Текст книги "Совы охотятся ночью"

Автор книги: Энтони Горовиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

«Бранлоу-Холл»

На время пребывания в Суффолке я могла остановиться у сестры, но Трехерны предложили разместить меня бесплатно в своем отеле, и я предпочла согласиться. Истинная причина заключалась в том, что меня не радовала перспектива провести столь продолжительное время в обществе Кэти. Она была на два года моложе меня, и, глядя на сестру, имевшую двух очаровательных детей, уютный дом, успешного мужа и близких подруг, я невольно сравнивала все это со своей неустроенной жизнью и испытывала комплекс неполноценности. Когда после трагических событий в «Клоуверлиф букс» я решила уехать на Крит, Кэти обрадовалась, видя в этом поступке своего рода обращение к нормальному семейному укладу, и мне не хотелось объяснять сестре, почему я вернулась. Не то чтобы Кэти стала осуждать меня. Скорее уж это я чувствовала бы себя виноватой.

В любом случае имело смысл обосноваться прямо на месте преступления, где до сих пор собрано такое множество свидетелей. Так что я обогнула Ипсуич и выехала на трассу А12, миновав правый поворот на Вудбридж. Вместо этого я проехала еще пять миль, до солидного указателя (черный фон, золотые буквы), и по узкой дорожке, вьющейся между живыми изгородями с вкраплениями алых маков, добралась до каменных ворот, за которыми раскинулась старинная усадьба рода Бранлоу, занимающая обширный участок суффолкской земли.

Полагаю, что, учитывая, сколь многое из того, о чем рассказывается на этих страницах, произошло именно здесь, мне следует описать сие место самым тщательным образом.

Итак… Это был красивый особняк – нечто среднее между домом помещика, замком и французским шато: строго квадратное здание, окруженное лужайками с вкраплениями декоративных деревьев и густым лесом на заднем плане. В какой-то период истории поместья лес этот, видимо, окружал дом, потому как гравийная подъездная дорожка, сбивая с толку, вела к боковой стене с несколькими окнами, но без двери, тогда как настоящий вход располагался за углом и глядел на другую сторону.

Именно так, стоя лицом к фасаду дома, можно было оценить все его великолепие: парадная дверь с арочным портиком, готические башни и зубчатые стены, гербы, каменные трубы, соединенные, надо понимать, со множеством каминов. Окна были двойной высоты, с наличниками, украшенными лепными головами давно забытых лордов и леди. По краю крыши расселось немалое число каменных птиц, с орлом в каждом углу, а над парадной дверью помещалась прекрасной работы сова с раскинутыми в стороны крыльями. Глядя на нее, я припомнила, что видела изображение совы на указателе снаружи. Это был логотип отеля, нанесенный также на меню и почтовую бумагу.

Дом был окружен невысокой стеной с одной стороны и заборчиком с другой, и от него веяло безмятежностью, как если бы здание специально отгородили от реального мира. Слева, то есть в стене, противоположной подъездной дорожке, имелась целая серия неброских, более современного дизайна дверей, выходящих из бара на очень ровную, красиво подстриженную лужайку. Именно на ней и проходил восемь лет назад свадебный обед. Правее и немного позади располагались две уменьшенные версии главного особняка. Одна представляла собой часовню, а вторая – зернохранилище, переоборудованное в оздоровительный корпус, с пристроенной оранжереей и крытым плавательным бассейном.

Едва припарковав «Эм-Джи» на гравийной дорожке, я поймала себя на мысли, что всякий писатель, решивший сочинить роман об убийстве в классической сельской усадьбе, нашел бы здесь весь необходимый материал. А любой убийца, желающий избавиться от трупа, имел бы под рукой несколько сот акров земли. Я задавала себе вопрос: искала ли полиция Сесили Трехерн на этой территории? Молодая женщина сказала, что отправилась гулять с собакой, а ее машину обнаружили возле железнодорожной станции в Вудбридже, но кто может поручиться, что она сама управляла ею?

Я не успела еще выключить зажигание, как появился молодой человек и вынул мой чемодан из багажника. Он проводил меня в гостиничный вестибюль. Тот был квадратным, но производил впечатление круглого – благодаря круглому столу, круглому ковру и кольцу мраморных колонн, поддерживающих потолок, украшенный кругом из рельефной штукатурки. Пять дверей, одна из которых принадлежала современному лифту, вели в разных направлениях, но молодой служащий провел меня во второй холл, со стойкой администратора, спрятанной под массивной каменной лестницей.

Ступеньки изгибались по спирали, не закрывая вид вплоть до сводчатого потолка тремя этажами выше. Создавалось впечатление, что ты внутри собора. Прямо передо мной находилось огромное витражное окно, хотя никаких религиозных мотивов там не было и в помине. Такие, скорее, можно встретить в какой-нибудь старой школе или даже где-нибудь на железнодорожном вокзале. Пространство наверху, которое я могла охарактеризовать как площадку, раскинулось по обе стороны лестницы, отчасти перекрываемое стеной. Но в стене имелся полукруглый проем, так что идущих по площадке гостей почти наверняка можно было видеть снизу. Лестничная площадка соединяла два коридора, тянувшихся по всей длине отеля, образовывая, если угодно, перекладину в большой букве «Н».

За стойкой администратора восседала женщина в строгом черном платье. Стойка с зеркальными углами была сделана из какого-то темного полированного дерева и выглядела тут совершенно неуместной. Я знала, что «Бранлоу-Холл» по большей части построили в начале XVIII века, и вся прочая обстановка была подчеркнуто традиционной и старомодной. У противоположной стены стояла лошадь-качалка с облупившейся краской и внимательными глазами. Мне невольно вспомнился знаменитый мистический рассказ Дэвида Герберта Лоуренса «Победитель на деревянной лошадке». За стойкой администратора, справа и слева, располагались два маленьких кабинета. Позже я выяснила, что один из них занимала Лиза Трехерн, а другой – ее сестра Сесили. Двери были открыты, и я увидела пару одинаковых столов с телефонными аппаратами. Не отсюда ли Сесили позвонила во Францию?

– Мисс Райленд? – Администратор ждала меня.

Предлагая бесплатное размещение, Полин Трехерн обещала сообщить персоналу, что я помогаю ей в одном деле, не уточняя, в каком именно. Девушка была примерно такого же возраста, что и встретивший меня парень. В принципе, они вполне могли оказаться братом и сестрой: оба светловолосые, слегка медлительные. Возможно, скандинавы.

– Добрый день! – Я поставила между нами сумочку, готовая достать кредитку, если попросят.

– Надеюсь, поездка из Лондона была приятной?

– Да, спасибо.

– Миссис Трехерн распорядилась разместить вас в крыле «Мунфлауэр». Там вам будет очень удобно.

«Мунфлауэр». Именно такое название Алан Конвей дал отелю в своей книге.

– Нужно подняться на один пролет. Или предпочитаете воспользоваться лифтом?

– Думаю, меня и лестница вполне устроит, спасибо.

– Ларс донесет ваш багаж и покажет номер.

Судя по имени, точно скандинав. Я поднялась вслед за Ларсом до площадки второго этажа. На стенах висели картины маслом: портреты, запечатлевшие представителей многих поколений семьи, причем ни один из них не улыбался. Ларс свернул вправо, и мы пошли по открытому пространству, которое хорошо просматривалось снизу. Я заметила стоявший у стены столик с двумя стеклянными подсвечниками, а на подставке между ними лежала большая серебряная брошь. Она была в форме круга с серебряной булавкой. Сложенная пополам карточка с машинописным текстом сообщала, что это фибула XVIII века, и это меня заинтересовало, потому что такого слова мне прежде слышать не доводилось. Под столом находилась застеленная клетчатым одеялом собачья корзинка, и она напомнила мне о Медведе, золотистом ретривере Сесили Трехерн.

– А где же собака? – спросила я.

– Ушла погулять, – уклончиво ответил Ларс, похоже несколько удивившись вопросу.

Все, что я описывала до сих пор, было проникнуто духом древности, но когда мы вошли в коридор, я подметила электронные замки на дверях и глядевшую на нас из угла камеру видеонаблюдения. Видимо, хозяева, наученные горьким опытом, установили ее уже после убийства – ведь если бы она была здесь раньше, то убийцу удалось бы заснять на пленку. Первая дверь, к которой мы подошли, была обозначена номером десять, а следующая – одиннадцать. Однако дверь, на которой должна была красоваться цифра двенадцать, оказалась немаркированной. Тринадцатой комнаты в отеле тоже не было, видимо, из суеверных соображений. Мне показалось или Ларс действительно пошел быстрее? Я слышала, как половицы скрипят под его шагами, а колесики моего чемодана повизгивают, прыгая на стыках.

После номера четырнадцать мы добрались до противопожарной двери, которая вела в коридор, явно относящийся к не столь давним временам, – он располагался в части, пристроенной к дому сзади. Впечатление создавалось такое, будто к старому отелю прилепили второй, современный, и я задумалась, существовало ли уже все это восемь лет назад, когда Фрэнк Пэррис зарегистрировался в гостинице… и был выписан из нее по причине смерти. Ковры в новой секции имели отвратный рисунок – такие никто не постелет у себя в доме. Двери были из дерева, не такие тяжеловесные и более современного дизайна, а расстояние между ними сократилось, намекая на меньшие размеры комнат, чем в старом здании. Осветительные приборы были встроены в потолок. Это и есть крыло «Мунфлауэр»? Я не стала спрашивать у Ларса, значительно опередившего меня вместе с моим повизгивающим чемоданом.

Мне выделили не просто номер, но апартаменты в самом конце коридора. Ларс провел ключом-карточкой, отперев замок, и мы оказались в светлой, уютно обставленной комнате, где преобладали различные оттенки кремового и бежевого, а на стене висел большой телевизор. Покрывала на кроватях были дорогими. Присланные в подарок бутылка вина и корзина с фруктами ждали меня на столе. Я выглянула в окно и увидела задний двор отеля, по дальней стороне которого шли строения – видимо, переделанные конюшни. Оздоровительный корпус и плавательный бассейн располагались справа. Дорожка вела к большому современному зданию, стоявшему в стороне от отеля. На его воротах я разглядела название: «БРАНЛОУ-КОТТЕДЖ».

Ларс поместил мой чемодан на складную багажную подставку, которые мы в «Полидорусе» не применяли, потому что они занимают слишком много места и выглядят по-дурацки.

– Холодильник. Кондиционер. Мини-бар. Кофемашина… – Он устроил мне экскурсию по комнате, как будто я сама не могла разобраться, что к чему. В тоне юноши угадывалась скорее вежливость, чем радушие. – Пароль от вайфая на столе. Если что-то потребуется, наберите ноль, чтобы позвонить администратору.

– Спасибо, Ларс, – поблагодарила я.

– Угодно что-нибудь еще?

– Откровенно говоря, мне хотелось бы попасть в номер двенадцать. Можно получить ключ?

Ларс взглянул на меня с удивлением, но это продолжалось всего лишь секунду: Трехерны подготовили почву.

– Я открою его для вас, – сказал он.

Молодой человек направился к двери, и тут наступил неудобный момент: я не была уверена, следует ли мне дать чаевые и ждет ли их служащий или нет. На Крите мы держали в баре соломенную шляпу, и обладающие лишним евро посетители клали его туда. Потом чаевые делились поровну между персоналом. В общем и целом, я чаевые давать не люблю. Это выглядит старомодно, возвращает нас к былым временам, когда официанты и прислуга в гостиницах рассматривались как представители низших классов. Ларс явно думал иначе. Он насупился, повернулся на каблуках и вышел.

По мере того как я распаковывала вещи, мое уныние росло. Помещенная в гардероб дорогого отеля, моя одежда производила жалкое впечатление. Это напоминало о том, что за последние два года я почти не покупала себе ничего нового.

Черный «рейнджровер» проехал мимо конюшен и, хрустя гравием, свернул на подъездную дорожку к Бранлоу-коттеджу. Я услышала, что дверца хлопнула, и выглянула в окно как раз вовремя, чтобы увидеть: из машины выходит моложавый мужчина в ветровке и кепи. С ним была собака. В ту же минуту дверь дома открылась, и навстречу приехавшему бегом устремилась девочка с черными волосами. За ней следовала смуглая худая женщина с пакетом из супермаркета. Мужчина заключил девочку в объятия. Лиц я толком не видела, но догадывалась, что это Эйден Макнейл, а девочка – его дочь Роксана. А женщина, должно быть, няня, Элоиза. Мужчина коротко сказал ей что-то, после чего все трое направились в дом.

Я чувствовала себя виноватой, будто подглядывала за ними. Я развернулась, подхватила сумочку, где лежали деньги, блокнот и сигареты, покинула комнату, открыла противопожарную дверь и перешла в старую часть здания, где и располагался двенадцатый номер. Сама собой напрашивалась мысль, что начать стоит именно отсюда. Ларс оставил дверь открытой, подперев ее мусорной корзиной, но я не хотела, чтобы мне мешали, поэтому убрала корзину, и замок защелкнулся у меня за спиной.

Я оказалась в комнате примерно вдвое меньшей, чем та, где поселили меня. Ни кровати, ни ковра здесь не было: вероятно, они были перепачканы кровью и их вынесли. Во многих детективных романах я читала, что насильственная смерть оставляет в помещении своего рода эхо, но никогда всерьез не верила в подобное, однако в этом месте определенно присутствовала некая аура… Пустое пространство там, где должна была стоять мебель; выцветшие стены с пятнами в тех местах, где раньше висели картины; никогда не раздвигающиеся шторы. Здесь хранились две тележки, доверху забитые полотенцами и чистящими средствами, груда коробок, куча электрических приборов вроде тостеров и кофеварок, а также ведра и швабры. Короче, весь тот хлам, который не должен попадаться на глаза гостю фешенебельного отеля.

Значит, вот тут и убили Фрэнка Пэрриса. Я пыталась представить, как открывается дверь и кто-то прокрадывается в комнату. Если Фрэнк спал в момент нападения, злоумышленнику было не обойтись без электронного ключа-карты, но у Штефана Кодреску такой наверняка имелся. По расположению электрических розеток я прикинула, где стояла кровать, и вообразила лежащего в темноте Фрэнка. Повинуясь порыву, я снова открыла дверь. Петли не скрипнули, зато раздался отчетливый щелчок отпираемого электронного замка. Достаточно ли громкого, чтобы разбудить спящего? Газеты сообщали до обидного мало подробностей, и Трехерны толком дополнить ничего не могли. Где-то должен храниться полицейский отчет, из которого можно узнать, стоял Фрэнк или лежал, что было на нем надето, как именно он умер. Кладовка, обшарпанная и заброшенная, могла поведать мне очень мало.

Стоя там, я вдруг ощутила уныние. И зачем только я уехала от Андреаса? Какого черта тут делаю? Вот если бы в «Бранлоу-Холл» прибыл Аттикус Пюнд, он бы давно уже нашел разгадку преступления. Возможно, само расположение комнаты или собачья корзинка могли послужить ему подсказкой. А как насчет старинной фибулы? Это ведь нечто прямо-таки сошедшее со страниц романа Агаты Кристи, разве не так?

Но проблема в том, что я-то не сыщик. И теперь даже больше не редактор. Я полный ноль.

Лиза Трехерн

В самый первый вечер Полин и Лоуренс Трехерн пригласили меня на ужин, но когда я спустилась в обеденный зал отеля, то застала там одного лишь Лоуренса.

– Боюсь, у жены разболелась голова, – пояснил он.

Я подметила, что столик все равно накрыли на троих.

– Лиза пообещала присоединиться к нам, – продолжил Трехерн. – Но начать придется без нее.

Сейчас, одетый в клетчатую рубашку слишком большого размера и красные вельветовые брюки, он выглядел старше, чем на Крите. Под глазами отчетливее проступали морщины, а на щеках виднелись темные пятна, всегда ассоциировавшиеся у меня с болезнью или преклонным возрастом. Очевидно, исчезновение дочери тяжко сказывалось на нем, и наверняка то же самое можно было сказать и о Полин, «головная боль» которой объяснялась тем же обстоятельством.

Я села напротив Лоуренса. На мне было длинное платье и танкетки, но я чувствовала себя неуютно. Мне хотелось скинуть обувь и ощутить под ногами песок.

– Это замечательно, что вы приехали, мисс Райленд, – начал Трехерн.

– Прошу, зовите меня просто Сьюзен. – Мне казалось, что мы уже оставили формальности позади.

Подошел официант, и мы заказали напитки. Лоуренс выбрал джин с тоником. Я попросила бокал белого вина.

– Как вам номер? – спросил он.

– Просто замечательный, спасибо. У вас прекрасный отель.

Трехерн вздохнул:

– На самом деле он уже не мой. Теперь им руководят дочери. Да и особого удовольствия мы сейчас не получаем. Для Полин и меня делом всей жизни стало создание и обустройство отеля, но когда случаются подобные вещи, невольно задаешь себе вопрос: а стоило ли оно того?

– Когда вы возвели пристройку?

Он удивился, как если бы я задала странный вопрос.

– Был ли отель таким, как сейчас, на момент убийства Фрэнка Пэрриса? – пояснила я свою мысль.

– А… – До него дошло. – Да, был. Мы произвели реконструкцию в две тысячи пятом году. Добавили два новых крыла: «Мунфлауэр»[3]3
   Moonflower (англ.) – лунный цветок.


[Закрыть] и «Барн-Оул»[4]4
   Barn owl (англ.) – сова-сипуха.


[Закрыть]. – По его губам скользнула улыбка. – Идея названий принадлежала Сесили. Лунный цветок распускается после захода солнца, и сова-сипуха тоже, разумеется, летает по ночам. – Улыбка стала шире. – Вы наверняка заметили, что совы тут у нас повсюду. – Мой собеседник взял меню и показал картинку, оттиснутую золотом на обложке. – Это тоже придумала Сесили. Она подметила, что «барн оул» является анаграммой для Бранлоу, и ее осенило использовать сову в качестве нашего логотипа.

У меня екнуло сердце. Алан Конвей тоже питал слабость к анаграммам. В одной из его книг, например, все персонажи получили имена по названиям станций лондонского метро. То была странная игра, которую он затеял со своими читателями, и она вовсе не пошла на пользу его творчеству.

– Производя реконструкцию, мы добавили лифт для лиц с ограниченными возможностями, – продолжал говорить Лоуренс. – И сломали стену, чтобы расширить обеденный зал.

Речь шла о помещении, в котором мы находились. Я попала в него через круглый холл на входе и обратила по пути внимание на новый лифт. Кухня располагалась в дальнем конце, растянувшись по всей тыльной стене отеля.

– Из кухни можно попасть наверх? – спросила я.

– Да. Есть служебный лифт и лестница. Мы их устроили в то же время. А еще переоборудовали конюшни под жилье для персонала и добавили плавательный бассейн и спа-зону.

Достав блокнот, я записала всю полученную информацию. Из нее следовало, что убийца Фрэнка Пэрриса, кто бы он ни был, мог попасть в двенадцатый номер четырьмя различными способами: при помощи лифта в фасаде отеля, другого лифта в задней его части, а также по главной или по служебной лестнице. Если преступник уже находился в отеле, то мог спуститься с третьего этажа. Всю ночь за стойкой администрации должен был кто-нибудь находиться, но проскользнуть мимо него незамеченным не составляло особого труда.

Однако на Крите Полин Трехерн обмолвилась, что Штефана Кодреску видели входящим в номер жертвы. Как он мог проявить такую беспечность?

– Насколько понимаю, новостей у вас нет, – сказала я.

– Насчет Сесили? – Лицо Лоуренса исказилось. – Полицейские считают, что ее якобы зафиксировала одна из камер видеонаблюдения в Нориче, но это полный бред. У нее там ни одной знакомой души.

– Дело об исчезновении вашей дочери ведет суперинтендант Локк?

– Старший суперинтендант Локк, вы имеете в виду? Да. Не могу сказать, что возлагаю на него большие надежды. Он действовал очень нерасторопно в самом начале, когда быстрота важнее всего, да и сейчас тоже не выказывает особых успехов. – Трехерн уныло потупил взгляд, потом спросил: – У вас было время перечитать книгу?

Хороший вопрос.

Вы наверняка сочтете, что первым делом я должна была проштудировать детектив от корки до корки. Но у меня даже не было его при себе. Признаться честно, на Крите я не держала ни одного из романов Алана Конвея – слишком неприятные воспоминания они пробуждали. Я заглянула в книжный магазин в Лондоне с намерением приобрести экземпляр, но обнаружила, что романа нет в наличии. За время работы в издательстве я так и не смогла решить, хороший это знак или плохой. Книга успешно продается или просто не доходит до прилавка?

Истина крылась в том, что мне пока не хотелось читать роман.

Я помнила детали достаточно хорошо: захолустный городок Тоули-на-Уотере, смерть в Кларенс-Кип, различные улики, установление личности убийцы. У меня еще хранились где-то рабочие заметки, материалы «дискуссий», которые мы с Аланом вели по электронной почте в процессе редактуры (я употребляю кавычки, потому что он не прислушивался ни к одному из сказанных мною слов). В этом романе ничего неожиданного для меня не было. Я знала сюжет назубок.

Но стоило помнить, что Алан любил поиграть с текстом: вечно рассовывал повсюду не только анаграммы, но и акростихи, акронимы, зашифровывал внутри одних слов другие. Отчасти он поступал так с целью просто потешить себя, но зачастую действовал в угоду неприятной стороне своего характера. Мне уже стало ясно, что при создании романа «Аттикус Пюнд берется за дело» Конвей позаимствовал многие особенности «Бранлоу-Холла», однако при этом он не описал реальных событий, случившихся в июне 2008 года. Не было в книге ни дельца-рекламщика, ни бракосочетания, ни молотка. Если за те несколько дней, что Алан провел в отеле, он каким-то образом вычислил истинного убийцу Фрэнка Пэрриса, то наверняка скрыл разгадку в некоем слове или в описании чего-то совершенно не относящегося к делу. Так, допустим, он вполне мог зашифровать имя преступника в названиях глав. Глаз Сесили Трехерн зацепился за что-то при прочтении книги, но было очень мало шансов, что подобное произойдет со мной тоже. Во всяком случае, прежде, чем я узнаю гораздо больше как о ней самой, так и обо всех прочих в отеле.

– Пока еще нет, – сказала я, отвечая на вопрос Лоуренса. – Мне подумалось, что разумнее сначала познакомиться с людьми и оглядеться. Я не знаю, что обнаружил Алан, приехав сюда. И чем больше я освоюсь в отеле, тем больше шансов обнаружить связь.

– Да, – кивнул мой собеседник. – Это здравая мысль.

– Есть возможность осмотреть комнату, где жил Штефан Кодреску?

– Я провожу вас туда после ужина. Там поселили другого нашего сотрудника. Но я уверен, он не станет возражать.

Официант принес напитки, и в этот же самый момент появилась Лиза Трехерн. По крайней мере, я предположила, что это она. Я видела в газетах фотографии ее сестры: симпатичная, но с каким-то детским лицом – губки бантиком, пухлые щечки. Если не считать светлых волос, по-старомодному коротко подстриженных, эта женщина совсем не была похожа на Сесили. Серьезная, неулыбчивая, в подчеркнуто деловом костюме, дешевых очках и практичной обуви. С левой стороны рта у нее имелся шрам, и я поймала себя на том, что слишком внимательно смотрю на него. То была совершенно ровная линия с полдюйма в длину – такую отметину мог оставить нож. Я на ее месте попыталась бы несколько заретушировать рубец при помощи макияжа, но, похоже, Лизу это не заботило. Она хмурилась, и создавалось впечатление, что улыбаться у нее не получается – шрам не дает.

Молодая женщина шла к столику словно боксер, выходящий на ринг, и даже прежде чем она произнесла первые слова, я поняла, что мы не поладим.

– Значит, это вы Сьюзен Райленд, – заявила она и без всяких церемоний уселась. – Меня зовут Лиза Трехерн.

– Рада познакомиться, – сказала я.

– Да неужели?

– Чего-нибудь выпьешь, дорогая? – спросил Лоуренс несколько нервозно.

– Я уже заказала официанту. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Это вы додумались прислать сюда Алана Конвея?

– Я тут ни при чем, – ответила я. – Я знала, что Конвей пишет новую книгу, но увидела ее, только когда она была закончена, и понятия не имела о его визите в этот отель до тех пор, пока ваш отец не приехал на Крит.

Я соображала, под каким именем была выведена в романе Лиза. Имелся в «Аттикус Пюнд берется за дело» один персонаж со шрамом: прелестная голливудская актриса Мелисса Джеймс. Да, точно. Такие вещи забавляли Алана: взять дурнушку и превратить ее в полную противоположность.

Лиза моих слов будто не слышала.

– Что же, если из-за этой книжки с Сесс что-то случится, вы, надеюсь, будете довольны собой.

– Полагаю, это вряд ли справедливо… – начал было Лоуренс.

Но я и сама могла за себя постоять.

– Как думаете, где ваша сестра? – спросила я.

Мне было любопытно, не собирается ли Лиза признаться, что считает Сесили мертвой, разрушая тем самым робкую надежду, питаемую отцом. Я видела, что на миг моя собеседница заколебалась: ей очень хотелось это сделать, но так далеко она зайти не решилась.

– Не знаю. Поначалу, когда Сесс пропала, я подумала, что у них с Эйдом произошла ссора.

Сесс и Эйд. Не особенно ласковые уменьшительные имена. Скорее, просто сокращенные, для сбережения времени.

– Они часто ругались?

– Да…

– Это не так, – вмешался Лоуренс.

– Да ладно, папа! Я знаю, тебе нравится считать их образцовой парой. «Ах, Эйден – идеальный муж, идеальный отец!» Но если хочешь знать мое мнение, он женился на Сесс только ради ее внешних данных. Лучистая улыбка. Голубые глаза. Но никому нет дела до того, что происходит между ними.

– Что именно вы хотите сказать, Лиза? – спросила я. Меня удивило, что она столь откровенно выражает свои чувства.

Подошел другой официант, с двойным виски на серебряном подносе. Не поблагодарив его, Лиза взяла напиток.

– Я просто сыта по горло тем, что Эйд расхаживает по отелю с таким видом, будто он тут главный. Вот и все. Особенно с учетом того, что вся тяжелая работа ложится на меня.

– Лиза занимается бухгалтерией, – пояснил Лоуренс.

– Я занимаюсь счетами, контрактами, страховками, кадрами и снабжением. – Она одним глотком выпила половину виски. – А он только треплется с гостями.

– Думаете, это Эйден убил Фрэнка Пэрриса? – спросила я.

Собеседница уставилась на меня. Я намеренно устроила провокацию, но мой вопрос был вполне логичным. Если Сесили убили, то потому, что она узнала правду о предыдущем преступлении. Отсюда вытекало, что тот, кто лишил жизни Фрэнка Пэрриса, устранил и Сесили Трехерн.

– Нет, – ответила Лиза, прикончив виски. – Я так не думаю.

– Почему?

Она посмотрела на меня как на слабоумную.

– Потому что Пэрриса убил Штефан! Он сам признался. И сидит в тюрьме.

В зале начали появляться и другие гости. Было четверть седьмого, и на улице было еще очень светло. Лоуренс взял одно из лежащих на столе меню.

– Не пора ли сделать заказ? – спросил он.

Я была голодна, но перебивать Лизу не хотелось. Я ждала, когда она продолжит.

– Нанять Штефана Кодреску было ошибкой, и нам давно уже следовало его уволить. Я, между прочим, с самого начала так говорила, да вот только никто меня не слушал. Он не просто сам был преступником, но и вырос среди уголовников. Мы дали ему шанс, а Штефан только издевался над нами. Этот тип всего пять месяцев здесь проработал, но обворовывал нас с первого дня, как перешагнул порог отеля.

– Но мы не знали об этом, – возразил Лоуренс.

– Знали, папочка. Я знала. – Она обратилась ко мне: – Не прошло и нескольких недель после появления Штефана, как я стала замечать неладное. Вы, Сьюзен, даже вообразить не в состоянии, что такое управлять гостиницей…

Тут я могла утереть ей нос, но сдержалась.

– Это все равно что машина с тысячью вращающихся частей, и беда в том, что, если некоторые из них не функционируют, никто этого не замечает. Машина не останавливается. Вино и виски. Шампанское. Стейки из филе. Мелкая наличность. Вещи гостей: драгоценности, часы, коллекционные солнечные очки. Белье и полотенца. Антикварная мебель. Впустить сюда вора – это все равно что вручить наркоману ключи от местной аптеки. Как можно было связаться с этим мошенником!

– Ну, вообще-то, когда Штефан поступил на работу, в мошенничестве его никто не обвинял, – напомнил дочери Лоуренс. Но в голосе его не было убежденности.

– Ты о чем, папочка? Его упекли в тюрьму за взлом и нападение.

– Это не одно и то же…

– Ты меня не слышишь. Как всегда. – Лиза махнула на него рукой и сосредоточилась на мне. – Я мигом поняла: что-то не так. У нас завелся вор. Но стоило мне упомянуть имя Штефана, как все тут же набрасывались на меня.

– Но поначалу он тебе нравился. Ты проводила с ним кучу времени.

– Я пыталась проникнуться расположением к нему, потому что вы все этого хотели. А поблизости от Штефана я держалась лишь по одной-единственной причине – и, между прочим, я вам постоянно об этом твердила, – потому что стремилась не спускать с него глаз. И ведь я оказалась права! Что, разве нет? Случившееся в номере двенадцать просто ужасно, но это доказывает, что я все это время была права.

– Сколько всего денег было украдено из комнаты Фрэнка Пэрриса? – осведомилась я.

– Сто пятьдесят фунтов, – ответил Лоуренс.

– И вы в самом деле полагаете, что Штефан убил человека, зверски изуродовав его молотком, за такую ничтожную сумму?

– Я уверена, что Штефан не собирался никого убивать. Он пробрался в номер посреди ночи с расчетом стащить что плохо лежит. Но тот бедняга проснулся, окликнул его, и Штефан, действуя инстинктивно, напал на постояльца. – Лиза фыркнула. – Все это выяснилось на суде.

Для меня это выглядело лишенным смысла. Если Штефан не собирался убивать Фрэнка Пэрриса, то с какой стати он прихватил с собой молоток? И не логичнее ли зайти в комнату в отсутствие хозяина? Но я промолчала. Есть люди, с которыми попросту не возникает желания спорить, и Лиза определенно принадлежала к их числу.

Она подозвала официанта и распорядилась принести еще выпивку. Я воспользовалась возможностью тоже сделать заказ. Всего лишь салат и еще бокал вина. Лоуренс выбрал стейк.

– Не потрудитесь ли рассказать мне о том, что происходило в ночь убийства? – спросила я, и не успели эти слова слететь с моих губ, как меня охватило довольно странное чувство. Фраза была такой старомодной, такой избитой. Встреть я ее в романе, вычеркнула бы без жалости.

Отвечать взялся Лоуренс:

– На выходные к нам приехало тридцать друзей и знакомых, но, как я уже говорил, отель оставался открытым для посетителей, так что и обычные постояльцы у нас тоже имелись. Все номера были заняты. Фрэнк Пэррис оформил бронь за два дня до свадьбы, в четверг. На трое суток. Я его запомнил, потому как с этим клиентом с самого начала начались сложности. Пэррис устал, был утомлен долгим перелетом, и комната ему не понравилась, поэтому он потребовал переселить его.

– А где его сперва разместили?

– В номере шестнадцать. Это в крыле «Мунфлауэр», где живете вы.