Текст книги "Гномобиль. Гнеобычные гновости о гномах"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Глава первая,
в которой Элизабет встречает Бобо

Девочка бродила по лесу. Пожалуй, в этом лесу Калифорнии росли самые высокие в мире деревья. Во всяком случае, девочка никогда ничего подобного не видела. Она все шла и шла как зачарованная, с трудом веря своим глазам.

Правда, в машине был уже разговор об огромных красных деревьях, о гигантских кондори, но тогда девочка не обратила никакого внимания на эти слова. Машина катилась по шоссе, то и дело сворачивая на крутых поворотах, спускаясь и поднимаясь по горным уклонам. Навстречу машине выплывало яркое весеннее солнце. Но вдруг солнце исчезло, наступили сумерки, послышался торжественный шелест. И вот они уже в лесу, сотворенном из самых больших и удивительных созданий на свете.

Машина остановилась, все вышли из нее, и, по счастливой случайности, девочка осталась одна, наедине с лесом.

Если бы рядом шла мама, было бы совсем неинтересно, потому что она все время говорила бы: "Элизабет, не запачкай туфли" или: "Смотри под ноги, тут могут быть гремучие змеи".

У самого шоссе росло немыслимо большое дерево. В нем было нарочно выпилено дупло, а в дупле расположилось маленькое кафе, где можно посидеть за столиком, выпить пива или газированной воды. Кафе называлось "Верь – не верь", так, во всяком случае, значилось на вывеске. Кроме напитков, там продавались открытки с видом на это кафе, и мамина приятельница, мисс Джелиф, надумала послать своим друзьям такую открытку. Мама помогала ей выбрать самую красивую, шофер заправлял машину, поэтому-то Элизабет и осталась одна и могла теперь без помехи любоваться деревьями и бродить среди огромных стволов.

Деревья-гиганты словно выходили ей навстречу одно за другим, и каждое новое дерево было еще прекраснее предыдущего; они точно околдовывали и манили ее в глубь леса. Некоторые были до того велики, что пятидесяти девочкам пришлось бы взяться за руки, чтобы окружить комель. Кора у деревьев была серовато-коричневая, с глубокими желобками. На вид она была мягкой, казалось, что ее можно сжать пальцами, как губку, но на самом деле она была твердой как железо.

При ходьбе нога глубоко уходила в мягкий ковер – это был ковер из пыли, которая тысячелетиями оседала с этих древних деревьев. Между могучими стволами росли зеленые хрупкие кустики; на их веточках играли отблески солнца, слабые, тусклые, которые едва доходили сюда; само солнце при этом казалось очень далеким и каким-то неживым. Повсюду царили сумерки и раздавался шорох, и было как-то праздничноторжественно и немного грустно.

Эта удивительная красота захватила Элизабет; она медленно продвигалась, мягко ступая, зачарованная и отрешенная от всего остального. Деревья были не похожи одно на другое. Те, что росли дальше, казались больше тех, возле которых она останавливалась. Элизабет выросла в городе и видела деревья только в парках. И вдруг она очутилась в новом для нее неожиданном мире, и все тут было как-то не по правилам.

Может быть, поэтому то, что с ней произошло дальше, не очень поразило ее. Если тут, в лесу, ей встретились самые большие в мире создания, почему бы здесь не оказаться и самым маленьким? Все, что угодно, могло случиться там, где ты столкнулся лицом к лицу с миллионами лет истории и где силы природы раскованы и не сдерживаются ничем.

Элизабет набрела на дерево с большим выжженным дуплом, черным по краям. Дупло было таких размеров, что мамин лимузин вполне мог в него въехать и даже не поцарапался бы ничуть. Она стала вглядываться, но внутри было совершенно темно, и ей сделалось страшно. Так ничего и не увидев, она на цыпочках попыталась обойти дерево кругом. С другой стороны ствола был холм. На холме цвели красивые цветы – азалии, росли папоротник и щавель. А из листьев выглядывало чье-то малюсенькое личико. Оно было величиной с твой кулак (если только у тебя кулаки не очень большие) и могло бы оказаться мордочкой белки, или совы, или, наконец, медвежонка. Но ничего подобного: это было во всех отношениях человеческое лицо, только крошечное. С яркими румяными щечками, с крохотными голубыми глазками, с волосами пшеничного цвета. Над всем этим высился коричневый остроконечный колпачок. Это было явно испуганное личико. Элизабет замерла. Оба глядели друг на друга не отрываясь.

Наконец маленький человек заговорил тонким, высоким голоском.

– Я тебя не боюсь, – сказал он.

И Элизабет поспешила уверить его:

– А тебе и нечего меня бояться.

Человечек долго с серьезным видом изучал девочку и наконец сказал:

– Ты как будто бы хороший человек.

– Мама мной почти всегда довольна, – ответила девочка.

Маленький человечек пригляделся к ней еще попристальнее и задал вопрос:

– Ты никому не делаешь больно?

– Нарочно – никогда, – ответила Элизабет.

– И ты не спиливаешь деревья?

– Нет! Честное слово, я в жизни не спилила ни одного дерева.

– А будешь спиливать, когда вырастешь?

– Да нет же, правда нет. И вообще это не женское дело.

Казалось, человечек остался доволен.

– У тебя красивое платье, – сказал он тут же. – Где достают такие вещи?

– Это платье из магазина на Пятой авеню. В Нью-Йорке, – добавила она.

Человечек покачал головой:

– Я всю жизнь прожил в этом лесу. Я многого не знаю.

– Я уверена, – сказала Элизабет вежливо, – что ты знаешь массу интересного.

– Я бы с удовольствием побеседовал с тобой… – ответил человечек. И добавил с волнением: – Если бы только я был уверен, что мне можно с тобой разговаривать.

– А почему – нельзя?

– Ты первый большой человек, с которым я разговариваю. Мне этого никогда не позволяли.

– Кто же тебе запрещает?

– Глого.

– Кто такой Глого?

– Мой дедушка.

– А почему он не разрешает тебе разговаривать с людьми?

– Он говорит, что все они враги.

– Да нет, что ты!

– Они убивают деревья! Они сводят леса, а это означает смерть.

Элизабет задумалась.

– Кто знает, может, ты прав, – сказала она. – Только, честное слово, я за всю жизнь не повредила ни одного, даже самого маленького деревца, а большому-то что я могу сделать?

– Но ведь ты вырастешь, не так ли? Ты же пока еще не взрослый человек. Сколько тебе лет?

– Двенадцать.

– Неужели тебе только двенадцать? Ты такая большая!

– Наоборот, говорят, что я слишком маленькая для своего возраста. А сколько тебе лет?

– На прошлой неделе исполнилось сто.

– Но ты совсем не кажешься старым!

– Глого больше тысячи лет.

– О, как это чудесно! Он, наверно, такой же древний, как эти деревья.

– Эти деревья выросли еще до того, как родился дедушка моего дедушки. Никто не знает, сколько им лет.

Элизабет снова поглядела на деревья. Так, значит, они и правда ужасно старые! Ее взгляд устремился к небу, скользя по коре гигантской колонны, которая становилась все краснее и краснее по мере того, как удалялась от земли и тянулась вверх, вверх, достигая чуть ли не крыши вселенной. Ветви деревьев, распластываясь и сплетаясь друг с другом, образовали нечто вроде купола. И был этот купол так высоко, что снизу трудно было понять, из какого материала он построен. Там, наверху, мерцали солнечные лучи, вспыхивая то красным, то зеленым, золотые, волшебные, зачарованные. Ее взгляд соскользнул вниз по стволу, к огромному основанию дерева. На том месте, где в него ударила молния, виднелся шрам – сильное утолщение коры, которое укрепило дерево, чтобы оно не погибло от увечья. За деревом был пень, из него поднимались молодые побеги. А дальше лежало упавшее дерево, которое было похоже на колонну, рухнувшую тысячу лет назад.

– Какой удивительный лес! – сказала Элизабет. – Я так рада, что приехала сюда. Скажи мне, пожалуйста, кто ты такой?

– Дедушка говорит, что мы – гномы.

– Я читала про гномов, только я не знала, что они есть на самом деле.

– Я есть на самом деле, – сказал гном.

– Должно быть, гномы очень добрый и воспитанный народ. А много вас тут?

– По-моему, нас тут только двое – Глого и я.

– О боже мой! А куда же девались остальные?

– Я не знаю. Они исчезали один за другим неизвестно куда. Глого говорит, это оттого, что люди вырубили леса.

– Какой ужас! Я никогда не думала об этом.

– Глого очень встревожен. Его многое тревожит, только он не говорит мне, что именно. Я так за него беспокоюсь! Я даже решил, что надо посоветоваться с большим человеком. Ты не могла бы дать мне совет?

– Конечно, только не забудь, что я еще маленькая, – предупредила Элизабет. – Я еще не во всем разбираюсь. Но то, что я сама понимаю, я тебе обязательно объясню.

– Ты можешь себе представить человека, который все время сидит мрачный, молчит и ничего не ест?

– Могу. Так было с моей тетей Женевьевой. К ней приводили столько докторов! Говорили, что это специалисты.

– И что же они определили?

– Они сказали – неврастения. А мама сказала: "Это у нее "мировая скорбь".

– Я даже и не выговорю такое слово, – сказал гном.

– Взрослые всегда так. Выдумывают такие длинные слова, которые только пугают.

– И что же они прописали твоей тете?

– О, всякие разные рецепты, и грязевые ванны, и массаж. Они грели ее электричеством и давали таблетки. Только ничего не помогало. А потом они велели ей переменить обстановку. А мама сказала, что она им просто надоела.

– Ну и помогла ей перемена обстановки?

– Не знаю. Она сейчас в Европе. Посылает открытки.

– Интересно, помогла бы Глого перемена обстановки? Мы тут во всех окрестных лесах уже перебывали.

– Я думаю, за тысячу лет успеешь обойти все леса. Может быть, ему надо питаться как-нибудь по-другому? Кстати, что вы едите?

– Мы едим семена папоротника.

– А что пьете?

– Росу.

– Ой как интересно! Это, наверно, вкусно, только, должно быть, долго собирать семена и росу, а?

– У гномов много свободного времени.

– Возможно, Глого на самом деле перейти на другую пищу? А может быть, ему надо повидать свет?

– А как это сделать? – спросил гном с беспокойством.

Самозваный доктор задумался.

– Вот послушай, что я скажу тебе о моем дяде Родни. Мы едем в гости к нему и к его отцу, моему дедушке. Они живут в большом городе, он называется Сиэтл. Может, ты не знаешь, что такое город? Это такое место, где живет множество людей. Родни старше меня, но ненамного. Он учился в колледже и знает больше, чем я. И он добрый. И никогда не спилил ни одного дерева. Может, Глого захочет с ним познакомиться?

– Не знаю, – сказал гном. – Это будет нелегко устроить.

– Родни – я зову его так, без «дяди», чтобы он не казался сам себе чересчур старым. Он очень забавный. Он рассказывает столько забавных историй, что Глого было бы с ним весело. И к тому же у него есть деньги, а у меня нет.

– Что такое деньги?

– Гм-м, трудно объяснить. Ну, за это можно получать разные там вещи и вообще за все платить. Так принято у нас, у людей. Нужны деньги для того, чтобы показать Глого свет.

Гном задумался:

– А Родни приехал бы сюда познакомиться с Глого?

– Конечно. Он наверняка не знаком ни с одним гномом. Ему будет очень интересно.

– Знаешь что, лучше пока ничего не говорить Глого. А то он еще рассердится, может даже удрать в лес и там спрятаться так, что его не разыщешь. Постарайся привезти сюда Родни, и мы устроим, чтобы Глого встретился с ним случайно.

– Отлично! – воскликнула девочка.

– Как ты думаешь: когда он сможет приехать?

– Завтра мы рассчитываем добраться до Сиэтла. Я поговорю с Родни, и мы приедем через три дня. Если ровно через три дня нас здесь не будет, значит, его нет в городе, или он болен, или что-нибудь с ним случилось. Только ты не беспокойся.

– Ты точно вернешься?

– Конечно. Это все очень интересно. И поучительно. Это даже мама признала бы, если бы она только поверила мне. Но ей пока лучше не говорить. Она считает, что у меня слишком развито воображение. Она скажет, что я тебя выдумала, и только рассердится на меня.

Элизабет вдруг замолчала. Возможно, она подумала, что нехорошо маленькой девочке столько знать о своей маме.

И в этот самый миг лесную тишину нарушил гудок автомобиля.

– Наша машина гудит, – сказала Элизабет.

– Это такой домик, который быстро проносится мимо леса? А почему он едет?

– У него мотор. Родни тебе объяснит лучше меня. У него есть своя машина, на ней мы и приедем. Теперь мне надо идти, а то мама подумает, что я потерялась. Она меня зовет.

Издали были слышны голоса. Элизабет прижала пальцы к губам и подала ответный сигнал.

Человечек заткнул уши.

– Ой, какой жуткий звук!

– Я тебе подам такой же сигнал, когда приеду. А как тебя зовут?

– Бобо.

– Бобо и Глого. Какие хорошие имена. А меня зовут Элизабет.

– Очень длинное имя, – сказал Бобо и попытался его повторить. – Я выучу его к твоему возвращению. Но ты наверное приедешь?

– Приеду! – крикнула Элизабет. Она уже бежала к своим. – До свидания, Бобо!

Маленькое круглое личико скрылось за кустами, а Элизабет поспешила туда, где ее ждали две обеспокоенные дамы.

– Ох! – ужаснулась мама. – Ты испортила туфли. – И добавила: – Ты что, не знаешь, что тут водятся гремучие змеи?

Мисс Джелиф сказала:

– Ты могла бы выпить стакан содовой внутри дерева.

– А я хочу научиться пить росу прямо из цветка.

Мама вздохнула и, садясь в машину, сказала:

– У этого ребенка слишком развито воображение.

Глава вторая,
в которой Родни знакомится с Бобо

Старик Синсебау слыл королем леса на всем северо-западе Соединенных Штатов. Он жил в огромном деревянном дворце, построенном в стиле предков. Во дворце были окна-фонари, и выступы, и башенки, чтобы все могли себе уяснить, какую роскошь можно выстроить из лесоматериалов хозяина. В этом дворце он поставил на ноги своих многочисленных детей и отправил их в жизнь. Ему было уже семьдесят лет; все его дочери были замужем, двое из его сыновей успешно продолжали дело, третий был директором фамильного банка, а четвертый заведовал пароходством. Они все были достойны имени Синсебау, все, кроме последнего, младшего сына, которого звали Родни и который не испытывал никакого интереса к лесоматериалам. Родни принадлежал к новому поколению и не позволял себе хоть что-нибудь принимать всерьез. Он всегда и над всеми подсмеивался, не исключая и свою родню. Тот, кто становился объектом его насмешек, слегка терял ощущение своей значительности. Людям такое чаще всего не нравится. Старик Синсебау, который характером был крепче прочих, временами только мрачно улыбался. Не было ничего такого, за что он мог бы придраться к своему младшему сыну. Родни не пил спиртного, имя его не попадало в газеты. Он просто любил читать книги и пробовал писать стихи. Старик думал, что он может позволить себе иметь одного сына, не похожего на остальных, и если Родни так уж хочется стать поэтом, то он сумеет купить парочку газет или журналов, чтобы ему было где печататься.

Родни получал от отца деньги, продолжал бездельничать, читать книги и отпускать шуточки по поводу лесоматериалов. Когда он катал в машине кого-нибудь из своих друзей, он, например, говорил, махнув рукой в сторону холма, на котором не осталось ни единого деревца:

– Наша северо-восточная башенка сделана из леса, который был тут.

Или он говорил:

– А вот это яхта моего братца Арчи.

И его спутник с изумлением пытался отыскать глазами яхту на вершине лысого холма. А если в узкой долине показывался еще не спиленный лес, он говорил:

– Это мои деньги на будущий год.

Вот с этим-то странным дядюшкой и встретилась Элизабет вечером. Она постучала ладошкой в дверь, вежливо спросила, можно ли войти, уселась в слишком для нее большое кресло и спросила:

– Родни, ты когда-нибудь видел деревья кондори? Я их увидела сегодня впервые. Но только я не насмотрелась, потому что мама и мисс Джелиф спешили. Можно, я тебя о чем-то попрошу?

– О чем?

– Я хочу вернуться к большим деревьям. И я тебе открою секрет. По крайней мере, часть секрета. Я что-то увидела в лесу. Что именно – я пока не скажу, потому что ты все равно не поверишь. Ты поверь только, что это что-то совсем необычное, и удивительное, и что ты будешь рад, если поедешь со мной.

– Другими словами, – сказал Родни, улыбаясь, – моя маленькая племянница хочет устроить пикник.

– Но только для нас двоих, ладно? Если кто-нибудь еще поедет, он все испортит.

– А когда бы ты хотела поехать?

– Завтра, если ты успеешь собраться. Мама позволит, только обещай ей не гнать машину.

Родни набрал номер телефона и велел дворецкому приготовить термос с холодным лимонадом для Элизабет, а другой – для него, с горячим кофе, и коробку с бутербродами, и фрукты на двоих, и его машину – к восьми утра – к крыльцу.

Элизабет исполнилась благодарности и напустила на себя еще больше таинственности.

На следующее утро они отправились в дальнее путешествие, которое не заняло много времени, потому что в эти часы на шоссе не было автоинспекторов. У Родни была своя особенная машина, и он умел водить ее особенно хорошо. И еще он был уверен, что дороги, так же как и все остальное в Америке, построены специально для семейства Синсебау.

На следующий день к обеду Элизабет и Родни прибыли как раз к тому месту, где в прошлый раз остановился мамин автомобиль. Они поставили машину, и Элизабет приняла на себя командование. Она взяла плед, Родни – корзинку с едой, и они двинулись от дерева к дереву. Элизабет вспоминала, каким путем она шла в прошлый раз. Они разыскали холмик с папоротником и там остановились. Элизабет, у которой душа замирала, тихонько позвала:

– Бобо… – И потом чуть погромче: – Эй, Бобо! Тут же послышался пронзительный голосок, который пытался выговорить по слогам:

– Э-ли-за-бет.

Родни страшно поразился, и оба стали высматривать, откуда доносились эти звуки. Тоненький голосок залился счастливым смехом. Бобо развеселило, что эти два огромных существа его не видят. Перед ними был старый пень, из которого проросла дюжина молодых деревьев. Устремив свой взгляд на их ветви, Элизабет обнаружила маленькое круглое личико с розовыми щечками и маленьким коричневым островерхим колпачком на макушке.

– Здравствуй, Бобо! – сказала Элизабет и добавила: – Это Родни. Родни, позволь мне представить тебе моего друга Бобо.

– Да, да, – сказал Родни. – Да, да, – добавил он, совсем растерявшись.

– Я о тебе пока не говорила с Родни, Бобо, – объяснила девочка. Я думала, как бы он тебя не испугался. Видишь, он на самом деле хороший, как я и обещала.

Бобо перебрался через молодые побеги, окаймлявшие старый пень, и оглядел своего нового посетителя. Он увидел молодого человека, светловолосого и загорелого, с чуть-чуть вздернутым носом и с лукавым выражением лица, от чего вокруг глаз у него собирались морщинки.

– Поверьте, – сказал молодой человек, – все это страшно интересно. Я так рад с вами познакомиться!

– Я знала, что ты обрадуешься, Родни. Понимаешь, Бобо – гном, и он прожил в этом лесу сто лет.

– Гном? Я о них, конечно, читал, но сейчас мне впервые выпало счастье познакомиться лично. Позвольте спросить, мистер Бобо, принято ли у вас обмениваться рукопожатиями при личном знакомстве?

– Я никогда ни с кем не знакомился раньше, – ответил Бобо.

– Я не знаю, как возник этот обычай, – продолжал Родни-философ. Должно быть, это было многие тысячи лет тому назад. Вероятно, мужчины протягивали друг другу правую руку, чтобы показать, что у них нет с собой оружия и что они явились с мирными намерениями. Разрешите мне показать вам, как это делается?

Родни осторожно взял маленькую ручку своей рукой, чуть поднял ее и опустил. Странное ощущение рождалось от прикосновения к такой малюсенькой руке.

– Бобо ни с кем из людей до меня не разговаривал, – продолжала объяснять Элизабет. – Он живет в лесу только со своим дедушкой. Они не знают, куда девался весь их народ. Гномы просто исчезли, и Глого – это его дедушка – думает, это оттого, что люди вырубают леса.

– Вот и еще один довод против лесозаготовок, – заметил Родни.

– Что это такое? – спросил Бобо.

– Это когда спиливают деревья.

– О, какое отвратительное занятие!

– Правильно. У меня уже давно сложилось такое же мнение. Но я нахожусь в очень щекотливом положении, потому что торговля лесом наше семейное дело. Мой отец – лесопромышленник, и кое-кто из моих братьев тоже.

– Какой ужас! – Казалось, что гном собирается от них удрать.

– Но от Родни ничего не зависит, – сказала Элизабет умоляющим тоном.

– Бобо, уверяю тебя – вы позволите говорить вам "ты"? – я младший в семье, и меня никто не слушается. Мои родственники спиливают деревья, а если бы не они, то другие делали бы то же самое. Они пилили бы и пилили, пока на свете не осталось бы ни единого дерева.

Ужас отразился на личике гнома.

– Значит, мы с Глого обречены! – воскликнул он.

– Нет, нет, – добавил Родни поспешно. – Это я преувеличил. Я имею в виду те деревья, до которых они могут добраться. Слава богу, эти кондори для них недосягаемы: они – государственная собственность, и их никто никогда не спилит. У тебя и у твоего дедушки всегда будет пристанище, и люди смогут навещать вас, если, конечно, вы им это позволите.

– Гномы вовсе не хотят, чтобы их навещали, Родни, – объяснила Элизабет. – Бобо заговорил со мной только потому, что он очень тревожится за Глого.

– А что с Глого?

– Кажется, это случай мировой скорби, – сказала Элизабет тоном опытного врача.

– Какие же симптомы?

– Ох, он потерял аппетит и совсем не хочет есть папоротниковых семян, он все время сидит неподвижно, и глядит печально, и почти не разговаривает.

– Но ведь Глого не с кем разговаривать, кроме Бобо, а ему он, наверно, все давным-давно успел сказать. Сколько Глого лет?

– Больше тысячи…

– Так, может, он просто стареет и устал от жизни? Давай поговорим с Глого.

– Это не так-то легко, – сказал Бобо. – Он боится людей и никогда никому из них не показывался.

– А ты не смог бы объяснить ему, что мы не похожи на других? Мы очень любим деревья и леса и никогда не тронули бы ни одного дерева.

– Я боюсь, он рассердится на меня за то, что я его не послушался. Как бы он не спрятался в лесу насовсем!

– Вот задача-то!

– Я об этом думал все три дня, – продолжал гном. – И я, кажется, придумал. Вы только не пугайтесь.

И тут он сделал нечто странное и удивительное. Он низко наклонил голову, подтянул коленки, сделался чем-то вроде маленького мячика и скатился с пня. У дерева кондори ствол сильно расширяется книзу, и гном скатывался с одного толстого куска коры на другой, пока не выкатился на мшистую землю. Так он и лежал, а Родни и Элизабет глядели на него с беспокойством.

– Ой, ты ушибся! – закричала Элизабет, подбегая к нему.

– Немного, – ответил Бобо, переводя дух. – Довольно-таки, но не очень. – Он сел на траву и объяснил: – Я бы не смог сказать Глого неправду. А теперь я могу сообщить ему, что я свалился с дерева и ушибся, а вы меня подобрали и помогли мне. И Глого не будет за это на меня сердиться, а с вами он будет просто обязан говорить вежливо.

– Какая простая и разумная мысль! – сказал Родни.

– А теперь, будьте добры, понесите меня…

– О, позволь мне! – воскликнула Элизабет.

Родни взял плед и корзинку с едой, а Элизабет подняла маленького человечка на руки осторожно, как грудного ребенка.

– Какой ты легонький, Бобо, и как тебя приятно нести! Ты бы мог стать таким хорошим ручным зверьком!

– Я кусаюсь и царапаюсь, когда мне что-нибудь не нравится, ответил Бобо.

Но в этот раз ему нравилось, и он уютно устроился на руках у Элизабет и вправду как ручной зверек.