Текст книги "Маска Димитриоса"

Автор книги: Эрик Амблер (Эмблер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Латимер ясно увидел, как один их этих ужасных юношей давал понюхать другому щепотку какого-то порошка. От жары и духоты его начала мучить жажда, и он уже всерьёз подумывал, не выпить ли шампанского, как вдруг Марукакис дёрнул его за рукав.

– Должно быть, Превеза, – сказал он.

Это была полная, но все ещё стройная женщина с красным лицом. Несмотря на дорогое платье, видимо, только сегодня завитые парикмахером чёрные, густые волосы, помаду и румяна, она производила впечатление неряхи. Так, во всяком случае, показалось Латимеру. Правда, рисунок губ был хорош, и улыбка была доброй и симпатичной, но во взгляде больших чёрных глаз было что-то сонное и завораживающее. И Латимер представил себе комнату в отёле, неуклюже позолоченные кресла с разбросанной на них одеждой, серый свет утра сквозь опущенные жалюзи, тяжёлый запах розового масла, ровное дыхание спящей женщины и мерное тиканье будильника. Но, видя как она идёт к бару, приветливо улыбаясь и кивая знакомым, одновременно внимательно и строго наблюдая за всем происходящим, Латимер сделал себе выговор за игру воображения.

Марукакис подозвал официанта и что-то сказал ему. Лавируя между танцующим, тот подошёл к мадам и зашептал ей что-то на ухо, показав глазами на Латимера и Марукакиса. Мадам, повернувшись, посмотрела в их сторону и, что-то сказав официанту, продолжила разговор.

– Она обещала прийти, – сказал Марукакис, выслушав официанта.

Она обошла весь зал, снисходительно улыбаясь и иногда кивая головой. Наконец она приблизилась к их столику. Неожиданно для самого себя Латимер вдруг встал. Мадам пристально смотрела ему в лицо.

– Вы желали говорить со мной, месье? – Голос у неё был грубый и немного сиплый, с ярко выраженным акцентом.

– Мы были бы счастливы, если бы вы оказали нам честь и посидели с нами, – сказал Марукакис.

– Хорошо, – сказала она и села рядом. Тотчас к столику подлетел официант, но она взмахом руки прогнала его и повернулась к Латимеру: – Я вас раньше не видела, месье. Вашего друга я уже встречала, но не в своём заведении. – Бросив косой взгляд на Марукакиса, она продолжила: – А вы, месье, собираетесь писать обо мне в парижской газете? Тогда вам с другом надо будет обязательно досмотреть представление до конца.

– Нет, мадам, – улыбнулся Марукакис. – Мы воспользовались вашим гостеприимством, чтобы получить кое-какую информацию.

– Информацию? – Она, кажется, немного смутилась. – Я не знаю ничего такого, что может вас заинтересовать.

– Всем хорошо известна ваша осторожность, мадам. Но речь идёт о человеке, который давно в могиле. Вы были знакомы с ним лет пятнадцать назад.

Она захохотала, остановилась и вдруг захохотала снова – громко, вызывающе, сотрясаясь всем телом. Вместе с этими хриплыми звуками исчезло и то самодовольство, которое она напускала на себя, и, когда она под конец закашлялась, сразу постарела лет на десять.

– Не ожидала я от вас такого комплимента, месье, – вздохнув, сказал она. – Подумать только, пятнадцать лет! И вы надеетесь, что я его вспомню? Святая Дева Мария, придётся вам поставить мне выпивку.

Латимер подозвал официанта.

– Что будете пить, мадам?

– Шампанское. Только не эту дрянь. Официант знает. Подумать только, пятнадцать лет! – Она все ещё никак не могла успокоиться.

– Мы, разумеется, не очень надеялись на вашу память, – невозмутимо сказал Марукакис, – но, может быть, имя этого человека что-нибудь значит для вас. Его звали Димитриос… Димитриос Макропулос.

Она сунула в рот сигарету, чиркнула спичкой, но так и не смогла прикурить. Глядя на кончик сигареты, о чем-то сосредоточенно размышляла. Спичка продолжала гореть, едва не обжигая пальцы. Латимеру показалось, что вокруг образовалась зона молчания, вдруг заложило уши. Мадам разжала пальцы и уронила спичку на тарелку. Все так же смотря на кончик сигареты, она тихо сказала:

– Вам здесь не место. Уходите отсюда… оба!

– Но…

– Уходите, – сказала она тихим голосом, даже не повернув головы.

Марукакис посмотрел на Латимера и, пожав плечами, встал из-за стола. Следом за ним встал и Латимер. Она подняла на них глаза, сказала, как отрезала:

– Сядьте. Мне не нужны здесь сцены.

Они сели.

– Надеюсь, вы объясните мне, мадам, – сказал Марукакис с издёвкой, – как мы можем уйти, не вставая с места, – я был бы вам очень признателен.

Она с такой быстротой схватила стоящий на столе бокал, что Латимер подумал: «Сейчас она бросит его в лицо Марукакису». Но пальцы тотчас разжались, и она что-то быстро сказала по-гречески, чего Латимер не разобрал.

– Нет, – сказал Марукакис, отрицательно качнув головой, – он не из полиции. Он писатель, пишет книги, и ему нужна информация.

– Зачем?

– Простое любопытство. Два месяца назад он видел труп Димитриоса в Стамбуле и вот решил разузнать о нем.

Она вдруг повернулась к Латимеру и, протянув руку, вцепилась ему в рукав.

– Это правда, что он мёртв? Вы точно знаете? Вы видели его труп?

Латимер молча кивнул.

– Его убили ударом ножа в живот, а потом бросили в море. – Ему хотелось добавить что-нибудь тёплое: жизнь есть жизнь, а вдруг она его любила, сейчас, наверное, слезы польются.

Но слез не было.

– Деньги при нем были? – только и спросила она.

Латимер медленно повёл головой.

– Merde! – сказала она злобно. – Этот верблюжий выкидыш задолжал мне тысячу франков. И теперь я их уже никогда не увижу. Salop! Убирайтесь вон, а не то я прикажу вас вышвырнуть отсюда!

Марукакис проводил Латимера до отеля. Они немного задержались у дверей. Ночь была холодная.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – сказал Латимер.

– Завтра уже уезжаете?

– Да. Еду в Белград.

– Значит, вам все ещё не надоел Димитриос.

– О, нет. – Латимер заволновался, ему очень хотелось сказать Марукакису какие-нибудь тёплые слова. – Не могу сказать, как я вам благодарен. Боюсь, что я отнял у вас много драгоценного времени.

Марукакис рассмеялся и, недоуменно пожав плечами, сказал:

– Я вот смеюсь, а сам завидую вам. Если вам удастся разузнать что-нибудь в Белграде, напишите мне. Хорошо?

– Конечно, напишу.

Ещё раз поблагодарив Марукакиса, Латимер тепло пожал ему руку и вошёл в вестибюль отеля. Его номер находился на втором этаже. Взяв у портье ключ, поднялся по лестнице. В коридоре лежал толстый ковёр, глушивший шаги. Он вставил ключ в замочную скважину и, повернув его, открыл дверь.

Его смутило то, что в номере горел свет, и он решил, что попал в чужой номер. И тотчас понял: нет, это его номер, но в нем почему-то царил полнейший хаос.

Содержимое чемоданов было вытряхнуто прямо на пол. Простыни и пододеяльник валялись на кресле. На матраце лежали привезённые из Африки книги с оторванными переплётами. Казалось, что в комнате похозяйничали шимпанзе.

Не понимая, что здесь произошло, Латимер сделал два робких шага. Какой-то слабый звук заставил его повернуть голову направо. И тотчас сердце его сделало один сильный удар и остановилось.

На пороге ванной, держа в одной руке выжатый тюбик зубной пасты, а в другой – массивный люгер, улыбался улыбкой мученика мистер Питерс.

Полмиллиона франков

В романе «Оружие убийцы» Латимер описал ситуацию, когда герой книги оказывается лицом к лицу с вооружённым убийцей. Написать эти несколько страниц оказалось нелегко, и, если бы не необходимость (он считал, что в последней главе вполне допустимы некоторые мелодраматические эффекты), он охотно пренебрёг бы этим. Он постарался представить это событие, как ему казалось, наиболее реалистически. Что он чувствовал бы, окажись в такой ситуации? И он решил, что скорей всего обалдел бы от страха, лишился бы дара речи.

Как ни странно, сейчас у него не было тех ощущений, которые он приписал герою. Латимер объяснил это изменившейся обстановкой. Во-первых, мистер Питерс, держащий в руке большой тяжёлый пистолет, не имел того угрожающего вида, который подобает убийце. Во-вторых, Латимер, имевший счастье познакомиться с мистером Питерсом, считал его совершенно неспособным на такой отчаянный шаг, как убийство. Но факт был налицо. Латимер был сильно потрясён. Именно поэтому он не догадался сказать ни равнодушное «Добрый вечер», ни юмористическое и гораздо более подходящее к ситуации «Какой неожиданный сюрприз!». Вместо этого у него вырвалось нечто похожее на «О-о», и затем, видимо, подсознательно желая разрядить обстановку, он промямлил:

– Кажется, что-то произошло.

Мистеру Питерсу именно в этот момент удалось справиться с пистолетом, который теперь, вне всякого сомнения, был направлен на Латимера.

– Не могли бы вы оказать любезность, – сказал мистер Питерс тихо, – закрыть за собой дверь? Вам для этого нужно только протянуть руку. И будьте добры, оставайтесь на том же месте.

Латимер подчинился. И почувствовал, что им овладел страх, ни в коей мере не похожий на те ощущения, которые он описал в романе. Больше всего он боялся боли, живо представив себе, как доктор извлекает пулю – хорошо бы, если бы он делал это под наркозом. Ещё он очень боялся, что мистер Питерс из-за неопытности может случайно нажать на курок или выстрелить, когда Латимер сделает какое-нибудь непроизвольное движение. Его била мелкая дрожь, и он никак не мог понять, трясёт ли его от нервного напряжения, от дикого страха или от злобы.

– За каким чёртом вы все это затеяли? – выпалил он, сам не ожидая от себя такой прыти, и вдруг выругался. На самом деле ему хотелось сказать что-то совсем другое, и он не хотел ругаться – он почти никогда не делал этого. Видимо, меня трясёт все-таки от злобы на своё бессилие, решил он. Он старался испепелить взглядом мистера Питерса.

Толстяк, опустив пистолет, сел на кровать.

– Самое ужасное, – сказал он, – что я не ожидал вас так рано. И потом меня подвела ваша горничная. Но что ждать от этой армянской девицы – они сначала готовы все сделать в лучшем виде, а потом все портят, как идиотки. Я думаю над тем, что этот большой мир, дарованный нам, мог бы быть замечательным местом, если бы… Но мы поговорим об этом как-нибудь после. – Он положил выжатый тюбик зубной пасты на столик возле кровати. – Мне хотелось бы привести все в порядок, когда я уйду.

– Интересно, что бы вы стали делать с книгами? – не замедлил съязвить Латимер.

– Ах да, книги! – Мистер Питерс сокрушённо покачал головой. – Печальный акт вандализма. А ведь книга – это чудесный сад прекрасных цветов, ковёр-самолёт, который уносит нас в далёкие неизвестные страны. Я глубоко сожалею об этом. Но это было необходимо.

– Необходимо? Вы отдаёте себе отчёт в том, что говорите?

Мистер Питерс улыбнулся покорно и печально, как безвинный страдалец.

– Будьте хоть чуточку искреннее, мистер Латимер, я прошу вас, пожалуйста. Причина очевидна и для вас, и для меня. Разумеется, я понимаю, что вы находитесь в затруднительном положении, не понимая, какова моя роль. Если это может послужить хоть каким-то утешением, мне точно так же необходимо определить, какова ваша роль.

Это фантастическое лицемерие вывело Латимера из себя – он забыл о страхе.

– Да послушайте же наконец, мистер Питерс, или как вас там ещё. Я пришёл к себе в отель, я очень устал и хочу лечь спать. Надеюсь, вы помните: мы выехали вместе с вами из Афин несколько дней тому назад и ехали в одном купе. Вы, помнится, ехали в Бухарест; я сошёл здесь, в Софии, провёл вечер со своим другом и вот, вернувшись к себе в отель, нахожу в номере полнейший хаос. На ум приходят только две вещи: либо вы грабитель, либо вы напились до чёртиков. Между прочим, вы вынуждаете меня нажать кнопку и позвать на помощь. Гипотезу о том, что вы проникли сюда с целью грабежа, я все-таки отвергаю, так как грабители не ездят в вагонах первого класса и не срывают с книг переплёты. Поскольку вы трезвы, остаётся предположить, что вы сошли с ума. Если это действительно так, выражаю вам своё соболезнование и надеюсь на помощь медицины. Но если вы более или менее здоровы, то я требую, чтобы вы объяснили причину своего присутствия. Так, повторяю, мистер Питерс, на кой черт вам все это нужно?

– Изумительно, – сказал мистер Питерс, от удовольствия закрывая глаза, – просто изумительно! Нет-нет, мистер Латимер, я попрошу вас не приближаться к звонку, будьте добры. Ну вот, так-то лучше. Вы знаете, на какое-то мгновение я почти поверил в вашу искренность. Почти, но не совсем. Имейте в виду, что таким, как вы, никогда не провести меня. Так что не будем тратить время попусту.

– Да послушайте же наконец… – Латимер непроизвольно шагнул вперёд.

Люгер был тотчас нацелен прямо ему в грудь. Улыбка исчезла с пухлых губ мистера Питерса; глаза у него слезились, точно при сильном насморке. Латимер сделал шаг назад – улыбка медленно вернулась.

– Давайте же, мистер Латимер, будем чуточку искреннее, пожалуйста. Поверьте, я не имел против вас ничего дурного. Я даже не стремился побеседовать с вами. Но раз уж вы застали меня здесь и мы теперь не имеем возможности разговаривать – я осмелюсь это сказать – с позиций бескорыстной дружбы, то давайте говорить хотя бы искренне. – Он слегка подался вперёд. – Почему вас так интересует Димитриос?

– Димитриос!

– Да, дорогой мистер Латимер. Димитриос. Вы ведь прибыли сюда из Малой Азии. Димитриос – тоже. В Афинах вы с немалым усердием занялись исследованием архивов комиссии по беженцам. В Софии тоже наняли агента, чтобы ознакомиться с архивом полиции. Зачем? Подождите, пока не отвечайте. Я, между прочим, ничего против вас не злоумышляю, да будет это вам раз и навсегда известно. Но так уж получилось, что Димитриос интересует и меня тоже. Поэтому скажите мне откровенно, мистер Латимер, какова ваша роль? Или, если позволите, я скажу иначе: какую игру вы ведёте?

Латимер на какое-то мгновение задумался. Ему очень хотелось дать быстрый ответ, но ничего не получалось, и он несколько смутился. Для него Димитриос стал уже своего рода собственностью, такой же академической задачей, как, скажем, проблема авторства какого-нибудь стихотворения XVI века. И вот, пожалуйста, появляется этот одиозный мистер Питерс со своей улыбочкой, со своими затасканными фразами о Всемогущем, со своим люгером, и получается, что он, Латимер, занимается контрабандой. Впрочем, тут нет ничего удивительного – Димитриоса могли знать многие. Странно, но ему казалось, что они умерли вместе с ним. Безусловно, нет ничего глупее.

– Ну, так как же, мистер Латимер? – Толстяк все так же выученно-сладко улыбался, но в его сипловатом голосе Латимер заметил садистские нотки: он теперь напоминал ему мальчишку, отрывавшего пойманной мухе крылья.

– Мне кажется, – медленно начал Латимер, – прежде чем я отвечу на ваши вопросы, вам следует сперва ответить на мои. Другими словами, мистер Питерс, если вы расскажете мне, какую игру ведёте вы, я расскажу о своей. Я не собираюсь ничего скрывать, единственное, к чему я стремлюсь, это удовлетворить своё любопытство. И не надо так страшно размахивать оружием. В конце концов оружие не такой уж сильный аргумент. Кстати, ваш пистолет большого калибра и будет много шума, если, не дай бог, он выстрелит. Кроме того, какая вам польза, если вы меня убьёте? И поскольку на вас никто не собирается нападать, я бы на вашем месте давно убрал пистолет в карман.

Мистер Питерс продолжал излучать свою радостно-горестную улыбку.

– Вы изложили свою точку зрения с удивительной краткостью и изумительным красноречием, мистер Латимер. И все-таки мне пока не хочется убирать оружие.

– Как вам будет угодно. Вас не затруднит объяснить мне, что вы искали в переплётах книг и в зубной пасте?

Он достал из кармана листок бумаги. Это была таблица, которую Латимер составил в Смирне. Кажется, она лежала в одной из книг.

– Что поделаешь, мистер Латимер, если что-то прячут между страниц, то, быть может, есть кое-что интересное и под переплётом.

– Я не собирался ничего прятать…

Мистер Питерс не обратил на эти слова внимания. Держа в левой руке листок, он походил на школьного учителя, который отдавал ученику его работу. Тряхнув головой, мистер Питерс спросил:

– И это все, что вам известно о Димитриосе, мистер Латимер?

– Нет.

– Ах, вот что! – Он с каким-то печальным недоумением стал рассматривать латимеровский галстук. – Интересно, кто такой этот полковник Хаки? Кажется, он неплохо информирован, но почему он так неосторожен? Фамилия у него турецкая. Вы ведь тоже прибыли из Стамбула, не так ли?

Совершенно непроизвольно Латимер кивнул, и тотчас пожалел об этой глупости. Улыбка на лице мистера Питерса засияла ещё ярче.

– Благодарю вас, мистер Латимер. Начинает казаться, что вы готовы помочь мне. Давайте разберёмся. Итак, вы были в Стамбуле, где одновременно оказались и Димитриос, и полковник Хаки. Здесь есть ещё заметка о паспорте на имя Талата. Опять какая-то турецкая фамилия. Потом упоминается Андрианополь и написано «попытка». Ну да, я понял: так вы перевели французское слово «покушение». Вы ничего не хотите мне сказать? Ну хорошо, хорошо, пусть будет по-вашему. У меня создалось впечатление, что вы, по-видимому, читали какое-то досье. Ну что, разве я не прав?

Латимеру было неприятно, что он попал в такое дурацкое положение. Подумав, он сказал:

– Мне кажется, так вы недалеко уйдёте. На каждый ваш вопрос у меня есть свой вопрос. Например, я вам буду очень признателен, если вы мне скажете, встречались ли вы с Димитриосом.

Мистер Питерс молча поглядел на него.

– Думаю, вы не очень-то уверены в себе, мистер Латимер, – медленно проговорил он. – Очевидно, я бы мог рассказать вам гораздо больше, чем вы мне. – Он сунул пистолет в карман пальто и встал. – Мне пора уходить.

Латимер не ожидал, что это произойдёт так скоро, однако, стараясь быть равнодушным, сказал:

– Спокойной ночи.

Толстяк пошёл к двери, но вдруг остановился.

– Стамбул. Смирна, 1922 год. Афины, тот же год. София, 1923 год. Андрианополь. Нет, ведь он приехал из Турции… – Обернулся и посмотрел на Латимера: – А что если… – Он замолчал, потом, подумав, продолжил: – Быть может, это и глупая мысль, но, мне кажется, вы в самое ближайшее время собираетесь посетить Белград. Ведь я угадал, мистер Латимер?

Как ни старался мистер Латимер скрыть своё удивление проницательностью мистера Питерса, ему это не удалось.

– Белград вам понравится, – сказал мистер Питерс самодовольно. – Это чудесный город. А какие с окрестных гор открываются виды! Как бы мне хотелось поехать вместе с вами! А какие там девушки, круглолицые красавицы, какие у них фигурки! Вы человек ещё молодой, и вам будет легко с ними договориться. Ну а меня эти вещи уже не привлекают. Я уже стар, и мне осталось только вспоминать. Но я не осуждаю молодых. Ни в коем случае. Каждому молодость даётся только раз, Всемогущий, несомненно, хотел, чтобы мы почувствовали себя счастливыми. Ведь жизнь должна продолжаться, не так ли?

Латимер стащил с кресла пододеяльник и сел. Он был очень зол и, быть может, поэтому его мозг начал лучше работать.

– Мистер Питерс, в Смирне мне удалось ознакомиться с материалами пятнадцатилетней давности. Я обнаружил, что за три месяца до меня те же самые материалы интересовали кое-кого ещё. Не вы ли это были?

Слезящиеся глаза толстяка, казалось, были устремлены куда-то в вечность. Он нахмурился, точно не понимая смысла слов.

– Вы не могли бы повторить ваш вопрос?

После того как Латимер повторил, мистер Питерс, подумав несколько секунд, тряхнул головой и сказал:

– Нет, мистер Латимер, это был не я.

– Но ведь вы занимались расследованием по поводу пребывания Димитриоса в Афинах, не так ли? Ведь это были вы? Вы, помнится, очень быстро удалились из бюро, так что я вас, к сожалению, не заметил, но чиновник видел, что вы заходили туда. И, очевидно, далеко не случайное совпадение, что мы ехали с вами в одном купе до Софии, не правда ли? Вы проявили отменную смекалку и узнали, в каком отёле я остановлюсь. Неужели вам не хочется сказать правду?

– Да, мистер Латимер, – кивнул мистер Питерс, счастливо улыбаясь, – все так и было. Мне известен каждый ваш шаг после того, как вы покинули бюро в Афинах. Я ведь уже, кажется, говорил вам, что интересуюсь каждым, кто собирает сведения о Димитриосе. Вы, конечно, разузнали, кто был тот человек в Смирне?

Обратив внимание на то, что последняя фраза была произнесена самым невинным тоном, Латимер сказал:

– Нет, я этим не занимался.

– Но вы, конечно, хотели бы это узнать?

– Не очень.

Толстяк шумно вздохнул.

– Мы должны, мистер Латимер, достичь взаимопонимания. Нам нельзя ссориться. – Он остановился и поглядел сверху вниз на Латимера. – Я должен знать, зачем вам все это понадобилось. Нет-нет, пожалуйста, не перебивайте меня. Я готов признать, что для меня ваши ответы гораздо важнее, чем мои – для вас. И все-таки сейчас я не могу их вам дать. Да-да, я слышал, что вы поставили такое условие. Но я серьёзно не могу. Поймите меня, пожалуйста.

Итак, вас интересуют факты из жизни Димитриоса, и вы собираетесь поехать в Белград, чтобы побольше разузнать о нем. Я вижу, вы этого не отрицаете. И вам, и мне известно, что Димитриос жил в Белграде в 1926 году. Могу к этому добавить, что он там больше не появлялся. Вы не хотите сказать, зачем вам это нужно? Очень хорошо. Я вам скажу другое: если вы попадёте в Белград, то не обнаружите ни малейших следов Димитриоса. Более того, если попытаетесь провести расследование, то у вас наверняка возникнут трудности с полицией. Есть только один человек, который мог бы рассказать вам о том, что вас интересует. Это поляк, он живёт теперь недалеко от Женевы.

Я дам вам адрес и письмо к нему. Но мне все-таки хочется понять, зачем вам нужна эта информация. Вначале мне казалось, что вы работаете на турецкую полицию – сейчас на Ближнем Востоке многие англичане работают в полиции, – но я отказался от этой мысли. В ваших документах написано, что вы писатель, но ведь это весьма растяжимое понятие. Кто же вы такой, мистер Латимер, и в чем заключается ваша игра?

Мистер Питерс выжидающе замолчал. Латимер, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица, смотрел ему прямо в глаза. Не смущаясь этим, мистер Питерс продолжал:

– Естественно, когда я говорю «игра», я понимаю это слово в особом смысле. Вся ваша игра состоит, конечно, в том, чтобы получить деньги. Но не такого ответа я жду от вас. Вы богаты, мистер Латимер? Нет? Тогда я скажу то, что, быть может, упростит дело. Я предлагаю, мистер Латимер, заключить соглашение, так сказать, объединить наши возможности. Мне, например, известны такие вещи, о которых я не могу сообщить вам в настоящий момент. Вам, с другой стороны, также известно что-то весьма важное. Сами по себе те факты, которые я знаю, быть может, не имеют ценности. Но и то, что известно вам, пустой звук вне связи с другим. Если же и то, и другое рассматривать вместе, то ценность такого объединения может составить (при этих словах он сильно выдвинул вперёд нижнюю челюсть) по крайней мере пять тысяч английских фунтов, или миллион франков. – Он был на седьмом небе от радости. – Ну, что вы на это скажете?

– Прошу прощения, – сказал Латимер, почти не скрывая своей враждебности, – но скажу, что я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. И мне глубоко безразлично, как вы это воспримете. Я устал, мистер Питерс, я очень устал, буквально валюсь с ног. – Он встал и, взяв простыню, стал застилать постель. – Полагаю, мне незачем скрывать от вас, почему я интересуюсь Димитриосом. Деньги тут как раз совершенно ни при чем. Я зарабатываю на жизнь тем, что сочиняю детективные романы. Когда я был в Стамбуле, полковник Хаки, человек, в определённом смысле связанный с тамошней полицией, рассказал мне об одном преступнике по имени Димитриос, труп которого был найден в водах Босфора. Отчасти ради удовольствия – мне хотелось разгадать своего рода кроссворд, – отчасти желая попробовать свои силы в самостоятельном расследовании, я начал идти по следам этого человека. Вот и все. Я не жду, что вы мне поверите. Вероятно, вы сейчас задаёте себе вопрос, почему я не придумал какую-нибудь более убедительную историю. Мне очень жаль, но убеждать вас в том, что это правда, я не могу да и не хочу.

Мистер Питерс подошёл к окну и, достав сигарку, стал смотреть, как Латимер застилает кровать.

– Детективные романы! Это удивительно интересно, мистер Латимер. Я их очень люблю. Назовите, пожалуйста, книги, которые вы написали.

Латимер назвал.

– А кто ваши издатели?

– Кто вас больше интересует – англичане, французы, шведы, норвежцы, немцы или венгры?

– Венгры.

Услышав ответ, мистер Питерс одобрительно кивнул головой.

– Да, я знаю, это хорошая фирма. – Видно было, что он принял какое-то решение. – Мистер Латимер, у вас найдутся перо и бумага?

Латимер указал на письменный стол, и толстяк уселся за него. И пока Латимер готовил себе постель, собирал с пола разбросанные вещи, слышно было, как по бумаге скрипело перо. Мистер Питерс был человек слова.

Когда Латимер уже собрался лечь в постель, послышался звук отодвигаемого кресла и мистер Питерс с сияющей улыбкой на лице заявил:

– Я оставляю вам, мистер Латимер, три листа бумаги. На первом – адрес человека, о котором я вам говорил. Его зовут Гродек, Владислав Гродек. Он живёт недалеко от Женевы. На втором листе – моё письмо к нему. Если он его получит, он будет знать, что вы мой друг и что он может быть с вами откровенным. Он уже отошёл от дел, так что я могу, ничего не скрывая, сказать, что в своё время это был один из самых выдающихся разведчиков в Европе. Но самое замечательное, что полученные им сведения всегда были достоверны. Он работал на несколько стран. Его резиденция находилась в Брюсселе. Для писателя такой человек просто находка. Я думаю, он вам понравится. Он, между прочим, очень любит животных. Короче, это чудесный человек, с тонкими и нежными чувствами. Между прочим, именно на него работал Димитриос в 1926 году.

– Понятно. Весьма вам признателен. А что вы написали на третьем листе?

Мистер Питерс смутился, хотя улыбка его была теперь почти экстатической.

– Вы, кажется, сказали, что вы не богаты.

– Да, это так.

– Значит, полмиллиона франков, или две с половиной тысячи фунтов, вам бы, наверное, пригодились.

– Безусловно.

– В таком случае, когда вам наскучит Женева, вы, быть может, захотите убить сразу двух зайцев. – Он вытащил из кармана таблицу, составленную Латимером. – Здесь помечены и другие даты из жизни Димитриоса, которые вы хотели бы проверить. Между прочим, место действия перемещается в Париж. Это во-первых. Ну, а во-вторых, мы в Париже обязательно встретимся, и вы, быть может, наконец решитесь объединить наши возможности. То есть мы придём к соглашению, о котором я вам уже говорил. В этом случае даю безусловную гарантию, что буквально через несколько дней на ваш счёт будет перечислено полмиллиона франков, или две с половиной тысячи фунтов стерлингов.

– Мне бы очень хотелось, – возразил раздражённый Латимер, – чтобы вы внесли хоть какую-то ясность. Что мне надо делать? Кто, наконец, заплатит мне деньги? Все покрыто мраком неизвестности, мистер Питерс, и потому я не могу верить ни одному вашему слову.

Улыбка на устах мистера Питерса несколько поблекла, но разве могут оскорбления вывести из себя христианина, который давно подготовился к арене со львами.

– Я знаю, мистер Латимер, – сказал он тихо, – что вы не доверяете мне. Я написал письмо Гродеку и дал вам его адрес, потому что мне хотелось убедить вас в том, что моему слову можно верить. Сейчас мне больше нечего вам сказать. Но если вы поверите мне и поедете в Париж – на третьем листе бумаги мой адрес.

– Не будем ничего загадывать, – сказал Латимер. – Вы, мне кажется, сделали далеко идущие выводы. Что касается Белграда, то я действительно туда не поеду. Насчёт Женевы я ещё не решил. Поездку в Париж я вообще не могу сейчас предпринять, потому что у меня накопилось много работы. И, конечно…

– Спокойной ночи, мистер Латимер, – сказал мистер Питерс, протягивая руку. – Я не хочу с вами прощаться…

Латимер пожал протянутую руку. Она была сухая и мягкая, точно без костей.

– Спокойной ночи, – сказал Латимер.

У двери мистер Питерс обернулся.

– На полмиллиона франков можно купить массу хороших вещей, мистер Латимер. Мне хочется верить, что мы встретимся в Париже. Ещё раз желаю вам спокойной ночи.

– Мне тоже. Спокойной ночи.

Дверь закрылась, но улыбка великомученика все стояла перед глазами Латимера, напоминая ему улыбку чеширского кота, которая парила в воздухе. В изнеможении прислонился он к двери и вдруг заметил на полу пустые, раскрытые чемоданы. Начинало светать. Он ещё долго не мог заснуть, но вдруг сон навалился на него, и его размышления прекратились.