Текст книги "Дело изъеденной молью норки"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Я тоже не все понимаю. Вот зашел разобраться.

– Боюсь, что не смогу вам помочь.

Пол Дрейк поднялся на ноги и обратился к Мейсону:

– Пойду загляну к себе в контору. Надо проверить, как там без меня идут дела.

– Мне не хотелось вас отпугивать, Дрейк, – повернулся к нему Трэгг.

– Я и не испугался. Просто ухожу, – ответил сыщик, встречаясь взглядом с Мейсоном.

Пол Дрейк закрыл за собой дверь в коридор.

Лейтенант Трэгг достал из кармана сигару, откусил кончик и зажег ее.

– Как дела? – поинтересовался он у Мейсона.

– Много работы, мало денег.

– Знаю, – с притворным сочувствием в голосе согласился Трэгг. – Иногда случаются дни, когда вам удается получить только какую-то жалкую тысячу долларов… Каким образом вы связаны с делом Албурга?

– Я находился в ресторане, когда началась суматоха. Я время от времени там ужинаю. Албург задал мне несколько вопросов.

– Каких?

Мейсон улыбнулся лейтенанту.

– Боюсь, Трэгг, что мне их не вспомнить.

Трэгг с минуту изучал кончик сигары, потом улыбнулся в ответ.

– А вы мне нравитесь, господин адвокат.

– Спасибо.

– И вот в этом-то вся проблема.

– Что еще за проблема?

– Моя личная. У нас в управлении есть люди, которым вы совсем не нравитесь.

– Нет?

– Нет. Они считают, что вы действуете по другую сторону закона.

– Закон предоставляет человеку право консультироваться у своего адвоката…

– Только не надо, – перебил его Трэгг. – Может, когда-нибудь вас пригласят выступить на торжественном обеде в одном клубе, и мне не хотелось бы, чтобы вы до того времени уже использовали весь свой материал.

– Я просто репетирую.

– Вам не требуются никакие репетиции. У вас прекрасно получаются импровизации. Иногда даже слишком хорошо… А что там с шубой?

– Какой еще шубой?

– Той, в которой Делла вчера вечером выходила из ресторана.

Мейсон сурово посмотрел на секретаршу.

– Делла, ты что, снова воровала в магазинах? – спросил он.

Она смиренно потупила глаза и кивнула:

– Ничего не могу с собой поделать, шеф. Со мной происходит что-то ужасное и непонятное. В глазах темнеет, а когда я прихожу в себя, то обнаруживаю, что стою на углу в шубе и на ней все еще висит бирка. Я понимаю, что со мной вновь случился приступ амнезии.

Трэгг рассмеялся и уныло покачал головой.

– Бедняжка, – сказал он Делле Стрит и повернулся к Мейсону. – Она за себя не отвечает. Не может контролировать свои действия. Наверное, профессиональное заболевание, возникшее после того, как поработала на вас, господин адвокат.

– Нет, – быстро возразила Делла Стрит. – Это у меня наследственное. Передалось мне от дедушки по отцовской линии – старого капитана Стрита, пирата. Он имел привычку брать, что захочется, если ему под руку попадалась абордажная сабля.

– Почему бы вам не обратиться за консультацией к психоаналитику? – спросил Трэгг.

– Я уже обращалась. Он объяснил, что моя совесть приходит в противоречие с наследственными инстинктами. Так что, как только у меня возникает желание что-нибудь прихватить, у меня темнеет в глазах – таким образом, я не знаю, что делаю. Психоаналитик назвал подобное механизмом защиты.

– Назначил какое-нибудь лечение? – поинтересовался Трэгг.

– Предложил лечь на диванчик у него в кабинете и рассказать историю моей жизни.

– Но это не помогло?

– Нисколько.

– Ну тогда я предложу вам другое лечение, Делла, которое спасет вас от недуга, – заявил Трэгг.

– Какое?

– Даю вам двадцать минут, чтобы передать мне шубу.

– Какую шубу? – спросил Мейсон.

– Ту, в которой Делла вчера вечером выходила из ресторана Албурга.

– А из чего была шуба, Делла, из ондатры, котика, бобра или еще какая? – обратился Мейсон к секретарше.

– Из норки, – ответил лейтенант Трэгг.

– Из норки? – с выражением искреннего удивления на лице переспросил Мейсон.

Делла Стрит вопросительно посмотрела на адвоката.

– Причем украденной, – добавил Трэгг.

– У кого? – решил выяснить Мейсон.

– Этого я пока вам сообщить не в состоянии.

– Возвращайтесь, когда узнаете.

– Нет, Мейсон, мне нужна шуба.

Адвокат зажег сигарету и откинулся на стуле.

– У вас могут возникнуть из-за этого неприятности, – заметил Трэгг.

– Как у нас сегодня работают лифтеры, Трэгг? – вежливым тоном спросил Мейсон.

– Отвратительно.

– Такое часто имеет место в конце рабочего дня. Некоторые директора, досрочно уходящие с работы, дают задания своим секретаршам закрыть конторы, а сами начинают покидать здание и пораньше садиться в машины, чтобы не попасть в пробки, случающиеся каждый день, когда основная масса людей возвращается с работы.

Трэгг кивнул.

– Поэтому иногда приходится стоять у лифта именно в это время. Но люди все равно мирятся с этим неудобством, Трэгг. Они приезжают в центр города, платят за парковку своей машины, затем ждут, когда лифт наконец остановится перед ними и поднимет их до этажа, на котором находится мой офис. Они делают это с единственной целью – встретиться со мной и попросить меня защищать их права. Понимаете, после того, как человек предпринял такие усилия и вынес столько неудобств, я считаю, что должен, по крайней мере, хоть как-то компенсировать ему его затраты.

– Кто-нибудь просил вас представлять ее права на шубу?

– Если я отвечу на этот вопрос, то вы скорее всего зададите мне еще один.

– Даже два.

– Я так и думал.

– И я вам кое-что сообщу сам.

– Я весь внимание.

– Вы слышали когда-нибудь о Роберте Кларемонте? – спросил Трэгг.

Мейсон покачал головой.

– Может, читали о нем?

Мейсон снова покачал головой.

– Боб Кларемонт, – с задумчивым видом произнес Трэгг. – Отличный парень. Я сам работал по тому делу. Прекрасный, честный, приятный молодой мужчина, который всегда мечтал стать полицейским. Полиция была его идеалом. Грянула война, и ему пришлось на время отложить свои амбиции. Затем он уволился из армии и принялся за изучение наук, требующихся в работе полицейского. Мейсон, вы можете представить себе человека, который каждый день ходит учиться – учиться, чтобы лучше нести службу? Очень многие считают, что полицейские – это угрюмые, насупившиеся гориллы, расхаживающие по улицам и стукающие людей по головам своими дубинками, собирающие дань с букмекеров…

– Чтобы провести остаток дней на ранчо в Техасе, – добавил Мейсон.

На мгновение Трэгг нахмурился, а затем продолжил, с трудом сдерживая гнев:

– Вот в этом-то вся беда, Мейсон. Вот это осложняет жизнь порядочного полицейского – эти несколько гнилых яблок в корзине. Люди не помнят о полицейском, пожертвовавшем своей жизнью, чтобы остановить грабителей. Однако они не забывают о полицейском с настолько плохой памятью, что он никак не мог вспомнить название банка, в который положил последние сто тысяч долларов.

– Я только пошутил, – извинился Мейсон.

– А я не шучу. Вы представляете, что такое быть полицейским, Мейсон? Ты не на службе. Ты отправляешься в магазин, на станцию техобслуживания или еще куда-то. Дверь открывается. На пороге стоят двое с обрезами. Это налетчики. Если ты обычный человек, ты просто поднимаешь руки вверх. Твои друзья посчитают тебя героем только потому, что ты не потерял сознание. Но ты полицейский. Если ты поднимешь руки вверх, бандиты обыщут тебя, найдут револьвер и жетон. Разгневанные граждане завалят управление письмами, протестуя против подобной работы. Так что ты тянешь руку к револьверу. У тебя один шанс из миллиона. Ты не на дежурстве. Преимущество не на твоей стороне, но на твои плечи давят традиции. Ты решаешь, что все-таки один шанс из миллиона у тебя есть и надо им воспользоваться. Ты достаешь оружие и сжимаешься внутри, ожидая, что сейчас в тебя полетят пули. Ты надеешься, что тебе удастся хоть пару раз нажать на курок перед тем, как упасть. А обычные граждане шутят о нефтяных скважинах в Техасе.

– Я согласен, что полицейские бывают разные, – сказал Мейсон. – Вы – честный человек, Трэгг. Я не имел в виду вас, когда говорил о миллионерах. Вы посоветовали мне поберечь силы для званого обеда в каком-нибудь клубе, когда я попытался говорить с вами об адвокатах. Я позволил вам говорить о полицейских. Теперь объясните мне, кто такой Кларемонт.

– Боб был полицейским. Он быстро шел вверх. Все его любили. Он внимательно и добросовестно относился к работе. Если бы кто-то заявил ему, что среди полицейских процветает коррупция, он раскроил бы физиономию тому человеку. Полиция была его идеалом. Она представляла законность, защищала тех, кто не в состоянии сам себя защищать.

– Что с ним произошло?

– Никто точно не знает. Очевидно, он заметил что-то в одной машине, что вызвало у него подозрения. Наверное, он остановил этот автомобиль, чтобы задать несколько вопросов водителю. Зачем он это сделал, никто сказать не может. Он никогда не работал в транспортном отделе и никогда не стал бы тормозить машину, чтобы просто потрясти водителя. То есть с полной уверенностью можно утверждать, что он что-то заподозрил.

– Продолжайте, – попросил Мейсон.

– В автомобиле находилось по меньшей мере два человека, не исключено, что больше, потому что они, несомненно, удивили его и заставили тоже сесть в машину.

– Зачем?

Трэгг пожал плечами:

– Мы пришли к выводу, что его заставили сесть в автомобиль. Положили на пол, отобрали револьвер, а потом отъехали на десять миль за город. Пока он все еще лежал на полу, они приставили его же собственный револьвер к виску и нажали на спусковой крючок. В этом сомнений быть не может: по ране мы сразу же определили, что оружие приставлено прямо к голове. Вам когда-нибудь приходилось видеть подобные раны, Мейсон?

Мейсон приподнял брови.

– Смотреть на них очень неприятно. Пуля влетает прямо в голову, за ней следуют газы из револьвера. Попав внутрь, газы продолжают расширяться.

– Не мучьте себя, лейтенант.

– Я до сих пор не в состоянии забыть об этом, – горько сказал Трэгг. – И вы не смогли бы, Мейсон, если бы вам пришлось разговаривать с его женой и видеть двух маленьких детей, страшно похожих на отца, с такими же прямыми, честными голубыми глазами. Старший оказался достаточно большим, чтобы понять, что случилось. Младший, к счастью, нет.

– А жена? – подала голос Делла Стрит.

Трэгг повернулся к ней и поджал губы.

– Она знала, что произошло. Прекрасная женщина. Они много лет любили друг друга, затем грянула война, и Боба отправили за океан. Вы должны понимать, что означает каждый день молиться о ком-то, бегать к почтовому ящику, бояться, что принесут телеграмму, вздрагивать от каждого телефонного звонка… Она прошла через все это, как и многие другие. Это война. Ее мужчина вернулся. Многие остались на полях сражений. Здесь ей повезло. Он приехал в отпуск, и они поженились. Он увидел сына первый раз, когда вернулся с войны. Мальчику уже исполнился год… Затем Боб взялся за учебу, чтобы не ударить лицом в грязь в избранной профессии. Он решил сделать защиту правопорядка делом своей жизни. Он считал, что полицейский должен стать в глазах общественности такой же важной фигурой, как адвокат или врач. Тратил все деньги на покупку книг о раскрытии преступлений, криминологии, новшествах в законодательстве и все в таком роде.

– Вы сказали, что его убили, приставив револьвер к виску? – уточнил Мейсон.

– Это была лишь одна из ран. Она послужила причиной смерти. Затем они выпустили в него всю обойму для верности. Или потому, что кому-то хотелось пострелять, или убийца любил слушать звук вхождения пули в тело.

– Что произошло потом?

– Они выбросили труп.

– Там, где убили его?

– Никто не знает, где именно его убили, – ответил Трэгг. – Очевидно, в движущейся на большой скорости машине. Затем выкинули труп. Даже не удосужились там остановиться: просто открыли дверцу, а тело стукнулось об асфальт и прокатилось, как куль, оставляя на шоссе кровавый след. Машина поехала дальше.

Трэгг с минуту молча курил, потом продолжил:

– Естественно, мы сохранили пули… Здесь есть интересный момент. Каждый полицейский обязан периодически тренироваться на стрельбище. Из табельного оружия делаются пробные выстрелы в манекен. Эти пули извлекаются и сохраняются. В архивах полиции имеются пули, вылетевшие из револьвера Боба Кларемонта во время тренировок. Мы сравнили их с теми, что извлекли из его трупа. Они полностью совпали. В Боба шесть раз выстрелили из его собственного револьвера.

– И?

Трэгг покачал головой.

– Такого просто не могло произойти. Боб Кларемонт никогда бы не встал на колени и не позволил отобрать у себя револьвер. Именно поэтому я рассказывал вам о полицейских, Мейсон. Даже если у тебя остался всего лишь один шанс из миллиона, полицейский должен им воспользоваться. Если и его нет – полицейский погибает. Такой полицейский, каким был Боб Кларемонт. В его собственном револьвере не осталось бы шести пуль. Он сумел бы сделать хотя бы один выстрел. Если, конечно, он велел машине притормозить, чтобы что-то там проверить.

– А где его револьвер? – поинтересовался Мейсон.

– Мы его не нашли. Это странно. Обычно преступники выбрасывают оружие, не проехав и сотни ярдов. Вспомните: пуль там не оставалось, он принадлежал полицейскому, и им уже совершили убийство.

– Вы, естественно, все тщательно обыскали?

– Не то слово. Гребенкой прочесали по обе стороны дороги. Осмотрели каждый дюйм, даже использовали миноискатели.

– И ничего?

– Ничего.

– Как я предполагаю, вы мне все это рассказываете с какой-то определенной целью?

– Конечно, – кивнул Трэгг. – Боба Кларемонта убили семнадцатого сентября – год назад… Поверьте, Мейсон, мы перевернули все с ног на голову. У нас был один подозреваемый.

– Кто?

Трэгг помедлил.

– Не называйте имени, если не хотите, – сказал Мейсон. – Я просто пытаюсь вникнуть в суть дела.

– Нет, я вам его назову. Я выкладываю все свои карты на стол, потому что это может оказаться чрезвычайно важно, Мейсон. Фамилия подозреваемого – Седжвик. Томас Е. Седжвик. Он держал тотализатор. Кларемонт охотился за ним, надеялся собрать досье и засадить за решетку. Кларемонт не успел еще выяснить все аспекты, то есть он знал, где там собака зарыта, но до поры до времени придерживал всю имеющуюся информацию. Он не любил действовать через осведомителей, предпочитал сам собирать доказательства. Он занимался Седжвиком, когда его застрелили. Мы думали допросить Седжвика после совершения убийства. У нас не было на него ничего конкретного, мы просто знали, что Кларемонт по нему работал.

– Продолжайте.

– Но нам не удалось отыскать Седжвика. Он исчез, провалился сквозь землю. Нам очень хотелось бы выяснить, где находился Томас Е.Седжвик в момент убийства.

– У вас на него было только то, что Кларемонт работал по нему?

– Седжвик держал киоск и торговал сигаретами, – объяснил Трэгг. – Дела у него шли неплохо. Даже прекрасно, если сложить все вместе. А в ту ночь, когда убили Кларемонта, Седжвик уехал из города. На следующий день сигаретами торговал уже другой человек. Он сообщил нам, что Седжвик продал ему дело за тысячу долларов, он представил в подтверждение документы. Он уже неделю или дней десять вел с Седжвиком переговоры о том, чтобы купить киоск, а в ту ночь, в два часа, Седжвик позвонил ему по телефону и заявил, что, если он готов немедленно заплатить ему тысячу наличными, то сигаретное дело – его, аренда, оставшиеся запасы, в общем все, что имелось в наличии. Парень воспользовался шансом. Седжвик наотрез отказался от чека. Ему требовались наличные. В конце концов покупателю удалось собрать нужную сумму. Примерно в четыре утра сделка состоялась. Седжвик расписался в документах при свидетелях. С тех пор Томаса Е.Седжвика никто не видел. Нет необходимости упоминать, что человек, купивший киоск, торговал только табачными изделиями. Точка прекрасно расположена. Он предлагал сигары и сигареты и оставался чист. Если бы он предоставил нам малейшую возможность отвезти его в управление, ребята бы его здорово обработали. Он этого не сделал. Мы использовали все уловки. Подсылали осведомителей, наблюдателей, наводчиков. Чего мы только не придумывали. Черт побери, его не за что было взять!

– И где он теперь?

– Он держал этот киоск месяца два, потом продал. Купивший ранее привлекался к уголовной ответственности. Он сразу же занялся темными делами, и мы немедленно прихватили его. Он даже очухаться не успел, как снова оказался за решеткой.

– И никаких следов Седжвика?

– Никаких.

– Вы к чему-то определенно клоните, – заметил Мейсон.

– Вчера в ресторане Албурга произошло что-то странное. Официантка страшно перепугалась и бросилась через черный ход в узкий переулок, проходящий за зданием. Кто-то в нее выстрелил. Она отреагировала совсем не так, как того ожидал стрелявший. Она не села в его машину, а закричала и бросилась к выезду из переулка. Иногда в таких случаях происходит совсем не то, что ожидает нападающий. У мужчины в руке – револьвер, символ силы. Средний человек боится оружия. Он смотрит в огромную черную дыру и представляет маленькие пули в магазине. У него подгибаются коленки… Чем больше знаешь об оружии, тем лучше понимаешь, что бояться надо не самого револьвера – гораздо опаснее человек, стоящий за ним. Кто-то может нажать на спусковой крючок, кто-то нет. Некоторые из тех, кто не расстается с револьвером, не в состоянии попасть в человеческую фигуру с пятнадцати футов, если нет возможности тщательно прицелиться, но даже и тогда иногда промахиваются. Чтобы хорошо стрелять, нужна практика.

– Продолжайте, – попросил Мейсон.

– Сидевший за рулем той машины, что поджидала официантку в узком переулке, не подумал, что из открытой дверцы не так-то удобно стрелять. Его первый выстрел не попал в цель. Он не рассчитывал, что ему вообще придется нажимать на курок. Когда девушка бросилась вперед, она покинула линию огня. Водитель нажал на газ, чтобы догнать ее. В этот момент захлопнулась правая дверца. Он выстрелил во второй раз, и, по показаниям свидетелей, этот второй выстрел прозвучал как раз в тот момент, когда дверца закрывалась. Пуля прошла сквозь нее. Девушка закричала и понеслась к оживленной улице. Пули пролетели мимо нее. Ее сбил проезжающий по перпендикулярной улице водитель. Выезд с переулка оказался заблокированным остановившимися машинами и собравшимися любопытными пешеходами. Стрелявший из машины оказался прекрасным водителем. Не очень-то легко дать задний ход на высокой скорости. Разворачиваться на том переулке просто нет места. Он попал в ловушку. Ему требовалось немедленно сматываться. Он мог бросить машину и затеряться среди пешеходов, но почему-то не осмелился этого сделать. Он дал задний ход и развил максимально возможную скорость.

– Вы все это точно выяснили? – спросил Мейсон.

– Да, мы это выяснили, – подтвердил Трэгг. – Несколько свидетелей видели, как автомобиль дал задний ход. Они предположили, что водитель пытается скрыться. Машина набрала скорость. Она двигалась по прямой: не петляла, не отклонялась в сторону. Вы понимаете, Мейсон, что это означает? Обычный водитель не способен на подобное. Водитель патрульной машины, которого специально обучали подобной езде, – это один вариант. Вторая возможность – за рулем находился член подпольного синдиката, тайно развозящий спиртные напитки или наркотики. Им такое умение просто необходимо, так сказать, профессиональные требования – выруливать по узким переулкам и в потоке машин значительно быстрее, чем обычный водитель, если тот вообще способен на такие трюки.

– Итак, мы подошли к развязке, – заметил Мейсон.

– Вы абсолютно правы, – согласился Трэгг. – Вы попросили меня об услуге: поместить эту девушку в отдельную палату. Я пошел вам навстречу. У нее было больше возможностей скрыться из отдельной палаты, чем из общей. Она ею воспользовалась – и исчезла.

– Я в этом виноват?

– Черт побери, не знаю. Подождите, пока не услышите кульминацию.

– Кульминацию?

– Поскольку она сбежала из больницы, мы заинтересовались ею. Делом занимался транспортный отдел. Они отправились в ресторан Албурга, начали задавать вопросы. Вроде бы Моррис Албург не старался скрывать информацию, но заявил, что практически ничего не знал об этой женщине. Прикидывался дурачком.

– Продолжайте.

– Однако наши люди обнаружили сумочку официантки и заглянули внутрь. Там оказался ломбардный билет, полученный в Сиэтле. Ребята связались с коллегами в Сиэтле, объяснили ситуацию и попросили заглянуть в ломбард. Полицейские в Сиэтле сходили, куда требовалось, и выяснили, что по этому билету можно получить кольцо с бриллиантом и двумя маленькими изумрудами. Весьма неплохая вещь. Девушке дали за него сто двадцать пять долларов, а его истинная стоимость – где-то около тысячи.

– И?

– И, естественно, полицейские из Сиэтла начали задавать в ломбарде вопросы. Они получили описание девушки, и тут ростовщик вспомнил, что она заключила с ним две сделки одновременно: в один день она заложила и кольцо, и револьвер. У нас не оказалось ломбардного билета на револьвер, так что полиция в ломбарде про него ничего не спрашивала, но о нем вспомнил ростовщик. Он нашел этот револьвер, и на всякий случай полицейские из Сиэтла позвонили нам и сообщили его номер.

– А дальше?

– Выяснилось, что этот револьвер принадлежал Бобу Кларемонту. Это тот револьвер, что пропал в ночь убийства, когда кто-то вырвал его из кобуры у Боба, приставил его к виску и нажал на курок, а потом выпустил еще пять оставшихся пуль в мертвое тело и безжалостно выбросил труп, словно куль, из движущейся на скорости машины.

Трэгг замолчал. Он взглянул на кончик сигары и с удивлением заметил, что она погасла, достал из кармана спичку, зажег о подошву ботинка, поднес к сигаре, затем выкинул спичку в пепельницу, откинулся назад в огромном кожаном кресле и с наслаждением затянулся, очевидно погруженный в свои мысли.

Мейсон и Делла Стрит переглянулись.

В кабинете воцарилась тяжелая, зловещая тишина.

Мейсон затушил сигарету и начал медленно, практически бесшумно, постукивать пальцами по столу.

Трэгг продолжал курить.

– Когда вы все это выяснили? – наконец обратился к нему Мейсон.

– За полчаса до того, как отправился к вам.

– А чем вы занимались эти полчаса?

– А вы как думаете, черт побери? Пытался разыскать Албурга.

– Где находится Албург?

Трэгг пожал плечами, развел руками и продолжал курить.

– А зачем вы мне все это рассказали? – поинтересовался Мейсон.

– Во-первых, вы мне нравитесь. Вам приходилось срезать углы, вам удавалось выпутываться, потому что в тех случаях вы были правы и ваши клиенты невиновны. Если бы вы оказались не правы, вас давно бы притормозили. Вы отстаивали правильную точку зрения. Вы умны. Чертовски умны. Вы логично рассуждаете, и вы борец. Вы полностью выкладываетесь ради своих клиентов… Раньше вам никогда не приходилось участвовать в деле, где убивали полицейского при исполнении служебного долга. Послушайтесь моего совета: не впутывайтесь в подобное. В таких случаях многое может произойти, и вы пострадаете. Серьезно пострадаете.

Трэгг замолчал и еще раз глубоко затянулся. Затем он снова посмотрел на Мейсона и заявил:

– Мне нужна шуба.

Мейсон нахмурился в задумчивости, продолжая постукивать пальцами по столу.

– Я ее получу? – спросил Трэгг.

– Дайте мне подумать, – попросил Мейсон.

– Не торопитесь. Вы не в блошки играете.

Последовало молчание. Делла Стрит с беспокойством наблюдала за непроницаемым и суровым, как гранит, лицом адвоката.

Внезапно Мейсон прекратил стучать пальцами по столу.

– Никаких сомнений в том, что это одна и та же девушка? – обратился он к Трэггу.

– Конечно, сомнения есть. Здесь ни о чем нельзя говорить с уверенностью. Именно поэтому я хотел лично встретиться с Албургом… Но та девушка, что заложила кольцо, заложила и револьвер Боба Кларемонта. Это не вызывает сомнений.

– Я одного не могу понять, Трэгг, зачем ей было это делать? Ведь убийца Кларемонта точно знал, что револьвер засвечен. К нему опасно прикасаться, как к раскаленной печке. Это оружие – билет в газовую камеру. Не родился тот адвокат, которому удастся добиться оправдания для человека, у которого обнаружили револьвер Кларемонта.

– Это вы мне рассказываете?

– А сколько она получила за револьвер?

– Восемнадцать долларов, – сообщил Трэгг.

– В каком он состоянии?

– В отличном. В том же, что и в день, когда Боб Кларемонт поцеловал жену и детей и в последний раз пристегнул кобуру.

– Но убийца не может быть настолько глуп, Трэгг, – заметил Мейсон.

– Убийца оказался настолько глуп. Я вам еще кое-что скажу, Мейсон. С револьверов трудно снимать отпечатки пальцев. Не обманывайтесь тем, что пишут в детективных романах. В девяноста пяти случаях из ста на них не оказывается ни одного пригодного для идентификации отпечатка. Но на этом нам удалось обнаружить один. Оружие лежало где-то в мокром месте, и до корпуса кто-то дотронулся. Там образовалась ржавчина.

– Вы знаете, кому принадлежит отпечаток?

– Это правый указательный палец Томаса Седжвика.

Мейсон резко повернулся к Делле Стрит.

– Что ты сделала с шубой, Делла? – спросил он.

– Отнесла в безопасное место.

– Куда?

– В камеру хранения меховых изделий.

– Где квитанция?

– У меня в сумочке.

– Отдай ее лейтенанту Трэггу.

Делла Стрит открыла сумочку, вынула оттуда голубой листок и протянула Трэггу.

Лейтенант встал, стряхнул пепел с сигары и сказал одно слово:

– Спасибо.

– Секундочку, – остановил его Мейсон. – Нам нужна расписка.

– Выпишите ее, – попросил Трэгг Деллу Стрит.

– Пожалуйста, дайте мне квитанцию.

Трэгг вернул Делле Стрит листок, и она быстро отпечатала на пишущей бумаге текст, вынула страницу и протянула Трэггу.

Лейтенант вставил сигару в уголок рта таким образом, чтобы дым не застилал глаза, нагнулся и нацарапал внизу свою подпись.

Он какое-то время стоял молча, раздумывая, потом достал из кармана фотографию, прикрепленную на бристольский картон, на которой было изображено молодое мужское лицо с умными глазами, с твердой линией губ, не злых и не жестоких, с волевым подбородком, прямым носом и красивой формы лбом, окаймленным черными вьющимися волосами.

– Симпатичный, – заметил Мейсон.

– Очень ничего! – воскликнула Делла Стрит. – Кто это?

– Его больше нет. Взгляните на эту целенаправленность во взгляде, честное лицо… Наверное, я становлюсь слишком сентиментальным для полицейского.

– Боб Кларемонт? – догадался Мейсон.

– Боб Кларемонт, – кивнул Трэгг и вышел из кабинета.