Текст книги "Тайна древней рукописи"

Автор книги: Эрика Орлофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

7

Полночь приветствует мои мечты о ней.

А.

Чайник засвистел, и, вытерев глаза, Мириам подошла к плите и налила в чашки кипяток. Когда она снова села, она прямо спросила:

– Предполагаю, вы отправились в такую непогоду, чтобы услышать историю рукописи?

Мы в унисон кивнули. Меня все больше увлекала эта история. И книга, и Август.

– Что ж, – глубоко вздохнув, сказала Мириам, помешивая чай, – вот и буря пришлась кстати. Можно как следует посидеть и поговорить.

Август отхлебнул чая и сказал:

– Спасибо. Мы действительно хотим узнать о книге. Так вы знали, что это палимпсест? Наверняка знали, раз упомянули об А.

– Я действительно знала. Хотя не сразу поняла.

– Вы ведь понимаете, что палимпсест – это настоящая редкость.

– Да, догадываюсь. Вас интересует, как рукопись попала ко мне в руки… Думаю, придется вернуться немного пораньше. Начну с моей свадьбы и медового месяца… И времени после.

– Мы видели ваши свадебные фотографии в Интернете, – сказала я.

Она печально улыбнулась.

– Я была такой наивной. Мой будущий супруг заприметил меня в знаменитом магазине «Уонамейкер'с». Этого магазина уже давно не существует. Но в те времена это был потрясающий торговый центр. Я работала в отделе шарфов и перчаток. И этот элегантный мужчина – он был старше меня – искал пару кожаных перчаток. Я до сих пор помню: ему нужно было мягкое шевро шоколадного цвета.

Она тихо рассмеялась.

– Думаю, как и любая девочка из бедной семьи и с большими мечтами, я была просто окрылена таким успехом. А Томас А. Роуз не был простым человеком. Он был потомком богатых аристократов. Сказочно богатых и ужасно жестоких. Я и не подозревала, во что ввязалась, куда я попала. Единственное, что я вдруг осознала, так это то, что я стала постоянно ходить то в театр, то на балет, одеваться в одежду от кутюр и посещать балы. Наша свадьба была признана событием года. Это подразумевало фальсификацию моей биографии, и мои родители оказались потомками знатного европейского рода. Сложно придумать что-нибудь более далекое от правды. Понимаете, мой отец был портным. Так, его безупречные костюмы и галантные манеры помогли нам провернуть этот обман. Хотя люди продолжали шептаться за моей спиной.

Мириам была такой милой. И мне даже не хотелось представлять, как люди сплетничали о ней. В моей школе тоже были «плохие девчонки», и я не могла вынести того, как они мило улыбаются человеку в лицо, а потом говорят чудовищные вещи за его спиной.

– Мне так жаль. Я уверена, они просто завидовали.

– Возможно. Они считали меня танцовщицей, что было… в те дни это предполагало запятнанную честь. Но я ходила с высоко поднятой головой, и через какое-то время слухи поутихли.

Я застыла с чашкой в руке, боясь дышать. Боясь прервать ее.

– Конечно, я понимаю, что Томас просто хотел приобрести меня, как покупают породистых лошадей. Какое-то время он развлекался со мной. У меня появилась конюшня в нашем поместье на Лонг-Айленде. Мы содержали десятки лошадей вместе с конюхом, проводившим с ними двадцать четыре часа в сутки. На Парк-авеню я приобрела апартаменты, в моем распоряжении было несколько счетов, и эти деньги я могла тратить на все, что только пожелаю. – Она рассмеялась. – У меня были драгоценности, большая часть из них сейчас лежит в коробке наверху. И знаменитое рубиновое колье.

– Мы видели его на фотографии, – сказала я.

– Да. То самое я продала на аукционе Кристи'с. Мне некуда было его носить. Да и вообще надевать его не хотелось. Но что у меня было в неограниченном количестве, так это время.

– Вам, наверное, было очень скучно? – спросил Август.

– О да. Безнадежно скучно. Даже когда я работала продавщицей в отделе, я беспрестанно читала. Я жаждала знаний… И мечтала когда-нибудь поступить в институт. Но Томас посчитал эту затею глупой, так что и думать об этом было нечего. Какой смысл, спрашивал он меня. – Она остановилась.

– Мириам, что случилось? – тихо спросил Август.

– Мне, должно быть, в самом деле очень одиноко, ведь мой единственный слушатель и друг – собака. Вот я и сижу и трещу без остановки, хотя вы, наверное, хотите услышать про манускрипт.

– Нет, что вы! – тут же выпалила я. – Пожалуйста, расскажите нам все.

Я была очарована ее жизнью: все как в фильме, только это было на самом деле.

– Так или иначе, на наш медовый месяц мы отправились в путешествие по Европе, где я впервые в жизни увидела монастыри, соборы, музеи, не просто выставляющие старинные картины, но сами являющиеся произведениями искусства. Я влюбилась во все это. И когда я вернулась домой в Нью-Йорк, я вступила в сообщества нескольких музеев. Моему супругу я уже приелась, а вести праздный образ жизни мне порядком надоело.

– И как отреагировал ваш муж? – спросила я.

– Ну, как я потом выяснила, он никогда и не прекращал визитов к… своим подружкам. Никогда. Так что я думаю, он был счастлив обладать такой красивой куклой: идеально одетое маленькое существо обитает в его замке, у нее появилось какое-то занятие, и она не докучает ему вопросами о том, где он пропадает после работы.

Я задумалась о моих родителях. Мама была красавицей и, по словам дяди Гарри, терпеть не могла некоторые представления отца о том, какой должна быть супруга прокурора. А после ее смерти у него появилась бесконечная вереница девушек.

За окном небо осветила молния, а грохот стоял такой, как если бы она ударила прямо у нас над головой.

Мириам посмотрела за окно.

– Такое чувство, что А. не хочет, чтобы я рассказала его историю. – И она подмигнула мне.

– Вы сказали «его», – заметил Август. – Вы знаете, кто такой А.? – И он посмотрел на меня с видом «Я же тебе говорил».

– Да. И даже если мой поступок его огорчит, я все равно расскажу всю историю. Так получилось, что в то время я покупала произведения искусства для нашего летнего дома – огромного поместья здесь, на Лонг-Айленде. Оно до сих пор принадлежит Томасу. Точнее, теперь моему сыну, – поправила она саму себя. – Оно там, в Хэмптонсе. Где-то в километре от дома Билли Джоэла. Не важно. Томас был приятно удивлен, увидев, что три картины, которые я попросила его купить, вскоре подорожали втрое. Поэтому он разрешил мне самой ходить на аукционы. – Она печально улыбнулась. – Но не одной, заметьте. Я ходила вместе с господином из его бухгалтерской фирмы, который утверждал мои покупки. Но решения всегда принимала я. Вскоре о нашей коллекции заговорил весь Нью-Йорк. А Томасу очень нравилось быть в центре внимания. И ему, безусловно, импонировали тот престиж и статус, которые ему придавала коллекция. Во время одного из аукционов я впервые и попала на выставку средневековых иллюминированных рукописей.

– Это как раз то, чем занимается дядя Гарри, – сказала я. – Так вы с ним там познакомились?

Она рассмеялась.

– Твой дядя Гарри не настолько стар, дорогая. Но я, как и он, сходила с ума по рукописям. Они потрясающие. Вы знали, что изначально расписывать их могли только монахи, но на исходе Средних веков иллюстраторами становились женщины? Это особенно было распространено в Париже. Меня это притягивало. Думаю, подсознательно я лелеяла мечту о свободе, а манускрипты предоставляли мне подходящее пространство для воображения. Их совершенство покорило меня.

Я посмотрела на Августа.

– Я и не знала, что художниками были женщины, а ты?

Август кивнул, а потом обратился к Мириам:

– И вас заинтересовал период готики, так?

Она кивнула.

– Вы хорошо разбираетесь в теме, мой дорогой Август. Да, и, как многие коллекционеры, я хотела, чтобы моя коллекция была узко специализированной. А готический период мог стать прекрасным направлением. И поскольку наши с Томасом жизненные пути практически не пересекались, между нами существовал своего рода паритет: я не вызнаю про его подружек, он отдает мне свою чековую книжку для создания коллекции.

Я допила чай. Заметив это, Мириам сказала:

– Давайте перейдем в гостиную. Оттуда открывается потрясающий вид на океан, даже в бурю он завораживает. Там я дорасскажу вам историю и покажу фотографии моих поисков Часослова.

Она встала, и мы с Августом пошли за ней. Пока мы следовали за ней, он слегка касался моей руки, и мне ужасно хотелось взять его за руку.

В гостиной стояло несколько мягких стульев, покрытых тканью в стиле «потертый шик». Кофейный столик и тумбочки были завалены книгами, в стеклянных вазах лежали ракушки, песок, морские звезды, стекляшки, а в одной даже были старые пуговицы и разноцветные буквы из детской настольной игры.

Комната была огромной, но мебель, лампы и фотографии пляжа на стенах придавали ей тепло и уют. Мы с Августом сели на большой диван, а Мириам расположилась напротив нас на кушетке, украшенной подушками. Видимо, от ливня я продрогла сильнее, чем думала, поскольку мои зубы не переставали стучать.

– Вот, Каллиопа, возьми. – Она подала мне плотное лоскутное одеяло, лежавшее на оттоманке. – Ты, наверное, замерзла. И я знаю, что нам поможет. – Она подошла к стеклянной двери и белокаменному камину, нажала на кнопку, и голубое пламя охватило керамические бревна.

Я расстелила одеяло у себя на коленях. Мириам снова присела на кушетку и взяла со столика тяжелый альбом. Положив его на колени, она глубоко вздохнула, как будто раздумывая, стоит ли его показывать или все же нет.

– Я не заглядывала в этот альбом с тех пор, как переехала сюда. Возможно, это слишком больно. – Она открыла альбом. – Он полон воспоминаний об охоте за манускриптом. Итак, впервые я услышала о нем, когда наткнулась на легенду об Элоизе и Абеляре.

– Кто это?

Она улыбнулась мне.

– Вероятно, двое самых позабытых влюбленных, когда-либо живших на этом свете. Хотя, я думаю, позабытых не всеми. Это история двух очень умных и безумно несчастных людей.

Я поджала под себя ноги. Под одеялом Август положил руку на мое бедро, а я – на его.

– Элоиза родилась в тысяча сто первом году. Она была прекрасной девушкой. Дядя Фульбер, ее опекун, был каноником в церкви. Поняв, насколько девочка одарена, он решил дать ей образование, а в те времена такой шаг был большой редкостью. Теперь вы понимаете, как сильно привлекла меня ее судьба. Я видела в ней себя. Когда я была маленькой девочкой, я жаждала знаний, книг и искусства. И она тоже. Я просто… вы когда-нибудь отождествляли себя с исторической личностью?

Я кивнула.

– В четвертом классе я прошла через фазу любви к мадам Кюри. Я даже обзавелась микроскопом и предметными стеклами, а в ванной устроила лабораторию.

Август улыбнулся.

– Вот это действительно классно! А я в первом классе был увлечен Чарльзом Дарвином – с этого началась моя коллекция птиц. Я хотел отправиться через море на Галапагосские острова.

Мириам кивнула.

– Значит, вы понимаете. Для меня такой личностью стала Элоиза. И к тому времени я была уже давно не четвероклассница, – пошутила она. – Элоиза не славилась красотой, но она была очень умна. Она прекрасно писала, знала латынь и греческий. Даже иврит. И Фульбер пригласил Пьера Абеляра, блестящего человека, стать ее учителем. Абеляр происходил из благородного рода и мог жить в богатстве и праздности, но предпочел этому философию и жизнь ученого-отшельника. Он пришел в восторг от способностей девушки. Учитель и ученица влюбились друг в друга, и так начался их страстный роман.

Я взглянула на Августа. Он был так же зачарован рассказом Мириам, как и я.

– Пьер больше всего любил Элоизу за ее ум. Мой супруг любил меня за мою красоту, а мои мысли для него ничего не значили. Я мечтала о такой любви. Это две родственные души.

Я понимала, что она имеет в виду. Желание иметь близкого и понимающего человека, который принимал бы тебя всю. Я поймала на себе взгляд Августа и отвернулась.

– Они безумно любили друг друга, и вскоре Элоиза поняла, что беременна. Сама мысль о таком союзе была позорна. Она родила сына. А после, как в трагедиях Шекспира, была вынуждена уйти в женский монастырь.

– Да, прямо все компоненты трагической истории любви, – заметил Август.

– О да, но это еще не все, – сказала Мириам. – Они тайно поженились, и когда Фульбер узнал обо всем, он велел своим верным слугам избить и оскопить Пьера.

Я открыла рот от удивления.

– Нет!

Мириам кивнула.

– Да, ужасная трагедия. И к сожалению, так все и было.

– Что же они делали дальше? – спросила я, наклоняясь вперед. Не осознавая этого, я сжимала руку Августа.

– Какое-то время они вообще не поддерживали никакого контакта. Пьер, что вполне понятно, жалел себя и свою судьбу. Он ушел от мирской жизни.

– Ушел? – спросила я.

– Он стал отшельником. Он никого не видел и ни с кем не говорил. В конце концов Элоиза, став через несколько лет настоятельницей монастыря, взялась за него. Она начала критиковать его. Примечательно, что она оказалась сильнее его. Она писала ему, чтобы он прекратил жалеть себя. Так началась их переписка, по природе своей теологическая и философская. Даже спустя столько лет их взгляды во многом совпадали, это было очевидно. Сначала, думаю, она надеялась вновь разжечь огонь их любви, ведь даже после всего кошмара он по-прежнему оставался любовью всей ее жизни. И хотя она не смогла достучаться до его сердца, она была полна решимости завладеть его умом, стать его наперсницей, лучшим другом, ровней в интеллектуальном плане.

– Так А. – это Абеляр? Вы так думаете? – спросил Август. – Это было бы невероятно.

Она улыбнулась.

– Нет, мои дорогие. Думаю, А. – еще более удачная находка. Находка, которая войдет в историю.

– Тогда кто же это?

– Сын Элоизы и Абеляра – Астроляб.

8

Что это за привидение передо мной?

А.

– Их сын? – спросила я. Такого оборота дел я совсем не ожидала.

Мириам кивнула.

– И здесь мои поиски сильно осложнились.

Она встала и, пододвинув кресло, села рядом с нами и стала показывать альбом.

– Никто не знает, что произошло с Астролябом. Бедное невинное дитя пережило тайные роды и другие печальные обстоятельства. Сам факт его рождения довел его отца почти до состояния зверя. Вероятно, Пьер Абеляр отвез его к своей сестре на усыновление. Итак, он вырос в семье своей тети, а не родителей. Вдали от матери. О его судьбе нам известно немного. Теоретически он, наверное, как и родители, выбрал служение церкви. В поздних текстах встречается обращение к нему как к преподобному, что подтверждает мою догадку. Но точно ничего не известно.

– А как насчет их писем? Они говорили о нем? – спросила я, недоумевая, как они могли позабыть о плоде своей любви.

– Пьер упоминает его один или два раза. Поскольку это было важно для нее, он мог оказать протекцию сыну в церковной структуре. Но Астроляб так и остается призраком.

– Тогда почему вы решили, что именно Астроляб написал эти слова? – спросила я. – Почему он, а не Пьер? Или вообще не кто-то третий? Почему именно этот человек?

Я увлеклась. Увлеклась историей, погоней, призраком А. и сокрытой в рукописи тайной. Не припомню, что я когда-либо еще в своей жизни чувствовала себя настолько взбудораженно. Копание в истории не было похоже ни на что, чем я раньше занималась: как будто я одновременно отправилась на поиски сокровищ и играла в сыщика.

Она дотронулась до уголка страницы альбома.

– До меня доходили слухи о вещах, когда-то принадлежавших Элоизе. Но вы должны всегда помнить: они с Пьером были очень известными людьми, поэтому вокруг них сложилось множество легенд, выдаваемых за истину. Например, некоторые считают, что их похоронили вместе на кладбище Пер-Лашез в Париже. Другие полагают, что под памятником находится пустая могила, и только. – Она перевернула несколько страниц и показала нам страницу с фотографией: – Вот фото вероятного склепа.

Я посмотрела на памятник и провела рукой по фотографии. В небольшой беседке на каменном основании лежат две высеченные из камня фигуры, руки сложены в молитвенном призыве. У нее спокойное выражение лица, у него – торжественное.

– Какая красота, – прошептала я. – Вы думаете, они там похоронены? Они теперь навсегда лежат рядом друг с другом?

Она улыбнулась.

– Мне нравится эта мысль. Я предпочитаю думать, что после всех ударов судьбы, после того как она разлучила их, отобрала у Элоизы ребенка, отправила ее в монастырь, они наконец могут быть рядом друг с другом. Спать вечным сном в покое и мире. Навсегда.

Старинная на вид могила местами уже потемнела и покрылась мхом, что только делало ее прекраснее. Стены самой беседки были украшены резьбой, так что свет, проникавший внутрь со всех четырех сторон, озарял фигуры возлюбленных. Крышу венчала небольшая башенка с крестом.

– Я чувствовала дух приключений и была полностью в его власти. Это было единственное, о чем я думала. Я была словно в трансе, – сказала она и улыбнулась. – И, судя по вашим лицам, вы тоже, не так ли?

Август ухмыльнулся.

– Я вырос среди рукописей. И знаете, Мириам, мне кажется, это будут самые интересные поиски в моей жизни.

Я кивнула.

– Расскажите нам, пожалуйста, все до конца.

– Один букинист в Париже узнал о существовании Часослова, который, по слухам, принадлежал Элоизе. Проверить его подлинность было практически невозможно, но я сразу захотела приобрести книгу в коллекцию и готова была на все ради того, чтобы хотя бы взглянуть на нее. Я не могу объяснить этого, но Элоиза разбудила во мне мое настоящее я.

Она перелистнула страницу. Несколько набросков внешности Элоизы, копии ее писем Пьеру Абеляру… А потом вдруг появилась фотография какого-то мужчины.

– Его зовут Этьен Дюпон.

Я пригляделась и увидела пожилого элегантного вида господина с седыми усами и ямочкой на подбородке. У него были темно-голубые глаза и озорная улыбка. Я посмотрела на Мириам, которая в ту секунду залилась румянцем.

– Для Этьена погоня за книгой была так же увлекательна, как и для меня. Я вылетела в Париж. Мы хватались за каждый слух, каждую деталь. Я объяснила Томасу, что это находка всей жизни. Рукопись бесценна. Для Томаса это волшебное слово оправдывало любые расходы. Но мне была не важна стоимость манускрипта. Я интересовалась судьбой А. и историей трагической любви двух влюбленных. Мне хотелось понять, какими на самом деле были эти исторические личности.

Я утвердительно кивнула. Я не могла этого объяснить, но в тот самый момент, как я увидела надпись, сделанную рукой А., я поняла, что он хочет поведать миру что-то важное.

Мириам между тем продолжила:

– А потом мы встретили человека, унаследовавшего Часослов. Книга переходила в семье из поколения в поколение. Они сохранили ее в прекрасном состоянии, но никогда никому о ней не рассказывали.

– И это та самая книга? Что сейчас у дяди Гарри?

Она кивнула.

– Этьен уговорил их пойти на частную сделку. Я сказала мужу, что этот лот станет жемчужиной нашей коллекции. Я всегда считала, что в этой рукописи есть что-то особое.

– И? – Август ловил каждое ее слово.

– Я принесла ее домой. Но я и понятия не имела о палимпсесте. Такая рукопись, сохранившаяся практически в идеальном состоянии, уже сама по себе редкость. Не могу описать эмоции, которые я испытала, увидев ее впервые. Она, казалось, не сильно отличалась от других средневековых рукописей, за исключением потрясающего золоченого обреза и филигранно выписанных миниатюр. Хрупкость книги поразила меня. Но я была убеждена, что она связана с Элоизой и Абеляром. Я чувствовала это. Внутренний голос подсказывал мне. Вы меня понимаете?

– Да, прекрасно понимаю, – тихо ответила я.

– Я перевезла ее на частном самолете в Нью-Йорк. И через какое-то время получила письмо от Этьена.

От волнения она стала кусать губы.

– В нем он признавался мне… в любви. Написал, что ничего страшного, если я не могу ответить на его чувства, но он был уверен, что наша общая любовь к Элоизе и книге не была простым совпадением, судьба свела нас. – Она нервно сглотнула.

– А вы? – И мне вспомнилась ледяная квартира ее сына, яростно продающего все предметы, которые она так любила вовсе не за их стоимость.

– Я не могла поверить в то, что в таком возрасте я нашла то, что меня манило все эти годы. Родственную душу.

– О, Мириам! – воскликнула я. Я взяла ее за руку, чувствуя трепет от того, что она нашла такого чудного человека и настоящую любовь. Но потом я вспомнила слова Гарри. Она потеряла все, была изгнана из общества. Так где же кончается история Мириам?

Она покачала головой.

– А между тем возлюбленные моего супруга становились все моложе – им уже было где-то под тридцать лет. И он перестал их скрывать. Периодически они появлялись на тех же вечеринках, что и мы. Одна даже приехала в нашу квартиру за кредиткой Томаса, чтобы купить одежду. Я просила его прекратить унижать меня. Я не хотела подавать на развод только потому, что я еще помнила те времена, когда, как я верила, мой муж любил меня. Дорожил мною как редкой розой. Он так и называл меня – роза Роуза.

Она украдкой вытерла слезу.

– Но он не стал слушать. А потом, когда он заметил, с какой страстью я рассказывала ему историю о поисках книги, он что-то заподозрил. Томас нашел письмо Этьена. Я спрятала его, поскольку не знала что ответить. И Томас нашел его в шкатулке с украшениями. Он пришел в бешенство. Он посчитал, что я изменила ему.

– Как?.. Разве… Вы с Этьеном… – Я боролась с собой, пытаясь найти подходящие слова, сомневаясь, могу ли я задать такой непростой и неучтивый вопрос.

– Нет, – печально ответила она. – Если честно, я жалею, что у нас ничего не получилось. А у моего мужа появилось новое увлечение – уничтожить меня. Он постоянно напоминал мне, что я пришла к нему ни с чем и ниоткуда, и он вернет меня туда.

– Но вы ведь были уже давно женаты. И у вас были общие дети. И, в конце концов, вы были потерпевшей стороной. Все его тайные романы. Разве вам нечем было ответить? – спросила я. Я не могла поверить, что он так поступил с ней.

Она взглянула сначала на Августа, потом на меня.

– Вы так юны. Полны надежд. Я вижу это в каждом из вас. Но в моем возрасте все не так просто. Позволить вывалять весь мой мир в грязи? Все, что я построила? Делить мою коллекцию, разрушить созданное таким трудом? Я пыталась положить нашей истории достойный конец. Просто все уладить. Это у меня в привычке.

Я заметила, как изменилось ее выражение лица – словно небо за окном, ее взгляд стал угрюмым.

– У меня были хорошие адвокаты, прекрасно понявшие мою позицию. Я отказалась опускаться до уровня моего супруга. Я никогда не рассказывала прессе о нашей истории. Он спрятал все свои капиталы. Пункт за пунктом отсудил у меня состояние. Сказал детям, что лишит их доли в наследстве, если они не встанут на его сторону. Моя дочь в некотором смысле всегда была слабой, еще подростком она подсела на наркотики, в двадцать с небольшим вышла замуж за бесперспективного человека, и они счастливо жили на денежное содержание, которое ей выделял Томас. Она нуждалась в деньгах отца. Он угрожал всем благотворительным фондам, что тут же откажет им в финансировании, если я все еще буду значиться в списке совета директоров. У меня там были друзья, и я не хотела доставлять им неприятности. Поэтому сама написала заявление об уходе. Друзья, дети, дом – он забрал у меня все.

У меня пересохло в горле. Как он мог так с ней поступить?

– В итоге я получила огромную сумму отступных – поверьте, больше, чем я могла потратить за пять жизней. В ответ я должна была дать согласие на прекращение бракоразводного процесса. Эта сумма была лишь малой толикой того, что я, по оценке адвокатов, могла отсудить. Но я решила поставить точку.

– Вот так просто? – недоверчиво спросила я. – Мириам, вы так легко согласились?

– Да, за десять миллионов долларов и сохранение чувства собственного достоинства. Я вышла из игры и купила этот дом. Это было частью уговора. Но я не могла перевезти ничего из мебели. Полностью новая жизнь. И когда я приняла условия соглашения, я взяла с него слово, что он никогда не распродаст коллекцию. Что книга никогда не уйдет с молотка.

– И он сдержал его?

– Это была устная договоренность. Он бы в жизни не согласился подписать такое. Но он поклялся мне. После пары коктейлей он, признав за собой десяток любовных связей, согласился на такую милость. И он держал слово. Какое-то время. А после его смерти коллекция по завещанию досталась сыну. С указанием выставить ее на аукцион. Либо всю, либо по частям. А доходы поделить пополам – между его возлюбленной и сыном.

Я откинулась на спинку дивана.

– Вы не могли позвонить сыну? Вразумить его?

Она издала саркастический смешок:

– Вы видели моего сына?

– Ну, как-то опротестовать завещание. Побороться за коллекцию. Мириам, пожалуйста!

– Шансы на победу в этом деле ничтожны. Томас не был дураком. Это обещание он дал мне в неформальной обстановке. Нет. Поэтому ничего нельзя поделать. Его последняя воля – последний удар, чтобы уничтожить меня.

– И, – пробормотала я, – и… что теперь? Вы не можете отдать книгу тому, кому неинтересна Элоиза. Правда? Может, вы примете участие в аукционе? Вернете ее?

– Я могла бы. Но поскольку весь мир коллекционеров теперь знает, что рукопись – палимпсест, даже моих денег не хватит, чтобы побить ставки остальных желающих. Или еще хуже, мой сын не захочет ее выставлять на продажу. Прибережет ее до моей смерти, а потом продаст.

– Почему ваш сын может так поступить? – спросила я. – Вы же ему ничего не сделали.

– Возможно, сделала, – печально ответила она. – Я не смогла защитить его от планов отца на него. Он возлагал такие надежды на сына. Он был достаточно холодным и беспощадным отцом. И все мои попытки защитить сына обернулись ничем.

Я подумала о планах моего отца на меня. Интересно, если бы мама не умерла от рака, она смогла бы удерживать его от стремления держать все под своим контролем?

– Хуже всего то, что я не могу предоставить убедительные доказательства того, что книга действительно принадлежала Астролябу. Бракоразводный процесс начался раньше, чем я смогла разузнать что-то. Я никогда не могла доказать, что мои подозрения насчет этого манускрипта верны.

– Мириам, – произнесла я, – а вы уверены, что книга в самом деле принадлежала ему?

– Да. Там есть слова, которые относятся к любовной истории его родителей, к их взаимному уничтожению друг друга. И они действительно были очень близки к тому, чтобы уничтожить друг друга, пока однажды, спустя многие годы, не обнаружили, что их объединяет интеллектуальная близость. После того как сексуальная стала для них невозможна по вине Фульбера. А теперь никто никогда не узнает, что эта книга принадлежала Астролябу.

– Но мы можем помочь, – вмешался Август, и его голос звучал взволнованно. – Мы найдем доказательства. Проследим всю историю.

– Вы могли бы присоединиться к нам, Мириам, – добавила я.

Мириам, казалось, озарилась светом.

– По всей видимости, нужно начать с Этьена… хотя я уверена, что он так и не простил меня за ненаписанный ответ.

– Вы ему так и не написали?

– Нет. Что бы я сказала?

– Но мы должны попытаться, – настаивал Август. – Как нам связаться с Этьеном?

– Он живет в Париже. И знает продавца книги, того самого частного коллекционера, от которого он получил рукопись. Или знал. Все-таки уже прошло много лет.

– Тогда мы едем в Париж, – твердо сказал Август.

Я уставилась на него. Париж. Мы вдвоем?

– Да! – Я практически взвизгнула от восторга. Больше всего в жизни я хотела поехать в Париж вместе с Августом и найти след А. Но… Дядя Гарри, мой отец. Неужели они отпустят нас? Я попыталась справиться с сомнениями, закравшимися в мое сознание, и сосредоточиться на приключении, которое ожидало нас.

– Мириам, вы ведь поедете с нами? – настаивал Август.

– Да, поезжайте!

– Полны надежд и стремлений, да? – улыбнулась она. – Замечательно. Все девочки твоего возраста должны быть такими. Но нет, думаю, мне лучше остаться здесь. Свой шанс на любовь… и книгу… я уже упустила.

Я хотела поспорить с ней, но почувствовала, как Август сжал мою руку. Вероятно, так было лучше – оставить все как есть, – во всяком случае, пока. Но я твердо запомнила: когда я встречу Этьена, я скажу ему, что Мириам все еще любит его. Что он ее родственная душа.