Недостаток основных производственных ресурсов – сырья и энергии – всегда являлся угрозой для ее существования и держал ее в состоянии постоянной тревоги и судорожного беспокойства. Завладев государством, она должна была построить для себя собственный «Рур», подобно Тиссену, или свою «Лотарингию», подобно де-Венделю, причем возможно скорее, возможно ближе, и притом сделать его как можно более независимым; иначе она вместе с Муссолини при первом удобном случае взлетит на воздух. И это не только потому, что растущий милитаризм фашистского государства, новая итальянская армия, его обширные воздушные силы, его большой Средиземный флот, его укрепления в Альпах и на далматской границе сделали создание такого внутреннего базиса настоятельным политическим и стратегическим вопросом.
Итальянский капитализм просто-напросто в финансовом отношении не может дольше выдержать недостаток основного сырья и необходимость покупать его за границей: это грозит ему несостоятельностью. Еще в 1921 г. Италия ввозила в два раза больше, чем она вывозила: на 17 млрд. лир импорта приходилось 8,3 млрд. лир экспорта. В 1928 г. экспорт Италии составил 15 млрд. лир, но ей пришлось уплатить за импорт 22,4 млрд. лир – в полтора раза больше. Она должна была это делать, потому что кроме пшеницы и хлопка вынуждена была покупать также и сырье для тяжелой промышленности и полуфабрикаты. За последние 15 лет (с 1920 по 1934 г.) Италия уплатила за свой импорт на 86 миллиардов лир больше, чем выручила за экспорт. Это катастрофическая цифра для страны с 42-миллионным населением, страны, все еще остающейся в значительной степени аграрной. В то же время три постоянных добавочных источника доходов Италии, которые обычно до известной степени компенсировали ее плохую торговлю – расходы иностранных туристов в Италии, доходы торгового флота и денежные переводы, присылаемые на родину итальянскими эмигрантами (главным образом из Америки), – также быстро уменьшались под влиянием кризиса.
Колоссальный хронический дефицит в торговом балансе заставляет итальянский капитализм медленно истекать кровью. Долги промышленности беспрерывно растут и поднимаются до рекордных цифр; банки приходят на помощь промышленности и сами все без исключения становятся несостоятельными; на помощь банкам со своими бесчисленными миллиардами приходит государство. Задолженность Италии вырастает с 88 млрд. лир в 1930 г. до 104 млрд. лир в 1934 г. одна сумма процентов достигает 5 млрд. лир, в то время как бюджетный дефицит составляет 3–4 млрд. лир; золотой запас падает с 11 млрд. лир в 1928 г. до 6 млрд. в 1934 г., покрытие банкнот снижается до 46 %, и итальянская валюта подвергается постоянной опасности.
Все эти цифры отражают положение до абиссинской кампании (потребовавшей около 200 млн. фунтов стерлингов добавочных военных расходов в 1935/36 г.). За пять лет – с 1929 по 1933 г. – в Италии произошло 100 тыс. банкротств. Фашизм отчаянно пытается переложить это бремя, насколько это возможно, на плечи трудящихся; налоги достигают «крайних пределов» (заявление самого Муссолини), государство и корпорации систематически уменьшают заработную плату (на 45–50 % с 1927 г.), мелкие крестьяне и фермеры-арендаторы обречены на разорение.
Но южный фашизм не может бесконечно зажимать нацию в тиски, увеличивая революционное возмущение против самого себя. Все его здание имеет основной «архитектурный» дефект и его потрясает не столько временный экономический кризис, сколько прежде всего кризис «структурный». И его паранойя должна неизбежно прогрессировать и отбросить фашизм назад к отправному пункту—1922 г. (взятие власти Муссолини), привести к свержению цезаря, если он не сумеет добиться какого-то решающего перелома, совершенно перестроив весь фундамент современного здания.
С самого начала активное разрешение этой проблемы было идеей, главенствовавшей и подчинявшей себе всю стратегию Муссолини и Теплица. Сначала они попытались найти выход в грандиозном техническом эксперименте. Деньги и риск в счет не шли. По плану надо было построить, не выходя из пределов Италии, «электрический Рур», электрифицированную тяжелую промышленность! Почти десятилетие в стране фашизма Альпы и Апеннины подвергались грозному и бурному техническому натиску. Два мощных горных хребта, на севере и в центре Италии, их вершины, склоны, долины и реки были прощупаны сверху донизу и почти сплошь покрыты различными электрическими сооружениями – плотинами, турбинами, двигателями, проводами высокого напряжения: оттуда хлынула концентрированная гидроэлектрическая энергия, чтобы создать Теплицу, Медичи и Муссолини нужную им базу. Целые провинции в бассейне По, в Пьемонте, Ломбардии, Лигурии вплоть до Сицилии – южного пункта на Средиземном море – были превращены в энергетические комплексы, объединенные линиями высокого напряжения и органически связанные в единую систему.
Государство, фашистская партия, военное министерство, сам «дуче» направили все имеющиеся в их распоряжении ресурсы страны в этот новый национальный резервуар на Севере; Банка Коммерчиале концентрировал в течение ряда лет всю свою финансовую деятельность и вложения имущих классов на электропромышленность. Граф Вольпи, посредник между Теплицем и Муссолини, лично принял на себя управление этой промышленностью; правительство выпускало специальные «займы электрификации». В различных районах возникли разнообразные электрические тресты: венецианский – «Адриатика», миланский – «Эдисон» (11/3 млрд. лир капитала), туринский – «Сип», Тосканский – «Ада—мелло», неаполитанский – «Меридионале». Все эти тресты, производящие электроэнергию от 1/2 млрд. до 1 млрд. киловатт-часов в год (в 1934 г. «Адриатика» продал 860 млн. киловатт-часов 550 тыс. потребителям), каждый с обширным «хинтерландом» филиалов в городах, деревенских районах и на промышленных предприятиях, владея акциями и кооперируясь друг с другом, фактически составили единую национальную сверхструктуру: новый «электро-Рур» Банка Коммерчиале. Итальянская промышленность, железные дороги, города в течение нескольких лет в значительной мере освободились от иностранного угля. Национальный импорт уменьшился на несколько миллиардов лир: количество электропечей для выплавки стали выросло до нескольких сот, в то время как до войны их было всего семь.
Теплицу удалось, как будто, создать базу в горах Италии. Но это был всего лишь суррогат. 11 млрд. киловатт-часов означали огромную капиталистическую энергетическую и даже военную мощь и влияние, которыми и Милан и Муссолини никогда еще не обладали. Но одного этого было недостаточно; они прикрыли только один фланг фронта. Они привели машину в движение, но не могли выпускать продукцию подобно Руру и Лотарингии. Они нашли замену углю, но не давали стали, действительного объекта и субъекта империализма тяжелой промышленности. Как раз, наоборот: новые массы электроэнергии в Аль—пах и Апеннинах вызвали мощное увеличение потребности и спроса на сталь в Италии. Этот спрос был вызван не только необходимостью обеспечить постоянную работу и оборудование гигантской технической системы, но также и необходимостью создать для электрического тока как товара соответственный рынок и оправдать капиталовложения. Это могли обеспечить только огромные энергетические потребности крупной тяжелой машиностроительной промышленности и связанный с ее развитием рост городов (потребность в отоплении и освещении).
