Текст книги "Искатель. 1987. Выпуск №3"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

Соавторы: Павел (Песах) Амнуэль,Борис Воробьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Сбитый с толку Грасуд попытался было вникнуть в смысл сказанного, но сразу же сдался и спросил:

– Значит, этим числом определяется количество ваших кораблей-разведчиков?

– Нет. Нам ни к чему проводить разведку во всех направлениях. Эти корабли отправляются только к тем звездам, которые нам видны.

– А разве звезды не везде?

– Разумеется, везде, если рассматривать этот вопрос без учета расстояния до них. Разведчиков посылают в самые близкие, еще не исследованные Солнечные системы, тем самым сокращая до минимума число холостых полетов.

– Вы уклоняетесь от темы, – сказал Грасуд. – Сколько таких кораблей, как ваш, совершают сейчас разведывательные полеты?

– Двадцать.

– Двадцать? – Он притворился, будто утратил интерес к этому вопросу. – И только-то?

– А что, этого недостаточно? До каких же пор, по-вашему, можно использовать устаревшие модели?

– Я спрашиваю не о космолетах устаревшей конструкции. Сколько у вас действующих разведывательных кораблей вообще?

– Честно говоря, не знаю. И сомневаюсь, знает ли это кто-нибудь другой из моих соплеменников. Помимо самой Земли, у которой свои флотилии, разведывательные экспедиции в космос снаряжают и некоторые из наиболее технически развитых колоний. Более того, два-три других вида разумных существ кое-чему у нас научились и, вдохновившись нашим примером, начали осваивать космическое пространство. Поэтому подсчитать количество космолетов для нас теперь так же невозможно, как произвести перепись себе подобных.

Ни словом не возразив Гилдеру, Грасуд продолжал:

– По нашим меркам, ваш корабль не так уж велик. У вас, несомненно, есть и побольше. – Он наклонился вперед и пристально посмотрел на Гилдера. – Какова величина вашего самого большого космолета, если его сравнить с тем, на котором вы прилетели сюда?

– Самый большой из тех, что я видел, – это линейный космолет «Ланс». Его масса в сорок раз превышает массу моего корабля.

– Какова численность живой силы на борту?

– Членов экипажа – свыше шестисот, но в случае необходимости этот корабль может вместить втрое большее число моих соплеменников.

– Итак, вам точно известно, что существует как минимум один космолет, который при критических обстоятельствах может взять на борт около двух тысяч ваших соплеменников, верно?

– Да.

Присутствующие снова заерзали, раздался гул приглушенных голосов. Не обращая внимания на этот шум, Грасуд, внешне полный решимости во что бы то ни стало выудить самые подробные сведения, продолжал допрос.

– А есть у вас еще корабли такого же размера?

– Да.

– Сколько?

– К сожалению, не знаю. Если б знал, я бы сказал.

– Может, у вас даже есть космолеты размером и побольше?

– Вполне вероятно, – не стал отрицать Гилдер. – Но если такие есть, я еще ни одного не видел. Впрочем, это ничего не значит. Сколько бы ты ни прожил, а всего не увидишь. Если вы пересчитаете предметы, которые у вас перед глазами, прибавите количество тех, что вы уже видели, то останется какое-то число предметов, которые вам еще предстоит увидеть. И если на осмотр каждого из них вы Потратите по секунде, потребуется…

– Меня это не интересует! – рявкнул Грасуд, боясь запутаться в непривычных для его мышления доводах пришельца.

– И напрасно, – сказал Гилдер. – Ведь если от бесконечного числа отнять сколько-то миллионов, останется все то же бесконечное число. Следовательно, вы можете отнять от целого какую-то часть, а целое не станет меньше. Получается, что один пирог можно съесть дважды. Разве нет?

Грасуд шлепнулся на свое сиденье я с выражением крайнего недовольства обратился к престарелому варду:

– Я хочу получить конкретные сведения, а не выслушивать громогласное опровержение основных правил логики. Его болтовня нарушает стройный ход моих мыслей. Пусть им займется Шахдинг.

Осторожно поднявшись со стула, Шахдинг начал расспрашивать о разных видах оружия, которым располагают земляне, и способах обращения с ним. В своем допросе он твердо держался одной линии, чтобы у землянина не возникло соблазна увести его в сторону от основной темы. Задавая вопросы, он проявил хитрость и проницательность. Гилдер отвечал свободно, без запинки и выложил все, что мог.

– Выходит, – сказал Шахдинг, подводя итог допросу, – вы отдаете предпочтение силовым полям, неким лучам, парализующим центральную нервную систему, бактериологической войне, демонстрации военной мощи и бесконечным переговорам с целью убедить противника принять ваши условия. Поскольку вы в столь значительной степени пренебрегаете баллистикой, эта наука у вас наверняка отстает в развитии.

– Да она и не могла бы развиться, – сказал Гилдер. – Поэтому мы перестали ею заниматься. По той же причине мы в свое время прекратили возню с луками и стрелами. Ни один разовый удар не может превзойти непрерывное и длительное воздействие. – И, словно с некоторым запозданием, ему в голову пришла еще одна мысль, добавил: – Во всяком случае, можно доказать, что никакая пуля не попадет в бегущего.

– Чушь! – воскликнул Шахдинг, который сам некогда дважды сумел увернуться от пуль.

– Когда пуля достигнет точки, в которой находился бегущий в момент выстрела, тот уже будет далеко впереди, – сказал Гилдер. – В этом случае пуле нужно преодолеть это дополнительное расстояние, но окажется, что там его нет – он уже убежал дальше. Она покрывает и это расстояние – и вновь его не находит. Так оно и продолжается.

– Но ведь пуля постепенно теряет пробивную силу и перестает отвечать своему назначению, – ехидно заметил Шахдинг.

– На любое расстояние, которое преодолевает пуля, уходит определенный, пусть очень малый, отрезок времени, – разъяснял Гилдер. – И даже если делить частицу времени на все уменьшающиеся доли, все равно в результате получится не ноль, а бесконечный ряд небольших отрезков времени, составляющий в сумме бесконечный временной период. Подсчитайте-ка сами, и вы поймете, что пуля не попадет в бегущего, потому что не сможет его настигнуть.

Судя по реакции присутствующих, им до сих пор никогда не приходилось выслушивать такие доводы или самим додуматься до чего-либо подобного. Однако ни один из них не был настолько глуп, чтобы принять это утверждение за непреложный факт. Все были достаточно сообразительны и рае познали в нем логическое или псевдологическое отрицание само собой разумеющегося и легко доказуемого явления.

Они сразу же стали искать слабое место в этом чуждом для них рассуждении пришельца и, обсуждая между собой этот вопрос, так расшумелись, что Шахдинг был вынужден молча ждать, пока они утихнут. Сидевшие в первом ряду амфитеатра вскочили со своих мест, опустились на колени и принялись чертить на полу диаграммы, все больше распаляясь и надрывая голоса до хрипа. Нескольких вардов в последнем, верхнем, ряду амфитеатра, казалось, вот-вот хватит удар.

Наконец пожилой вард, Шахдинг и еще двое одновременно проревели:

– Молчать!!!

Члены следственной комиссии неохотно расселись по своим местам, продолжая что-то бормотать себе под нос, жестикулировать и показывать друг другу листки бумаги с набросками схем. Шахдинг гневно взглянул на Гилдера и открыл было рот, чтобы продолжить допрос.

Опередив его, Гилдер небрежно произнес:

– Это кажется глупостью, не так ли? Но ведь может произойти все, что угодно, абсолютно все. К примеру, особь мужского пола может жениться на сестре своей вдовы.

– Нет, не может, – заявил Шахдинг, чувствуя, что в состоянии опровергнуть это, особо не мудрствуя. – Чтобы жена стала вдовой, муж должен умереть.

– Представьте себе, что особь мужского пола женится на особи женского пола и та вскоре умирает. Тогда он женится на ее сестре и умирает сам. Разве его первая жена не является в этом случае сестрой его вдовы?

– Я здесь не для того, чтобы своими хитросплетениями меня дурачил пришелец с чуждым для нас образом мышления! – выкрикнул Шахдинг. Он решительно опустился на свой стул и чуть погодя, немного успокоившись, сказал сидевшему рядом с ним варду: – Ладно, Кадина, теперь будьте любезны, займитесь им вы.

С выражением полной уверенности в себе Кадина встал и окинул властным взглядом окружающих. Ростом он был выше других вардов, одет в мундир с темно-красного цвета отделкой на рукавах. Впервые за последние полчаса все умолкли.

Удовлетворенный впечатлением, которое он произвел, Кадина повернулся к Гилдеру и заговорил; голос у него был ниже тоном и не такой скрипучий, как у тех, кто беседовал с Гилдером до него.

– Кроме кое-каких маловажных проблем, которых вы, забавы ради, коснулись и тем самым поставили в тупик моих соотечественников, – вкрадчиво начал он, – вы, не увиливая и не колеблясь, ответили на наши вопросы. Вы снабдили нас обильной информацией, весьма полезной с точки зрения военных специалистов.

– Я рад, что вы оценили это, – сказал Гилдер.

– О да, мы это ценим. И даже очень. – В улыбке Кадины было что-то зловещее. – Однако есть один вопрос, в который не мешало бы внести ясность.

– Какой же?

– Если б все было наоборот, если б какой-нибудь разведчик-вард подвергся перекрестному допросу перед собранием ваших соплеменников и так же охотно, как вы, сообщил разного рода сведения… – Кадина не закончил фразу, взгляд его стал жестким, и он прорычал: – В этом случае мы б сочли, что он предал свой народ, и приговорили бы его к смертной казни.

– Как же мне повезло, что я не вард, – сказал Гилдер.

– Рано радуетесь, – отрезал Кадина. – Смертный приговор ничего не значит только для тех, кому он уже вынесен.

– Куда вы клоните?

– Я вот думаю, а не совершили ли вы там, у себя, тягчайшее преступление и потому ищете у нас убежища? Впрочем, возможно, что вы сбежали по какой-нибудь другой причине, но, как бы там ни было, вы без малейшего колебания предали своих соплеменников. – На его лице появилась вое та же зловещая улыбка. – И все-таки приятно было бы узнать, почему вы ответили на наши вопросы.

– Все очень просто, – сказал Гилдер, в свою очередь, улыбнувшись, но так, что Кадине эта улыбка не очень-то понравилась. – Дело в том, что я неисправимый лжец.

И, сказав это, он встал и смело пошел к выходу. Охранники проводили его в камеру.

Он провел в ней три дня, съедая регулярно приносимую ему пищу с раздражающим аборигенов удовольствием, развлекал себя, записывая какие-то цифры в маленький блокнот, и, казалось, так же наслаждался жизнью, как легендарный разведчик космоса по имени Ларри. На исходе третьего дня ему нанес визит какой-то незнакомый вард.

– Меня зовут Булак. Быть может, вы помните меня. В том зале, где вы отвечали на вопросы комиссии, я сидел в конце второго ряда.

– Там присутствовало четыреста ваших соплеменников, – сказал Гилдер. – Я не могу помнить каждого. – Он подвинул варду стул. – Впрочем, это не имеет значения. Присаживайтесь и поднимите для удобства ноги, если внутри этих ваших странных ботинок вообще есть ноги. Чем могу быть вам полезен?

– Сам не знаю.

– Но ведь что-то побудило вас прийти ко мне, не так ли?

Булак был сама печаль.

– Я бегу от тумана.

– Какого тумана?

– Того, который вы здесь напустили. – Он поскреб волосатое ухо, внимательно осмотрел пальцы и уставился на стену. – Главной целью комиссии было определить уровень вашего интеллекта. От этого и только от этого зависит наше отношение к контакту с другими завоевателями космоса.

– Я сделал все, чтобы помочь вам, разве нет?

– Помочь? – эхом отозвался Булак, как бы повторяя какое-то новое и непонятное для него слово. – Помочь? И вы называете это помощью? На самом-то деле допрос должен был выявить, шагнула ли ваша логика вперед по сравнению с нашей и можно ли вывести из ваших посылок более совершенные умозаключения.

– Ну и как?

– Кончилось тем, что вы попрали все законы логики. Оказывается, пуля не может никого убить! Прошло уже три дня, а пятьдесят членов комиссии все еще не пришли по этому поводу к единому мнению, а сегодня утром один из спорящих доказал, что никто не может подняться по приставной лестнице. Друзья перессорились, родственники начинают ненавидеть друг друга. Состояние остальных трехсот пятидесяти членов комиссии немногим лучше.

– А их-то что тревожит? – поинтересовался Гилдер.

– Они спорят о том, что есть истина, и едва удерживаются, чтобы не пустить в ход кулаки, – сказал Булак таким тоном, будто был вынужден упомянуть о чем-то непристойном. – По вашим словам, вы – неисправимый лжец. Отсюда следует, что само это заявление – ложь. Тогда выходит, что вы не являетесь неисправимым лжецом. Вывод: вы можете быть неисправимым лжецом, только не будучи им. И еще – вы можете быть неисправимым лжецом только в том случае, если вы неисправимы.

– Плохо дело, – посочувствовал Гилдер.

– Чем дальше, тем хуже, – продолжал Булак, – потому что если вы и вправду неисправимый лжец – с позиции логики это заявление само себя опровергает, – то все сведения, которые вы нам сообщили, не стоят и мешка с гнилым зерном. Если же вы на допросе говорили правду, то ваше последнее утверждение, что вы лжец, тоже должно соответствовать истине. Но если вы неисправимый лжец, то все, что вы нам сказали, – ложь.

– Вздохните-ка поглубже, – посоветовал Гилдер.

– Однако, – продолжал Булак, сделав глубокий вздох, – поскольку ваше последнее заявление лживо, все остальное, сказанное вами, может оказаться правдой. – В глазах его появилось безумное выражение, и он принялся размахивать руками. – Но из-за того, что вы признаете себя неисправимым, ни одну вашу фразу нельзя счесть ни ложной, ни правдивой, потому что тщательный анализ выявляет неразрешимое противоречие, которое…

– Успокойтесь, – сказал Гилдер, похлопав его по плечу, – ведь это же естественно, когда стоящий на более высокой ступени развития приводит в замешательство того, кто еще не достиг этого уровня. Беда в том, что вы пока недостаточно развиты и мыслите несколько примитивно. – Он поколебался и таким тоном, будто решился высказать смелое предположение, добавил: – Честно говоря, меня не удивит, если я узнаю, что до сих пор вы мыслите логически.

– Во имя Великого Солнца! – воскликнул Булак. – А как еще мы можем мыслить?

– Как мы, – ответил Гилдер. – Когда ваш интеллект для этого созреет.

Он дважды обошел вдоль стен свою камеру и задумчиво произнес, словно эта мысль только что пришла ему в голову:

– Кстати, в настоящее время вам не удалось бы разобраться в проблеме: «Почему это мышь, когда вертится волчком».

– Почему это мышь, когда вертится волчком? – как попугай повторил Булак, и у него отвисла челюсть.

– Или возьмем задачу полегче, которую на Земле может решить любой ребенок.

– Какую же?

– Общеизвестно, что островом называется часть суши, со всех сторон окруженная водой.

– Совершенно верно.

– А теперь представим себе, что все Северное полушарие планеты занято сушей, а все Южное – водой. Является ли Северное полушарие островом, а Южное – океаном?

Булак минут пять размышлял над этим. Потом на листке бумаги нарисовал круг, разделил его пополам, заштриховал одну из половин и несколько минут рассматривал свой рисунок, после чего сунул эту бумагу в карман и встал.

– Некоторые из нас с удовольствием перерезали бы вам глотку, если б не опасались, что ваши соплеменники, возможно, точно знают, где вы находитесь, и способны за это покарать. Остальные охотно дали бы вам улететь и проводили бы вас с почестями, если б не боязнь уронить себя в глазах существ с более низким уровнем интеллекта.

– Рано или поздно им все-таки придется принять какое-либо определенное решение, – заметил Гилдер, внешне не выказав никакого интереса к тому, какая из сторон возьмет верх в этом споре.

– А за это время, – с подавленным видом продолжал Булак, – мы осмотрели ваш космолет, который может быть космолетом устаревшей конструкции или новейшей – в зависимости от того, солгали вы или сказали правду. Мы имеем доступ ко всему, кроме двигателей и дистанционного управления, ко всему, кроме самого главного. Чтобы определить, превосходят ли они по своим параметрам наши двигатели и нашу систему дистанционного управления, нам пришлось бы разобрать ваш корабль на части, а значит, разрушить его и сделать вас пленником.

– Что же вас останавливает?

– То, что ваш прилет может быть провокацией. Если ваши соплеменники обладают значительной военной мощью и хотят развязать с нами войну, им нужен предлог. А наше дурное к вам отношение как раз и явится таким предлогом. Той искрой, которая взорвет бочку с порохом. – Он безнадежно махнул рукой. – Что можно предпринять, если приходится работать в потемках?

– Молено попробовать решить вопрос, сохранит ли зеленый лист свой цвет в беспросветном мраке.

– С меня достаточно, – заявил Булак и пошел к двери. – Более, чем достаточно. Остров или океан, а? Да не все ли равно? Пойду-ка я к Мордэфе.

С этими словами он удалился, беспокойно шевеля пальцами, а на его покрытом шерстью лице содрогался каждый волосок. После его ухода двое охранников боязливо заглянули в камеру сквозь решетку. У них был такой вид, будто им поручили присматривать за опасным маньяком.

Мордэфе пришел к нему на следующий день после полудня. Это был пожилой, тощий и какой-то очень уж морщинистый вард с не соответствующими его внешности живыми молодыми глазами. Усевшись, он внимательно оглядел Гилдера и спокойно заговорил, взвешивая каждое слово.

– Исходя из того, что доходило до моих ушей, я вывел основной закон, касающийся живых существ, которые, по нашим представлениям, наделены разумом.

– Вы его вывели умозрительно?

– А как же иначе? У меня нет другой возможности. Все живые существа, которых нам пока что удалось обнаружить на других планетах, не являются по-настоящему разумными. Некоторые из них кажутся таковыми, но это только видимость. Что касается вас, то вы, безусловно, обладаете таким запасом знаний, который, быть может, рано или поздно накопим и мы, но это время пока не пришло. И если вдуматься, нам еще повезло, раз мы сознаем, что контакт с вами – дело крайне рискованное. Не предскажешь, чем он может обернуться.

– В чем же суть этого закона?

– В том, что правящая верхушка в любых подобных нашему обществах в большинстве случаев состоит из властолюбцев, а не специалистов в той или иной области.

– Неужели?

– К сожалению, это так. Места в правительстве захватывают алчущие власти; они не достаются тем, кого интересуют иные проблемы. – Он немного помолчал. – Однако из этого не следует, что нами правят дураки. Как организаторы масс, они достаточно умны, но при всем при том слишком невежественны за пределами этого узкого поля деятельности. Слабое место власти в том, что неуважение к ней ее обессиливает. Стоит раструбить о невежестве правителей, и их голос будет едва слышен.

– Хм! – Гилдер смотрел на него с возрастающим уважением. – Из всех, с кем я здесь общался, вы первый, кто видит дальше собственного носа.

– Благодарю, – сказал Мордэфе. – Так вот, сам факт, что вы рискнули посадить здесь свой корабль, на котором, кроме вас, никого не было, а позже вконец заморочили головы нашим высокопоставленным деятелям, – сам этот факт указывает на то, что ваши соплеменники разработали методику поведения в подобной ситуации с учетом комплекса возможных случайностей или даже целую серию таклх методик, каждая из которых применяется в зависимости от обстоятельств.

– Давайте дальше! – нетерпеливо воскликнул Гилдер.

– Такие методики разрабатываются скорей всего на основе практики, а не теоретических выкладок, – продолжал Мордэфе. – Иными словами, они – результат огромного опыта, многочисленных исправленных и учтенных ошибок, испытаний на пригодность для тех или иных условий, настойчивых попыток добиться максимального успеха при минимальных затратах сил. – Он взглянул на своего собеседника. – Ну как, прав я или нет?

– Пока придраться не к чему.

– К настоящему времени нам удалось прочно утвердить свою власть на сорока двух планетах, причем без особых трудностей, если не считать стычек с примитивными формами жизни. Однако мы можем обнаружить равного нам по силе врага на сорок третьей планете, когда она будет открыта. Кто знает? Так вот, ради того, чтобы обосновать одну идею, давайте допустим, что разумные существа заселяют одну из сорока трех обитаемых планет.

– А что нам даст эта посылка? – живо спросил Гилдер.

– Лично я полагаю, – задумчиво проговорил Мордэфе, – что для разработки правильных методик общения с разумными существами, обитающими в любой точке Вселенной, необходим опыт, который можно приобрести лишь в результате контакта по крайней мере с шестью их разновидностями Отсюда следует, что ваши соплеменники открыли и обследовали не менее двухсот пятидесяти планет. И это по скромному подсчету. Истинное же их число вполне может соответствовать тому, которое вы назвали.

– Так, значит, я не являюсь неисправимым лжецом? – улыбнувшись, спросил Гилдер.

– Это несущественно, и наши правители, если будут еще какое-то время в здравом рассудке, придут к такому же выводу. Быть может, вы в своих интересах несколько исказили кое-какие факты и кое-что преувеличили. Если так, не в нашей власти это изменить. Вдобавок, это все равно не повлияет на истинное положение вещей, а именно: совершенно очевидно, что вы намного опередили нас в области освоения космоса. Отсюда следует, что ваш род старше нашего, обладает более развитым интеллектом и превосходит нас числом.

– Звучит достаточно логично, – признал Гилдер.

– Пощадите! – взмолился Мордэфе. – Коли вы загоните меня в тупик какими-нибудь ложными выводами, я не успокоюсь, пока из него не выберусь. А это не пойдет на пользу ни вам, ни мне.

– Вот как! Значит, вы намерены сделать что-то полезное для меня?

Кто-то же должен наконец принять то или иное решение, если ясно, что правительство на это неспособно. Я собираюсь посоветовать им освободить вас и отпустить на все четыре стороны, пожелав вам всех благ.

– Вы считаете, что они прислушаются к вашему совету?

– Разумеется. И вам это известно – вы же рассчитываете именно на такой исход. – Мордэфе бросил на Гилдера проницательный взгляд. – Они ухватятся за мое предложение, чтобы вернуть чувство собственного достоинства. Если все обойдется благополучно, они присвоят себе честь такого мудрого решения. Если же нет – вся вина падет на мою голову. – Он задумался, а затем с искренним любопытством спросил: – А вам случалось наблюдать подобный расклад где-нибудь еще, у других разумных существ?

– Везде одно и то же, – заверил его Гилдер. – И у всех всегда находится сой Мордэфэ, который улаживает дело таким же образом, как вы. Власть имущие и козлы отпущения шагают рука об руку, как супружеские пары.

– Хотел бы я когда-нибудь встретиться со своим двойником-инопланетянином. – Встав со стула, Мордэфе пошел к двери. – Если б я сегодня не посетил вас, как долго могли бы вы с вашей сложной психологической структурой пребывать в ожидании, не впадая в депрессию?

– До тех пор, пока в это дело не вмешался бы кто-нибудь другой вроде вас. Если никто не берет на себя эту роль добровольно, великие мира сего теряют терпение и кому-нибудь ее навязывают из среды себе подобных. Власть существует за счет пожирания собственных внутренностей.

– Это уже похоже на парадокс, – с легким укором заметил Мордэфе и ушел.

Гилдер стоял, глядя сквозь решетку, которая закрывала верхнюю половину двери. Два охранника, прислонившись к стене напротив его камеры, не спускали с него глаз.

Обращаясь к ним, он произнес шутливо-добродушным тоном:

– Ни у какой кошки нет восьми хвостов. У любой кошки на один хвост больше, чем у кошки несуществующей. Поэтому у каждой из них по девять хвостов.

Охранники сердито насупились.

К космолету он прибыл в сопровождении внушительного эскорта. Зрелище было впечатляющее: присутствовали все четыреста членов правительственной комиссии, около ста из них были в роскошных парадных мундирах, остальные – в своих лучших праздничных одеяниях. Вооруженный конвой под лай команды прожонглировал винтовками. Кадина елейным голосом произнес речь, заверив Гилдера в братской любви и яркими красками расписав, какое их всех ждет лучезарное будущее. Кто-то преподнес ему букет дурно пахнущих растений, и Гилдер про себя отметил, что люди и варды воспринимают один и тот же запах по-разному.

Поднявшись по нейлоновой лестнице на корабль, он посмотрел вниз с высоты в восемьдесят ярдов. Кадина все еще махал ему на прощанье рукой. Гилдер высморкался в носовой платок – язвительный жест Ms 9, задраил люк и уселся в кресло перед пультом управления.

Из сопел с глухим рокотом вырвалось пламя. Струя пара, ударив в землю, осыпала толпу провожающих комьями грязи. Это получилось случайно, не по инструкции. «А жаль, – подумал он. – В инструкции должно быть предусмотрено все. Такого рода вещи мы обязаны систематизировать. Грязевой ливень необходимо упомянуть в разделе, посвященном прощанию космонавта с аборигенами».

Корабль с ревом взмыл в небо, оставив позади планету вардов. Когда космолет вырвался из гравитационного поля этой Солнечной системы, Гилдер взял курс на тот сектор, где можно было поймать волну радиомаяка, и включил автопилот.

Какое-то время он неподвижно сидел, вперив взгляд в усыпанную блестками звезд непроглядную тьму. Потом сделал запись в бортовом журнале.

«Куб К-49, сектор 10, Солнце класса Д7, третья планета. Название – Вард. Аборигены именуют себя вардами; уровень интеллекта по космической шкале – ВВ; осваивают космос, имеют колонии на сорока двух планетах. Примечание: до некоторой степени укрощены».

Он взглянул на свою маленькую полку с книгами, прикрепленную к стальной переборке. Не хватало двух томов. Варды украли книги, в которых было много всевозможных иллюстраций и диаграмм. Остальные они не тронули – у них ведь не было Розеттского Камня, который помог бы им расшифровать текст. Они и не прикоснулись к стоявшей на самом виду книге, озаглавленной:

«Дьявологика – наука об одурачивании существ, наделенных разумом».

Вздохнув, Гилдер вынул из ящика лист бумаги и в сотый, двухсотый, а может, и в трехсотый раз попытался вывести некую формулу с числом «Алеф», в которой оно было бы больше А, но меньше С. Он так взъерошил себе пальцами волосы, что вскоре они уже торчали вихрами во все стороны, а сам он, того не ведая, не очень-то походил на человека с уравновешенной психикой.

Перевела с английского Светлана ВАСИЛЬЕВА.