Текст книги "100%"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

§ 41

Итак, Нелл и Питер принялись обдумывать подробности предстоящей инсценировки, где должны были сыграть видную роль Джо Ангелл и Пэт Мак-Кормик. Питер должен собрать несколько человек и завести разговор о бомбах и убийствах, а затем подсунуть в карман тем ребятам, которые проявят интерес, записку, призывающую их к заговору. Нелл напишет её, чтобы никто не заподозрил Питера. Она вынула из своей сумочки карандаш и маленький блокнотик и начала:

– «Если ты на деле готов отстаивать права рабочих, то приходи…» – Она остановилась. – Куда?

– В студию, – подсказал Питер. И Нелл написала – «В студию».

– Достаточно?

– Комната номер семнадцать.

Питер знал, что там жил русский художник Никитин, который называл себя анархистом.

И Нелл добавила: «Комната номер 17» и, посовещавшись ещё немного, приписала: «Завтра утром в восемь часов. Никаких имен и никакой болтовни. Действовать!»

Выбор пал на этот час, так как Питер вдруг вспомнил: вечером состоится собрание агитаторов в штаб-квартире Индустриальных рабочих мира. Будет деловое совещание, но уж, конечно, эти парни непременно заведут разговор о «тактике». Среди них было немало неудовлетворенных так называемой «косностью руководства» и постоянно призывающих к действию. Питер был совершенно уверен, что ему удастся заинтересовать кое-кого из них идеей террористического заговора.

Случилось так, что Питеру даже не пришлось потрудиться; разговор об этом зашел сам собой. Неужели рабочих, как стадо, погонят на бойню, и Индустриальные рабочие мира ничего не предпримут? Об этом гневно вопрошал «голубоглазый Ангелл» и ставил вопрос: почему бы рабочим Американского города не выступить первыми?.

Он беседовал с рабочими и убедился, что они жаждут действия; нужно только выбросить боевой лозунг и создать организацию, которая руководила бы движением.

Потом заговорил дюжий лесоруб Гендерсон. В этом-то всё и дело: нет такой организации! А если она и возникнет, власти наводнят её своими шпионами и выведают все наши замыслы, и придется уйти в подполье.

– Ну так что же! – воскликнул Джо. – Мы уйдем в подполье!

– Да, но тогда, – отозвался Гендерсон, – наша организация провалится. Исчезнет взаимное доверие, и все начнут подозревать друг друга в шпионстве.

– К чёрту! – крикнул Джо Ангелл. – Я сидел в тюрьме, и пусть только кто-нибудь попробует назвать меня шпиком! Но я не намерен сидеть сложа руки и спокойно смотреть, как рабочих гонят на бойню! К чёрту такую организацию!

Когда ему возражали, Ангелл распалялся:

– Допустим, что восстание масс потерпит поражение, допустим, что они вынуждены будут прибегнуть к убийствам и террору! Но даже в этом случае они как следует проучат эксплуататоров и сумеют отравить им жизнь.

Питер решил, что в данный момент лучше принять сторону консерваторов.

– Неужели вы действительно думаете, что капиталисты со страху пойдут на уступки? – спросил он.

– Ну конечно! – отвечал Ангелл. – Я готов голову дать на отсечение, что если бы каждый член конгресса, голосовавший за войну, был отправлен на передовые позиции, наша страна не ввязалась бы в войну.

– Но ведь не члены конгресса виноваты в этом, – ловко ввернул Питер, – а те, кто повыше их.

– Это верно, – добавил шведский матрос Гас. – Готов биться об заклад! Я назову вам дюжину денежных мешков, если их крепко припугнуть, пригрозить убийством, – мы добьемся мира! Как пить дать!

Питер увидел, что дело идёт на лад…

– А кто они – эти денежные мешки? – спросил он, и начался оживлённый обмен мнениями. Разумеется, очень скоро кто-то упомянул имя «Нельса» Аккермана, которого жестоко ненавидели красные, потому что он пожертвовал сто тысяч долларов в антигуберовский фонд. Питер притворился, будто не знает, кто такой «Нельс», и Джемо Радд, «твёрдолобый радикал», которому недавно раскроили голову во время забастовки сельскохозяйственных рабочих, заявил, что если нескольких таких субъектов посадить в окопы, то в Америке появятся очень рьяные пацифисты.

Порой казалось, что Джо Ангелл пришёл на собрание, чтобы играть на руку Питеру.

– Нам нужны такие парни, – заговорил он, – которые станут бороться за свои интересы с не меньшим жаром, чем теперь борются за капиталистов.

– Да, – мрачно проговорил Гендерсон. – Мы все такие паиньки и дожидаемся, пока наши хозяева разрешат нам убивать.

На этом разговор закончился, но Питеру казалось, что и этого достаточно. Выбрав удобный момент; он ухитрился незаметно рассовать записки по карманам своих товарищей: Джо Ангелла, Джерри Радда, Гендерсона и матроса Гаса. И тут же удалился, весь дрожа от возбуждения. Итак, положено начало великому заговору террористов!

– От них надо избавиться! – шептал он себе под нос. – От них надо избавиться любой ценой! Я только выполняю свой долг.

§ 42

В тот же вечер, около одиннадцати часов, Питер должен был встретиться с Нелл на углу одной улицы, и когда она вышла из трамвая, он увидел у неё в руках чемоданчик.

– Ну, как ты справился с этим делом? – бросила она на ходу и, когда Питер ответил, что всё на мази, добавила: – Вот тебе бомба!

От изумления Питер даже рот раскрыл. У него был такой испуганный вид, что Нелл поспешила его успокоить. Бомба не может взорваться, это даже не бомба, а только материал для нее – три куска динамита, шнур и часовой механизм. Динамит хорошо завёрнут и не может взорваться – если, конечно, он не уронит чемодан! Но Питера это не слишком успокоило. Он никак не думал, что Нелл пойдет на такой риск, и не ожидал, что ему придется иметь дело с динамитом. Он недоумевал, где и как она его раздобыла, и горько раскаивался, что ввязался в эту историю.

Но теперь поздно бить отбой.

– Ты должен отнести этот чемодан в вашу штаб-квартиру, заявила Нелл, – но так, чтобы никто тебя не увидел. Ведь они скоро разойдутся?

– Мы заперли помещение на ключ, когда уходили, – отвечал Питер.

– А у кого же ключ?

– У секретаря Грэди.

– А ты никак не можешь достать ключ?

– Я могу пробраться в комнату, – живо сказал Питер. – Там есть пожарная лестница, и окно закрывается не очень плотно. Некоторые из нас попадали туда таким путем, когда дверь была заперта.

– Хорошо, – сказала Нелл. – Мы немного подождем; не следует рисковать – ведь кто-нибудь может вернуться.

Они прохаживались по улице, чемодан все ещё был в руках у Нелл; казалось, она не доверяла взволнованному Питеру. Тем временем она ему растолковывала:

– Тут у меня две бумаги, которые нам надо подкинуть в комнату. Одну из них нужно разорвать на мелкие клочки и бросить в корзинку для мусора. Это будет письмо, где говорится о том, что готовится взрыв, оно подписано «Мак». Ну, это, конечно, Мак-Кормик. Мне пришлось напечатать «письмо» на машинке, потому что у меня не было образца его почерка. А другая бумага – план дома; там нет никаких подписей, но полиция живо в нём разберётся. Этот план дома старикашки Аккермана; вдесь крестиком отмечена его спальня. Этот план тоже надо как-нибудь приписать Мак-Кормику, Нет ли в комнате его личных вещей?

Питер задумался и вскоре вспомнил, что видел на полке несколько книг, подаренных Мак-Кормиком организации, на которых стояла подпись молодого ирландца.

– Вот это здорово! – воскликнула Нелл. Они вложат эти бумаги в книги Мак-Кормика, и когда полиция станет обыскивать помещение, она найдет их. Нелл спросила, что за книги; Питер вспомнил, что в одной из них говорится о саботаже.

– Спрячь в ней план, – сказала Нелл. – Когда полиция его найдет, газеты раструбят об этой книге.

У Питера так дрожали колени, что он с трудом передвигал ноги, но он твердил себе, что он настоящий «деляга», стопроцентный американец и что в это тяжёлое военное время каждый патриот должен выполнить свой долг. Его долг посильно бороться с красными, избавляя от них страну. Надо крепко держать себя в руках.

Они подошли к ветхому зданию, где помещалось правление Индустриальных рабочих мира; Питер перелез через забор и, уцепившись руками за пожарную лестницу, взобрался на нижнюю ступеньку. Нелл осторожно подала ему чемодан; поднявшись по лестнице, Питер открыл незапертое окно и юркнул в комнату.

Он знал, где стоит шкаф, и быстро спрятал чемодан в углу, навалив на него разный хлам и сверху прикрыв куском старого брезента. Вынув из правого кармана напечатанное на машинке письмо, он разорвал его на мелкие кусочки и выбросил в корзинку для бумаг. Потом вынул из левого кармана бумажку с планом дома Аккермана. Подойдя к книжной полке, Питер дрожащей рукой зажег спичку и разыскал маленькую книжечку в красном переплете под заглавием «Саботаж»; он сунул в неё чертёж и поставил книжку на место. Потом он вылез из окна, спустился по пожарной лестнице и, спрыгнув на землю, устремился в переулок, где ждала его Нелл.

– Это все для родины! – шептал он про ceбе.

§ 43

Дело было сделано, оставалось только пригласить Мак-Кормика на утреннее собрание. Нелл написала письмо, которое Мак-Кормик должен был получить на следующий день часов в семь утра.

«Мак, приходи в студию, в комнату № 17, в восемь часов утра. Очень важно. Всё уже готово, я сделал своё дело. Джо».

Мак-Кормик решит, что записка от Ангелла. Он, конечно, ничего не поймет, но непременно придёт, чтобы выяснить, в чём дело. Важно было, чтобы полиция накрыла «заговорщиков», как только они соберутся, – так как, если дать им время оглядеться, они заподозрят неладное и тотчас же разбегутся. Ребята Мак-Гивни должны быть наготове; его надо предупредить заранее, чтобы он подготовил засаду.

Но против этого был один серьёзный довод – если предупредить заранее Мак-Гивни, он вызовет Питера на переговоры, и Нелл была уверена, что Питер не выдержит такого испытания. Разумеется, Питер согласился с ней; при одной мысли об этом допросе у него начинало щемить сердце. Питеру хотелось только одного – поскорее развязаться с этим делом, но он не смел и заикнуться об этом, опасаясь ядовитого презрения своей сообщницы. Питер крепко сжал кулаки, стиснул зубы и, проходя мимо фонаря, отвернулся от Нелл, чтобы она не прочла на его лице постыдный страх. Но Нелл и так догадывалась об этом; она видела, что имеет дело с трусом, у которого все поджилки трясутся, и взяла на себя руководящую роль: она разрабатывала план действий, отдавала ему приказания и следила за каждым его шагом.

У Питера был записан номер домашнего телефона Мак-Гивни, звонить по которому разрешалось только в самом крайнем случае. Но теперь можно это сделать: он должен сказать Мак-Гивни, что раскрыл заговор членов профсоюза Индустриальных рабочих мира с Пэтом Мак-Кормиком во главе; они собираются взорвать какой-то дом при помощи динамита. Они хранят бомбы в чемодане у себя в штаб-квартире, а некоторые из них куда-то ушли с бомбами в карманах. Питер должен их выслеживать, иначе потеряет их из виду и не сможет предотвратить преступление. Пусть Мак-Гивни держит наготове своих агентов, чтобы они могли в любой момент примчаться на автомобилях по адресу, который им укажет Питер. Когда Питер выследит заговорщиков, он при первой возможности позвонит Мак-Гивни.

Нелл особенно настаивала, чтобы Питер заявил Мак-Гивни, что ему нельзя терять ни минуты и нет времени отвечать на вопросы. Он должен говорить взволнованным голосом; и Питеру казалось, что изобразить волнение будет нетрудно. Он прорепетировал с Нелл слово за словом всё, что он скажет Мак-Гивни; она внушила ему, чтобы он внезапно оборвал разговор и повесил трубку. После этого Питер направился в дежурную аптеку, которая находилась по соседству с штаб-квартирой, за углом, и позвонил к Мак-Гивни домой.

Некоторое время никто не отвечал, потом Питер услыхал заспанный голос своего начальника. Но Питер живо разогнал его сон.

– Мистер Мак-Гивни, я обнаружил заговор террористов!

– Что?!

– Индустриальные рабочие мира. Они хранят бомбы в чемодане! Они хотят сегодня ночью устроить взрыв.

– Боже мой! Что ты говоришь? Какой взрыв?

– Ещё не знаю. Мне не всё удалось подслушать. Сейчас надо бежать. Они уходят, надо их выследить. Если я их сейчас упущу – всё пропало. Вы слышите, я должен бежать!

– Слышу, слышу. Чего же тебе от меня надо?

– Я позвоню при первой же возможности. Надо, чтобы ваши люди были наготове, человек десять! Вызовите машины, чтобы сразу нагрянули. Понимаете?

– Да, но…

– Больше не могу говорить, они могут ускользнуть, нельзя терять ни секунды. Ждите у телефона, и пусть ребята будут наготове. Слышите?

– Да, но слушай! Ты уверен, что не ошибся?

– Да, да, вполне уверен! – возбужденно кричал Питер в трубку. – Они раздобыли динамит! У них есть все, что нужно. Речь идет о каком-то Нельсе.

– Нельсе? А как фамилия?

– Они хотят его убить. Я бегу. Торопитесь. До свидания! – И Питер повесил трубку. Он вошёл в свою новую роль и так волновался, что выбежал из аптеки, точно ему и впрямь нужно было догонять заговорщиков, уносящих бомбу.

Нелл поджидала его, и они опять бродили по улицам. Потом в небольшом скверике сели на скамейку, так как Питер едва держался на ногах. Нелл обошла весь сквер и, удостоверившись, что там нет ни души, вернулась, чтобы прорепетировать с Питером следующую сцену. Он должен хорошо подготовиться, потому что в скором времени ему придется действовать одному, без поддержки Нелл, и надо твердо стоять на ногах. Питер знал это, и ноги у него так и подкашивались. Ему хотелось пойти на попятную, сказать Нелл, что он не в силах продолжать; его подмывало признаться во всем Мак-Гивни, Нелл догадавалась о том, что у него на душе, и решила избавить его от унижения: притворилась, что ни о чём не догадывается. Она села рядом с ним на скамейку, положила ладонь на его руку, продолжая с ним разговаривать, и вскоре Питер весь отдался её чарам. Он осмелился её обнять, и это блаженное чувство ещё усилилось; Нелл не сопротивлялась и, кажется, впервые шла ему навстречу. Питер почувствовал себя героем – он начал смелое, отчаянное предприятие, он доведет это дело до конца, как настоящий мужчина и завоюет сердце Нелл.

– Наша страна ведет войну! – воскликнула она. – А эти черти стоят у неё на пути!

Теперь Питер готов был восстать против всего света. Он сам бросит бомбу с динамитом в финансового короля Американского города! И в таком настроении он оставался до самого утра; сидя на скамейке, он сжимал девушку в объятиях и мечтал, чтобы она побольше уделяла ему внимания и поменьше заставляла его репетировать свою роль.

§ 44

Забрезжил рассвет, запели птицы. Солнце заиграло на сером от усталости лице Питера, а ирландские яблочки на щеках Нелл сильно поблёкли. Но вот настало время действовать, и Питер отправился наблюдать за домом Мак-Кормика; он должен был получить письмо с нарочным в семь часов.

Письмо было доставлено вовремя, и Питер видел, как Мак-Кормик вышел из дома и зашагал по направлению к студиям. Час встречи ещё не наступил, и Питер решил, что Мак зайдет куда-нибудь позавтракать; и в самом деле, Мак заглянул в закусочную, а Питер поспешил к ближайшему автомату и позвонил своему хозяину.

– Мистер Мак-Гивни, – сказал он, – я потерял их прошлой ночью, но сейчас я опять напал на след. Они решили ничего не предпринимать до сегодняшнего дня. У них сегодня утром будет совещание, и можно будет застукать их.

– Где? – спросил Мак-Гивни,

– Комната номер семнадцать в студиях, но пусть ваши агенты ничего не начинают, пока я не удостоверюсь, что все в сборе, – Слушай, Питер Гадж! – воскликнул Мак-Гивни. – А ты меня не водишь за нос?

– Боже мой! – отозвался Питер. – За кого вы меня принимаете? Говорю вам, у них пропасть динамита.

– Что они сделали с ним?

– Часть у них в штаб-квартире. Об остальном я не знаю. Они его куда-то носили, а я потерял их вчера ночью. Но я ушел записку у себя в кармане – они приглашают меня принять участие.

– Боже мой! – воскликнул человек с крысиным лицом.

– Мы их накроем с поличным, поверьте мне! Ваши люди готовы?

– Да.

– Ну, тогда пусть ждут на углу Седьмой и Вашингтон-стрит, и вы туда же приезжайте. Являйтесь как можно скорее.

– Скоро увидимся, – последовал ответ; Питер повесил трубку и бросился к условленному месту. Он так нервничал, что ему пришлось сесть на ступеньки какого-то дома. Время шло, а Мак-Гивни всё не было, и страшные мысли стали одолевать Питера. Может быть, Мак-Гивни не понял его! Или сломалась машина! Или его телефон как на зло испортился в критический момент! Мак-Гивни и его молодцы явятся слишком поздно – капкан будет пуст и зверь ускользнёт.

Прошло десять минут, четверть часа, двадцать минут. Наконец, появился автомобиль. Мак-Гивни вышел из него, и машина укатила. Питер переглянулся с Мак-Гивни и юркнул в тёмный подъезд. Мак-Гивни последовал за ним.

– Где они? – спросил он.

– Я… я не знаю! – зубы у Питера стучали. – Они у… условились прийти в в… восемь!

– Дай мне записку! – потребовал Мак-Гивни, и Питер вытащил одну из записок Нелл, которую нарочно оставил в кармане. Она гласила:

«Если ты на деле готов отстаивать права рабочих, то приходи в студию, комната № 17, завтра утром в восемь часов. Никаких имён и никакой болтовни. Действовать!»

– И это ты нашёл у себя в кармане? – спросил тот.

– Д… Да, Сэр.

– И ты не знаешь, кто тебе сунул её?

– Н… нет, но я думаю, что Джо Ангелл. Мак-Гивни взглянул на часы.

– У нас ещё двадцать минут, – сказал он.

– А полицейские? – спросил Питер.

– Двенадцать человек. Что ты думаешь делать?

Запинаясь, Питер изложил свой план. Напротив входа в студию маленькая бакалейная лавка. Через минуту он войдёт в неё, как будто для того, чтобы перекусить, а тем временем будет наблюдать в окно и, как только все, будут в сборе, выйдет на улицу и подаст знак Мак-Гивни, который покамест спрячется в аптеке, что на углу. Мак-Гивни должен скрываться, потому что красные знают, что он один из агентов Гаффи.

Повторять не приходилось. Мак-Гивни готов был действовать, и Питер незаметно прошмыгнул в бакалейную лавку. Он купил галеты и сыр и уселся на ящик у окна, делая вид, что завтракает. Но руки у него так тряслись, что он едва мог справиться с едой, к тому же во рту у него пересохло от страха, а галеты и сыр не слишком подходящая еда в подобных случаях.

Он не сводил глаз с мрачного подъезда серого здания, и вскоре – ура! – увидел Мак-Кормика, шедшего по улице! Ирландец вошёл в дом, а через несколько минут прибыл матрос Гас. Не прошло и пяти минут, как появились Джо Ангелл и Гендерсон. Они шли быстрым шагом, о чем-то оживлённо беседуя, и Питеру казалось, что он слышит, как они обсуждают загадочные записки, кто их автор и что они означают?

Питер сходил с ума от волнения; он боялся, как бы в бакалейной не обратили на него внимания, и изо всех сил старался проглотить галеты и сыр, роняя крошки себе на колени и на пол. Стоит ли дожидаться Джерри Радда или. схватить тех, кто уже налицо? Питер встал и направился к двери, как вдруг увидел на улице свою последнюю жертву. Джерри шёл медленно, и Питер не мот дождаться, пока тот войдёт в здание. В этот момент по улице проходила машина, Питер выскочил наружу и бросился к аптеке. Не успел он до неё добраться, как Мак-Гивни увидел его и шмыгнул за угол.

Как только Питер увидел стремительно несущиеся по улице машины, битком набитые здоровенными полицейскими, он пустился наутёк. Свернув в переулок, он отбежал квартала на два; тут его нервы не выдержали, он сел на тумбу и зарыдал, – так рыдала маленькая Дженни, когда он признался, что не может на ней жениться! Прохожие останавливались и смотрели на него, а один сердобольный старый джентльмен подошёл и, потрепав его по плечу, спросил в чём дело. Не отнимая от глаз мокрые от слёз пальцы, Питер выдавил:

– У меня у… умерла м… м… мама!

Тогда его оставили в покое, он поднялся и поспешил уйти.

§ 45

Питер не помнил себя от страха. Он знал, что ему придется объясняться с Мак-Гивни, и у него не было на это сил. Ему хотелось видеть Нелл, и Нелл, зная, что он захочет увидеть её, согласилась с ним встретиться в сквере в половине девятого. Она не велела ему ни с кем говорить до встречи с ней. Тем временем она вернулась домой, с помощью французских румян восстановила у себя на щеках ирландские розы, подкрепила свои силы кофе и сигаретами, и теперь поджидала Питера, безмятежно улыбаясь, свежая, как цветок, весёлая, как пташка, порхающая в парке в это летнее утро. Она спросила его спокойным тоном, как всё обошлось, и когда Питер, запинаясь, сказал, что не сможет объясняться с Мак-Гивни, она постаралась его ободрить. Она позволила ему её обнять среди белого дня; она шептала ему на ухо, что надо взять себя в руки и быть мужчиной, достойным её.

И чего, собственно, он так боится? Нет ни одной улики против него, да и быть не может. Руки у него не замараны, нужно только крепко держаться; он должен твердо помнить – что бы там ни было, не распускаться и не отступать от версии, которую они подготовили. Она заставила его повторить всё сначала: как он пошёл накануне вечером на собрание в правление Индустриальных рабочих мира, как они говорили, что хотят убить Нельса Аккермана, чтобы положить конец войне, и как после собрания Джо Ангелл шепнул Джерри Радду, что у него есть материалы для бомбы, что чемодан с динамитом спрятан в шкафу и что он и Пэт Мак-Кормик решили кое-что предпринять в этот же вечер. Питер вышел первым, но поджидал их на улице и видел, как вышли Ангелл, Гендерсон, Радд и Гас. Питер заметил, что у Ангелла оттопыриваются карманы, и решил: они что-то затеяли с динамитом; поэтому он позвонил об этом Мак-Гивни из аптеки. Но пока звонил, он потерял их из виду, ему было стыдно, он боялся сознаться в этом МакТивни, он пробродил всю ночь в парке. Но рано утром нашёл записку и понял, что её подбросили ему, приглашая принять участие в этом деле. Это было всё, оставалось только запомнить три или четыре фразы, которые Питер якобы подслушал во время разговора Джо Ангелла с Джерри Раддом. Нелл заставила его выдолбить эти фразы наизусть и повторяла, что он ни в коем случае больше ничего не должен припоминать, сколько бы его не уговаривали.

Наконец она решила, что Питер может выдержать испытание, он отправился в «Дом американца» и, войдя в комнату 427, бросился там на кровать. Он был так измучен, что раза два засыпал; но стоило ему подумать о каком-нибудь новом вопросе, который Мак-Гивни может ему задать, как сон пропадал. Наконец он услыхал, как в замке поворачивается ключ, и вскочил. Вошел один из сыщиков по имени Хаммет;

– Здравствуй, Гадж, – сказал он. – Хозяин хочет, чтобы тебя арестовали.

– Арестовали! – воскликнул Питер. – Боже мой!

Он вдруг представил себе, что его заперли в одной камере с этими красными и ему приходится выслушивать бесконечные истории о всяких неудачниках.

– Видишь ли, – сказал Хаммет, – мы арестовали всех красных, и если тебя обойдут, это вызовет подозрение. Уж лучше ты пойди куда-нибудь и дай себя поймать.

Питер согласился, что это разумный шаг, и выбрал квартиру Мариам Янкович. Она была настоящей красной и не любила его, но, если его арестуют у неё дома, ей придется примириться с ним, и он станет «своим» человеком у «левых». Он дал Хаммету адрес и добавил:

– Поторопитесь, потому что она может выгнать меня из дому.

– Ничего, – сказал тот с усмешкой. – Скажи ей, что тебя выслеживает полиция, и попроси, чтобы она тебя спрятала.

И Питер поспешил в еврейский квартал города и постучался в дверь на верхнем этаже жилого дома. Дверь открыла полная женщина с засученными рукавами. Руки у неё были в мыльной пене.

– Да, Мариам дома. Она сейчас безработная, – сказала миссис Янкович. – Её уволили, потому что она проповедовала социализм.

Мариам вошла в комнату, бросив на непрошенного гостя ледяной взгляд, который как бы говорил: «Дженни Тодд!»

Но она сразу смягчилась, услыхав, что Питер был в штабе профсоюза Индустриальных рабочих мира, и обнаружил, что там хозяйничает полиция; она совершила налёт, будто бы раскрыв какой-то заговор; к счастью, Питер увидел толпу на улице и вовремя убежал. Мариам повела его в другую комнату и забросала вопросами, на которые он не смог ответить. Он ничего не знал, кроме того, что был накануне вечером на собрании в штаб-квартире, а сегодня отправился туда за книгой, увидел толпу и убежал.

Спустя полчаса начали громко стучать в дверь, и Питер нырнул под кровать. Дверь с шумом распахнулась, и он услышал злые голоса полицейских и неистовые протесты Мариам и её матери. Полицейские швыряли во все стороны мебель. Неожиданно чья-то рука стала шарить под кроватью, кто-то схватил Питера за ногу и вытащил наружу; над ним склонились четверо полицейских в форме.

Он очутился в пренеприятном положении, потому что полицейских, как видно, не предупредили, что Питер тайный агент; они думали, что перед ними настоящий заговорщик. Один из них схватил Питера за руки, а другой навёл на него и на Мариам пистолеты, пока третий обшаривал его карманы, разыскивая бомбу. Полицейские, видимо, разозлились, когда ничего не нашли, трясли и толкали Питера, и было ясно, что они ищут предлог, чтобы разбить ему голову. Питер старался не подать повода; он был испуган, держался смиренно, твердил, что ничего не знает и не сделал ничего дурного.

– Ну это мы посмотрим, голубчик! – сказал полицейский, надевая Питеру наручники.

Пока один из полисменов сторожил его с револьвером в руках, остальные перевернули квартиру вверх дном, вытаскивая из комода ящики и вышвыривая содержимое, в поисках улик; они хватали каждый клочок исписанной бумаги, какой им попадался, и бросали в чемоданы. Они находили книги в красных переплетах с ужасающими заглавиями, но никаких бомб или оружия, более опасного, чем кухонный нож для мяса или язык Мариам. Девушка стояла тут же, её чёрные глаза сверкали гневом, она высказала полицейским всё, что о них думала. Ей неизвестно, что именно случилось в штаб-квартире Индустриальных рабочих мира, но она убеждена, что все это подстроено; она так и нарывалась на арест и чуть было этого не добилась.

На прощанье полицейские опрокинули корыто с бельем и оставили плачущую миссис Янкович среди огромной лужи.