Текст книги "Меррик"

Автор книги: Энн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Сердце остро кольнуло.

– Все, что ты говоришь, правда, – признался я.

Меррик сделала большой глоток рома, и на ее щеках заиграл румянец.

– Но твоя просьба касается Луи, – сказала она. – И она столь важна, что заставила тебя, забыв о сомнениях и об угрызениях совести, прийти к моему окну. Зачем? Тебя я знаю. О нем мне кое-что известно лишь из рассказов других людей, а сама я видела его всего несколько раз. Весьма экстравагантный молодой человек – ты не находишь?

Я слишком смутился, чтобы отвечать, слишком растерялся, чтобы вспомнить о хороших манерах и выйти из положения, прибегнув к вежливой лжи.

– Дэвид, дай мне, пожалуйста, руку, – неожиданно попросила она. – Я должна коснуться ее и ощутить эту странную кожу.

– Милая, быть может, не стоит? Лучше бы тебе воздержаться от этого, – пробормотал я.

Крупные золотые серьги в ушах Меррик покачивались, касаясь то мягких темных волос, то длинной изящной шеи. Она полностью оправдала надежды, которые подавала ребенком. Как я давным-давно и предвидел, мужчины восхищались ею безгранично.

Она грациозно протянула мне руку, и я, осмелев, обреченно, но бесстрашно подал ей свою.

Мне хотелось почувствовать ее тепло. Я жаждал понимания, сочувствия. Не выпуская из пальцев мою ладонь, Меррик принялась вглядываться в ее рисунок, а я, ощущая мощный прилив сил, наслаждался каждым мгновением этой близости.

– Какой смысл читать по этой руке, Меррик? – спросил я. – Что она может тебе сказать? Эта оболочка принадлежала другому человеку. Неужели ты хочешь разглядеть линии его сломанной судьбы? Ну и как? Видишь, что он был убит, а его тело похищено? Видишь, как я, исполненный себялюбия, завладел чужой плотью, обреченной на смерть?

– Я знаю эту историю, Дэвид, – ответила Меррик. – Нашла сообщение о ней в бумагах Эрона. Обмен телами. Чисто теоретический эксперимент. Согласно официальному мнению ордена, подобная возможность существует лишь теоретически. Однако ты успешно воплотил ее на практике.

Прикосновения Меррик пробуждали дрожь во всем моем теле.

– После смерти Эрона я прочла все его записи, – продолжила она, проводя кончиками пальцев по глубоким линиям на моей ладони, и процитировала: – «Дэвид Тальбот больше не пребывает в своем теле. Во время одного злосчастного эксперимента, связанного с так называемой астральной проекцией, а иными словами – с полетом человеческого духа, опытный Похититель Тел обманом вытеснил Тальбота из его собственной оболочки, вследствие чего тот вынужден был завладеть более молодым телом, принадлежавшим ранее его сопернику, который, в свою очередь, лишил плотского покрова одну разбитую душу и тем, насколько нам известно, обрек ее на вечные скитания».

Хорошо знакомый стиль Таламаски заставил меня поморщиться.

– Я случайно наткнулась на эти бумаги, – продолжала Меррик, не отрывая взгляда от моей ладони. – Эрон умер здесь, в Новом Орлеане, и его архив оказался в моих руках, прежде чем им успел завладеть кто-либо другой. Я до сих пор его храню, Дэвид. Старшины ордена в глаза не видели этих бумаг и, возможно, никогда не поместят их в свои архивы. Впрочем, кто знает...

Меня поразила смелость Меррик. Ведь она сумела скрыть важную тайну от ордена, которому до сих пор оставалась верна. Когда я сам обрел такую независимость? Пожалуй, лишь в самом конце.

Меррик по-прежнему внимательно изучала мою ладонь, быстро скользя взглядом по линиям. В какой-то момент она большим пальцем слегка нажала на кожу, и я испытал невыносимо сладостное ощущение. Мне захотелось взять ее на руки, но не для того, чтобы насытиться, – нет, ни в коем случае! – не для того, чтобы причинить ей боль, а только затем, чтобы поцеловать ее, только затем, чтобы чуть царапнуть шею клыками и ощутить вкус ее крови, постичь сокрытые в ней тайны... Но я никогда не осмелился бы совершить столь ужасный поступок.

Я высвободил ладонь из ее пальцев.

– Что ты там увидела, Меррик? – быстро спросил я, сглотнув, чтобы подавить голод. Как телесный, так и душевный.

– Несчастья, большие и малые, мой друг, очень длинную линию жизни, знаки, свидетельствующие о силе твоего характера, и многочисленных потомков.

– Перестань, я не могу принять твою интерпретацию. Рука не моя.

– Теперь у тебя нет другого тела, – возразила она. – Разве тело не может измениться под влиянием новой души? Линии на ладони меняются с течением времени. Но мне не хочется тебя злить. Я пришла сюда не затем, чтобы изучать тебя. И не затем, чтобы зачарованно разглядывать вампира. Они уже не раз встречались на моем пути. Я сталкивалась с ними лицом к лицу даже на этих улицах. Я здесь потому, что, во-первых, ты попросил меня, а во-вторых... мне захотелось побыть с тобой.

Я лишь кивнул, ибо не в силах был проронить ни звука от переполнявших меня чувств, и умоляющим жестом попросил Меррик помолчать.

Она повиновалась.

Затем наконец я справился с собой:

– Ты попросила разрешения у старшин на эту встречу?

Она рассмеялась, но по-доброму.

– Конечно нет.

– Тогда тебе следует узнать кое-что, – сказал я. – У меня с Вампиром Лестатом все началось точно так же. Я не поставил в известность старшин ни о том, что часто с ним вижусь, ни о том, что приглашаю его в свой дом, ни о наших бесконечных беседах и совместных путешествиях, ни о том, что именно я подсказал Лестату, каким образом он может вернуть свою сверхъестественную телесную оболочку, после того как Похититель Тел обманным путем завладел ею.

Меррик попыталась перебить меня, но безрезультатно.

– А знаешь, что произошло со мной? – сурово продолжал я. – Я воображал, что слишком умен, чтобы поддаться искушению и прельститься посулами Лестата. Я считал себя чересчур мудрым стариком, которого не соблазнить бессмертием. Я был уверен в собственном духовном превосходстве над Лестатом... И вот теперь... Посмотри, что со мной стало!

Щеки Меррик вспыхнули румянцем, сделавшим ее еще более очаровательной.

– А разве ты не поклянешься, что никогда меня не обидишь? – спросила она. – Разве не станешь уверять, что Луи де Пон-Дю-Лак ни при каких обстоятельствах не причинит мне зла?

– Разумеется, я готов дать такую клятву. Однако во мне еще осталась крупица порядочности, которая вынуждает напомнить тебе, что я создание, обладающее сверхъестественным аппетитом.

Она снова попыталась что-то сказать, но я не позволил.

– Одно мое присутствие со всеми проявлениями силы может изменить твое отношение к жизни, Меррик; оно может погубить твою веру в моральные устои и поколебать желание почить обычной смертью.

– Дэвид, будь же откровенен. Скажи прямо, что у тебя на сердце? – Явно недовольная моим официальным тоном, она выпрямилась на стуле и посмотрела мне прямо в глаза. – В этом юном теле ты выглядишь одновременно и молодым, и умудренным опытом. У тебя теперь более темная кожа, почти как моя! И в чертах лица появилось что-то азиатское. Но ты остался самим собой – прежним Дэвидом – даже в большей степени, чем прежде!

Не в силах справиться с изумлением, я молча следил, как Меррик пьет ром. Небо за ее спиной совсем потемнело, но черноту ночи разгонял теплый свет ярких электрических огней. Только в зале кафе, все освещение которого составляли лишь несколько покрытых пылью ламп, располагавшихся за стойкой бара, царил унылый полумрак.

Столь безоглядное доверие приводило меня в трепет. Прикосновения Меррик были ласковыми, почти нежными. Моя вампирская сущность явно не вызывала в ней ни малейшего страха или отвращения. И я вдруг явственно вспомнил, как пленяло меня когда-то загадочное величие Лестата, его сокрытое от многих великолепие. Неужели Меррик так же влекло ко мне? Что, если и она теперь попала во власть губительного очарования?

Она, как всегда, отлично прятала свои мысли.

Да, я думал о Луи. Помнил о его отчаянном желании, чтобы Меррик применила свои магические способности и совершила то, о чем он просил. Но Меррик была права. Я действительно в ней нуждался. Мне было необходимо ее присутствие, ее понимание.

Когда я наконец заговорил, горечь, отчетливо прозвучавшая в голосе, удивила меня самого:

– Это великолепно. И невыносимо. Я пребываю за гранью жизни, но никак не могу исчезнуть за нею окончательно. Мне некому передать свои знания.

Она не стала ни спорить, ни расспрашивать. В глазах неожиданно вспыхнуло сочувствие, маска хладнокровия исчезла. Несмотря на потрясающее умение Меррик скрывать свои чувства, мне не раз приходилось наблюдать столь же резкие перемены в ее настроении, становиться свидетелем тех редких моментов, когда все ясно без слов.

– Скажи, а если бы ты не обрел тогда новое, молодое тело, сумел бы Лестат тебя принудить? – спросила она. – Если бы ты оставался прежним Дэвидом, нашим благословенным Дэвидомсемидесяти четырех лет... Кажется, именно столько тебе тогда было? Так вот, если бы ты в тот момент оставался нашим высокочтимым Верховным главой, сумел бы Лестат превратить тебя в себе подобного?

– Не знаю, – взволнованно ответил я. – Я часто задаю себе этот вопрос. Честно, не знаю. Эти вампиры... то есть я хочу сказать... мы, вампиры, любим красоту, можно сказать живем ею. Красота для нас широкое понятие, ты даже не представляешь, насколько широкое. Даже обладая самой нежной душой, ты все равно не сможешь понять, как мы находим красоту там, где смертные ее не видят, но мы действительно дышим прекрасным, тянемся к нему. А красоту эту я бессчетное число раз использовал во зло.

Она подняла стакан в приветственном жесте и сделала щедрый глоток рома.

– Если бы ты подошел ко мне без предупреждения, прошептал в толпе мое имя и дотронулся до руки, я бы тебя сразу узнала и безошибочно поняла, кем ты являешься, – сказала Меррик. На мгновение ее лицо омрачилось, но тут же вновь сделалось безмятежно спокойным. – Я люблю тебя, мой старый друг, – добавила она.

– Ты уверена, дорогая? – спросил я. – Ради насыщения этого тела я совершил множество весьма неблаговидных поступков.

Меррик допила содержимое стакана. Я хотел было наполнить его снова, но она, опередив меня, сама потянулась за бутылкой.

– Ты хочешь получить записки Эрона?

Я был совершенно огорошен.

– А ты что, готова их отдать?

– Дэвид, я преданно служу делу Таламаски. Кто знает, какая участь ожидала меня, если бы не орден. – Меррик помедлила немного, затем добавила: – Но я также всей душой верна тебе... – Она опять замолкла на несколько секунд. – Ты и был для меня Таламаской, Дэвид. Можешь себе представить, что я почувствовала, услышав сообщение о твоей смерти?

Я вздохнул. Что я мог ответить?

– Разве Эрон не рассказывал, как мы оплакивали тебя – все те, кому не доверили даже частицу правды?

– Клянусь душой, Меррик, мне очень жаль. Нам казалось, что тайна слишком опасна и ее следует хранить. Другого оправдания у меня нет.

– По официальной версии, ты умер здесь, в Штатах, в Майами-Бич. Останки отправили в Англию еще до того, как мне сообщили по телефону, что тебя больше нет. Знаешь, что я сделала, Дэвид? Я заставила служащих похоронного бюро задержать гроб до моего приезда в Лондон. Когда я наконец добралась, он был уже запечатан, но я заставила их снять крышку. Да, заставила: вопила и ругалась, пока они не сдались. Затем я выслала всех из зала и осталась наедине с тем телом, Дэвид, с тем напудренным и прихорошенным покойником, уложенным в атлас. Я пробыла рядом с гробом, наверное, целый час, пока они не начали стучать в дверь, и лишь тогда разрешила им продолжить свое дело.

На лице Меррик не было гнева – оно выражало скорее легкое удивление.

– Я не мог позволить Эрону сообщить тебе правду, – оправдывался я, – ни в тот момент, ни тогда, когда не знал, выживу ли в новом теле, ни в то время, когда не понимал, какая участь уготована мне в будущем. Пойми, я не мог так поступить. А потом... Потом было уже поздно.

Она чуть подняла брови и с сомнением покачала головой, после чего сделала еще глоток рома.

– Понятно...

– Слава Богу! – откликнулся я и с уверенностью добавил: – Со временем Эрон рассказал бы тебе об обмене телами. Обязательно. Легенда о моей смерти предназначалась для кого угодно, только не для тебя.

Меррик хотела было что-то сказать, но передумала и лишь кивнула в ответ.

– Мне кажется, привести в порядок архив Эрона должна именно ты, – продолжил я. – Разобрать его при участии только старшин ордена, не посвящая в это никого другого. Забудь на время о существовании Верховного главы.

– Перестань, Дэвид, – ответила она. – Знаешь, спорить с тобой теперь, когда ты выглядишь так молодо, гораздо проще.

– Ты никогда не упускала случая поспорить со мной, Меррик, – ответил я. – Ты не думаешь, что Эрон обязательно бы сдал в архив свои записи, будь он жив?

– Может быть, – сказала она, – а может быть, и нет. Возможно, Эрон предпочел бы предоставить тебе свободу, оградить от ненужного внимания. Возможно, ему хотелось, чтобы тебя оставили в покое и не вмешивались в твою жизнь, как бы в дальнейшем она ни сложилась.

Я не совсем понял, о чем она говорит. Таламаска всегда отличалась сдержанностью, пассивностью и категорическим нежеланием оказывать какое-либо влияние на судьбы людей. Поэтому ее слова остались для меня загадкой.

Меррик пожала плечами, сделала очередной глоток рома и принялась перекатывать край стакана по нижней губе.

– А может быть, все это не имеет значения, – сказала она. – Я знаю лишь, что сам Эрон не сдал свои записи в архив. Вечером того дня, когда Эрона убили, я отправилась к нему домой на Эспланейд-авеню. Ты знаешь, что он был женат на Беатрис Мэйфейр, принадлежащей к белой ветви этого семейного клана, – не ведьме, между прочим, а жизнерадостной и щедрой женщине. Она до сих пор жива. Беатрис предложила мне забрать бумаги, помеченные грифом «Таламаска». Она понятия не имела о том, что в них содержится. Оказывается, Эрон однажды попросил Беатрис в случае непредвиденных обстоятельств связаться со мной, что она и сделала, выполняя данное ему обещание. Впрочем, она все равно не сумела бы прочитать документы, поскольку все они, как исстари принято в Таламаске, написаны на латыни.

Так или иначе, в моем распоряжении оказались несколько папок, на каждой из которых рукой Эрона были написаны мое имя и номер телефона. Одна папка была полностью посвящена тебе, хотя во всех документах фигурировало не имя, а всего лишь заглавная буква «Д». Эти бумаги я перевела на английский. Их никто никогда не видел. Никто, – подчеркнула она. – Но я знаю их почти слово в слово.

Я вдруг осознал, как приятно мне слушать рассуждения Меррик о тайнах Таламаски – ведь когда-то они были частью и моей жизни, нашим общим, – и на душе стало тепло, словно рядом вновь ощущалось присутствие Эрона.

– Мне кажется, тебе следует знать об этом, – глотнув еще рома, продолжала Меррик. – Мы ведь раньше никогда ничего друг от друга не скрывали. Я, по крайней мере, была в этом уверена. Просто в последнее время мне приходилось много времени проводить в разъездах по всему миру. Ты же знаешь, что основной областью моих исследований является магия.

– Что именно Эрон знал? – Я был раздавлен и чувствовал, как по щекам текут слезы, но хотел выслушать все до конца. – С тех пор как я стал вампиром, мы с Эроном не встречались. Я все никак не мог решиться на встречу с ним. Догадываешься почему?

Голос мой звучал ровно и глухо, но на сердце было тяжело, и в душе царило смятение. Моя скорбь по Эрону никогда не пройдет, я пронесу ее в себе сквозь годы, тщательно скрывая от своих вечных спутников-вампиров – Луи и Лестата.

– Нет, – покачала головой Меррик. – Нет, не догадываюсь. Но могу сказать...

Она на миг умолкла, словно ожидая, что я остановлю ее. Но я этого не сделал, и Меррик продолжила:

– Могу тебе сказать, что он был огорчен, разочарован, но до самого конца оставался великодушным.

Я низко опустил голову и прижал холодную ладонь ко лбу.

– Эрон говорил, что каждый день молится, чтобы ты пришел к нему, – медленно пояснила Меррик. – Он очень хотел в последний раз поговорить с тобой, вспомнить все то, что вам довелось пережить, и понять, что же в конце концов произошло, из-за чего вы расстались.

Я поморщился, хотя в полной мере заслужил упреки, причем гораздо более суровые. Как непорядочно было с моей стороны не связаться с Эроном! Даже Джесс после своего исчезновения из Таламаски написала мне!

Если Меррик и сумела прочесть какие-то мои мысли, то не подала виду.

– Разумеется, – после небольшой паузы заговорила она, – Эрон подробно рассказал о, как он выразился, «фаустовском обмене телами», в деталях обрисовал твое новое молодое тело и часто упоминал о каком-то исследовании, проведенном вами, дабы удостовериться, что душа, пребывавшая в том теле, покинула его навсегда. Вы ведь с Эроном экспериментировали, пытаясь связаться с праведной душой, даже рискуя собственной жизнью?

Я лишь кивнул, не в силах говорить, сломленный отчаянием и стыдом, и Меррик продолжила:

– Что касается подлого Похитителя Тел, Раглана Джеймса, который и затеял все это противоестественное действо, то Эрон не сомневался, что душа этого маленького дьявола растворилась в вечности, вне пределов досягаемости.

– Это правда, – подтвердил я. – Уверен, досье на него закрыто, хотя, возможно, так и осталось незавершенным.

Меррик помрачнела, не в силах справиться с эмоциями, однако уже через секунду сумела-таки взять себя в руки.

– Что еще написал Эрон? – спросил я.

– Он упомянул, что Таламаска неофициально помогла «новому» Дэвиду вернуть значительные капиталовложения и собственность, принадлежавшие Дэвиду «старому». Кроме того, он не считал нужным оставлять какие-либо документальные свидетельства относительно обретения Дэвидом «второй молодости», а тем более передавать отчеты об этом происшествии в архивы Лондона или Рима и до самого конца отстаивал свою точку зрения.

– Почему он не хотел, чтобы обмен телами стал предметом изучения? – спросил я. – Мы ведь сделали тогда все, что было в наших силах.

– Эрон считал, что сама возможность обмена телами представляет слишком большую опасность, но при этом многим может показаться весьма привлекательной. Он боялся, что материалы угодят не в те руки.

– Разумеется, – согласился я, – хотя в те дни мы никогда не терзались сомнениями.

– Досье действительно осталось незавершенным, – пояснила Меррик. – Эрон был уверен, что обязательно тебя увидит. Временами ему казалось, будто он чувствует твое присутствие в Новом Орлеане, и тогда он принимался бродить по улицам и искать тебя в толпе.

– Да простит меня Бог...

Прошептав последние слова, я отвернулся от Меррик, склонил голову и прикрыл глаза рукой. Мой старый друг, мой любимый старый друг! Как мог я так хладнокровно покинуть его? Почему наш стыд за содеянное часто оборачивается жестокостью по отношению к невинным? Почему так происходит?

– Продолжай, пожалуйста, – справившись с минутной слабостью, попросил я. – Ты должна рассказать мне все.

– А ты не хочешь сам прочитать бумаги?

– Попозже, – покачал головой я.

– Эрон однажды увидел тебя в компании Вампира Лестата. Он определил этот случай словом, которое любил, но которым редко пользовался: «душераздирающий». – Язык у Меррик начал слегка заплетаться, но голос зазвучал еще более мелодично, и в нем появился намек на прежний новоорлеанский французский акцент. – Эрону поручили проследить, чтобы похороны прошли как полагается. И вот ночью, когда его пригласили на опознание старого тела Дэвида Тальбота, он заметил молодого человека и стоящего рядом с ним вампира. Эрон сразу обо всем догадался и впервые в жизни испугался за тебя.

– Что еще? – спросил я.

– Позже, – негромко продолжила Меррик, – когда ты бесследно исчез, Эрон был уверен, что Лестат насильственно изменил твою сущность. Только так и никак иначе мог он объяснить, почему ты разом порвал все связи с прошлым, хотя сведения от банков и агентов определенно подтверждали, что ты жив. Эрон отчаянно скучал и множество раз решительно заявлял о том, что ты не мог стать вампиром по собственному желанию. Все свое время в тот период он полностью посвящал изучению проблем, связанных с белой ветвью клана Мэйфейров – с Мэйфейрскими ведьмами, – и отчаянно нуждался в твоих советах.

Я долго не мог найти в себе силы, чтобы ответить. Я не плакал, потому что вампиры не плачут, а лишь отвел взгляд и принялся осматривать пустое кафе, но ничего не увидел, разве что размытые силуэты туристов, плотной толпой двигавшихся по Джексон-сквер. Я прекрасно знал, каково остаться одному в горестный миг – не важно, где и когда это случается. Теперь я был один.

Затем я мысленно вернулся к Эрону, другу, коллеге и напарнику, вспомнил все, что нам довелось пережить, и пред моим мысленным взором явственно предстал его образ: ясные голубые глаза, доброе лицо. Я увидел, как он в своем льняном полосатом костюме-тройке не спеша прогуливается по ярко освещенной Оушэн-драйв в Майами-Бич, резко выделяясь на фоне остальных людей, словно яркий узор на темной картине.

Меня захлестнула волна боли, но я не сопротивлялся и полностью отдался в ее власть. Убийство Эрона было связано с тайнами Мэйфейрских ведьм. И совершили его какие-то вероотступники из Таламаски. Вполне понятно, почему мой верный друг не предоставил ордену свой отчет обо мне: время было неспокойное. Доказательством тому служит и тот факт, что сам он в конце концов стал жертвой предательства со стороны ордена. А потому моя история в его невероятном архиве так и останется без финального аккорда.

– А еще что-нибудь там было? – спросил я наконец у Меррик.

– Нет. Больше ничего нового. Так, отдельные дополнения и нюансы. – Она снова глотнула из стакана. – К концу жизни Эрон был ужасно счастлив, знаешь ли.

– Расскажи.

– Я имею в виду Беатрис Мэйфейр. Он любил ее. Эрон никогда не предполагал, что будет счастлив в браке, но тем не менее это случилось. Она была красивая, общительная женщина, удивительным образом сочетавшая в своем характере черты троих или даже четверых разных людей. Эрон признался мне, что никогда прежде не испытывал такой радости, какую дарила ему Беатрис. И конечно же, она не была ведьмой.

– Очень рад это слышать, – откликнулся я дрогнувшим голосом. – Значит, Эрон стал, так сказать, одним из них.

– Да, – кивнула Меррик. – Во всех отношениях.

Она пожала плечами. Стакан в ее руке оставался пустым. Странно, но она не спешила наполнить его вновь. Почему? Возможно, хотела убедить меня в том, что давно уже перестала быть той великой любительницей выпить, какой слыла прежде.

– Но я ничего не знаю о тех белых Мэйфейрах, – наконец сказала она. – Эрон всегда ограждал меня от них. Моя работа последние два года была связана с вуду. Я часто ездила на Гаити и написала целые тома заметок и отчетов. Ты ведь знаешь, что мне, в числе немногих агентов ордена, дано разрешение от старшин изучать собственные сверхъестественные возможности и практиковать, как выражается теперь Верховный глава, «проклятую магию».

Я не знал об этом. Мне даже в голову не могло прийти, что она вновь обратилась к религии вуду, черной тенью окутывавшей все ее детство. В мое время Таламаска запрещала ведьмам прибегать к магии. И только моя вампирская сущность позволила снисходительно отнестись к такой мысли.

– Послушай, – сказала она, – не стоит переживать, это не важно, что ты не писал Эрону.

– Вот как? – резко спросил я шепотом и так же тихо пояснил: – Я просто не мог написать ему, не мог позвонить ему по телефону. А о том, чтобы повидаться с ним или хотя бы просто дать ему возможность увидеть меня, не могло быть и речи!

– И тебе понадобилось пять лет, – сказала она, – чтобы в конце концов прийти ко мне.

– Вот именно! – ответил я. – Пять! Или даже больше. Кто знает, как бы я поступил, будь Эрон жив? Но самое главное, Меррик, что Эрон был стар. И мог попросить меня дать ему вампирскую кровь. Когда ты стар, напуган, когда ты устал и болен, когда начал подозревать, что жизнь ничего не значит... В общем, именно в такие минуты начинаешь мечтать о сделке с вампиром, и тебе начинает казаться, что проклятие вампира не такое уж страшное, вовсе нет, тем более в обмен на бессмертие. В такие минуты начинаешь думать, что, будь у тебя хоть один шанс, ты мог бы стать главным свидетелем эволюции мира. Вот как легко облечь величием собственные эгоистические желания!

– И ты полагаешь, мне никогда не придут в голову такие мысли? – Она вскинула бровь, и огромные зеленые глаза полыхнули огнем.

– Ты молода и красива, сильна и телом, и душой, – сказал я. – В тебе с самого рождения воспитывали смелость. Ты никогда не знала поражений, и здоровье у тебя отменное.

Меня охватила дрожь. Я не мог больше этого вынести. Я мечтал о покое и душевной близости, но теперь, получив и то и другое, ужаснулся той цене, которую пришлось заплатить.

Насколько легче было проводить часы в компании Лестата, который не произносил ни слова, а лишь смирно лежал себе в полудреме и слушал музыку. Звуки ее пробудили Лестата от долгого сна и с тех пор неизменно приносили ему покой и утешение. Да, мне было неизмеримо легче находиться рядом с вампиром, лишенным каких-либо устремлений и желаний.

Равно как и бродить по городу вместе с Луи, моим очаровательным слабым спутником, и оттачивать мастерство «насыщения парой глотков» – таким образом, чтобы очередная жертва не испытала ничего, кроме легкого головокружения.

Или уединиться в стенах родного дома во Французском квартале и со скоростью, доступной лишь вампирам, прочитывать том за томом исследования по истории и искусству, над которыми я так медленно корпел, когда был смертным.

Меррик бросила на меня сочувственный взгляд и протянула руку, чтобы коснуться меня.

Но я отпрянул, хотя всей душой жаждал этого прикосновения.

– Не стоит отстраняться, друг мой, – сказала она.

Я смущенно промолчал.

– Итак, ты хочешь сказать, что ни ты, ни Луи де Пон-Дю-Лак не дадите мне свою кровь, даже если я буду умолять, и никогда подобная сделка между нами не будет заключена?

– Сделка... Никакой сделки быть не может, – прошептал я.

– И ты никогда не отнимешь у меня жизнь, – сделав очередной глоток, констатировала Меррик. – А именно в этом и состоит суть сделки, как я полагаю. Но ты не доставишь мне тех страданий, на которые обрекаешь других женщин, встречающихся на твоем пути.

Вопрос о тех, кто встречался на моем пути, был слишком болезненным, чтобы я мог найти подходящий ответ. В первый раз с начала нашей встречи я действительно попытался угадать ее мысли, но у меня ничего не вышло. А ведь как вампир я очень преуспел в этом деле. Луи не мог похвастаться такой способностью. Лестат же был среди нас мастером.

Меррик пила теперь не столь торопливо. По мере того как алкоголь постепенно растекался по жилам, глаза ее делались все более блестящими, выражение лица смягчалось, на щеках разгорался румянец, а кожа становилась все более гладкой и сияющей. Словом, выглядела она очаровательно.

А меня вновь охватила холодная дрожь.

Прежде чем прийти в кафе, я насытился, ибо опасался, что аромат крови Меррик затуманит мой разум гораздо сильнее, чем волнение от встречи. Я не лишил жертву жизни, нет, хотя желание сделать это было очень велико. Однако я не совершил убийства и гордился этим. Ради нее я должен был сохранить совесть чистой, хотя, надо признаться, мне становилось все проще «найти негодяя», как однажды выразился, обучая меня охоте, Лестат, – отыскать какого-нибудь бесполезного и жестокого индивидуума и утешить себя иллюзией, что он еще хуже, чем я сам.

– Я пролила столько слез по тебе, – сказала Меррик с большим жаром, чем прежде. – А потом и по Эрону, и по многим вашим ровесникам, один за другим покинувшим нас так внезапно.

Она неожиданно сгорбилась и чуть согнулась, словно от боли.

– Молодежь в Таламаске не знает меня, Дэвид, – быстро добавила она. – Ты ищешь встреч со мной не только ради Луи де Пон-Дю-Лака. Не только ради того, чтобы я вызвала призрак ребенка-вампира. Тебе нужна я, Дэвид. Ты нуждаешься в моем присутствии рядом точно так же, как я нуждаюсь в твоем.

– Ты права по всем статьям, Меррик, – признался я. И тут меня прорвало: – Я люблю тебя, Меррик, люблю тебя так, как любил Эрона и как теперь люблю Луи и Лестата.

Лицо ее исказилось страданием и словно вспыхнуло изнутри.

Я протянул к ней руки, и она крепко сжала их влажными теплыми ладонями.

– Не раскаивайся, что пришел ко мне. Не переживай. Я рада этому. Только обещай, что не струсишь и не бросишь меня без каких-либо объяснений. Не беги от меня в спешке, поддавшись извращенному представлению о чести. Иначе я просто сойду с ума.

– Ты боишься, что я покину тебя так же, как Эрона? – хриплым от волнения голосом проговорил я. – Обещаю, моя драгоценная, что этого не случится. Никогда. Сейчас уже слишком поздно для подобного шага.

– В таком случае я люблю тебя, – объявила она шепотом. – Люблю, как всегда любила. Нет, наверное, даже больше, ведь ты принес с собой это чудо. А как же та душа, что живет теперь внутри тебя?

– О какой душе ты говоришь?

Но она уже погрузилась в глубокую задумчивость и неспешно потягивала ром прямо из бутылки.

Не в силах больше находиться на расстоянии от нее, я медленно встал из-за стола. Меррик, по-прежнему держа мои руки в своих, поднялась следом. Едва мы оказались рядом, я заключил ее в объятия и, ощутив знакомый запах духов, ласково поцеловал в губы, в лоб, а затем крепко прижал ее голову к груди – к тому месту, где билось сердце.

– Слышишь? – прошептал я. – Какая душа там может быть, кроме моей собственной? Изменения коснулись лишь моего тела, но в остальном я тот же.

Меня захлестнуло желание, стремление узнать ее ближе, постичь всю, целиком, вкусить ее кровь. Запах ее духов одурманивал, кружил голову. Но о том, чтобы поддаться слабости, не могло быть и речи.

Я снова поцеловал Меррик. Далеко не безгрешно.

Несколько долгих мгновений мы оставались в объятиях друг друга, и я, помнится, покрыл ее голову легкими поцелуями. Исходивший от Меррик аромат бередил душу, вызывая в памяти череду воспоминаний. Мне хотелось оградить ее от всей мерзости, частью которой, к сожалению, был и я сам.

Наконец Меррик как бы нехотя отстранилась и чуть покачнулась. Чувствовалось, что на ногах она держится не слишком уверенно.

– Никогда прежде ты не касался меня вот так, – едва слышно сказала она. – А ведь я хотела тебя, отчаянно желала близости. Помнишь? Помнишь ту ночь в джунглях, когда мое желание наконец исполнилось? Ты не забыл, каким пьяным и в то же время великолепным был тогда? Как жаль, что все так быстро закончилось.

– Я был глупцом. Правда, такие вещи не запоминаются, – прошептал я. – Впрочем, что бы ни случилось, давай оставим все как есть. Пошли, я забронировал для тебя номер в гостинице и хочу сам проводить тебя туда и убедиться, что ночь ты проведешь в безопасности.