Текст книги "Свадебный офицер "

Автор книги: Энтони Капелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

вернуться

17

Дословно: светлячки (ит.);зд.: «ночные бабочки».

вернуться

18

Карабинер, итальянский полицейский (ит.).

вернуться

19

Дворец (ит.).

вернуться

20

Простите! (ит.)

– Avanti! [21]– послышалось в ответ.

Он отворил дверь. Перед ним оказалась просторная комната; длинный стол, тянувшийся посредине, был уставлен бумагами и папками. Черноволосый мужчина примостился на краю стола, перекладывая бумаги из одной объемистой пачки в другую. Под воротом рубашки красовался яркий шейный платок, придавая его военной форме несколько легкомысленный вид.

– Да-да? – вскинул он взгляд на Джеймса.

– Здравствуйте. Я капитан Гулд.

– А? – мужчина как будто удивился. – Мы ждали вас только завтра утром.

– Меня подбросили из Салермо. Грузовик с боеприпасами ехал в сторону фронта.

– Угу. Ясно-ясно. Кстати, – человек указал на бумаги, – как раз подбираю для вас нужные материалы. – Он встал и протянул руку. – Джексон.

Джеймс шагнул вперед, обменялись рукопожатием.

– Похоже, работы хватает? – спросил Джеймс, обводя взглядом горы бумаг.

– Хватает.

Джексон провел рукой по волосам:

– По правде говоря, я несколько припозднился. Хотел написать вам записку. Но раз уж вы здесь, может, пойдем поужинаем?

Уже довольно давно Джеймсу не обламывалось ничего, соответствующего понятию «ужин».

– У вас есть столовая? – спросил он с надеждой.

Джексон рассмеялся:

– Ну не совсем! Собственно, есть некто по имени Маллони, он нам готовит, но его кулинарные способности оставляют желать лучшего. Есть подозрение, что он ворует солонину и сбывает ее на черном рынке, местные жители считают, что она обладает возбуждающими свойствами, полагаю, исходя из принципа, чем омерзительней вкус, тем, непременно, полезней для здоровья. – У Джексона был легкий тик, разделявший его фразы едва заметной паузой. – Нет, я имел в виду нечто вроде ресторана. Есть одно такое место под названием «Зи Тереза». Это в порту. Понятно, черный рынок, цены соответственные, но нас это не должно волновать. Неплохой вариант использования служебного положения – просишь владельца подписать счет, и он тут же дает тебе половинную скидку.

– Но разве мы здесь не затем, чтобы это пресечь?

– Поверьте, – сказал Джексон с кривой усмешкой, – выбить отсюда фрицев неизмеримо легче, чем попытаться извести в неаполитанцах эту заразу. А у нас есть головная боль и похлеще. Ну, как? Идем?

– Улучив момент, присмотритесь к картинкам, – посоветовал Джексон, когда они направились к каменной лестнице. Некоторые весьма пикантны. Если вы любитель.

Приглядевшись, Джеймс только теперь обнаружил, что отнюдь не только пища являлась предметом схватки нимф и сатиров.

– Вот ваш транспорт! – Джексон указал на мотоцикл «Мэтчлесс», прислоненный к подножию статуи Прозерпины с рябыми от пуль ягодицами. – Главное – не оставляйте его на улице. У янки уже увели три джипа. Не говоря уже о нескольких грузовиках, паровозе и парочке военных кораблей класса «С».

– Как вышло, что вы оказались в одном здании?

– Теоретически их служба контрразведки делает примерно ту же работу, что и мы. Какая-то умная голова решила, что нам следует выполнять ее вместе.

– И вы выполняете?

Выйдя из палаццо, Джексон повернул налево и энергично зашагал вдоль моря. Джеймс автоматически пристроился рядом, их руки и ноги двигались по-военному синхронно.

– Собственно, мы пытаемся не наступать друг дружке на пятки. У них потрясающее хозяйство – двадцать пять человек штата против наших трех, а у архива – отдельное помещение. Кстати, как у вас с итальянским?

Джеймс признался, что пока едва понимает то, что ему говорят.

– Вполне естественно. Здесь говорят на неаполитанском диалекте. Это, можно сказать, другой язык, и кое-кто из стариков обычного языка не понимает. Не волнуйтесь, скоро приспособитесь. Замечу, их контрразведке затрудняет работу то, что у них никто на нормальном итальянском не говорит.

– Вы не находите это странным?

Джексон зашелся лающим смехом:

– Это как посмотреть! В Пятой Армии полно американцев итальянского происхождения, все они пробились в интенданты, этим меньше всего надо, чтобы в их дела совалась контрразведка.

– Вы хотите сказать, что они крадут свой же провиант? – в изумлении спросил Джеймс.

Джексон остановился:

– Знаете, по-моему, нам лучше пройти в обход. Хочу кое-что вам показать.

Джексон увлек Джеймса вверх к старому кварталу, где множество темных средневековых зданий грудились одно над другим. Причудливо петляя посреди этого лабиринта, вилась улочка, которая, лишенная претензий на величие, была здесь главной, пожалуй, только исключительно благодаря своей длине. Джеймс подумал: точь-в-точь суук, мусульманский рынок в Северной Африке, – узкая улица, до непостижимости забитая хаотичной толпой, продавцами и покупателями. Рыночные лотки, сооруженные из пары чемоданов и положенной поверх доски, заставлены горами всевозможного воинского имущества: продуктовыми пайками, перешитой из солдатских одеял одеждой, ботинками, сигаретами, флакончиками с пенициллином, туалетной бумагой, даже мотками телефонного провода. Прохожие рылись в солдатском белье или шумно выторговывали сладкие батончики, вытянутые из американских армейских пайков. Лотошники равнодушно посматривали на двух офицеров, пробиравшихся сквозь толчею, но если не считать единственного господина с бегающими глазками, который при приближении Джеймса с Джексоном немедленно упрятал куда-то пару британских штыков, остальные не сделали ни малейшей попытки прибрать свой товар.

– Мы пару раз устраивали на них облаву, – рассказывал Джексон, – но буквально на следующий день на месте одних появлялись другие. Понятное дело, основные деньги – это пенициллин. У нас столько его пропадает, что нашим медикам приходится наведываться сюда и выкупать свой пенициллин у торговцев черного рынка, чтоб хотя бы обеспечить полевые госпитали.

Джеймс понимающе кивнул. Пенициллин. Это слово было теперь у всех на устах. До открытия пенициллина не было эффективных средств от заражения крови при пулевых или осколочных ранениях, и даже сравнительно легкая рана могла привести к потере конечности или к смерти. Теперь американская фармацевтическая компания «Пфайзер» открыла способ производства этого чудо-препарата, выдает его в громадных количествах и даже запускает рекламу в журналы и газеты, похваляясь, будто их продукт может изменить ход войны.

– А зачем итальянцам его столько? – спросил Джеймс. – Ведь, в общем-то, они уже не воюют?

– Им пенициллин нужен не раны залечивать, а от сифилиса. Здесь свирепствует эта зараза.

– Ах, ну да! – Джеймсу вспомнились подходившие к нему утром девицы: «Чисти, ми чисти!» – Как я погляжу, тут имеют место… э-э-э… тесные общения?

Они уже свернули с торговой улицы и теперь спускались вниз через старый город. Как бы в подтверждение слов Джеймса на углу стояло, гогоча, несколько солдат. У каждого в одной руке бутылка, на другой – повисла хохочущая девица.

Джексон развел руками:

– Увы, тут чистая коммерция. Фрицы мобилизовали всех здоровых итальянских парней и либо отправили работать в трудовые лагеря, либо погнали воевать в Россию. После чего экономика рухнула – пожалуй, только и остались что проституция да черный рынок. Согласно последним сводкам, в Неаполе более сорока тысяч проституток. А все женское население составляет девяносто тысяч. Если исключить старух и детей, этим занимается почти каждая встречная.

– И мы ничего не можем с этим поделать?

Джексон метнул на него взгляд:

– Выиграем войну, возьмемся, – вяло бросил он.

– Я имею в виду здесь, в Неаполе?

– Делаем все возможное, – Джексон указал на вывеску над магазином.

Поверх прежней проступавшей надписи было выведено крупно: ПРО-ПУНКТ.

– Официально проституция вне закона, и мы не намерены с ней мириться. Но мы предлагаем бесплатную профилактику тем солдатам, кто в ней нуждается. Кроме того, есть еще некий антисептик, которым могут пользоваться женщины, – у нас его называют «синий порошок». Дальше этого наши интересы не распространяются. В конечном счете, союзная военная администрация озабочена только тем, чтобы солдаты не выбывали из строя. Пару недель пробудут здесь, и большинство отправится снова на фронт. Главное, чтоб солдат на ногах стоял и чтоб мог стрелять.

вернуться

21

Войдите! (ит.)

Едва снова вышли на набережную, Джексон увлек Джеймса в дверь какого-то заведения. В помещении с затемненными окнами было полным-полно посетителей. В основном офицеры, но было также несколько солдат, развлекавшихся с местными девицами, и кое-какие столики занимали итальянцы на удивление преуспевающего вида, иные в компании с американскими или британскими штабными офицерами.

– Кто б мог подумать, что идет война, правда? – заметил Джексон, упиваясь изумлением Джеймса.

– Синьор Джексон! Как я рад видеть вас! – Виляя задом, сквозь столики к ним пробирался хозяин.

– Прошу, Анджело, столик подальше от шума. У нас с коллегой деловой разговор.

Итальянец улыбнулся и повел их к столику в глубине зала.

– Женщины смотрятся отменно, не так ли? – прокомментировал, оглядываясь, Джексон, когда они уселись за стол. – У них здесь то, что называется «немецкая диета», люди чуть не мрут с голоду. – На стол легло написанное от руки меню. – Кстати, осторожнее с выбором. На улицах Неаполя уже осталось не так много кошек.

Между столиками проходил официант, привлекая внимание посетителей демонстрацией рыбин на блюде. Джексон его остановил.

– Взгляните на эту рыбу, – сказал он Джеймсу. – Ничего не замечаете?

– По-моему, рыба как рыба.

– Сравните головы и тушки.

Джеймс присмотрелся и заметил, что каждая рыбина и в самом деле состояла из двух разных частей, аккуратно пригнанных друг к дружке. Линия соединения была почти незаметна.

– Скорее всего, налим, – сказал Джексон, отмахиваясь от рыб. – Есть можно, но без особого удовольствия.

Он заговорил о чем-то быстро по-итальянски с официантом. Тот пожал плечами, что-то ответил, – и опять-таки Джеймс многих слов разобрать не сумел. Джексон кивнул официанту.

– Кажется, сегодня у них есть морские ежи, правда, их я вам есть не советую.

– Это почему?

– Может вызвать нежелательные последствия. – Заметив недоумение в глазах Джеймса, Джексон, понизив голос, сказал: – Прилив полового влечения. Советовал бы воздержаться, если только не надумаете после посетить один из кабинетов на втором этаже.

– Так это что – бордель?

Его спутник повел плечами:

– Не вполне. Но при каждом ресторанчике черного рынка крутятся всякие девицы. Кстати, при этом заведении есть одна популярная красотка, известная обольстительница со вставным глазом. Если такое в вашем вкусе. – Откинувшись на спинку стула, Джексон некоторое время выжидающе смотрел на Джеймса. – Вы женаты, Гулд?

– Гм… – Джеймс несколько смутился. – Не вполне.

– Но девушка-то у вас есть? Я имею в виду – дома?

– Есть, конечно, есть. – По-видимому, Джексон ждал некоторых подробностей, и Джеймс добавил: – Ее зовут Джейн. Джейн Эллис. Она в трудовой армии.

– Вы обручены?

– В общем, да.

– Чудесно. Это вам очень может помочь. При опросах потенциальных невест.

– Я как раз и хотел у вас спросить…

– Мой вам совет, Гулд, – внезапно с нажимом сказал Джексон, подаваясь вперед к Джеймсу, – держитесь подальше от морепродуктов, избегайте яркого солнца и постоянно думайте о своей девушке.

– Ну да, понятно. Одно только мне никак…

– При первом же тревожном сигнале, немедленно говорите им, что вы fidanzato, помолвлены.

– Приму к сведению, – сказал Джеймс, крайне озадаченный.

– Вы должны служить положительным примером. Помните, теперь вы брачный офицер.

Последние слова Джексон произнес с неким содроганием.

– По правде говоря, подобного я не ожидал, – сказал Джеймс. – Впервые увидел ту надпись на вашей двери…

– Не на моей,старичок. Теперь она ваша. – Внезапно, лицо Джексона словно просветлело. – Знаете что, возьму-ка я себе в конце концов этих ежей. Ради прощального вечера. – Он махнул официанту. – Ну, а вы… У них вполне сносная яичница с колбасой.

– Звучит завлекательно.

После того, как официант принял заказ, Джеймс возобновил атаку:

– Скажите все-таки, что это значит, брачный офицер? В инструкции об этом ни слова.

– Что это значит? – Казалось, Джексон и сам озадачен, что сказать. – Признаюсь, должность весьма необычная. С того момента, как здесь высадились союзники, некоторые из наших солдат изъявили желание жениться на местных девушках. Прямо скажем, таких немало, —если честно, похоже, что процесс уже выходит из-под контроля. Разумеется, каждый военнослужащий, который собирается жениться, должен получить разрешение командования. Поэтому, стремясь удержать поток, командование решило, что каждую потенциальную невесту необходимо проверить и убедиться, что она действительно достойна и ее можно рекомендовать.

– А что, черт побери, значит «можно рекомендовать»?

– Словом, что она не шлюха, – невозмутимо ответил Джексон. – Но фактически, если учесть все вышесказанное, иной она и быть не может. Ваша работа – просто собирать сведения. Если едой девица обеспечена или если в ее квартире осталась хоть какая-нибудь мебель, она – проститутка. Если она может себе позволить оливковое масло, или белый хлеб, или губную помаду, она – проститутка. Просто задайте вопрос, на что она живет. В девяти случаях из десяти скажет, будто у нее где-то имеется дядя. Но стоит копнуть глубже, все это чистая липа.

– На первый взгляд, работа не пыльная.

Джексон метнул на Джеймса взгляд. После чего на мгновение его лицо приняло отсутствующее, потерянное выражение, какое бывает у жертв блицкрига и раненых во время сражения. Но вот Джексон провел по лицу рукой и, похоже, снова вернулся к действительности.

– Ну да. Ясное дело, не пыльная.

Появился кувшин с красным вином, и Джексон, капая на скатерть, налил им обоим по большому стакану.

– Per cent'anni.

– Будем!

Ставя свой стакан, Джеймс заметил, что мужчина за соседним столиком поглядывает на них с насмешливой улыбкой. По его дорогому костюму Джеймс заключил, что он не военный и личность весомая. Тот ужинал в компании американских штабных офицеров. Поймав взгляд Джеймса, мужчина в ироническом приветствии приподнял шляпу.

– Кто это? – спросил Джеймс.

– Где? А этот! Дзагарелла. Он фармацевт, хотя на самом деле такой жук. Именно он стоит за кражами почти всего пенициллина.

– Так почему вы его не арестуете?

Джексон невесело усмехнулся:

– Я арестовал его как-то. Ни к чему это не привело. Как видите, у него имеются друзья с весьма мощными связями.

Приспела еда. Яичница с колбасой, как и сказал Джексон, оказалась весьма приемлемой, и даже как будто изготовленной из настоящих яиц, не из порошка, да и мясо настоящее, не тушенка. После долгого питания из консервных банок Джеймс с жадностью проглотил яичницу.

Подхватив пальцами морского ежа, стараясь при этом не задеть лиловых колючек, Джексон ложкой извлек лоснящиеся яркие внутренности, направил в рот. Такое Джеймс видел в первый раз в жизни. Пожалуй, это было что-то за гранью, как и пирог с китовым мясом, подаваемый в некоторых кафе на родине.

– Можно попробовать? – спросил он с любопытством.

– Почему нет, – произнес Джексон без особого энтузиазма, передавая Джеймсу одного ежа.

Джеймс погрузил нож в мягкую, упругую, как желток, внутренность, лизнул. Отдававший водорослями жирно-солоноватый вкус был странен, но не без приятности. Джеймс попытался вспомнить, на что бы это могло походить.

– Вроде… вроде устрицы с заварным кремом.

– Если хотите, да, – Джексон быстро уплел остальных морских ежей, уже не предлагая пробовать.

Во время ужина он растолковал Джеймсу каковы его прочие обязанности. Теоретически служба армейской контрразведки отвечала за все, что касается безопасности союзной военной администрации.

– По идее это означает сбор разведывательных данных. Но в Неаполе уже никакой разведывательной службы не существует, только болтовня одна. Не далее как на прошлой неделе американцы настрочили полдюжины так называемых достоверных сообщений, будто где-то на склонах Везувия окопалась немецкая танковая дивизия смертников и что те только и ждут подходящего момента, чтобы ударить нам в тыл. Целых три дня я перепроверял факты, хотя уже и так знал, что все это сущая чепуха.

– Что-то не наблюдаю у вас особой привязанности к нашим союзникам, – заметил Джеймс.

– Так ведь у нас гораздо больше опыта в этом деле. Африка, Индия, и тому подобное. – Джексон подлил себе еще вина. – Исторически мы больше годимся для управления империей.

Джеймс вставил что-то по поводу аналогичного представления и у немцев, однако к иронии Джексон был явно не расположен.

– Признаться, немцы тут прекрасно управлялись. Скажем, с венерическими болезнями у них не было проблем. Они попросту отправляли в тюрьму ту, что была источником заразы, а соответствующий солдат подвергался армейскому взысканию по полной программе – осквернение чистоты высшей расы и тому подобное. Считается, что мы более цивилизованы, но именно от этого забот у нас выше крыши.

Любопытный инцидент произошел, едва Джексон запросил счет. Прежде чем его начертать, метр Анджело, перегнувшись через стол, поведал, что «британская тайная полиция» обслуживается бесплатно. И отвесив Джеймсу поклон, произнес:

– Добро пожаловать, капитан Гулд. Надеюсь, вы станете у нас частым гостем.

– Откуда он знает мое имя? – спросил Джеймс, едва Анджело отошел.

– Работа у него такая, всех знать, – пожал плечами Джексон.

– Не скажу, что это меня радует.

– Отчего же?

– Я еще и суток не провел в Неаполе. Не думаю, что получение… ну… или некое попустительство взятке, приемлемое для меня начало.

– Боюсь, иначе здесь не получится. Подмазать тут в порядке вещей. Анджело не имел в виду ничего дурного.

– Но формально открывать подобное заведение должно быть запрещено.

– Они возвращаются к нормальной жизни. Просто их нормальная жизнь отличается от нашей.

– И все же половину счета я хочу оплатить сам, – упрямо сказал Джеймс.

Подозвав официанта, он попросил принести счет.

– Il conto, [22]– сказал тот с улыбкой, возвратившись и кладя на стол счет.

Джеймс взглянул: больше половины месячного армейского жалованья.

– Вы позволите, Гулд, дать вам на прощанье небольшой совет? – сказал Джексон, когда Джеймс уже расплатился.

– Да, разумеется!

Джексон слегка поколебался. Потом с расстановкой произнес:

– Здесь вам не дома. Тут правил не существует, только приказы. Просто выполняйте приказы, тогда все будет в порядке. Но даже не пытайтесь искать какой-то смысл, иначе… иначе попросту свихнетесь.

Выйдя из ресторана, они натолкнулись на уличную потасовку – двое британских солдат избивали местного парнишку лет пятнадцати. Один держал его за руки, другой колотил ножкой от стула. Голова мальчишки была вся в крови. В нескольких шагах от этого места наблюдала с беспомощным видом за сценой смуглая, хорошенькая девчонка, чуть постарше парня.

– Это что такое? – строго крикнул Джексон. – Прекратить немедленно!

Солдаты нехотя попятились, и оба офицера контрразведки поспешили разобраться, в чем дело.

Выяснилось, что парень выступил сутенером при родной сестре. Сговорились, и малый, получив плату, – точнее три пачки сигарет в качестве вознаграждения, – рванул и был таков. Позже солдаты набрели на обоих и решили их проучить. Джеймс для вида спросил имена и личный номер солдат, но было ясно, что меры воздействия на этом заканчивались. Он приказал им, чтоб шли своей дорогой, и те удалились, продолжая выкрикивать угрозы.

Пока Джеймс разбирался с солдатами, Джексон, понизив голос, говорил о чем-то с девушкой и ее братом, после чего те скрылись в темноте.

– Невеселая история, – сказал Джексон, едва Джеймс присоединился к нему. – Все не так просто, как кажется на первый взгляд. Эти ребята – scugnizzi, больше года как потеряли своих родителей. У девчонки сифилис, что хотя бы частично оправдывает ее уклонение нежеланием стать переносчицей болезни. Я дал ей адрес одного госпиталя, где, может быть, ей удастся раздобыть немного пенициллина, хотя сомневаюсь, что у нее найдется, чем заплатить. Классический чертов замкнутый круг. Чтобы заработать денег на средство от заразы, ей придется спать еще с дюжиной солдат, а те, в свою очередь, заразят еще дюжину девиц.

– Вы, должно быть, рады отъезду на родину, – сказал Джеймс. – Так славно после всего этого снова оказаться в Англии.

– Не скажу, что вы не правы, – ответил Джексон.

Он обвел взглядом полуразрушенные дома вокруг – выбитые воздушной волной окна, уставленные геранью и увешанные бельем балконы, стены в глубоких, полученных с благословения трех армий, оспинах, – и потом текущую в обоих направлениях людскую толчею.

– Хотя чем дальше, тем, как ни странно, крепче все это засасывает.

Глава 7

Ливия Пертини с грохотом составила кастрюли и, сверкнув глазами на отца, крикнула:

– Как готовить, если не из чего?

Отец развел руками:

– Альберто Сиенца пришел, покушать хочет.

– Этот прохвост? Только и норовит своим свиным рылом в корыто. Надо же, и как его жирное брюхо не лопнет!

– Потише! – умоляюще сказал Нино, хотя, надо сказать, Ливия так громыхала кастрюлями и сковородками, что снаружи их голосов слышно не было.

– Скажи, пусть приходит в другой раз.

– Чтоб он подался в другую харчевню? Альберто один из лучших наших посетителей, их и так уж почти не осталось.

Ливия вздохнула:

– Ладно, сделаю суго, – вяло буркнула она. – Только непременно скажи ему, мяса нет.

– Может, еще и melanzane farcite? – с надеждой в голосе спросил Нино. – Ты ведь знаешь, как он любит твои фаршированные баклажаны.

– Попробую.

– Вот и умница. А, может, напоследок еще и badino? [23]

– Ну, уж нет! Куда там. Да и яйцо у меня всего одно.

– Тогда, может…

– Некогда мне с тобой разговаривать! – отрезала Ливия, уже принявшаяся нарезать помидоры для суго.

Нино с улыбкой отошел. Уж он-то знал, едва дочь расправится с пастой, она приготовит и сырный пудинг, budino di ricotta, пусть даже с помощью одного единственного яйца. Отчасти потому, что Ливия была покладистая девочка и, хоть и ершилась, но слушалась своего отца, но еще и потому, что больше приготовить было практически нечего. Вот уже три недели, как им не удавалось раздобыть ничего из провизии. Соседи, чем могли, менялись друг с дружкой, но теперь, когда продукты стали продавать через официально утвержденные государством пункты, стало совершенно невозможно доставать необходимое законным путем.

Соус, который Ливия теперь готовила, был весьма прост, но при этом, благодаря качеству продуктов, изысканно хорош. Ливия нашинковала горку pomodorini da serbo, крошечных помидоров, росших только здесь, на склонах Везувия. Затем она, добавив чеснок, быстро их обжарила в небольшом количестве собственного домашнего оливкового масла. Под конец кинула туда несколько порванных листочков свежего базилика с кустика, что рос прямо перед кухонной дверью. За несколько минут, гораздо быстрей, чем сама паста, соус был готов.

Мариза отнесла блюдо клиенту. А Ливия взялась за приготовление остальных. Но сперва слила огненное масло со сковородки в металлический стаканчик – снарядную гильзу, которую нашла в поле и тщательно вычистила. Чуть подлила поверх масла холодной воды. В целях экономии: прижарки вместе с водой осядут на дно, позволяя использовать драгоценное масло и впредь.

Уже когда мыла грязные кастрюли, Ливия почувствовала, как кто-то вошел в кухню.

– А! – сказала она. – Это ты.

Альберто Спенца глядел на нее с порога кухни. Ливию это не удивило – кухня обычно всегда была открыта для посетителей, если кому хотелось взглянуть, что есть в наличии, прежде чем определиться с выбором. Однако бывший продавец лент стал наведываться сюда чаще других.

С тех пор как четыре года назад Энцо ушел воевать, Альберто редко упускал возможность заглянуть к Ливии. Шла война, а он все богател, – все кругом знали, что он бандит, а, возможно, даже и camorrista, мафиози, – и визиты его к Пертини сделались чаще. Ливия замечала, как он на нее смотрит, и это ее пугало. Все местные мужчины заглядывались на нее – но во взглядах Альберто, бросаемых им исподтишка, когда считал, что она не видит, было что-то грязное: с такой алчностью заглядывает голодный в полную тарелку своего соседа.

вернуться

22

Счет (ит.)

вернуться

23

Пудинг (ит.).

Правда, сегодня Альберто, как видно, пребывал в благодушном настроении.

– Отличная еда, – сказал он весело, протискиваясь жирным животом в кухню. – Может, еще и кофе есть?

– Только желудевый, – бросила Ливия.

Она расставляла на плите кастрюли. Готовить больше было не для кого, но, изображая занятость, можно было за разговором не смотреть на Альберто.

– Выходит, не зря я прихватил с собой немного.

Не сдержав изумления, Ливия подняла глаза. Вынув из кармана кулечек, Альберто уже его разворачивал. Кухню наполнил аромат, почти уже забытый с довоенных времен. Невольно под воздействием этого крепкого, густого запаха даже выражение лица у Ливии сделалось мягче.

– «Нескафе» называется, – сказал Альберто. – Из американского пайка. По правде говоря, не очень-то и кофе, но лучше, чем желудевый. Приходится подслащивать сахаром, чтоб казалось вкуснее. – Он заулыбался, скаля зубы под обвисшими усами, которые отпустил, чтобы скрыть двойной подбородок. – Кстати, я и сахар по случаю прихватил. – Он выложил на стол еще один кулечек. – Может, и ты составишь компанию?

Уже год как Ливия сахар в глаза не видала. Если требовалось что-либо подсластить, она понемногу капала мед.

– Сейчас поставлю кофейник, – сказала она, потянувшись в буфет за napoletana, кастрюлькой, издавна предназначенной для приготовления кофе и внешне напоминающей песочные часы.

– Не заботься. Этот кофе заливается кипятком. Проще простого.

Пожав плечами, Ливия поставила на плиту кастрюльку с водой.

– Ай-ай, – продолжал Альберто, – подумать только, совсем посетителей нет. Если так и дальше пойдет, совсем загнется ваше дело.

Ливию эта мысль тоже временами посещала.

– Ничего, – отрезала она. – Война ведь скоро кончится.

Он приподнял бровь:

– Скоро? По моим данным что-то непохоже. Еще, по крайней мере, год пройдет. А то и три. Американцы себя под пули подставлять не спешат, а немцы не спешат сдаваться.

Ливия подумала про Энцо. Господи, неужто и впрямь они увидятся только через три года? Уже четыре года, как они расстались.

И будто читая ее мысли, Альберто сказал:

– Долго еще придется вам выкручиваться, чтоб дело не пропало. А денежки, видать, так меж пальцев и текут?

– Ничего, справимся! – с вызовом отрезала Ливия.

Альберто поковырял в зубах ножом и многозначительно произнес:

– Правда, можешь в любой момент прийти мне сготовить.

– Сготовить? К тебе домой что ли?

– А что? – Альберто скрестил на груди жирные руки. – Война пошла мне на пользу. Я могу себе позволить… – он сделал паузу, – …экономку. По мне так лучше ты, чем какая другая.

Ливия молча заливала кипятком кофе и разливала его в маленькие чашечки для эспрессо. Пахло восхитительно, но стоило поднести чашку к носу, как аромат тотчас исчезал, оставался легкий химический душок. Ливия пригубила. Напиток был не крепкий и горький, вкус никак не оправдывал начальный аромат.

– Экономку, значит, – проговорила она, – не просто кухарку?

Альберто снова изобразил неопределенный жест:

– У меня и другие потребности есть.

Ливия метнула на него взгляд:

– Какие, например?

– Постирать, убрать… то, что делала бы моя жена, если б она у меня была, – бросил он небрежно.

Ливия почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Альберто помешивал свой кофе.

– То, что ты делала для Энцо, – негромко сказал он. – Он рассказывал своим приятелям, будто ты прямо… находка. – Альберто улыбнулся с видом знатока. – Правда, если хорошенько припомнить, он выразился немного иначе.

У Ливии защемило сердце. Что за глупости болтал о ней Энцо! Их личная жизнь никого не касается. Чтоб ему попридержать свой язык! Снова щеки ее запылали, на сей раз от стыда.

– Слыхал, он тебе дал особое прозвище, – продолжал Альберто. – Везувьетта. Мой вулканчик.

– Энцо – мой муж! – припечатала Ливия.

– Понятное дело. И останется мужем, когда вернется. А пока, между прочим, могла бы и постараться для его же блага. Кто знает, вдруг он вернется без ног, или слепой, или безрукий. – Ливия сжала уши руками, чтобы не слышать этих ужасных слов, но это не помогло. – Неужто не хочешь, чтоб, вернувшись, он увидел, что ты сумела деньжат поднабрать, а не погрязнуть в долгах? Я заплачу тебе столько, чтоб покрыло все, что ты потеряла. Кроме меня, никто тебе не поможет. Отец у тебя одной ногой в могиле. Ну, а сестрица… – кто Маризу с ее странностями замуж возьмет, да она, как я погляжу, и сама замуж не рвется. Кто ее кормить станет, если ресторанчик закроется?

– Такому не бывать…

– Такое нынче на каждом шагу случается, – покачал головой Альберто. – Разве не видела, что в Неаполе делается? Девчонки там продают себя за кусок хлеба. Да и в Боскотреказе то же. После войны все прикинутся, будто ничего такого и не было.

– Что ты несешь…

– А если, не дай Бог, Энцо домой не вернется, ведь понадобится же тебе муж, чтоб о тебе заботиться.

– Хватит! – оборвала его Ливия. – Я твое предложение ни за что не приму.

– Ничего, примешь. С отцом твоим я переговорил.

– Так мой отец знал, о чем ты собирался меня просить?

– Он человек неглупый. Конечно, во все подробности мы его посвящать не будем.

Концом ножа Альберто провел у себя под ногтями. Ливия мгновенно почувствовала, да какой степени он ей отвратителен. Но ради отца попыталась сдержаться.

– Альберто Спенца, – резко сказала она. – Я бы не легла с тобой, даже если б кроме тебя в Италии мужчин не осталось, а это, учитывая, что ты в Италии самый жирный, а остальные вымирают от голода, очень даже вероятно. Теперь убирайся.

Альберто с деланным равнодушием пожал плечами.

– Посмотрим, так ли ты будешь несговорчива, когда с месяц наголодаешься. – Он открыл дверь и вышел из кухни. – Нино, твоя упрямая дочь отказывается у меня работать! – Донеслись до Ливии его слова. – Признаюсь тебе, она была со мной так груба, что вряд ли я сюда скоро наведаюсь. Попробуй ее образумить, ладно? А вздумает явиться с извинением – что ж, такой исход будет для всех наилучший, правда, не уверен, может, к тому времени я уже подыщу себе кухарку.

Едва Альберто ушел, в кухню явились Мариза с Нино. Ливия была так взбешена, что сначала и говорить с ними не пожелала. Брякнув в раковину тарелки, она в сердцах принялась их тереть. И лишь когда одна из тарелок треснула пополам, Мариза, не повышая голоса, спросила:

– Альберто тебе работу предлагал?

– Если стать его шлюхой считается работой!