Текст книги "Тихая сила любви (СИ)"

Автор книги: Энн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 23

Я вошла в садик и сразу почувствовала, что что-то не так. Воспитательница встретила меня с каким-то странным выражением лица – не совсем приветливым, скорее настороженным.

– Ольга, – начала она осторожно, – сегодня к нам приходил мужчина. Он пытался поговорить с Кирюшей, но тот испугался и убежал от него.

Сердце сжалось так, что казалось, вот-вот лопнет. Я стояла как вкопанная, словно в голове кто-то включил запись на повтор.

– Кто он? – выдавила из себя я.

– Сказал, что его отец, – тихо ответила воспитательница.

Я стояла, не веря, что слышу. Тот самый человек, который отказался от нашего сына, который исчез из нашей жизни три с половиной года назад – он теперь явился сюда? И решил, что может прийти и попытаться как будто бы наладить контакт?

– Он просто появился? Без звонка, без предупреждения? – выпалила я.

– Да. Никто из нас не знал, что он придёт. Кирюша испугался и убежал в группу. Мы старались его успокоить.

Гнев сжёг меня изнутри. Как он посмел? Как он смеет вдруг появляться, когда у него была возможность быть рядом все это время, и он её просто упустил? Я поднялась со скамейки, голос дрожал от напряжения.

– Этот человек отказался от своего сына! Мы выживали вместе с Кирюшей, я работала на износ, чтобы он не чувствовал себя брошенным. А он теперь появляется – как будто хочет всё исправить! Он даже не заслуживает называться его отцом!

Слезы навернулись на глаза, но я сдержалась. Никогда раньше не чувствовала такой злобы и боли одновременно.

Позже вечером, когда Кирюшка крепко спал, я села рядом с Русланом на диван и рассказала ему всё.

– Он был у сада, – сказала я, стараясь не плакать, – и хотел подойти к сыну, но Кирилл убежал. Я... я просто не знаю, что думать.

Руслан внимательно слушал, потом крепко сжал мою руку.

– Ты знаешь, я понимаю, как тебе больно. И у тебя есть полное право быть в ярости. Но я думаю, нам стоит подумать о том, чтобы перевести Кирюшу в другой сад. Место, где мы сможем контролировать, кто с ним общается, и где он будет в безопасности. Это важно для тебя и для него.

Я вздохнула глубоко, впервые за долгое время почувствовала облегчение.

– Может, ты прав... – тихо сказала я. – Я не хочу, чтобы Кирюша снова испугался. Не хочу, чтобы прошлое нависало над нами.

Руслан обнял меня, и в этом объятии я почувствовала, что мы наконец вместе, что вместе сможем защитить нашего сына от боли и предательства.

Глава 24

Оля

Прошло два года с тех пор, как Руслан вошёл в мою жизнь. Сначала просто рядом, потом – с каждым днём всё ближе, глубже, нужнее. Год назад мы поженились. Без пышной свадьбы – но как-то очень по-настоящему. Были мы, Кирюша, Лена, пара близких людей. Я помню, как он держал меня за руку, когда мы говорили клятвы, и как мне казалось, что это – и есть мой новый дом.

Петя... Петя исчез. Совсем. Не звонил, не появлялся. Будто растворился. И, честно? Я не вспоминала о нём. У меня была другая жизнь. Настоящая.

Кирюша уже совсем взрослый. В этом году идёт в первый класс. Маленький мужчина в рубашке, который каждое утро делает вид, что ему «всё равно», но я-то вижу, как горят его глаза. Он стал спокойнее. Увереннее. Потому что рядом был Руслан. Не биологический отец – но настоящий. Настоящий во всём.

Мы много путешествовали. Я начала дышать. Смеяться чаще. Стала мягче. Мы были как команда. До недавнего времени.

Последние недели Руслан был каким-то... другим. Постоянно напряжённый. Уставший. Резкий. Он стал владельцем компании – выкупил контрольный пакет, теперь всё на нём. Я понимаю, это огромная ответственность, но... Я же рядом. Мы же вместе, нет?

А сегодня я узнала, что я беременна. Десять недель. Мы с Русланом пытались давно. Были анализы, слёзы, надежды. Всё впустую. И тут – вдруг получилось. Врач держал снимок УЗИ, а у меня тряслись руки. Маленькое сердечко, которое уже билось во мне. Наша жизнь, наше продолжение. Я не могла ждать вечера. Мне нужно было сказать сейчас . Услышать его голос. Его радость. Обнять.

Я приехала в офис. Поднялась на этаж.Секретаря на месте не было. Я глубоко вдохнула и постучала.

– Руслан? Можно? Я не помешаю?..

Он сидел за столом. Сильно нахмуренный, напряжённый. Без улыбки. Без «привет, любимая».

– Оля, ты сейчас мешаешь . У меня встреча через пять минут, совсем не время. Вечером поговорим.

Мешаешь .

Это слово врезалось в грудь, как лезвие. Я кивнула, выдавила что-то вроде «понятно» и вышла.

Не попрощалась. Не объяснила. Не сказала ни слова. В лифте я начала плакать. Сначала тихо, потом уже в голос. Потому что это было слишком похоже на то, как когда-то со мной разговаривал Петя.

Как будто всё, что я есть – это неудобство. Вовремя и не вовремя. Помеха.

Когда я вышла из здания, мир плыл. Всё закружилось. Я остановилась. Сделала пару шагов. И тут…

Я увидела кровь. На асфальте. Сначала пару капель. Потом больше. Моё сердце остановилось.

Я дрожащими пальцами набрала скорую:

– Пожалуйста, мне нужна помощь. Я беременна. У меня идёт кровь… Пожалуйста…

Потом позвонила Вере. Слёзы текли сами, голос дрожал:

– Забери, пожалуйста, Кирилла из сада… Я еду в больницу… Я потом объясню.

Она даже не задала лишних вопросов. Только «держись, я всё сделаю».

Я звонила Руслану. Один. Два. Три. Четыре раза. Ноль. Никакого «что случилось?» Никакого «я уже еду». Только гудки.

Скорая приехала быстро. Я уже не соображала, как села. Боль внизу живота стала резкой, невыносимой. Всё в животе кричало. Я прижимала руки к нему, будто могла защитить. Удержать. В больнице я отключилась. Очнулась уже в палате. Белый потолок. Тихие звуки. Монотонные шаги. Дверь приоткрылась. Вошёл врач: молодой, вежливый и с глазами полными сочувствия.

Я уже знала.

– К сожалению вашего ребенка не удалось спасти. Мне очень жаль.– начал он.

– Не говорите. Не надо. – Я закрыла уши. – Не говорите мне это.

Он замолчал. Но я уже всё услышала. Я заорала. Кричала, как раненый зверь.

– НЕНАВИЖУ ЕГО! НЕНАВИЖУ! Он разрушил всё… одним словом… ОДНИМ!

Медсестра подбежала. Что-то вкололи. Всё поплыло. Меня укутало тёплым, но мёртвым молчанием.

Когда я снова открыла глаза, рядом сидела Лена. Молча. Без лишних слов. Просто взяла мою руку и прижала к своей щеке.

Я плакала тихо. Слёзы шли по щекам, как будто сами.

– Врач мне все рассказал. Мне очень жаль, малышка. – сказала она.

– Он сказал, что я мешаю , – прошептала я. – Я пришла, чтобы рассказать, что мы... что у нас получилось… А он даже не посмотрел. И не ответил, когда я звонила. Я не хочу его больше видеть. Всё, что было, умерло вместе с этим ребёнком.

Лена не спорила. Не пыталась утешить. Просто обняла меня. Так, как обнимают, когда у человека только что оторвали половину сердца. А самое страшное было то, что я не чувствовала пустоты. Я чувствовала ярость холодную и обжигающую одновременно. И внутри себя знала: я больше не позволю ни одному мужчине разрушить меня. Ни словом. Ни молчанием.

Глава 25

Руслан

Когда я вечером пришёл домой, сразу понял – что-то не так. Бывает, заходишь и чувствуешь…пустоту.

Вот не тишину, а именно пустоту, в которой звенит тревога.

– Оль? Кирюша? Я дома!

Никакого ответа.Телевизор не работает, на кухне не пахнет ужином. Игрушки на месте, но… их никто не трогал. Только моё эхо в коридоре. Прошёл в спальню – постель заправлена, как будто с утра и не ложились. На тумбочке нет стакана с водой, нет любимого пледа. В детской – пусто. Ни книжки, ни тапок, ни мягкой игрушки, с которой Кирюша не расстаётся.

Меня пробрало с головы до ног. Что-то случилось. Я почувствовал это спинным мозгом. Дёрнул телефон, сразу набрал Олю. Абонент временно недоступен. Что значит недоступен? Позвонил ещё. И ещё. И ещё. Пять раз подряд.Она звонила мне в обед, как вышла из офиса, но у меня была важная встреча.

Началась паника. Набираю Лену, её подругу. Только бы она взяла…

– Алло?

– Лена, ты не знаешь, где Оля? Что с ней? Почему она не отвечает?!

Пауза. Задержка дыхания.А потом голос – тихий, уставший:

– Руслан… Оля в больнице.

– ЧТО?!

– С Кирюшей всё хорошо. Он у меня. Но Оля… она попала в больницу.

– Лена, скажи мне, что происходит? Почему мне блять никто не сказал?

– Тебе звонила Оля. Пожалуйста, не сейчас. Она только недавно уснула, я была с ней до конца часов посещения. Приезжай утром, хорошо? Я расскажу.

Я просто осел на пол прямо посреди прихожей.Прислонился к стене и закрыл глаза. Больница. Оля – в больнице, а я сижу в своём уютном, тёплом доме и даже не знал, что ей плохо. Как я вообще допустил это? И всё, что звучало у меня в голове – мой голос в обед . Холодный. Резкий. Нервы, работа, напряжение. А она стояла в моём офисе, такая тихая, с глазами полными чего-то важного. И я ей сказал « Ты мешаешь». Я не смог бы простить себя никогда, если бы это были последние слова, которые я сказал ей.

Блять. Я не спал всю ночь. Вообще. Сидел на кухне, пил холодный кофе и просто прокручивал всё заново и заново, как старую плёнку: её глаза, её голос, как она вышла, ничего не сказав. А я даже не побежал за ней. Просто вернулся к переговорам. Как будто это что-то значит, если рядом с тобой разваливается жизнь. Мне были важнее сраные переговоры, чем моя женщина. А вдруг она чем-то заболела ? Сука, а я даже не знаю ничего. Потому что не интересовался толком ее делами последние недели.

Утром я был в больнице в семь ноль-ноль. Плевать, что рано, плевать, что мог нарваться на охрану.

– Я муж Ольги Ковалёвой. Пустите меня к ней. Мне нужно знать, как она и что с ней.

Пришел врач. Серьёзное лицо, руки в карманах халата. Уставший мужчина, который, похоже, не первый раз говорит то, что сказала мне:

– Мне очень жаль… Ваша жена…

– Что?

– Она потеряла ребёнка.

Я не сразу понял.Мозг просто отказался воспринимать эти слова. Потеряла? Как – потеряла?!

Она же была… жива, сияла, пришла ко мне…

– Как это произошло? – выдавил я. – Почему?

– Сильнейший стресс, – спокойно ответил врач. – Срыв. Организм не выдержал. Такое бывает. Особенно на ранних сроках. Мне жаль.

Я остался стоять один в коридоре. Люди ходили мимо, кто-то улыбался, кто-то ругался по телефону.

А у меня в голове была пустота. И одна фраза: «Ты мешаешь».

Когда я зашёл в палату, увидел её спину. Она лежала на боку, волосы разбросаны по подушке. Казалась маленькой, какой-то сломанной. Мне хотелось сгрести ее в охапку, обнимать, пока вся та боль, что она пережила из-за меня не уйдет. Я подошёл. Осторожно.

– Оль…?

Никакой реакции.Я обошёл кровать, стал перед ней. Она посмотрела на меня стеклянными глазами. Теми, которые я боялся увидеть все это время.

– Доктор рассказал мне все. Мне так жаль. Прости меня. Пожалуйста. Я был идиотом, я… Я люблю тебя. Мы переживём это. Вместе. Я знаю, что слова ничего не изменят. Оль, позволь быть рядом.

Она посмотрела прямо в глаза. И сказала:

– Мы тебе мешали. Я и малыш. Так вот. Нас больше нет.

Я не знаю, как не умер в тот момент. Я упал на колени. Ноги меня не держали. Хотелось целовать ей ноги, только бы в ее глазах появилась вновь любовь и счастье. Только бы она не закрывалась.

– Прости… Я сам себя ненавижу и никогда не прошу . Мне нет оправдания. Я бы никогда..

По моим щекам потекли слезы. Мне было все равно, что я мог выглядеть слабым или ничтожным. Я видел, как ей больно. Что она вчера проживала весь этот ужас одна. Что она звонила мне, а блять, посчитал переговоры важнее нее и нашего ребенка. Я хотел взять её за руку. Она отдёрнула её.

– Ты убил нас, Руслан. Не только ребёнка. Нас. Ты мне противен. Я никогда не думала, что ты сделаешь это с нами.

Я вздрогнул, будто меня ударили. Но хуже было то, как спокойно и холодно она это сказала.

– Я люблю тебя…Оль, – говорил я подползая на коленях к ее ногам.

– А я – больше нет. Ты все убил.

– Дай мне шанс…Оль, я очень тебя люблю.– в глазах вновь появились слезы от осознания того, что я сломал ее, что больше не будет той любви в ее глазах.

– Я уже жила с мужиком, который унижал меня. Второй раз я не выдержу . Уходи, хватит мучить меня. Вещи я заберу позже.

Я вышел в коридор, сев прямо на скамейку. Ноги дрожали, руки тряслись. Я смотрел в одну точку и только сейчас понял: Я всё разрушил. Сам. Одним словом. Одним моментом. И теперь у меня нет ничего. Ни ребёнка. Ни семьи. Ни прощения.И я не знаю, как жить с этим дальше.

Хотелось отмотать вчерашний день вплоть до секунды, когда вошла Оля. Да, блять, нужно мотать последние недели. Надо было приходить домой, нежно обнимать и целовать ее, говорить, как сильно люблю. Какая она красивая. А не ругаться с порога, портя всем вечером. А я начал ценить все то, что у меня было, потеряв это. Я знал Олю, она не простит. Но я не оставлю попытки вернуть ее. Я в лепешку расшибусь, лишь бы вновь услышать ее и смех наших детей.

Глава 26

Прошло три долгих, выжженных изнутри дня с того момента, как Оля оказалась в больнице.

Ночи сливались в один бесконечный кошмар: кровь на белом кафеле, пустые стены, застывшие взгляды, тишина, в которой гремел её крик. Во снах она снова и снова слышала гулкое эхо по пустому дому и чувствовала, как что-то необратимо уходит. Пробуждение не приносило облегчения. Лишь усталость, тяжесть на груди и одиночество, которое не снимали даже уколы.

Руслан... он слал цветы каждый день – огромные, свежие, пахнущие извинением. Присылал еду, теплую одежду через Лену. Он будто пытался замолить вину через вещи, как будто упаковка могла вернуть утраченное. Он спрашивал, как Оля, получал в ответ сухое, колючее «живёт». Лена говорила холодно, сдержанно, и каждый её ответ резал Руслана сильнее любого крика.

Утром, когда палата наполнилась солнечным светом, врач сказал, что Олю выписывают. Слабая, как будто сломанная, она стояла у окна, не зная, куда теперь идти, как дышать. Она знала: домой – уже не домой. Дом опустел.

Руслан приехал. Ждал внизу, с помятым лицом и глазами, полными вины. Но Оля попросила Лену поехать с ней. Сама, молча, села в машину.

Когда машина тронулась, она повернулась к нему и тихо, как будто констатируя факт:

– Я подаю на развод.

Словно удар. Его лицо побледнело, как у человека, который услышал приговор. Он попытался говорить, сбивчиво, с болью:

– Я люблю тебя... по-настоящему. Я не отпущу. Я буду бороться. Хоть на коленях.

Он и встал. Прямо у подъезда. На холодный асфальт. В его глазах была не спектакль, а отчаяние.

Но сердце Оли было уже не в её груди. Оно лежало в той палате. Оно ушло вместе с её ребёнком.

– Ты сам сказал, что мы мешаем. – Она смотрела на него, будто сквозь. – Малыша больше нет. И меня рядом с тобой – тоже.

Когда девушки вернулись за вещами, в квартире стояла звенящая тишина. Лена с мужем собирали Олины платья, чайники, коробки с мёдом, альбом Кирилла с рисунками.

Оля вдруг села на кровать. Лицо обмякло, плечи опустились. И снова – слёзы. Беззвучные, горькие, такие, которые прожигают кожу.

– За что мне всё это?.. – прошептала она, сжимая пальцы. – Почему даже хорошие мужчины в итоге ломают? Я бы могла сама воспитать двоих. Я бы смогла...

Лена подошла, крепко её обняла, поглаживая по волосам. Не было слов. Только дыхание и тепло плеча.

– Я дам себе день. Может, два, – продолжила Оля, чуть дрогнув голосом. – А потом вернусь в кондитерскую. Нужно жить. Управляющая пока держит всё, но я... я должна что-то делать. Иначе – сойду с ума.

Тем временем Руслан... он не поехал в пустую квартиру. Он не выдержал. Вместо этого – к родителям. Любимый дом, деревянная веранда, знакомый запах маминой кухни – всё, как в детстве. Только за столом он вдруг начал говорить. Впервые за всё это время – честно.

Он рассказал всё. Про утро, про крик, про то, как своими словами он потерял не просто ребёнка – потерял Олю, семью, смысл.

Мама смотрела на него и плакала. Но не от сочувствия – от разочарования.

– Ты ведь знал, Руслан… знал, через что она прошла. Я тебе два года назад говорила: береги. Не ранней любовью, а взрослой. Она уже жила в аду – не твоя задача была стать его повторением. Ты её подвёл…

Отец молчал. Только сжал руку сына и сказал:

– Сынок… если ещё остался шанс – цепляйся зубами. Но если её боль больше любви – прими. Уважай.

А в другом конце города Оля стояла на кухне, прижимая к груди кружку с чаем. Кирюша мирно спал в соседней комнате. И впервые за эти дни – ей было по-настоящему страшно. Не за ребёнка. А за себя. За то, сможет ли она снова верить. Открыться. Жить.

Но потом она вытерла лицо и прошептала:

– Два дня. Я поплачу ещё два дня. А потом – крем, шоколад и тесто. Моя жизнь – моя ответственность. Пусть будет горько, но по-настоящему.

Глава 27

Утро было тусклым, будто небо не могло решиться – плакать или спрятаться. Руслан вошёл в офис с каменным лицом, скрывая бурю внутри. Костюм сидел идеально, но в глазах – бессонница, вина и тяжёлый, удушающий страх потерять единственное настоящее, что у него было.

Он почти дошёл до лифта, когда услышал глухой, твёрдый голос позади:

– Руслан!

Он повернулся – и увидел Ваню. Того самого, который всегда был рядом с Олей. Защитник. Брат по духу. Каменная стена, стоящая на страже её покоя.

Руслан не успел ничего сказать.

Глухой удар пришёлся точно в челюсть – сухой, уверенный, без эмоций, но с такой яростью, что звенело в ушах. Тело качнулось, боль взорвалась по челюсти, как взрывной заряд. Кровь выступила на губах, тёплая, солоноватая, и поползла по подбородку.

– Мудак ты, – сухо выдохнул Ваня, сжав кулаки, – и ещё мало.

Руслан не ответил. Он лишь достал из кармана салфетку и молча стёр кровь с губ. Не было ни злости, ни попытки защищаться.

Только тихо, почти с хрипотцой, прошептал:

– Я знаю... Всё знаю. И заслужил. Но я не могу её потерять. Не могу. У меня уже есть план. Я всё исправлю. Или хотя бы попробую. Мне нужно, чтобы она услышала меня.

Ваня молча посмотрел ему в глаза. Там было то, чего не ожидал даже он – полное опустошение, но вместе с тем – отчаянная решимость. Он ничего не сказал. Просто развернулся и ушёл. Удар – был его ответом.

На следующий день Руслан стоял перед множеством камер. Пресс-конференция, приуроченная к запуску нового направления в компании. Он должен был говорить о бизнесе, о развитии, о стратегии. Он репетировал речь ночью. Почти всё забыл.

Журналисты задавали вопросы, один за другим, вежливо, делово, будто у него под кожей не рвётся душа на куски. Он отвечал. Машинально. Механически.

Но в какой-то момент он замолчал. Вдохнул. Выдохнул. И вдруг сказал не по сценарию:

– Прежде чем мы продолжим... Мне нужно сказать кое-что, что не касается бизнеса. Это личное. Но... важное.

Журналисты замерли. Камеры щёлкали. Ожидание висело в воздухе, как натянутая струна.

Руслан заговорил. Без бумаги. Без подготовки. Только с болью в голосе и дрожью в пальцах.

– Я совершил ошибку. Нет, не ошибку. Подлость. Я обидел самого близкого человека. Женщину, которую я люблю... которую я, наверное, впервые в жизни полюбил по-настоящему. Не за внешность, не за образ, а за душу. За то, как она живёт, как дышит, как заботится... Я разрушил то, что должно было быть священным. Я сказал ей слова, которые убили всё. Я никогда себе этого не прощу.

Он замолчал на секунду. Камеры всё ещё были направлены на него, но в этот момент он словно говорил в пустоту. Только ей.

– Оля, если ты слышишь это... Я не прошу тебя простить меня сейчас. Или вообще простить. Но если когда-нибудь... через месяц, год... у тебя появится хотя бы капля желания услышать меня – просто поговори со мной. Я буду рядом. И каждый день, каждую чёртову минуту я буду делать всё, чтобы заслужить хоть одну твою улыбку.

В зале повисла тишина. Потом кто-то захлопал. Кто-то растерянно переглянулся. А он просто замолчал и сел. Пресс-конференция закончилась.

Он вышел из зала – опустошённый, как после марафона. У него тряслись руки, но внутри было чувство: хоть что-то он сделал правильно. Первый шаг. Публичный. Беспощадный к самому себе.

К нему подошёл пиарщик, сбитый с толку, но с телефоном в руках.

– Ты видел... это? – Он протянул экран. – В соцсетях. В комментариях под постами кондитерской. Люди... пишут хэштег. Сотни. Уже тысячи.

На экране было:

#ОляПростиРуслана

Руслан не знал, плакать ему или смеяться. Он просто посмотрел на эти слова – как на шанс. Маленький, хрупкий, но живой. Впервые за долгие дни в груди что-то дрогнуло.

Надежда.

Глава 28

Это утро пахло кофе, пудрой и чем-то до боли знакомым. Первый рабочий день после больничного. Оля стояла на пороге своей кондитерской, как будто впервые. Кафе встречало её утренним шумом: шипением кофемашины, лёгким звоном посуды и улыбками сотрудников, которые, казалось, выдохнули при её появлении. Её ждали. Её не хватало.

Она натянула мягкую, уютную форму с вышивкой капкейка на груди, собрала волосы в низкий хвост – и словно надела доспехи. Сегодня ей нужно быть сильной. Ни матерью, ни женой, ни женщиной, потерявшей всё, а хозяйкой этого сладкого уголка. Тем самым человеком, чьими руками создавались пирожные, заставляющие улыбаться даже в самые пасмурные дни.

Коллектив бросился обнимать её – тёпло, бережно, без слов. В глазах у многих стояли слёзы. Она всё чувствовала – заботу, любовь, понимание. И ещё – молчаливую поддержку. Никто не спрашивал о случившемся. Лишь молча возвращали её к жизни – чаем, списками заказов и тем самым пирогом с лимонным курдом, который пекли только по особым случаям.

Когда день уже начал закручиваться в обычную воронку дел, к ней подошла Марина – управляющая. Женщина лет сорока, с чётким умом и мягким сердцем, почти вторая мама в стенах кафе.

– Оль… – сказала она негромко, будто боялась разрушить хрупкую тишину, – мне нужно тебе кое-что показать.

Оля машинально вытерла руки об фартук. Они сели в офисе за кулисами ароматной сказки. На экране телефона – пресс-конференция. И голос. Тот самый голос, который ещё недавно будил её по утрам.

Руслан. Его лицо было серым от усталости, голос – хриплым, но твёрдым. Он говорил… не про бизнес. А про неё. Про то, как обидел. Как любит. Как не простит себя. Как просит – не прощения, а хотя бы одного шанса. Хоть маленького.

Оля сидела, будто кто-то ударил её в солнечное сплетение. Сердце заколотилось, дыхание стало прерывистым.

– В соцсетях, Оль, – тихо сказала Марина, —... весь день под постами люди пишут: #ОляПростиРуслана . Уже тысячи сообщений.

На миг в её голове вспыхнула картинка: она даёт шанс. Они говорят. Обнимаются. Он плачет. Она прощает. Всё снова сладко, спокойно, по-настоящему.

Но тут же – боль. Сильная, как удар током. Нет, не получится вот так. Не после всего.

Петя, её первый муж, когда ушёл – она уже ничего не чувствовала. Только пустоту и усталость. А здесь… Здесь рана кровоточила. Её сердце было разбито, растоптано чужими словами. И пускай Руслан встал перед всей страной на колени – этого не вернёшь.

– Закрой пока комментарии, – прошептала Оля, – везде.

Марина кивнула. И вышла.

Оля осталась одна в тишине офиса, среди мягких ароматов выпечки и сиропов. На миг захотелось просто лечь на пол и реветь. Но нельзя. У неё бизнес. У неё сын.

Вечером, когда солнце уже подсвечивало город золотыми красками, Оля заехала в детский сад. Кирюша выбежал к ней с рюкзаком, весь взлохмаченный, с улыбкой до ушей. Он обнял её крепко-крепко, как будто они не виделись сто лет. И именно этот момент стал её спасением.

Они вернулись в их старую квартиру. Та самая двушка, где всё начиналось. Здесь стены не знали Руслана. Только её и Кирюшу. И теперь – снова только их.

За ужином мальчик уткнулся в тарелку с макаронами и вдруг тихо спросил:

– Мам… А почему мы переехали? Вы с папой как родители у Макса и Артёма разведетесь?

Оля замерла. Она не могла лгать. Этот маленький человек уже слишком многое видел.

– Сынок… Папа очень сильно меня обидел. Мне сейчас очень больно. И я не знаю… смогу ли простить его.

Кирюша сжал вилку.

– А... теперь мне нельзя с ним видеться? С бабушкой тоже?

– Можно, – мягко сказала Оля, – ты можешь видеть их, когда захочешь. Руслан по-прежнему любит тебя. И бабушка тоже.

Как будто в подтверждение – зазвонил телефон. На экране – Марина Юрьевна . Мама Руслана.

Оля ответила.

– Оля... – голос был взволнованным, тихим, – я… только что говорила с Русланом. Он мне всё рассказал. Господи, как мне стыдно. Я не знаю, где я недоглядела… Я... я всегда видела, как ты его меняешь, как он с тобой стал другим. И теперь – всё вот так…

Оля молчала. А потом услышала:

– Оля, я тебя понимаю. Я целиком и полностью на твоей стороне. Если тебе нужно что-то – помощь, поддержка, просто поговорить – я рядом. Я не оправдываю сына. Я зла на него. Но тебе… тебе я хочу помочь.

– Привет, бабушка! – вдруг закричал в трубку Кирюша, подбежав к ней.

Марина Юрьевна всхлипнула.

– Если хотите, – тихо сказала Оля, – приезжайте завтра. Можете сходить с Кирюшей в парк. Он будет рад вас увидеть.

– Мы приедем, – сказала Марина Юрьевна дрожащим голосом, – обязательно приедем.

Оля отключила телефон и опустила голову на руки. Слёзы капали на скатерть. Ей было тяжело. Но где-то там, за горизонтом боли и обиды, теплился свет. Не прощения. А начала новой себя. Ради Кирюши. Ради своей кондитерской. Ради той женщины, которая выжила.

И которая снова встанет на ноги.