Текст книги "Свет мира"

Автор книги: Эрнест Миллер Хемингуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Хемингуэй Эрнест
Свет мира

Эрнест Хемингуэй

Свет мира

Когда мы показались в дверях, хозяин бара поднял голову, потом протянул руку и накрыл два блюда с бесплатной закуской стеклянными крышками.

– Кружку пива, – сказал я. Он нацедил пива, лопаточкой смахнул пену и взглянул на меня, не выпуская кружки из рук. Я положил на стойку деньги, и он подвинул пиво ко мне.

– А тебе? – спросил он Тома.

– Тоже.

Он нацедил еще кружку пива, смахнул пену и, увидев монету на стойке, поставил кружку перед Томом.

– В чем дело? – спросил Том.

Хозяин бара ему не ответил. Он посмотрел мимо нас и спросил человека, который только что вошел:

– Тебе?

– Виски, – сказал тот.

Хозяин достал бутылку, стакан и еще стакан с водой.

Том протянул руку и снял крышку с блюда с закуской. На блюде лежало заливное из поросячьих ножек и тут же деревянная штука, похожая на ножницы, сделанные из двух деревянных вилок.

– Нет, – сказал хозяин и опять накрыл блюдо стеклянной крышкой. Вилочные ножницы остались у Тома в руке. – Положи на место, – сказал хозяин.

– Идите вы знаете куда, – сказал Том.

Хозяин, не спуская с нас взгляда, нагнулся и сунул руку под стойку. Я положил на тарелку пятьдесят центов, и он снова выпрямился.

– Чего еще? – спросил он.

– Пива, – сказал я, и прежде чем нацедить пива, он снял крышки с обоих блюд.

– Ваше заливное провоняло, – сказал Том и выплюнул на пол то, что откусил. Хозяин ничего не сказал. Человек, который пил виски, заплатил и вышел не оглядываясь.

– Сам ты провонял, – сказал хозяин бара. – Такие – всегда вонючие.

– Он говорит, что мы такие, – сказал мне Томми.

– Слушай, – сказал я, – давай уйдем отсюда.

– Убирайтесь вон, паршивцы, – сказал хозяин.

– А мы и так уходим, – сказал я. – Без вас решили.

– Мы придем еще, – сказал Томми.

– Суньтесь только, – сказал ему хозяин.

– Объясни ему, что он ошибся, – попросил меня Томми.

– Ладно, пошли, – сказал я. На улице было темно и хорошо.

– Куда это мы с тобой попали? – сказал Томми.

– Не знаю, – сказал я. – Идем на станцию.

Мы вошли в город с одного конца, а выходили теперь с другого. В воздухе пахло кожей, дубильным экстрактом и наваленными повсюду опилками. Когда мы подходили к городу, уже темнело, а теперь стало совсем темно, и подморозило, и лужи на улицах затянуло по краям льдом.

На станции сидели пять шлюх, дожидавшиеся поезда, шестеро белых мужчин и три индейца. В станционном помещении было тесно, жарко от печки и полно едкого дыма. Когда мы вошли туда, все молчали, и окошечко кассы было заперто.

– А дверь не надо закрывать? – сказал кто-то.

Я повернулся, чтобы посмотреть, кто это сказал. Это был один из белых. Он был, как и все, в кожаных штанах, клетчатой рубахе и резиновых сапогах лесоруба, но без шапки, и лицо у него было белое, и руки тоже белые и тонкие.

– Что ж, закроете вы дверь или нет?

– Можно и закрыть, – сказал я и закрыл дверь.

– Спасибо, – сказал он. Лесоруб, сидевший рядом, фыркнул.

– Ты никогда не водился с поваром? – спросил он меня.

– Нет.

– Вот попробуй с нашим. – Он поглядел на соседа. – Он это любит.

Повар, поджав губы, смотрел в другую сторону.

– Он натирает руки лимонным соком, – продолжал лесоруб. – Он ни за что на свете не окунет их в лохань с посудой. Посмотри, какие они у него белые.

Одна из шлюх громко захохотала. Я никогда не видел такой толстой шлюхи и вообще такой толстой женщины. На ней было шелковое платье из такого шелка, что кажется то одного цвета, то другого. Рядом с ней сидели еще две, тоже очень толстые, но эта, наверно, весила пудов десять. Трудно было поверить собственным глазам, глядя на нее. Все три были в платьях из такого шелка. Они все сидели рядом на скамье. Они казались огромными. Остальные две были самые обыкновенные шлюхи, с крашенными пергидролем волосами.

– Посмотри на его руки, – сказал лесоруб и кивнул на повара. Толстая шлюха опять захохотала и вся затряслась.

Повар обернулся и сердито крикнул ей:

– Молчи ты, слоновая туша.

Она продолжала хохотать и трястись.

– Ой, господи, – сказала она. У нее был приятный голос. – Ой, господи боже мой.

Две другие толстые шлюхи сидели тихо и смирно, как будто не очень хорошо понимали, что делается вокруг; они были очень толстые, почти такие же, как первая. В них тоже было пудов по семи. Остальные две молчали с достоинством.

Кроме повара и того, кто говорил о нем, в помещении было еще два лесоруба – один только слушал, с интересом и немного стыдясь, другой как будто собирался вступить в разговор – и двое шведов. На краю скамьи сидели двое индейцев, а третий стоял у стены.

Лесоруб, который собирался вступить в разговор, сказал мне почти шепотом:

– Наверно, похоже, будто влезаешь на стог сена.

Я засмеялся и повторил его слова Томми.

– Черт его знает, в жизни не видал ничего подобного, – продолжал он. Посмотрите на эту троицу.

Тут заговорил повар.

– Сколько вам лет, ребятки?

– Мне девяносто шесть, а ему шестьдесят девять, – сказал Томми.

– Ха-ха-ха! – Толстая шлюха тряслась от хохота. У нее был удивительно красивый голос. Остальные шлюхи даже не улыбнулись.

– И зачем говорить гадости, – сказал повар. – Я ведь по-хорошему спросил.

– Одному семнадцать, другому девятнадцать, – сказал я.

– Ты что это? – оглянулся на меня Томми.

– Ничего, сиди спокойно.

– Можете звать меня Алисой, – сказала толстая шлюха и снова затряслась.

– Это твое настоящее имя? – спросил Томми.

– Настоящее, – сказала она. – Алиса. Правда? – обратилась она к тому лесорубу, что сидел рядом с поваром.

– Алиса. Верно.

– Это ты хотела бы, чтоб тебя так звали, – сказал повар.

– Меня так и зовут, – сказала Алиса.

– А этих как зовут? – спросил Томми.

– Хейзл и Этель, – сказала Алиса. Хейзл и Этель улыбнулись. Они, видно, не отличались умом.

– А тебя как зовут? – спросил я одну из пергидрольных блондинок.

– Фрэнсис, – сказала она.

– Фрэнсис, а дальше?

– Фрэнсис Уилсон. Тебе-то что за дело?

– А тебя как? – спросил я вторую.

– Отстань, чего привязался, – сказала она.

– Он просто хочет, чтобы мы все подружились, – сказал лесоруб, который говорил про повара. – Ты разве не хочешь с нами подружиться?

– Нет, – сказала блондинка. – С тобой – нет.

– Ну и злюка, – сказал лесоруб. – Самая настоящая злюка.

Блондинка посмотрела на другую блондинку и покачала головой.

– Дубье стоеросовое, – сказала она.

Алиса снова захохотала и затряслась всем телом.

– Ничего смешного, – сказал повар. – Вы все смеетесь, но тут нет ничего смешного. Скажите лучше, мальчики, куда вы едете?

– А вы куда? – спросил его Том.

– Я хочу попасть в Кадильяк, – сказал повар. – Вы никогда там не бывали? У меня там сестра замужем.

– Он бы сам не прочь замуж, – сказал лесоруб в кожаных штанах.

– Ну что это, в самом деле! – сказал повар. – Неужели нельзя без гадостей?

– Стив Кетчел был из Кадильяка, и Эд Уолгэст тоже оттуда, – сказал до сих пор молчавший лесоруб.

– Стив Кетчел, – сказала одна из блондинок пронзительным голосом, как будто ее вдруг прорвало от звука этого имени. – Родной отец застрелил его. Да, как бог свят, родной отец. Таких, как Стив Кетчел, больше нет и не будет.

– Разве его звали не Стэнли Кетчел? – спросил повар.

– Заткнись, ты, – сказала блондинка. – Что ты знаешь о Стиве Кетчеле? Стэнли! Это, может, ты – Стэнли. Стив Кетчел был самый лучший и самый красивый мужчина на свете. Никогда я не видела мужчины чище телом и красивее, чем Стив Кетчел. Такого и не было никогда. Он был похож на тигра, – а кто еще умел так тратить деньги, как Стив Кетчел?

– А ты разве его знала? – спросил кто-то.

– Я его не знала? Я его не знала? Ты еще, может, скажешь, я его не любила? Я его знала, как ты самого себя не знаешь, и я его любила, как ты любишь бога. Он был самый сильный, самый лучший и самый красивый мужчина на свете, Стив Кетчел, и родной отец пристрелил его, как собаку.

– Ты и на побережье с ним ездила?

– Нет. Я его знала раньше. Из всех мужчин я его одного любила.

Все с уважением слушали пергидрольную блондинку, рассказывавшую все это театральным, приподнятым тоном, только Алиса опять начала трястись. Я сидел рядом с ней и чувствовал это.

– Что ж ты за него замуж не вышла? – спросил повар.

– Я не хотела портить ему карьеру, – сказала пергидрольная блондинка. Я не хотела быть ему обузой. Ему не нужно было жениться. Ох, господи, что это был за мужчина.

– Очень благородно с твоей стороны, – сказал повар. – Но я слыхал, что Джек Джонсон нокаутировал его.

– Это было жульничество, – сказала пергидрольная. – Грязный негр обманом сбил его с ног. Ему ничего не стоило сделать нокдаун этой толстой скотине, Джеку Джонсону. Чистая случайность, что черномазый побил его.

Отворилось окошечко, и все три индейца подошли к кассе.

– Стив сделал ему нокдаун, – сказала пергидрольная. – Он оглянулся, чтобы улыбнуться мне.

– Ты же говорила, что не ездила на побережье, – сказал кто-то.

– Я нарочно приезжала на этот матч. Стив оглянулся, чтобы улыбнуться мне, а эта черномазая сволочь подскочила и сбила его с ног. Стиву и сотня таких была бы нипочем.

– Он был классный боксер, – сказал лесоруб.

– А что, скажешь, нет? – сказала пергидрольная. – Скажешь, теперь есть такие боксеры? Он был как бог, честное слово. Такой белый, и чистый, и гладкий, и красивый, и ловкий, и быстрый, как тигр или как молния.

– Я видел этот матч в кино, – сказал Томми. Мы все были очень растроганы. Алиса все тряслась, и я посмотрел и увидел, что она плачет. Индейцы уже вышли на перрон.

– Он мне был лучше всякого мужа, – сказала пергидрольная. – Мы были все равно что обвенчаны перед богом, и я теперь принадлежу ему, и всегда буду принадлежать, и все, что во мне есть, все только его. Пусть другие берут мое тело. Душа моя принадлежит Стиву Кетчелу. Это был мужчина, черт подери.

Все сидели как на иголках. Было грустно и неловко. Вдруг Алиса заговорила, продолжая трястись:

– Врешь ты все, – сказала она своим грудным голосом. – В жизни ты не спала со Стивом Кетчелом, и ты сама это знаешь.

– Как ты смеешь так говорить? – гордо откликнулась пергидрольная.

– Смею, потому что это правда, – сказала Алиса. – Из всех вас я одна знала Стива Кетчела, потому что я из Манселоны, и я там встречалась с ним, и это правда, и ты знаешь, что это правда, и пусть меня господь бог разразит на этом месте, если это неправда.

– И меня пусть разразит, – сказала пергидрольная.

– Это правда, правда, правда, и ты это знаешь. Я-то ничего не вру, я знаю, что он мне говорил.

– Ну, что ж он тебе говорил? – снисходительно спросила пергидрольная.

Алису так трясло от слез, что язык ее не слушался.

– Он сказал: "Ты славная баба, Алиса", – вот что он сказал.

– Неправда, – сказала пергидрольная.

– Правда, – сказала Алиса. – Именно так и сказал.

– Неправда, – гордо сказала пергидрольная.

– Нет, правда, правда, правда, вот как перед богом, правда.

– Стив не мог сказать так. Он никогда так не говорил, – самодовольно сказала пергидрольная.

– Это правда, – сказала Алиса своим приятным голосом. – И мне наплевать, веришь ты мне или нет. – Она уже перестала плакать и успокоилась.

– Не может этого быть, чтобы Стив так сказал, – заявила пергидрольная.

– А вот сказал, – повторила Алиса и улыбнулась. – И я очень хорошо помню, когда он это сказал, и я в самом деле была славная баба в то время. Да я и теперь получше тебя, старая ты грелка без воды.

– Не смей оскорблять меня, – сказала пергидрольная. – Болячка десятипудовая, вот ты кто. Не тронь моих воспоминаний.

– Брось, – сказала Алиса своим мягким, певучим голосом. – Нет у тебя никаких воспоминаний, разве только о том, как тебе перевязали трубы и как ты первый раз ходила на шестьсот шесть. Все остальное ты вычитала в газетах. А я здоровая, и ты это знаешь, и хоть я и толстая, а мужчины меня любят, и ты это знаешь, и я никогда не вру, и ты это знаешь.

– Тебя не касаются мои воспоминания, – сказала пергидрольная. – Мои чудные, живые воспоминания.

Алиса посмотрела на нее, потом на нас, и выражение обиды сошло с ее лица. Она улыбнулась, и мне показалось, что я никогда не встречал женщины красивее. У нее было очень красивое лицо и приятная гладкая кожа, и певучий голос, и она была очень славная и приветливая. Но, господи, до чего же она была толста. Ее толщины хватило бы на трех женщин. Том увидел, что я смотрю на нее, и сказал:

– Пошли. Нечего тут сидеть.

– До свидания, – сказала Алиса. У нее в самом деле был очень приятный голос.

– До свидания, – сказал я.

– Вы в какую сторону, мальчики? – спросил повар.

– В другую, – ответил ему Том.