Текст книги "Иметь и не иметь."

Автор книги: Эрнест Миллер Хемингуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава четвертая

Мы остановились в темноте примерно за милю от берега. С заходом солнца течение стало сильнее, и я заметил, что оно изменило направление. Виден был маяк Морро немного дальше к западу и вечернее зарево над Гаваной, а огни напротив нас были Ринкон и Бараков. Я вел лодку против течения, пока не миновал Бакуранао и не подошел совсем близко к Кохимару. Потом я поставил ее по течению. Было уже совсем темно, но мне нетрудно было определить, где мы. Все огни у меня были погашены.

– Что мы будем делать, Гарри? – спросил меня Эдди. Его опять разбирал страх.

– А ты как думаешь?

– Я не знаю, – сказал он. – Ты меня пугаешь. – Казалось, его вот-вот опять начнет трясти, и когда он подошел ко мне, я почувствовал его дыхание, вонючее, как у стервятника.

– Который час?

– Сейчас пойду посмотрю, – сказал он. Он вернулся и сказал, что половина десятого.

– Ты голоден? – спросил я его.

– Нет, – сказал он. – Ты же знаешь, что я так не могу есть, Гарри.

– Ладно, – сказал я ему. – Глотни разок. Когда он глотнул, я спросил, как ему теперь. Он сказал, что теперь ему хорошо.

– Я тебе немного погодя еще дам, – сказал я. – Я же знаю, что ты перетрусишь, если тебе не дать выпить, а выпивки у нас мало. Так что не стоит налегать.

– Ты мне лучше скажи, в чем дело, – сказал Эдди.

– Слушай, – заговорил я в темноте. – Мы идем к Бакуранао, чтобы взять там двенадцать китайцев. Когда я тебе скажу, ты станешь у штурвала и будешь делать то, что я тебе скажу. Мы примем эту дюжину китайцев на борт и запрем их в каюту. Теперь иди, закрой снаружи носовой люк.

Он пошел, и я видел его длинную фигуру в темноте. Он вернулся и сказал:

– Гарри, можно мне теперь один глоток?

– Нет, – сказал я. – Я хочу, чтоб ты был только на взводе. Я не хочу, чтоб тебя развезло.

– Я надежный человек, Гарри. Вот увидишь.

– Ты пьянчуга, – сказал я. – Слушай. Один китаец привезет всю дюжину на лодке. Как только он приедет, он даст мне денег. Когда они все сядут, он даст мне еще денег. Как только ты увидишь, что он дает мне деньги второй раз, сейчас же запускай мотор и выходи в море. Не обращай внимания, если что произойдет. Что бы ни произошло, давай полный вперед. Понял?

– Да.

– Если кто-нибудь из китайцев вздумает вырваться из каюты или высунуть голову из люка, когда мы будем уже в пути, бери духовое ружье и загоняй их назад, как только покажутся. Умеешь обращаться с духовым ружьем?

– Нет. Но ты мне можешь показать.

– Ты все равно не запомнишь. Умеешь обращаться с винчестером?

– Просто нажать спуск и стрелять?

– Правильно, – сказал я. – Только смотри, не пробей корпус.

– Дал бы ты мне глоток, – сказал Эдди.

– Ладно. Немножко дам.

Я дал ему выпить. Я знал, что теперь он не опьянеет; все растворится в его страхе. Но каждый глоток будет действовать некоторое время. Выпив положенное, Эдди сказал, точно радуясь этому:

– Значит, теперь мы будем возить китайцев. Что ж, я, ей-богу, всегда говорил, как дойду до ручки, так стану возить китайцев.

– Но ты, видно, еще никогда не доходил до ручки, – сказал я ему. Смешной он был все-таки.

До половины одиннадцатого я еще три раза давал ему выпить, для храбрости. Смешно было наблюдать за ним, и это не давало мне задумываться. Я не рассчитывал, что придется так долго ждать. Я предполагал сняться, как только стемнеет, отойти настолько, чтобы не попасть в полосу света, и в виду берега идти на Кохимар.

Около одиннадцати я увидел два огня на мысу. Я немного выждал и потом стал медленно двигаться по направлению к берегу. Бакуранао – бухта, где прежде была большая пристань для погрузки песка. Там есть небольшая речка, которая вливается в бухту, когда дожди размывают песчаный бар. Зимой северный ветер наносит песок и запирает речке выход. Прежде туда подходили шхуны и грузили guabos[5]5
  Тропический плод (исп.).


[Закрыть] с реки, и там был городок. Но его разрушило ураганом, и теперь там стоит один только дом, который gallegos построили из обломков снесенных ураганом хижин и который служит им чем-то вроде клуба, они туда по воскресеньям приезжают из Гаваны гулять и купаться. Есть там еще один дом, где живет уполномоченный, но этот дом стоит довольно далеко от берега.

В каждом таком селении на побережье есть уполномоченный правительства, но я был уверен, что китаец с ним договорился и даже возьмет его лодку. Когда мы подошли ближе, я почувствовал запах водорослей и тот сладковатый запах кустарника, которым всегда тянет у берега.

– Ступай на бак, – сказал я Эдди.

– Здесь не на что наткнуться, – сказал он. – Риф с другой стороны, у входа в бухту. – Он, видите ли, когда-то был хорошим матросом.

– Следи за ходом, – сказал я и направил лодку туда, где они наверняка могли нас увидеть. Прибоя не было, так что они должны были услышать стук мотора. Я не хотел дожидаться, не зная, видели они нас или нет, поэтому я разом зажег оба бортовые огня, зеленый и красный, и тотчас же погасил их. Потом я развернулся и отошел немного назад и остановился у самого входа в бухту, переведя мотор на холостой ход. Здесь, недалеко от берега, только слегка покачивало.

– Иди сюда, – сказал я Эдди и дал ему выпить как следует.

– Курок надо раньше взводить? – шепотом спросил он. Он теперь сидел у штурвала, и я протянул руку и расстегнул оба чехла и наполовину вытащил приклады.

– Правильно.

– Ух, ты! – сказал он.

Просто удивительно, как на него действовала выпивка и до чего быстро.

Мы стояли на одном месте, и сквозь заросли кустарника я видел свет в доме уполномоченного. Оба огня на мысу скрылись из виду, потом один появился с другой стороны мыса. Вероятно, они задули второй.

Потом, немного погодя, я увидел в бухте направлявшуюся к нам лодку и человека, который греб кормовым веслом. Я понял это, видя, как он раскачивается из стороны в сторону. Я понял, что весло у него большое. Я очень обрадовался. Раз гребут кормовым, значит, там только один гребец.

Они поравнялись с нами.

– Добрый вечер, капитан, – сказал мистер Синг.

– Заходите с кормы и становитесь борт к борту, – сказал я ему.

Он что-то сказал парнишке с веслом, но тот не мог кормовым веслом дать задний ход, поэтому я ухватился за планшир и провел их лодку за своей кормой.

В лодке было восемь человек. Шесть китайцев, мистер Синг и парнишка с веслом. Когда я нагнулся, чтобы подтянуть их лодку, я ждал, что меня что-нибудь ударит по голове, но ничего не ударило. Я выпрямился и дал мистеру Сингу ухватиться за корму.

– Ну-ка, покажите, как это выглядит, – сказал я. Он передал мне пачку, и я понес ее туда, где у штурвала стоял Эдди, и зажег нактоузный огонь. Я тщательно проверил пачку. Все как будто было в порядке, и я погасил огонь. Эдди весь дрожал.

– Возьми налей себе, – сказал я. Я видел, как он достал бутылку и опрокинул ее. Я вернулся на корму.

– Ладно, – сказал я. – Пусть шестеро переходят сюда.

Мистеру Сингу и кубинцу с веслом приходилось следить за тем, чтобы их лодку не ударило о наш корпус, потому что даже при таком небольшом волнении это легко могло случиться. Я услышал, как мистер Синг сказал что-то по-китайски, и все китайцы, которые были в лодке, полезли к нам на корму.

– По одному, – сказал я.

Он опять что-то сказал, и шесть китайцев один за другим взошли на корму. Они были всех ростов и размеров.

– Проводи их в каюту, – сказал я Эдди.

– Вот сюда, джентльмены, – сказал Эдди. Черт побери, я сразу увидел, что глоток на этот раз был основательный.

– Запри каюту, – сказал я, когда они все вошли.

– Есть, сэр, – сказал Эдди.

– Я сейчас привезу остальных, – сказал мистер Синг.

Я оттолкнул их, и мальчик в лодке заработал своим веслом.

– Слушай, – сказал я Эдди. – Оставь в покое бутылку. Ты уже достаточно храбрый.

– Есть, капитан, – сказал Эдди.

– Что с тобой такое?

– Нравится мне это занятие, – сказал Эдди. – Так ты говоришь, нужно вот так оттянуть курок?

– Пьянчуга ты несчастный, – сказал я. – Дай-ка, я тоже выпью.

– Больше нет, – сказал Эдди. – Виноват, капитан.

– Слушай. Теперь твое дело следить, и как только он мне передаст деньги – сейчас же запускай мотор.

– Есть, капитан, – сказал Эдди.

Я наклонился, взял другую бутылку, достал штопор и вытащил пробку. Я отпил порядочный глоток и вернулся на корму, крепко заткнув бутылку пробкой и спрятав ее позади двух больших оплетенных бутылей, доверху налитых водой.

– Мистер Синг едет, – сказал я Эдди.

– Так точно, сэр, – сказал Эдди. Лодка с мальчишкой-гребцом снова подошла к нам. Они зашли с кормы, и я ждал, пока они ухватятся. Мистер Синг ухватился за укрепленный на корме скат, по которому мы втаскивали в лодку крупную рыбу.

– Пусть поднимаются, – сказал я. – По одному. Еще шесть китайцев, на этот раз подобранных поровнее, взошли на корму.

– Проведи их туда же, к остальным, – сказал я Эдди.

– Есть, сэр.

– Запри каюту.

– Есть, сэр.

Я увидел, что он уже снова стоит у штурвала.

– Ну что ж, мистер Синг, – сказал я. – Давайте, поглядим на остальное.

Он сунул руку в карман и протянул мне деньги. Я схватил его руку вместе с деньгами, и когда он ступил на корму, я другой рукой схватил его за горло. Я почувствовал, как лодка дрогнула и пошла, вспенивая воду, и хоть я был здорово занят мистером Сингом, но я видел кубинца с веслом в руках, стоявшего на корме своей лодки, когда мы отходили от нее под корчи и судороги мистера Синга. Он корчился и судорожно бился, точно дельфин, вздетый на острогу, и один раз даже изловчился и укусил меня в плечо. Но я поставил его на колени и изо всех сил сдавил ему горло обеими руками.

Я подержал его так, пока он не затих, и потом уложил на корму. Он лежал на спине, неподвижный, в хорошем костюме, свесив ноги в кокпит; так я его и оставил.

Я подобрал деньги с кормы, пошел в рубку, зажег нактоузный огонь и пересчитал их. Потом я стал у штурвала и сказал Эдди, чтоб он поискал под кормой куски железа, которые служили нам вместо якоря, когда мы ловили рыбу на отмелях или в таких местах, где каменистое дно и якорь может сломаться.

– Я не найду, – сказал он. Он боялся очутиться так близко к мистеру Сингу.

– Становись к штурвалу, – сказал я. – Держи в море.

Внизу, под палубой, слышалась какая-то возня, но тех я не боялся.

Я нашел то, что искал, куски железа со старой угольной пристани в Тортугас, и взял обрывок каната и, выбрав два больших куска, крепко привязал их к щиколоткам мистера Синга. Затем, когда мы отошли мили на две от берега, я спустил его за борт. Он плавно съехал за борт по скату. Я даже не ощупал его карманы. Не хотелось мне с ним путаться.

Корма была немного закапана кровью, вытекшей у него изо рта и из носа, и я зачерпнул ведром воды, едва не вылетев при этом за борт, так быстро мы шли, и начисто отмыл все шваброй, которую достал из-под кормы.

– Убавь ходу, – сказал я Эдди.

– А что, если он всплывет? – сказал Эдди.

– Там, где я его сбросил, глубина четыре тысячи футов, – сказал я.

– На эту глубину он должен опуститься. Это длинный путь, братишка. Он не всплывет, пока его не разопрет газом, а до тех пор он будет двигаться вместе с течением и служить приманкой для рыб, – сказал я. – Нечего тебе беспокоиться о мистере Синге.

– Что он тебе сделал? – спросил меня Эдди.

– Ничего, – сказал я. – Он был самый покладистый человек из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Я сразу почувствовал, что здесь что-то неладно.

– Зачем ты убил его?

– Чтобы не убивать остальных двенадцать, – ответил я ему.

– Гарри, – сказал он, – ты мне дай глоток, а то со мной вот-вот случится, я уже чувствую. Я как увидел, как у него голова болтается, меня сразу затошнило.

Я ему дал.

– А как с китайцами? – спросил Эдди.

– Надо их высадить как можно скорее, – ответил я ему, – пока вся каюта ими не провоняла.

– Куда ты их денешь?

– Мы их свезем на Долгую отмель, – ответил я ему.

– Поворачивать к берегу?

– Поворачивай, – сказал я. – Только медленно. Мы медленно шли над подводным рифом, пока перед нами не забелела в темноте отмель. Этот риф лежит довольно глубоко, а дальше дно песчаное и с уклоном тянется до самого берега.

– Ступай на бак и говори мне глубину. Он стал мерить глубину шестом, каждый раз делая мне знак двигаться дальше. Наконец он вернулся и сделал мне знак остановиться. Я дал задний ход.

– Около пяти футов.

– Бросаем якорь, – сказал я. – Если что-нибудь случится такое, что мы не успеем сняться, можно будет перерубить канат.

Эдди стал травить, и когда наконец якорь уперся в дно, он укрепил канат. Лодка покачивалась кормой к берегу.

– Дно, знаешь, песчаное, – сказал он.

– Сколько у нас под кормой?

– Не больше пяти футов.

– Бери винчестер, – сказал я. – И смотри в оба.

– Дай глоток, – сказал он. Он здорово раскис. Я дал ему выпить и снял духовое ружье. Я отпер дверь каюты, распахнул ее и сказал:

– Выходите. Никакого движения.

Потом один китаец высунул голову, увидел Эдди с ружьем в руках и нырнул обратно.

– Выходите. Никто вас не тронет, – сказал я. Ничего. Только в каюте забормотали по-китайски.

– Эй, вы там, выходи! – сказал Эдди. Ах ты черт, я сразу понял, что он добрался до бутылки.

– Поставь бутылку на место, – сказал я ему, – не то я вышвырну тебя за борт.

– Выходите, – сказал я им, – не то стрелять буду. Один осторожно выглянул из-за двери, и, должно быть, он увидел берег, потому что у него застучали зубы.

– Выходите, – сказал я, – стрелять буду.

Стали выходить.

Ну, скажу я вам, не знаю, какой надо быть сволочью, чтобы загубить дюжину несчастных китайцев, и готов биться об заклад, это дело не только хлопотливое, но и не легкое.

Они вышли, и они были очень напуганы, и у них не было оружия, но их было двенадцать человек.

Я отошел назад, к корме, держа в руках духовое ружье.

– Лезьте в воду, – сказал я. – Тут выше головы не будет.

Никто не шевельнулся.

– Лезьте.

Никто не шевельнулся.

– Эй вы, крысоеды желтомордые, – сказал Эдди. – Лезь в воду.

– Молчи, пьяная рожа! – сказал я ему.

– Не умей плавай, – сказал один китаец.

– Не надо плавать, – сказал я. – Неглубоко.

– Но-но, живо, лезь в воду, – сказал Эдди.

– Иди сюда, на корму, – сказал я. – Возьми в одну руку ружье, а в другую шест и покажи им, какая тут глубина.

Он показал им, приподняв мокрый шест.

– Не надо плавай? – спросил меня тот же китаец.

– Нет.

– Правда?

– Правда.

– Что это?

– Куба.

– Твоя жулик, – сказал он и, перекинув ноги через борт, сначала повис на руках, потом спрыгнул в воду. Голова его ушла под воду, но он высунул ее снова, и вода доходила ему до подбородка. – Твоя жулик, – сказал он. – Твоя негодна жулик.

Он был взбешен и забыл всякий страх. Он сказал что-то по-китайски, и все остальные стали спрыгивать с кормы в воду.

– Все в порядке, – сказал я Эдди. – Поднимай якорь. Когда мы выходили в море, показалась луна, и мы увидели китайцев, которые шли к берегу по шею в воде, и белеющую отмель, и кустарник за ней.

Мы миновали риф, и я еще раз посмотрел назад, на отмель и горы, которые уже вырисовывались над ней; потом я развернулся и взял курс на Ки-Уэст.

– Ну, теперь можешь лечь спать, – сказал я Эдди. – Нет, постой, спустись вниз и открой все иллюминаторы, чтобы хорошенько проветрить каюту, и принеси мне йоду.

– Что случилось? – спросил он, когда принес склянку.

– Я порезал палец.

– Хочешь, я буду править?

– Ложись спать, – сказал я. – Я тебя разбужу. Он растянулся на койке, вделанной в стенку тут же, над бензиновым баком, и через несколько минут уже спал.

Глава пятая

Я придержал штурвал коленом, и расстегнул рубашку, и посмотрел на место, куда меня укусил мистер Синг. Укус был глубокий, и я залил его йодом, и потом я сидел у штурвала и думал о том, может ли от укуса китайца сделаться заражение, и прислушивался к быстрому и плавному ходу и к плеску воды за кормой, и в конце концов решил, да нет, что за черт, не может от этого укуса сделаться заражение. Такой мистер Синг, должно быть, тер свои зубы щеткой по три раза в день. Ай да мистер Синг. Правду сказать, не очень деловой был человек. А может быть, и деловой. Может быть, он просто доверял мне. Честное слово, я так и не понял, что он за птица.

Теперь, значит, все было очень просто, если не считать Эдди. Пьянчуга непременно будет болтать, как только хватит лишнего. Я сидел у штурвала, и смотрел на Эдди, и думал: черт, ведь в нем и в живом проку не больше, чем в мертвом, а с меня были бы взятки гладки. Когда я увидел его на лодке, я решил, что мне придется с ним покончить, но потом, когда все так хорошо сошло, у меня не хватило духу. А теперь, когда я смотрел на него, как он лежит там, на койке, искушение было велико. Но я подумал, что не стоит портить все дело таким поступком, о котором после пришлось бы жалеть. Потом я стал думать о том, что он не значится в судовом журнале и что мне придется заплатить за него штраф, и я не знал, как быть с ним.

Ну, времени, чтоб обдумать это, у меня было сколько угодно, и я держал прямо вперед и потягивал из бутылки, которую принес Эдди. В ней было немного, и когда я допил ее, я откупорил последнюю, которая еще оставалась у меня, и, честное слово, было очень приятно сидеть у штурвала, и ночь была очень хороша для переправы. В конце концов рейс все-таки вышел удачный, хоть много раз казалось, что он обернется скверно.

Когда рассвело, Эдди проснулся. Он сказал, что чувствует себя отвратительно.

– Стань на минутку к штурвалу, – сказал я ему. – Я хочу посмотреть, что делается кругом.

Я пошел на корму и плеснул на нее водой. Но она была совершенно чистая. Я поскреб шваброй за бортом. Я разрядил ружья и спрятал их внизу. Но револьвер я оставил на поясе. Внизу все было в порядке, чисто, свежо и никакого запаха. Только на одну койку попало из правого иллюминатора немного воды; так что я закрыл иллюминаторы. Ни один пограничник на свете не учуял бы теперь, что здесь были китайцы.

Я увидел полученные от агента бумаги в сетке, висевшей под вставленным в рамку портовым свидетельством, куда я их сунул, когда вернулся на лодку, и я вынул их, чтобы просмотреть. Просмотрев бумаги, я пошел на палубу.

– Слушай, – сказал я. – Каким образом ты попал в судовой журнал?

– Я встретил агента, когда он шел в консульство, и сказал ему, что я тоже еду.

– Пьяниц бог бережет, – сказал я ему, и я снял смит-и-вессон с пояса и спрятал его внизу.

Я сварил внизу кофе и потом поднялся наверх и взял у него штурвал.

– Внизу есть кофе, – сказал я ему.

– От кофе мне легче не станет, братишка. – И, знаете, пришлось пожалеть его. Он и в самом деле выглядел неважно.

Около девяти часов прямо перед собой мы увидели маяк Сэнд-Ки. Еще задолго до того нам стали попадаться танкеры, идущие в залив.

– Часа через два приедем, – сказал я ему. – Я тебе заплачу по четыре доллара в день, как если бы Джонсон не надул нас.

– Сколько ты заработал этой ночью? – спросил он меня.

– Всего только шестьсот, – ответил я ему. Не знаю, поверил он мне или нет.

– А я тут не имею доли?

– Вот это твоя доля, – сказал я ему. – Столько, сколько я сказал, а если ты когда-нибудь вздумаешь чесать язык насчет прошлой ночи, я об этом узнаю и разделаюсь с тобой.

– Ты знаешь, что я не болтун, Гарри.

– Ты пьянчуга. Но как бы ты ни был пьян, попробуй только болтать – не обрадуешься.

– Я надежный человек, – сказал он. – Зачем ты со мной так говоришь?

– Попадется что-нибудь крепкое, так твоей надежности ненадолго хватит, – ответил я ему. Но я больше не беспокоился из-за него, потому что кто ж ему поверит? Мистер Синг жаловаться не пойдет. Китайцы тоже не станут. Мальчику, который был с ними на лодке, это, знаете, тоже ни к чему. Он побоится путаться в это дело. Эдди проболтается рано или поздно, но кто поверит пьянчуге?

И потом, кто может что-нибудь доказать? Понятное дело, было б куда больше разговоров, если б после всего увидели имя Эдди в судовом журнале. Здорово повезло мне все-таки. Я бы мог сказать, что он упал в воду, но разговоров было бы много. Да и Эдди тоже здорово повезло. Вообще здорово повезло.

Тут мы подошли к краю Гольфстрима, и вода из синей сделалась зеленоватой и прозрачной, и впереди уже видны были сваи на западных и восточных Сухих Скалах, и радиомачты Ки-Уэст, и отель «Ла-Конча», торчавший среди низеньких домов, и облако дыма там, где сжигают мусор. Маяк Сэнд-Ки был теперь совсем близко, и видно было лодочную пристань и маленький док у подножия маяка, и я знал, что нам осталось не больше сорока минут пути, и было приятно возвращаться домой и знать, что на лето я остаюсь не с пустым карманом.

– Так как насчет того, чтобы выпить, Эдди? – сказал я ему.

– Ох, Гарри, – сказал он. – Я всегда знал, что ты мне друг.

Вечером я сидел в столовой, курил сигару, пил виски, разбавленное водой, и слушал по радио Грэйси Аллен. Девочки ушли в театр, и сидеть так было приятно, и клонило ко сну. Кто-то постучал в наружную дверь. Мария, моя жена, встала со своего места и пошла отворить. Она вернулась и сказала:

– Там этот пьянчуга, Эдди Маршал. Он говорит, ему нужно повидать тебя.

– Скажи ему, пусть убирается вон, пока я сам его не вышвырнул, – сказал я ей.

Она вернулась и села, и в окно, у которого я сидел, положив ноги на подоконник, мне видно было, как Эдди прошел по улице под дуговым фонарем вместе с другим пьянчугой, которого он подобрал где-то; оба качались на ходу, и тени их под дуговым фонарем качались еще сильнее.

– Несчастные пьянчуги, – сказала Мария. – Мне таких всегда жалко.

– Этот – счастливый пьянчуга.

– Счастливых пьянчуг не бывает, – сказала Мария. – Ты сам это знаешь, Гарри.

– Да, – сказал я. – Пожалуй, что не бывает.