Текст книги "Три кварка (сборник)"

Автор книги: Еремей Парнов

Соавторы: Михаил Емцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

47

Ничего этого Дик не знал, ему сразу стало не до проповедника Трири, как только он увидел, что дорога к Цели расчищена и внимание всего лайнера обращено на неудачную попытку апологета наслаждения сотворить чудо.

«Теперь только и работать», – сказал себе Дик, входя в бар и снимая очки и шляпу.

В баре было только двое: Хуанито, который нетерпеливо топтался за стойкой, и пожилой усатый человек, лениво и мечтательно воззрившийся на рюмку с коньяком.

– Здравствуй, Хуан!

– Привет, Дик, я слышал, что ты едешь с нами, но тебя совсем не видать. Миму говорила, будто ты болен.

– Так оно и есть, я было малость прихворнул, а сейчас все на месте… Есть дело, Хуан, только потише, оно не для чужих ушей.

– Ладно, Дик, давай выкладывай, но прежде скажи, что ты думаешь обо всем этом?

– О чем?

– Да о проповеднике, который сиганул с корабля!

– Ах, этот! Мало ли сумасшедших проповедников в мире, я на них насмотрелся и знаю, что в жару, когда у них мозги совсем плавятся, ничего хорошего не жди.

– А меня он удивил!

– Нечего удивляться, Хуанито, я знал одного такого, который каждую неделю вешался перед толпой, и ничего не получалось: рвалась веревка, но все ходили слушать проповеди, пока его не разоблачили – веревка у него оказалась специального изготовления.

– Нет, Дик, то был шарлатан, а это человек серьезный, перед тем, как свихнуться, он заходил ко мне. Чинно так посидел, выпил свой кофе и, вот видишь, неожиданно свихнулся, а возможно, ты прав, что это жара на него так подействовала, у людей умных да образованных мозги – самое слабое место: таят на солнце.

Дик внезапно насторожился.

– Он пил твой кофе, Хуанито?

– Конечно. Чей же еще?

– Эту банку ты принес снизу, из холодильного отделения?

– О-ля, Дик! Ты все знаешь!

– Да, малыш, не все, но многое. Я знаю везение и неудачи, деньги и нищету, радость и слезы… Слезы Большого водопада… ты слышал когда-нибудь о Слезах Большого водопада?

Хуанито покачал головой, а усач внимательно взглянул на Дика.

– Вот тебе деньги за десять таких банок, мальчик, я ее забираю.

Хуанито спрятал деньги в карман, пожал плечами и улыбнулся.

– По-моему, вас с Миму тоже хватил удар. Это четвертая банка, которую вы сегодня у меня покупаете. Я не знаю, зачем вам оно нужно, но раз берете, стало быть, нужно. Я-то не остаюсь в накладе… Сеньор, ваш кофе готов, вы, кажется, просили по-турецки?.. А теперь, Дик, скажи, что за дело у тебя ко мне и почему бы…

Но Дик не слушал буфетчика. Как кот в засаде, следил он за тем, как посетитель медленно подносит чашечку к своим тщательно подстриженным и расчесанным усам.

Глухо заурчав, Дик выпрыгнул из-за стойки и, подлетев к усачу, вышиб чашку из рук. Затем схватил банку и выбежал из бара.

– Бешеный! – крикнул ему в догонку возмущенный Хуанито.

Но Дик уже был далеко. Он бежал широко и свободно. Счастливый Охотник, настигший Дичь.

«Все. Точка. Теперь притаиться и ни-ни! Миму сумеет спрятать и меня, и заветную баночку. На берегу нас ожидает богатство, а до берега рукой подать. Все. Точка!» Дик слетел по трапу, но вынужден был невольно прервать свой стремительный бег. Прямо перед его носом вынырнула спина Альдо Усиса, который, выкрикивая непонятные угрозы, скрылся за поворотом с очередной партией огнетушителей.

Тронувшийся на огнетушителях техник-смотритель еще на бегу пустил в дело один из своих фетишей. Так и несся он, выбрасывая пузырящуюся мыльную пену.

После него на пустынной в этот предвечерний час палубе осталась большая продолговатая лужа.

48

Дик остановился перед этой лужей, в которой уже плавился закат, обдумывая наиболее подходящие пути для ее форсирования.

Звонко щелкнул дверной замок, и на палубе появилась Мимуаза.

Пена в луже Альдо Усиса печально вздохнула и опала. Предусмотренный для беспрепятственного стока наклон палубы погнал жидкость к широкому желобу.

Мимуаза вышла из отсека, в котором находились каюты высокого начальства «Святой Марии». Щеки розовели, мокрые глаза сияли. Она радостно размахивала заветной сумочкой, шаг ее был решителен и целеустремлен. Подойдя к оставленной Альдо Усисом луже, она остановилась и увидела на другом берегу своего Дика Рибейру. Кладоискатель прижимал к сердцу заветную банку с зернами «бонц».

– Дик! – Миму рванулась вперед.

Ах, эта ужасная, скользкая, точно намыленная, поверхность! Шлеп! Мимуаза довольно некрасиво растянулась на животе, сумка выскользнула из рук и заскользила по направлению к Дику.

– Долли! – Дик бросился на помощь.

Ах, эта безобразная, льдистая, лишенная намека на трение плоскость! Рибейра упал, больно ударившись о палубу коленками и локтями. А драгоценная банка вырвалась из рук и полетела к донье Долорес Марии ди Мимуазе.

Удивительная трагичная симметрия была в этом падении.

На одном берегу лужи барменша безуспешно цеплялась за скользкую палубу и нетерпеливо дрыгала пухлыми ножками, на другом бессильно распластался золотоискатель.

С одной стороны лужи на уровне палубы – огромные темные глаза Миму, ее черные, удивительно расширившиеся зрачки. Это было смешно и чертовски обидно…

С другой стороны на уровне палубы – оскаленные зубы Дика. И как раз посередине лужи между двумя дергающимися телами заветная сумочка медленно подъезжала к заветной баночке. Встретившись, эти предметы взаимно погасили наступательную скорость и прекратили свое движение относительно палубы, подтвердив тем самым релятивистский принцип Галилея.

– Ложись на спину, потом садись! Иначе мы не встанем, – посоветовал уставший от проклятий Дик.

Они попытались перевернуться. Маневр удался. Потом они сели и, переведя дух, приступили к вставанию.

В этот миг кладоискатель ощутил легкий толчок, такой, словно на корабле притормозили машину.

Был ли толчок или нет, трудно сказать. Никому это не известно, да потом никто особенно и не допытывался.

Известно только, что в этот миг штурман «Святой Марии» вышел проверить местоположение судна. Вооруженный допотопным секстантом, он стоял, отдаленный от лужи Альдо Усиса тремя палубами и множеством деревянных, металлических и административных перегородок. Возможно, что этот молодой и красивый штурман и приказал сбавить обороты на валах двигателей «Святой Марии», а Дик ощутил перемену скорости как толчок. Это особенно обидно своей бессмысленностью. Судно было оборудовано совершенной радионавигационной системой, которая делала полностью излишней работу штурмана. Но ведь вполне возможно, что никакого толчка на самом деле не было, что Дику это просто показалось.

Одним словом, когда Дику и Мимуазе удалось подняться во второй раз, они увидели, что заветные сумочка и баночка медленно дрейфуют к бортовому желобу, по которому тихо лилась в океан желтая водица.

Крупный план:

Огромные расширившиеся зрачки Мимуазы.

Широко открытый рот Дика Рибейры.

Дружно вскрикнув, они бросились к борту.

Была еще крохотная, микроскопическая доля надежды. Сумка и банка не пролезут в бортовое отверстие, застрянут, останутся на корабле. Но бутерброд упал, как всегда, маслом вниз.

Во всем этом была видна рука дьявола, как потом говорил Дик Рибейра.

Подплыв к отверстию, сумочка с деньгами притормозила и, словно благовоспитанная леди, пропустила вперед «подружку». Первой ушла в океан банка с наркотиком. За ней скользнула и сумка. Побелевший носик Миму.

Опять крупный план:

Зажмурившись, она ожидает всплеска.

Отвисшая челюсть Дика. Поток хриплых, отчаянных ругательств.

Garganta del Diablo.

Правильно, Дик. Глотка дьявола. Желоб – это глотка дьявола. Увы, она оказалась слишком широкой.

Возможно, штурман «Святой Марии» закончил бессмысленное в своей основе определение координат лайнера, записал в книжечку, а прибор спрятал в футляр.

– Дик, а Дик? Как же это так?! Пойдем, Дик. Делу все равно но поможешь, а спрятаться надо, тебя, наверное, ищут, черт с ними, с деньгами, были б мы живы и здоровы…

– Пойдем, Миму, я все же неудачник; что ни говори, а я неудачник. Такое дело… Ты права, черт с ними, на худой конец у меня есть карта, это дело верное, чистое дело, не то что поганая торговля погаными наркотиками, но все-таки… ох, Миму, Миму, везет тебе с неудачниками, прямо-таки судьба твоя всю жизнь возиться с неудачниками…

49

Возмущенный Хуанито все еще ругал Дика. Выбитая из рук Питера Ика чашка упала на пол и разлетелась. Горячий кофе пролился прямо на брюки.

Питер Ик встал, промокнул салфеткой колени, вытер платочком усы, потом вытер залитые кофе руки и направился к выходу. Касаясь двери, он еще слышал возмущенные возгласы Хуанито.

И вдруг все смолкло. Пропал гул машины под ногами, замолкли на всех палубах многочисленные транзисторы, стих шелест бриза.

Затем все исчезло.

Ему показалось, что он оглох и ослеп.

И тогда перед глазами появилась книга. Страницы в ней шевелились точно живые и перелистывались с дьявольской скоростью, но все равно он успевал прочесть все, успевал запомнить все, все, до последней точки. За долю секунды даром ясновидения он познал эту книгу. Ее героев, их мысли, чувства, слова. Он знал начало и конец. Он знал все.

Это была его сто семьдесят первая книга.

Пошатываясь, писатель вышел из бара и лунатическим шагом прошел к себе в каюту. Там он присел к пишущей машинке и начал печатать со скоростью около 500 слов в минуту. Как известно, почти столько же пуль выпускает пистолет-пулемет Томми.

Через два часа новый роман Питера Ика был закончен. Одновременно был установлен и рекорд скоропечатания. Творческая работа поднялась на угрожающую для издателя и читателя вершину. В воздухе запахло книжным ураганом, переходящим во всемирный бумажный поток…

Ик устало опустил руки. Рядом с машинкой высилась кипа отпечатанных листов. Они еще не были разложены по экземплярам. На верхнем листе значилось:

Питер Ик

«Слеза Большого водопада»

И далее следовал сам текст:

«Трансатлантический лайнер «Святая Мария» готовился покинуть порт Белен… и т. д.».

50

Необъятный величественный закат продемонстрировал положенную гамму красок и растворился на горизонте. Застывшее в невероятном крене по отношению к «Святой Марии» облачко поймало последний луч и превратилось в перламутровую летящую блестку. Но скоро и его проглотила ночь. Зато залитый светом лайнер скользил по черному лаку океана, как «Летучий голландец» в день юбилейного карнавала утопленников. Впрочем, убогим грешникам морей даже не снилось такое веселье.

На всех палубах гремели оркестры. Танцевали под открытым небом. Прямо под Южным Крестом, точным подобием того, который трепетал в фиолетовом ромбе на кормовом флаге.

Серф, шейк, халли-галли, фраг, мэдисон и бассанова сменяли друг друга без перерыва. Временами рокот барабанов и рев труб заглушали раскаты смеха. Привлеченные голубоватым огнем «Святой Марии», на головы танцующих шлепались ошалевшие летучки. И каждый раз это вызывало бешеный восторг. Все было именно так, как обещали туристские проспекты.

Он и она не принимали участия в общем веселье. Им было немного грустно. Кроме того, его развитие по части танцев остановилось на рок-н-ролле. Они стояли рядышком и, свесившись за борт, следили за призрачным отражением корабля. Светящаяся тень застыла в мазутном зеркале, и далеко-далеко в небе смутно блестела другая тень. В этом была загадка, которую не стоило разгадывать, и грусть, и южная пряная тишина.

Еле ощутимо вибрировали перила. Прогудел обозначенный красными и зелеными огнями встречный лихтер.

«Святая Мария» шла, как говорится, в галфвинд, и упоительный ветер бил прямо в лицо. Вращающийся прожектор обрушивал дымный меловой свет на согнувшиеся фигурки и сразу же уносился к танцующим.

А «Святая Мария» шла строго намеченным курсом NON,[19]19
  Норд-ост-тен-норд.


[Закрыть] и каждый оборот гребных валов приближал ее к цели. Меньше суток оставалось до конца путешествия.

Евгений, естественно, думал о неизбежном расставании, сосредоточенно следя за светлыми струями внизу, бьющими из шпигатов. Лоис, наверное, думала о том же, хотя часто оборачивалась и подолгу глядела на танцевальное неистовство.

– Разве это танцы? – вдруг сказала она. – Вот коко бамбело и замбе – совсем другое дело! Поглядел бы ты, рыжий, как их отплясывают кариоки-негры.

Женя согласно кивнул, хотя вряд ли понял, что она сказала.

В этот момент неизвестно как оказавшаяся в открытом море бабочка нимфалида бессильно опустилась прямо на голову Лоис. Раскрыв крылышки, она затрепетала сверкающей диадемой, отчаянно цепляясь лапками за мятущиеся на ветру черные пряди.

«Сам океан венчал царицу ночи, эту femme fatale[20]20
  Роковая женщина (франц.).


[Закрыть]», – как сказал бы в этом случае Питер Ик.

Женя оценил всю важность момента, весь его, так сказать, неожиданный лирический подтекст, но ничего не сказал.

Разговор явно не клеился.

«Значит, завтра мы прибываем». «Si!»[21]21
  Да (португ.).


[Закрыть] «И расстаемся». «Si!» – «Хорошо, что мы все же встретились, а то, что расстаемся, это не беда. Ведь правда?» – «Nao importa…»[22]22
  Нет (португ.).


[Закрыть] – «Ты очень хорошая, Лоис! Ты удивительно хорошая…» – «Оrigado».[23]23
  Спасибо (португ.).


[Закрыть]

Нет, разговора явно не получалось. Каждый думал о своем и на своем языке. Чудовищные английские фразы, с помощью которых они обычно обменивались самой минимальной информацией, никак не вязались с этой ночью.

– Boo noite, senhores![24]24
  Добрый вечер, господа (португ.)


[Закрыть] – послышалось у них за спиной.

Это был Альберт, удивительно способный к языкам. Повторенную несколько раз про себя фразу он произнес с неподражаемым изяществом и легкостью.

– This is friend of mine, Albert![25]25
  это мой друг Альберт.


[Закрыть] – Евгений сказал точно так, как это посоветовал совсем недавно Иванов.

Теперь они молчали уже втроем. Но сродство душ было необратимо нарушено. Внутренний диалог оборвался.

Евгений не то чтобы был этому рад. Но грусть как-то сама собой развеялась. Он с интересом подумал о дальнейшем своем путешествии и понял вдруг, что ужасно соскучился по дому.

Послесловие

Фантасты очень любят космос. Плохие – потому, что «космос все спишет», в том числе и их профессиональную инвалидность и нехватку научных знаний; хорошие – потому, что космос – идеальный полигон для постройки и проверки опытных моделей процессов и явлений чисто земного происхождения. Здесь можно вырастить и размножить штаммы различных исторических формаций, подобно тому как в лабораториях выращивают штаммы микробов. Можно создать модели общества, построенные с учетом взглядов и представлений тех или иных философов, социологов, экономистов, маньяков и политических проходимцев. Можно придумать немыслимые на Земле ситуации для проверки поведения человека. Ибо хороших фантастов в первую очередь интересует человек и его отношение к другим людям, к природе, к науке, к технике, к нравственным категориям. Вероятно, поэтому инопланетане у них, как правило, похожи на людей, тогда как плохие фантасты, маскируя отсутствие мысли, населяют космос самыми невероятными чудовищами.

По очень многие фантасты избирают местом действия своих произведений старушку Землю. Они руководствуются соображением, что «удивительное рядом», и предпочитают сталкивать своего современника с различными чудесами науки и техники прямо на собственной планете. Именно так поступил Герберт Уэллс, забросив «человека-невидимку» в сельскую деревушку Айпинг, где тот встретился с самыми «всамделишными» английскими мещанами.

Михаил Емцов и Еремей Парнов – писатели по преимуществу «земные» и очень современные. Из рассказов этого сборника только один имеет отношение к космосу и к отдаленным от нас временам («Сфера Шварцшильда»). Действие остальных разворачивается в наше время и точно географически локализовано.

Хорошая «земная» фантастика часто очень географична. Вспомним, например, рассказы классика советской фантастики И. Ефремова. Пейзажи Алтая («Озеро горных духов»), Монголии («Олгой-хорхой»), Якутии («Алмазная труба») он нарисовал с такой точностью и предметностью, что любой учитель географии может включить их в свой урок, посвященный природным зонам.

Взяв атлас, вы легко можете отыскать места, где действуют герои Емцева и Парнова. Вот река Шингу и водопад Мартинес, где сквозь непроходимую сельву прорубался отряд Дика Рибейры («Слеза Большого водопада»). Вот остров Матуа с вулканом Сарычева, а рядом с ним и остров Райкоке («Иду в глубину»). Оба находятся в группе Курильских. Вот остров Инагуа – это Багамские острова («Три кварка»).

Природа этих мест описана так, что ее ощущаешь как реально существующий пейзаж, а не как декорацию из папье-маше, фанеры, холста и краски. Сравните, например, картину океана в рассказах «Иду в глубину», «Лоцман Кид», «Три кварка», и вы сразу почувствуете, что океаны эти разные и что географические широты другие. Весьма точно описана и сельва в повести «Слеза Большого водопада». По характеру флористического состава читатель может понять, что действие происходит в восточной части Амазонии, там, где ландшафт влажного тропического леса начинает уступать место более ксерофитным формациям.

Емцев и Парнов отнюдь не географы, да они и не ставили перед собой задачу популярно изложить физическую географию бразильской сельвы или Курильских островов. Но поскольку оба они пришли в фантастику из мира науки, то им известна цена научной точности. В произведениях Емцева и Парнова читатель находит не только интересную научную идею, увлекательный сюжет, но и определенную дозу познавательного материала. В данном случае – географического.

В советской и мировой фантастике сейчас работает много ученых. У Емцева и Парнова их принадлежность к науке сказывается весьма ощутимо. В основе их рассказов всегда лежат современные научные представления или гипотезы. В рассказе «Три кзарка» использованы представление о существовании тяжелых частиц с дробным электрическим зарядом, а также мысль о «тупиковых» ходах биологической эволюции. В рассказе «Иду в глубину» разработаны некоторые идеи бионики, «Сфера Шварцшильда» построена на теоретических предположениях об особых свойствах пространства-времени в сфере действия мощных гравитационных полей, в «Лоцмане Киде» изображены попытки установления контакта с дельфинами, чем заняты сейчас целые коллективы биологов и зоопсихологов. В рассказе «Фермент М» затрагивается одна из проблем современной эволюционной биохимии. Сделанное советскими учеными открытие, преломляясь в быт, порождает в жизни главного героя небезынтересную ломку привычного восприятия окружающей действительности.

При всей научной обоснованности большинства рассказов Емцева и Парнова этих писателей никак нельзя назвать просто популяризаторами новых научно-технических идей, В каждом их рассказе есть еще «второе дно», связанное с тем, что главным героем является здесь не научное предположение, а человек.

В этой связи хотелось бы сказать несколько слов о центральном произведении сборника – о повести «Слеза Большого водопада». Читая его, невольно представляешь себе кочан капусты, у которого, чтобы добраться до сердцевины, надо снять несколько слоев листьев.

Первый слой – приключенческий сюжет, построенный по известной схеме: сделано важное открытие, его пытаются захватить и использовать во вред человечеству некие антигуманистические силы, идет борьба, в результате которой открытие безвозвратно гибнет.

Разработан этот сюжет весьма своеобразно – в виде гротеска, веселого озорного маскарада, где лица героев спрятаны за шутовскими масками.

И тогда добираешься до второго слоя повести. Конечно же, авторы имеют определенную цель. Во-первых, они явно издеваются над стертыми литературными штампами приключенческого жанра. Эта издевка появляется еще в сельве, когда полчища анаконд окружают Дика Рибейру, привлеченные запахом жареного мяса, когда Дик, чтобы спасти жизнь, срочно съедает эту приманку. Ну, а уж на «Святой Марии» все пародийно – и писатель Ик со своим потоком сознания, и похожий на Джемса Бонда Сэм Смит, и нелепые гангстеры, попадающие непрерывно в самые дурацкие положения, и концовка повести.

Но пародийность – это еще один капустный лист. Вот, раздвигая веселый маскарад, возникает зловещая фигура «пророка эпохи Наслаждения» доктора Трири и связанная с ним тема наркотиков.

Подробно, слишком подробно для озорной клоунады говорят авторы о наркотиках, об их происхождении, распространении, о вреде, который они приносят людям. Проблема наркотиков – еще одно уродливое порождение буржуазного общества. Недаром один из номеров журнала «Курьер ЮНЕСКО» так и называется – «Наркотики наступают». Они завоевывают все новые и новые позиции, особенно среди молодежи. Интересно, что многие социологи связывают распространение наркотиков среди американской и английской молодежи с ее протестом против буржуазной действительности. В наркотики, в секс уходят американские «хиппи», выражая этим свое неприятие буржуазной культуры, общественного ханжества, атомной бомбы, расовой дискриминации, политической коррупции. Да, протест, но протест, ведущий не к победе, а к гниению.

Для доктора Трири наркотики – средство подчинения молодежи, средство увести ее от борьбы, погрузить в сладкие грезы, разъединить, поработить физически и духовно. Одурманенных наркотиками людей можно при желании превратить и в стадо тупого скота, и в толпу озверелых погромщиков, способных на самые дикие и страшные поступки.

Как опытный бизнесмен, доктор Трири заворачивает свой товар в яркую обертку «философии наслаждения», но цели этого фашиствующего «ученого» ясно различимы за завесой высокопар– ной демагогической фразеологии.

Нет, серьезную проблему подняли в своей повести Емцев и Парнов – проблему массовой психологической обработки людей в интересах правящих классов. Чтобы убедиться в этом, снимем еще один «лист» этого многослойного произведения.

Присмотритесь к фигуре мистера Ика. Этот холодный, опустошенный циник тоже торгует своего рода наркотиками. Его бульварные романы, правда, не опасны для физического здоровья, но на духовный мир человека они действуют не менее разрушительно. Пока Ик пишет для денег, точно так же как для целей обогащения торгуют наркотиками гангстерские шайки.

Ну, а предположим, появится еще один Трири, который подведет под такого рода литературу свою «философию наслаждения», станет проповедовать уничтожение книг Хемингуэя, Фолкнера, Колдуэлла, Апдайка и замену их продукцией Питера Ика?

Для Емцева и Парнова наркотики лишь одно из средств массового воздействия на психику человека, стоящее в одном ряду с рекламой, кино, телевидением, бульварной литературой. Они исследуют ту же проблему, которую исследуют многие крупные фантасты (Фредерик Пол – «Туннель под миром», братья Стругацкие – «Хищные вещи века», Лино Алдани – «Онирофильм»), и приходят к тем же выводам.

В современном буржуазном обществе многие средства массового воздействия на психику человека уже сейчас используются для воспитания раба чужих привычек и мнений, для увода от действительности в мир ложных представлений, для замены мышления рядом стереотипов.

И в этом самое страшное. Человек, лишенный способности самостоятельно отбирать факты, сравнивать их, делать выводы и проверять их правильность на практике, перестает быть человеком. Он превращается в робота с программой действий, разработанной на базе стереотипов вроде «Сигареты Кэмэл» лучшие в мире», «Наш народ – избранник божий», «Наша демократия – единственная истинная демократия» и т. д. Такой робот без труда может быть трансформирован и в самодовольного потребителя благ, и в осатанелого убийцу-солдафона, и в расистского погромщика. От стереотипного мышления до костров из книг и штыка в живот любому инакомыслящему всего один шаг.

В дело разоблачения этой опасности, в дело борьбы за человека, за человечность вносят свой посильный вклад советские писатели-фантасты Емцев и Парнов своими произведениями, собранными в этой книге под общим названием «Три кварка».

Вл. Л. Ковалевский