Текст книги "Дом соли и печали"

Автор книги: Эрин Крейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Камилла приложила к лицу лоскут шафранового цвета:

– Как тебе такой оттенок, Аннали?

– Тебе очень идет, – вмешалась Морелла.

Она сидела на стеганой оттоманке посреди всего этого хаоса, словно изнеженная королева пчел. После инцидента в столовой Морелла даже не хотела смотреть в мою сторону; наверное, стоило извиниться.

– Мне кажется, к твоим глазам больше подойдут синеватые оттенки, – заметила я, предложив образец небесно-голубого цвета. – Видишь? Он прекрасно оттеняет твою кожу, ты выглядишь свежей и румяной. Как тебе, Морелла?

Мачеха едва заметно кивнула и принялась с интересом рассматривать блестящую ленту, которую Мерси вытащила из ящика.

– Такие бантики великолепно подойдут для милой госпожи, – заверила портниха. – Вы уже видели эти наброски? – протянула она Камилле стопку эскизов. – Мы можем сделать такую отделку на любом платье.

Камилла взяла рисунки и присела на пуф, обитый блестящим дамастом. Портниха присоединилась к ней и начала делать заметки. На мягких вешалках рядом со мной висели отрезы сливочного льна и роскошного зеленого шелка. Я выбрала три варианта для длинных струящихся платьев и даже наряд ко дню рождения тройняшек. Несмотря на сомнения, я все равно ощутила радостное предвкушение, рассматривая тюль цвета морской пены с яркими серебряными пайетками, сверкающими, словно звездочки. Из таких тканей, безусловно, получится сказочное платье.

Тем временем Ленор обнаружила какую-то красивую коробочку.

– Ух ты! Смотрите скорее!

Внутри оказалась пара туфель, обернутая в бархат. Серебристая кожа выглядела мягкой, словно сливочное масло, и нежно поблескивала в свете дня. С обеих сторон были пришиты шелковые ленточки, которые следовало завязывать вокруг лодыжек. Эти туфельки предназначены для танцев. Верити мигом схватила одну из них и поднесла к глазам, внимательно разглядывая узор из бусин на мыске.

– Волшебные туфельки!

– Они великолепны, – с восхищением сказала Морелла, рассматривая второй башмачок.

Тут в разговор вступил сапожник Рейнольд Гервер:

– Изготовление каждой пары занимает две недели. Для дополнительного удобства мы делаем мягкие стельки. Вы можете танцевать всю ночь, а утром ваши ножки будут чувствовать себя как ни в чем не бывало.

Розалия выхватила туфельку из рук Верити:

– Я хочу надеть такие на бал.

– Нет! Я их первая увидела! – возмутилась Ленор. – Они мои.

– Нам всем нужно по паре, – заключила Лигейя. Присев на оттоманку рядом с Мореллой, она провела пальцами по шелковым лентам.

– Шестнадцать бывает лишь однажды.

Камилла на мгновение отвлеклась от эскизов:

– Их можно выполнить в другом цвете? Я бы хотела золотисто-розовые, в тон платью.

Гервер кивнул:

– У меня есть с собой все образцы кожи.

Сапожник достал книжицу из-под развернутой желтой ткани и остановился, внимательно посмотрев на Мореллу.

– Поскольку эти туфельки такие особенные… они могут влететь в копеечку.

– Влететь в копеечку? – грозно спросил папа, показавшись в дверном проеме. – Я, значит, оставил своих девочек одних всего на час, а меня уже пустили по миру?

Розалия протянула ему блестящую туфельку:

– Ты только посмотри, папа! Эти туфли прекрасно подошли бы для бала. Можно мы возьмем их? Ну пожалуйста!

Папа внимательно посмотрел на лица всех дочерей, исполненные надежды.

– Я так понимаю, вы все хотите по паре?

– И мы тоже! – пропищала Онор, встав на цыпочки, чтобы выглянуть из-за коробок со шляпками.

Лицо папы стало равнодушным, как маска.

– Я должен посмотреть на них. Одно из главных правил торговли: не заключай соглашение, пока не проверишь груз.

Розалия вернула туфельку младшей сестре и слегка подтолкнула ее. Верити выступила вперед, держа башмачок дрожащими от трепета пухлыми пальчиками.

– Это волшебные туфельки, папа.

Отец изобразил невероятное изумление, вертя башмачок в руках.

– Волшебные туфельки, говоришь?

Большие глаза Верити, такие же зеленые, как у меня, радостно засияли.

– Выглядят ужасно изысканно. Наверное, очень хрупкие?

– Отнюдь! – возразил сапожник. – Уверяю вас, они выдержат целый бальный сезон. Я делаю подошвы из лучшей кожи в королевстве – гибкой, но очень крепкой.

Папа с недоверием посмотрел на мастера:

– Сколько за восемь пар?

Морелла, по-прежнему сидевшая на оттоманке, негромко фыркнула.

– Девять пар, – уточнил папа. – Девять пар к концу месяца. У моих дочерей бал, нужно успеть.

Гервер присвистнул:

– Времени совсем мало. Мне придется нанять помощников…

– Сколько?

Гервер начал считать по пальцам, затем многозначительно поправил золотые очки на кончике носа и заключил:

– Каждая пара стоит сто семьдесят пять золотых флоретов. Но девять пар всего за три недели… Я бы просил не меньше трех тысяч.

Игривое настроение мгновенно улетучилось из гостиной. Папа ни за что не согласился бы на такое расточительство. Я даже боялась представить, во сколько ему обойдутся одни только новые платья и корсеты.

– Я уверена, что мы не разоримся от девяти пар обуви, Ортан, – заметила Морелла с лукавой улыбкой.

Верити встала на цыпочки, неотрывно следя за изменениями в папином лице.

– Ты правда думаешь, что эти туфельки стоят того, крошка? – спросил отец, присев перед ней на корточки.

Верити оглянулась на нас и кивнула. Неожиданно папа расплылся в широкой улыбке:

– Тогда выбирай свой цвет. Всем по паре волшебных туфелек!

5

Взмахнув веслами в последний раз, я вошла в гавань Селкирка. Солнце только поднялось над горизонтом и освещало причал теплыми ласковыми лучами. На поминках Эулалии Морелла говорила, что собиралась сообщить папе о беременности, но ее прервали рыбаки, обнаружившие тело. Возможно, они заметили что-нибудь необычное, хотя бы маленькую деталь, но забыли сообщить об этом отцу, потому что списали все на несчастный случай. Я продела канат в отверстие крепительной утки[10]10
  Крепительная утка – часть палубной арматуры корабля или лодки. (Примеч. ред.)


[Закрыть], завязала узел, а затем выбралась из лодки. Нужно найти тех рыбаков.

* * *

Пять Соленых островов раскинулись в Калейском море, словно драгоценное ожерелье. Селкирк находился дальше всех на северо-востоке. Здесь обитали торговцы рыбой, капитаны и моряки. В шумной гавани каждый день отгружали свежевыловленные дары моря.

За Селкирком располагалась Астрея – самый густонаселенный остров. На его скалистых берегах можно было найти магазины, рынки и таверны.

Словом, нарядный и богатый торговый город. С тех пор как наша семья решила провести бал, тройняшки наведывались сюда чуть ли не каждый день в поисках приятных мелочей. Еще по одной паре чулок, новый оттенок помады… Морелле каким-то чудом удалось убедить отца, что все эти вещи жизненно необходимы юным леди, готовящимся к дебюту в высшем обществе.

Мы жили в самом центре архипелага, на Сольте-не. Васа представляла собой длинный узкий остров, напоминающий по форме угря. На северной и южной оконечности находились порты. Отец управлял большой верфью, занимавшей весь остров. Большая часть кораблей королевской армады строилась именно здесь. Однажды кто-то из придворных услышал, как король говорит, что корабли с Соленых островов – самые быстрые и маневренные в его флоте, и папа светился от гордости еще несколько месяцев.

Последний остров, Гесперус, был самым маленьким и самым важным – одним из главных стратегических постов во всей Арканнии. Здесь находился самый высокий маяк в стране, который ласково называли Старушкой Мод. Он не только помогал кораблям заходить в гавань и выходить в море, но и позволял отслеживать вражеские суда.

Я любила маяк. Он стал моим вторым домом. В детстве я сама вызывалась мыть окна в Хаймуре и натирала их до блеска, представляя, что нахожусь в галерее маяка. Я любила забираться на высокие скалы и воображать, что я выслеживаю чужестранные корабли на самой вершине Старушки Мод (хотя на самом деле это были всего лишь рыбаки, делающие свою ежедневную работу) и записываю малейшие подробности в огромный учетный журнал, как это делал Силас.

Силас был Хранителем Света с незапамятных времен. Он вырос на маяке и многому научился у отца, поэтому знал все о сигнальных огнях. Когда стало ясно, что у Силаса не будет собственных детей, папа решил подыскать для него подмастерья, который впоследствии сможет перенять его обязанности. Каждую ночь я молила Понта о том, чтобы это была я.

Однако выбор пал на Фишера, сына Ханны. Тот работал в порту, но папа считал, что он достоин большего. В детстве мы с Камиллой не давали Фишеру прохода и бегали за ним по всему Сольтену, глядя на него влюбленными глазами и восхищаясь каждым движением. Когда он переехал на маяк, я рыдала в подушку целую неделю.

Я оглядела гавань Селкирка и увидела вдалеке сигнальный огонь. Интересно, чем сейчас занимался Фишер? Возможно, мыл окна. Силас придавал этому огромное значение. Я спустилась к воде и остановилась у ближайшей рыбацкой лодки, чтобы спросить у капитана, не знает ли он людей, обнаруживших тело у побережья Сольтена. Однако тот лишь отогнал меня, буркнув, что женщина у кораблей – к несчастью. Еще двое моряков последовали его примеру, но наконец мне удалось найти докера[11]11
  Докер – портовый грузчик.


[Закрыть], который согласился со мной поговорить.

– Дочь герцога? – переспросил он, прикусив шарик жевательного табака. Изо рта брызнул сок, и его борода окрасилась в желтый цвет. – Пару недель назад?

Я радостно кивнула в надежде узнать какие-либо подробности.

– Вам бы тогда стоило поговорить с Биллапсом… – Рабочий обвел взглядом пристань. – Но его лодка уже отплыла.

– А вы не знаете, когда он вернется?

Пока все готовились к балу, я могла уйти хоть на целый день, и никто бы даже не хватился.

– Точно не сегодня, – ответил докер, расстроив все мои планы. – И не завтра. Он хотел успеть хорошенько порыбачить перед прибоем.

Рабочий поднял руку, определяя направление ветра.

– Холодает, чувствуете? Скоро будет буря.

Я попыталась скрыть разочарование и благодарно улыбнулась.

– А разве Экера там не было? – спросил другой грузчик, проходя мимо с огромной катушкой каната.

– Да? Я думал, он не покидал пристань в последнее время.

Докер, с которым я разговаривала, решил помочь товарищу, и вместе они перевернули тяжелую катушку, поставив ее на попа.

– Он на другом причале неподалеку. Старый рыбак – вы его сразу узнаете.

Я прошла через лабиринт соединенных между собой причалов, постоянно выискивая взглядом кого-нибудь с сетями. Только на третьей по счету пристани я наконец увидела его.

Экер сидел на скамье, а вокруг него были разложены сети и катушки темно-синей и зеленой веревки. Десятилетия, проведенные в порту, сделали его кожу темной и испещрили ее глубокими морщинами. Костлявыми скрюченными пальцами старик держал причудливо искривленную иглу, которой сшивал сети. Его руки легко нащупывали веревки, разложенные вокруг, но внезапно я поняла, что он не видит. Старик был слеп.

Я замешкалась, не зная, что делать дальше. Скорее всего, он не сможет рассказать мне никаких подробностей об Эулалии: найти ее мог только Биллапс. Я уже хотела было уйти, но тут Экер медленно развернулся, отложил сети и посмотрел прямо на меня белесыми, невидящими глазами.

– Если ты собираешься пялиться на старика все утро, девочка, лучше подойди поближе и составь ему компанию. – Экер вытянул руку и поманил меня корявым пальцем.

Подавив нервный смешок, я приблизилась к его скамье.

– Я не знала, что вы видите меня, – извинилась я, поправляя льняную юбку.

– Естественно, я не вижу тебя. Я же слепой, – ответил старик.

Я непонимающе встряхнула головой:

– Тогда как…

– Твои духи. Или мыло. Или что там любят юные девушки. Я почувствовал их еще за сто шагов.

– Ах, вот как.

К своему удивлению, я почувствовала разочарование, когда услышала такой приземленный ответ.

– Так что тебе нужно от слепого старика?

– Я слышала, вы были вместе с рыбаком, обнаружившим тело…

– Девочка моя, в следующий вторник мне стукнет девяносто восемь. В моей жизни было множество самых разных тел. Какое конкретно тебя интересует?

– Эулалия Фавмант. Дочь герцога.

Рыбак опустил иголку:

– А, эта… Ужасное дело.

– А ваш приятель Биллапс не заметил ничего необычного?

– Красивые юные леди не так уж часто падают с обрывов, не так ли? Ты ведь это имеешь в виду?

Я присела на скамью рядом с ним:

– Вы думаете, это был несчастный случай?

Экер поднес к груди два скрюченных пальца, словно пытаясь отогнать злых духов.

– А что же еще? Она точно не спрыгнула. Мы видели медальон.

– Медальон? – задумчиво повторила я. Никогда не видела, чтобы Эулалия носила подобные украшения.

Старик кивнул:

– Цепочка разорвалась, но надпись на самом медальоне мы все же различили.

Я хотела было задать следующий вопрос, но тут рыбак застыл и резко схватил меня за руку. Его костлявые пальцы впились в мою ладонь, и я вскрикнула от неожиданности и боли. Хватка была настолько крепкой, что я даже не попыталась освободить руку.

– Скоро что-то случится, – испуганно прохрипел он.

Я подняла свободную руку и прикрыла глаза от яркого солнечного света. Верфь жила в своем ритме и постепенно наполнялась привычными звуками. Над головой кричали чайки, выжидая момента, чтобы стащить наживку у ничего не подозревающих рыбаков. Капитаны кричали на грузчиков, раздавали приказы и время от времени крепко ругались на непутевых моряков, умирающих от головной боли после бурной ночи в таверне.

– Я ничего не вижу.

Старик сжал мою ладонь еще сильнее, он был не на шутку встревожен.

– Разве ты не чувствуешь?

– Что?

– Звезды. Звезды падают.

Я с сомнением посмотрела на утреннее небо, окрашенное в темно-персиковые и янтарные тона, и не увидела ни одной звезды, даже Диадемы Вирсайи – самого яркого созвездия, названного в честь Королевы Ночи.

– А что стало с медальоном? – спросила я, пытаясь отвлечь старика от невидимых звезд и вернуться к теме нашего разговора. – Вы забрали его вместе с телом?

Рыбак уставился на меня своими белесыми глазами, очевидно оскорбившись.

– Я не вор.

Я подумала о похоронах Эулалии и внезапно вспомнила об уродливом украшении на ее шее. Это был единственный раз, когда я видела его. Неужели это тот самый медальон? Я с досадой вздохнула. С похорон прошло уже больше двух недель. Гроб, естественно, уже давно распахнулся, и Эулалия вместе со своим ожерельем обратилась в Соль.

– Вы, случайно, не запомнили, что там было написано?

Экер кивнул:

– Биллапс прочитал вслух. Мы чуть не прослезились.

Старик откашлялся, словно готовился продекламировать стихотворение:

 
Совсем один
На свете был,
Не ведая я в жизни страстей,
Пока прекрасная дева Эулалия
Не стала невестою нежной моей.
 

Я разинула рот от изумления:

– Невестой? Эулалия не была ничьей невестой.

Экер пожал плечами и снова принялся за шитье. Однако он промахнулся, и старая кривая игла попала прямо в иссохшую подушечку большого пальца.

Старик продолжил как ни в чем не бывало, но на темно-синих сетях появились бурые пятна крови.

– Вы поранились.

Его настроение вновь неожиданно изменилось. Кровь не останавливалась, и Экер с досадой потер пальцы.

– Убирайся отсюда, пока я не лишился всей руки, глупая девчонка! – Он поморщился и плюнул на землю.

Я отскочила от Экера и побежала по причалу, постоянно оглядываясь на старика, кричавшего мне вслед проклятия. Никогда не видела, чтобы у человека так быстро менялось настроение. Может быть, с годами его разум начал затуманиваться? Я оглянулась в последний раз и налетела на кого-то, чудом удержавшись на ногах.

– Прошу прощения! – вскрикнула я, пытаясь вернуть равновесие.

Утреннее солнце светило прямо в спину незнакомцу, создавая вокруг него сияющий ореол. Я не могла различить его черт: перед глазами прыгали темно-синие и ослепительно-белые круги. Как те самые звезды, о которых говорил старик.

– Кажется, это ваше? – спросил мужской голос, и человек приблизился ко мне с протянутой рукой. В его добрых голубых глазах читалась тревога.

Неожиданно я почувствовала себя очень маленькой, потому что едва доставала незнакомцу до плеч. Они были достаточно широкими, и я засмотрелась на его статную фигуру чуть дольше, чем следовало бы приличной девушке. Его пальто из хорошей шерсти скрывало мощные мускулы, и я подумала, что, скорее всего, он капитан корабля. Я могла с легкостью представить, как он одним махом поднимает тяжелые паруса.

Его волосы были длинными не по моде: темные кудри заканчивались у нижней челюсти. Один локон, подхваченный порывом утреннего ветра, выбился и коснулся уголка губ, и неожиданно я почувствовала пугающее желание смахнуть эту прядь. Молодой человек кашлянул, и я зарделась, словно он мог догадаться, о чем я думаю. Он так и стоял, протягивая мне монету, а я продолжала глазеть на него, отчаянно пытаясь отогнать нескромные мысли.

– Вы обронили. – Он взял мою руку и вложил в нее медную монетку.

Этот простой жест, привычный для торговцев и моряков, не должен был вызвать особенных переживаний, но прикосновение незнакомца чрезвычайно взволновало меня. Он мягко дотронулся большим пальцем до середины моей ладони, оставляя монетку. У меня перехватило дыхание от безумной мысли о том, каково было бы ощутить подобное прикосновение на шее, щеке, губах…

– Благодарю, – пробормотала я, взяв себя в руки. – Вы очень добры. Любой другой на вашем месте забрал бы деньги себе.

– Мне бы и в голову не пришло присвоить то, что мне не принадлежит.

Мне показалось, что незнакомец едва сдерживает улыбку.

– К тому же это всего лишь медный флорет. Я предпочел бы расстаться с деньгами в обмен на беседу с их прекрасной владелицей.

Я хотела что-то ответить, но так и не смогла вымолвить ни слова. Незнакомец подошел ближе, пропуская рыбаков, перетаскивающих на другой причал тяжелый ящик.

– Думаю, вы бы могли мне помочь.

Я насторожилась. Папа всегда советовал нам опасаться карманников и воров за пределами Хаймура. Возможно, этот человек вернул мне монетку, чтобы усыпить бдительность и стащить более крупную сумму.

– Я здесь впервые, ищу капитана.

Я огляделась по сторонам, стараясь не упускать из виду руки незнакомца. Папа говорил, что местные воришки чрезвычайно ловки: глазом не успеешь моргнуть, как они снимут кольца прямо с пальцев.

– Это большая гавань, – сказала я, указывая на десятки крупных и мелких судов вокруг нас. – Здесь много капитанов.

Молодой человек улыбнулся бесхитростно и открыто, и в его глазах промелькнула едва заметная грусть. В это мгновение мне почему-то показалось, что у него нет злого умысла.

– Да, конечно. Я ищу капитана Корума. Уолтера Корума.

Я пожала плечами, изо всех сил стараясь не смущаться от его взгляда. После стольких лет, проведенных практически взаперти в Хаймуре, я не имела никакого опыта общения с мужчинами. Я начинала краснеть и запинаться, даже если мне приходилось задавать папиному камердинеру Роланду больше одного вопроса.

– Там кто-нибудь точно будет знать. – Я махнула рукой в сторону рыночной площади, располагавшейся чуть дальше по набережной.

Взгляд незнакомца немного потух, очевидно выражая разочарование.

– А вы – нет?

– Я не с Селкирка.

Молодой человек развернулся, чтобы уйти.

– Вы хотите в его команду? – выпалила я. Вопрос, пожалуй, прозвучал слишком громко. – К капитану Коруму?

Незнакомец отрицательно мотнул головой:

– Он болен. Красная лихорадка. Я пришел позаботиться о нем.

– Ему, наверное, очень плохо?

– Думаю, я скоро узнаю. – Мой собеседник пожал плечами.

Я вспомнила, как все собирались у постели Авы, когда она заболела. Комнату затемнили, плотные гардины не пропускали солнечный свет. Лекари сказали, что нужно выпарить заразу из ее тела, и в спальне стало невыносимо душно из-за огня, который папа разрешил развести прямо в комнате. Но, даже несмотря на это, Ава не переставала громко стучать зубами, и мы опасались, что они начнут выпадать из ее окровавленных губ, словно градины.

Этот незнакомец точно не был похож на лекаря. Я скорее могла представить его на корабле или высоко над морем, где-нибудь в орлином гнезде. Ветер развевал бы его темные кудри, а он всматривался бы в горизонт в поисках новых приключений.

– Надеюсь, он скоро поправится, – пробормотала я, смущенно теребя свои пальцы. – Я помолюсь Понту о его здравии сегодня вечером.

– Очень мило с вашей стороны… – Молодой человек осекся, словно ему не хватало моего имени.

– Аннали.

Его губы изогнулись в улыбке, и я затаила дыхание, пытаясь унять странное волнение глубоко внутри.

– Аннали, – повторил незнакомец, и мое имя в его устах показалось ярким и насыщенным, словно строка стихотворения или гимна.

– Фавмант, – добавила я, хотя он и не спрашивал.

Я запиналась, словно простолюдинка, и от смущения мне хотелось броситься в море. В глазах молодого человека промелькнул веселый огонек, будто он узнал мою фамилию. Интересно, знаком ли он с нашим папой?

– Аннали Фавмант. Очень красиво.

Улыбка незнакомца стала еще шире, и он отвесил низкий поклон, куртуазно вытянув руку.

– Надеюсь на скорейшую встречу.

Прежде чем я успела выразить свое изумление, молодой человек развернулся и бодрым шагом направился в сторону людного причала. Он уже был на полпути и собирался скрыться из виду за очередной телегой с грузом, и тут я не удержалась:

– Подождите!

Молодой человек оглянулся и с нескрываемой радостью посмотрел мне в глаза, ожидая продолжения. Я покраснела и сделала несколько шагов навстречу.

– Я могу показать вам дорогу к рынку… если хотите.

Он бросил взгляд на крытые лавки в нескольких причалах от нас.

– Вы имеете в виду вон тот рынок?

Его веселый тон говорил о том, что он шутит, но внутри меня все сжалось от сознания собственной глупости. Я собралась с силами и все же выдавила улыбку.

– Э-э-э… Да… Хотя вы, пожалуй, прекрасно справитесь и без меня. – Я кивнула, словно убеждая в этом саму себя. – Хорошего дня… – Поскольку я не знала его имени, фраза показалась мне незавершенной. – Сэр, – добавила я через несколько секунд.

Я залилась краской и поспешила к своей лодке. Неожиданно я почувствовала, как чьи-то пальцы сомкнулись на моем запястье. Обернувшись, я снова увидела симпатичного незнакомца. Я едва не потеряла равновесие и ухватила его за локоть. Теперь он показался мне еще выше, и я заметила на его виске тонкий шрам в форме полумесяца. Было неловко в открытую рассматривать его, поэтому я решила отступить на пару шагов назад и создать между нами дистанцию, соответствующую правилам приличия.

– Кассиус, – подсказал он. – Меня зовут Кассиус.

– Вот как.

Молодой человек предложил мне руку:

– Я буду очень признателен, если вы поможете мне найти путь на рынок. Я впервые на Селкирке и не хотел бы заблудиться.

– Это очень большая верфь, – заметила я, оглядывая пристань, будто она резко увеличилась во много раз.

– Вы ведь не откажете мне в помощи, мисс Фавмант? – В его глазах сверкали игривые огоньки, а губы были готовы расплыться в улыбке.

– Пожалуй, не откажу.

Мы пошли к следующему причалу, затем повернули налево, направо, потом снова налево – получилась небольшая прогулка.

– Значит, вы лекарь?.. – спросила я, обходя очередную катушку каната.

Верфь постепенно оживала и наполнялась моряками и грузчиками.

– Вы говорили, что приехали позаботиться о друге?

– Об отце, – поправил мой спутник. – И нет, я не лекарь: у меня нет специального образования.

Лишь преданность семье… или, точнее, семейный долг. – Его улыбка стала натянутой. – Честно говоря, это будет наша первая встреча.

Молодой человек приблизился ко мне, уклоняясь от краболовок, которые отгружались на пристань с одной из лодок.

– Видите ли, мисс Фавмант, я бастард[12]12
  Бастард (от англ. bastard) – внебрачный, незаконнорожденный ребенок. (Примеч. ред.)


[Закрыть], – заговорщически прошептал он, наклонившись еще ближе.

Он произнес эти слова с подчеркнутой небрежностью, видимо рассчитывая удивить меня.

– Это не имеет значения, – честно ответила я. – Неважно, у кого какие родители, важны лишь собственные поступки.

– Очень великодушно с вашей стороны. Хотелось бы, чтобы и другие разделяли ваше мнение.

Мы снова повернули, покинув причал, и очутились прямо на рыночной площади. Столы и ларьки располагались под самодельными навесами, которые защищали свежие дары моря от безжалостных лучей солнца. Легкий утренний бриз приглушал самые худшие запахи залива, но острый душок потрошеной рыбы на рынке не смог бы развеять никакой ветер.

– Что ж, – указала я на торговые ряды, – мы пришли. Уверена, любой торговец рыбой сможет подсказать, где живет капитан. Это маленькое сообщество, все друг друга знают.

Я задумалась о смысле своих слов, лишь когда произнесла их. Как только мы попали в толпу, на нас тут же обратили внимание и мгновенно узнали во мне дочь герцога. И хотя большинству торговцев хватило совести прикрываться рукой во время разговора, я все же смогла расслышать их возмущенный шепот.

– Смотрите-ка, девчонка Фавманта!

– Совсем стыд потеряла…

– Еще месяца не прошло…

– Проклятая…

Услышав слово «проклятая», я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Это всего лишь глупые слухи, но они имеют свойство распространяться в самых уродливых формах. Не знаю, заметил ли Кассиус, но от неловкости я не могла найти в себе силы посмотреть ему в глаза.

– Во что она одета? Это даже не серый…

– Пусть убирается отсюда…

– Она навлечет на нас беду…

– Эй, ты! – выделился из общего гомона чей-то голос. – Тебе здесь не место!

– Мне пора, – пробормотала я и отпустила руку Кассиуса. Мне очень хотелось побыть с ним еще немного, но желание сбежать подальше от сплетников и зевак пересилило, – Надеюсь, вы найдете своего отца и он скоро поправится!

– Но… Аннали!

Кассиус попытался остановить меня, но я резко развернулась и бросилась к своей лодке. Мне нужно было скорее оказаться на воде, в море, посреди волн. Пусть морские ветры отгонят от меня нарастающее волнение, а спокойный ритм океана прояснит ум! Мы не прокляты.

Запрыгнув в лодку, я попыталась забыть о шепоте зевак. Но слова и звуки по-прежнему беспокоили мой разум, отзываясь эхом и становясь все громче, пока горстка рыбаков не превратилась в моем воображении в гогочущую шайку, а затем в разъяренную толпу с фонарями и ножами.

Я встала на цыпочки и выглянула из-за дощатого причала: нужно удостовериться, что никто за мной не пошел. Где-то в глубине души я надеялась увидеть Кассиуса, но в этой части гавани стояла полная тишина. Наверное, он вернулся на рыночную площадь и уже наслушался сплетен о сестрах Фавмант. Мое сердце сжалось, когда я представила, как его очаровательная улыбка гаснет от историй об ужасающих событиях в Хаймуре.

В этот момент меня мог увидеть только маленький крабскрипач, сидевший на досках, но я все равно залилась краской от собственной глупости. Я ничего не знала о Кассиусе, но мысль о том, что он может обо мне плохо подумать, казалась невыносимой.

– Не будь дурой. – Я поспешно отвязала веревку от пристани и толкнула лодку. – Он всего лишь очередной опытный ловелас, а у тебя есть более важные поводы для беспокойства.

Выплыв из гавани, я остановилась и умылась холодной водой. Лицо по-прежнему горело. У меня действительно был более важный повод для беспокойства.

Что означала надпись на медальоне? Эулалия – прекрасная невеста? Чушь! У нее, конечно, было много ухажеров, но никто никогда не просил ее руки. Или я ошибаюсь? Нахмурившись, я опустила весла в воду. Есть только две причины, по которым Эулалия могла бы скрывать жениха. Либо она знала, что отец никогда его не одобрит… Либо он не нравился ей самой.

Воображение разыгралось, и я живо представила, какой могла быть роковая ночь Эулалии. Возможно, она решила встретиться с потенциальным ухажером, чтобы отказать ему и сообщить, что они не смогут быть вместе. Началась ссора, страсти накалились до предела, и в результате ожесточенной схватки он сбросил ее со скалы. А медальон швырнул следом, чтобы уничтожить улики, указывающие на его безответную любовь. Я представила, как она летит с утеса и растерянность на ее лице сменяется ужасом, когда она понимает, что конец неизбежен и у нее не будет шанса все исправить. Кричала ли она, прежде чем разбиться о скалы?

Волна с силой ударилась о борт моей лодки, и я, громко ахнув, вернулась с небес на землю. Это были лишь предположения, но мне почему-то казалось, что я на верном пути. Смерть моей сестры не была случайностью или следствием страшного проклятия.

Ее убили. И я это докажу.