Текст книги "Спасение красавицы"

Автор книги: Энн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ПЕРВОЕ ИСПЫТАНИЕ ПОКОРНОСТИ

Когда они ненадолго остановились перед дверьми, Красавица набралась храбрости и быстро поцеловала туфлю господина. В награду за это он коснулся ладонью ее волос, произнеся вполголоса:

– Лапочка моя, ты несказанно меня радуешь. Однако теперь тебя ждет первое настоящее испытание. Уверен, ты затмишь всех тех, кто был здесь до тебя.

У Красавицы на миг замерло сердце. И, услышав, как он постучал в дверь, она даже задержала дыхание.

В тот же миг двери отворились, и двое слуг пропустили ее с Лексиусом вперед. И снова, споро двигаясь на четвереньках по мраморному полу, она различила в отдалении какой-то приглушенный звук. Женские голоса, смех доносились до нее, точно накатывающие на берег волны. Внезапно у нее похолодело в душе.

Наконец, легонько натянув поводки, господин заставил ее остановиться.

Лексиус мило толковал с двумя мужчинами, причем речь их звучала вполне благородно и изысканно, словно возле них не стояла на четвереньках принцесса с прицепленными к грудям прищепками, с убранными кверху волосами и оттого оголенной шеей и с горящим от волнения и страха лицом.

Любопытно, сколько рабынь уже повидали эти мужчины? И кто для них новое безымянное существо, отличающееся от прочих разве что необычным, светло-золотистым цветом волос?

Между тем их беседа очень скоро завершилась, господин снова дернул за цепочки и подвел Красавицу к стене, внизу которой нежданно обнаружилось отверстие, точнее, тесный лаз, пробраться через который можно было только на четвереньках. В его дальнем конце девушка увидела яркий свет. Оттуда же доносились женский смех и говор, эхом отражавшиеся от узких стенок прохода.

Принцесса отпрянула назад, испугавшись этого жуткого лаза, этих веселых голосов за ним. Там наверняка и был гарем, не иначе. Как там обмолвился о нем управляющий? «Чистые и блистательные жены гарема»? И теперь она должна туда отправиться через эту дыру в стене? В одиночку, без господина? Точно дикий зверек, которого выпускают на арену?

Зачем он избрал для нее такое испытание? За что?

Девушку внезапно парализовало страхом. Она панически боялась этих женщин, не в силах даже объяснить тому причину. Кроме всего прочего, они не были ни принцессами, представительницами ее класса, ни госпожами-горожанками, больше занятыми своим нелегким трудом и оттого грубыми в обращении. Красавица совершенно не представляла, какие женщины собраны в этом гареме, но они, несомненно, разительно отличались от всех, кого она встречала прежде.

Что они с ней могут сделать? Чего ожидают от новой одалиски?

Сейчас это казалось Красавице самым жутким унижением – что ее отдают в распоряжение этим женщинам, которых содержат взаперти, скрытыми от прочих глаз, исключительно для услаждения своего мужа. По некой непостижимой причине они мнились девушке даже более опасными, нежели населяющие этот дворец мужчины.

Она еще больше попятилась от лаза и услышала над собой мужской смех. Наклонившись к Красавице, Лексиус сунул ей в рот две мягкие кожаные ручки от поводков-цепочек, пригладил ей волосы, убрал прядку с лица, легонько щипнул за щеку. Она всеми силами старалась не расплакаться.

Затем управляющий решительно подтолкнул Красавицу вперед, легонько поддав ладонью по ягодицам. Ощутив воспаленной местами после плетей кожей силу и жар его руки, девушка обреченно всхлипнула сквозь затыкающие рот ручки поводков.

Выбора не было. Почему же он не сказал ей, что именно ее ждет? Попав в этот лаз, она уже не сможет остановиться и повернуть. Это был бы полнейший позор.

Но в тот момент, когда через узкий проход до нее докатился особенно громкий рокот голосов и всякая смелость окончательно покинула Красавицу, она почувствовала на щеке касание губ. Господин сам опустился рядом с ней на колени и, скользнув рукой к ее грудям, длинными тонкими пальцами ласково прихватил сразу обе.

– Не подведи меня, красотка, – шепнул он ей в ухо.

И, вспыхнув от его жаркого прикосновения, принцесса решительно двинулась в лаз. Ее щеки буквально горели при мысли, что она держит в зубах собственные поводки, что без особого принуждения ползет через эту дыру, уже отполированную многими руками и коленями, и что вот-вот появится пред очи тамошних женщин столь жутким, унизительным способом.

Красавица двигалась все быстрее и быстрее навстречу дальнему свету и голосам. В ней теплилась слабая надежда, что, какие бы ужасы там ее ни ждали, ее страстная чувственность неким образом подарит ей преимущество. Лоно ее припухло, запульсировало, все больше наполняясь жизнью. Только бы их там не оказалось слишком много, чересчур много… Никогда еще ее не отдавали в руки стольким женщинам сразу!

Спустя несколько мгновений принцесса выбралась на свет.

Она выползла из лаза на пол, тут же очутившись в окружении веселого щебета и смеха, от которого едва не поплыла голова. Со всех сторон ее обступили босые женские ноги, окутанные длинными, до пола, тонкими и переливающимися, полупрозрачными чадрами. Солнце ярко вспыхивало на золотых ножных браслетах и украшавших пальцы ног кольцах с сияющими рубинами и изумрудами.

Испугавшись суеты и крайнего оживления, разом поднявшихся вокруг нее, Красавица припала к самому полу, но тут же десятки маленьких изящных ручек подхватили ее и подняли на ноги. Вокруг принцессы собрались прелестнейшие женщины. Девушка быстрым взглядом обвела их смуглые лица с большими подведенными глазами, темные волосы, свободно падающие на обнаженные плечи. Пышные раздувающиеся шаровары на них были почти прозрачными, лишь в самом низу живота темнела полоска более плотной ткани. Приталенные шелковые лифы лишь символически прикрывали их тяжелые полные груди с темными сосками. Но наиболее соблазнительной деталью их костюма были широкие, туго завязанные пояса, явно теснившие их и без того тонкие талии и будто бы сдерживающие всю чувственность этих красоток, до поры тлеющую под красочными воздушными одеяниями.

У здешних женщин были прекрасные руки, украшенные изогнутыми змейкой браслетами, у многих на пальцах поблескивали перстни, а у некоторых в тонком крыле ноздри переливался на свету крохотный драгоценный камешек.

Эти пленительно красивые, пылкие создания с какой-то первобытной живостью в глазах казались полной противоположностью спокойным, худощавым и элегантным местным мужчинам. Но как раз это и делало их куда более коварными и опасными для Красавицы. В сравнении с разодетыми и чопорными женщинами Европы эти особы выглядели дикими и распущенными, казалось, они в любой момент готовы разделить с кем-то ложе. Стоя сейчас перед ними, принцесса чувствовала себя пугающе неприкрытой и беззащитной.

И вот они плотно сомкнулись вокруг Красавицы.

Ей связали запястья за спиной, покрутили голову туда-сюда, раздвинули пошире ноги – и снова девушку оглушили дружные взрывы женского смеха и даже хохота.

Вокруг нее, куда ни глянь, чернели огромные глаза с длинными густыми ресницами, темные витые пряди сбегали на полуобнаженные плечи. Красавице даже не дали прийти в себя, как-то обвыкнуться на новом месте, и она лишь морщилась и дрожала от страха, когда ей тыкали пальцами в уши, трогали груди, ощупывали живот.

Потом стайка женщин подхватила тихонько всхлипывающую невольницу и потащила, щекоча ей ноги тонкими шароварами, в центр комнаты, где яркое солнце высвечивало груды шелковых подушек и низенькие, обитые красочными тканями кушетки.

Эта комната была поистине роскошным прибежищем сладострастия. Ну, зачем им понадобилось ее так мучить!

Не мешкая ни мгновения, Красавицу запрокинули на одну из кушеток, вытянув ей руки над головой. Сами женщины, опустившись на колени, сгрудились вокруг принцессы. И снова ей широко развели ноги, а под ягодицы подсунули пурпурную подушку, дабы приподнять ее прелести для лучшего обзора.

Красавица чувствовала себя такой же беспомощной, как недавно в руках грумов, только теперь взиравшие на нее женские лица были полны какого-то дикого ликования. Оживленно перебрасываясь между собой короткими фразами, туземки ласкали груди девушки. Охваченная паникой, неспособная хоть как-то прикрыться, она лишь глядела в их пытливые блестящие темные глаза.

Ей согнули ноги, широко раздвинув колени, и Красавица почувствовала, как быстрые энергичные пальчики занялись ее вульвой, открывая ее пошире, раздвигая и растягивая губы.

Принцесса хоть старалась как могла лежать спокойно, однако ее лоно стремительно переполнялось соками. И когда она толкнулась бедрами на подложенной под нее подушке, женщины лишь еще пуще ободрились, заголосили. Уже несчислимое количество рук придерживали Красавицу за разведенные ляжки. Каждый касавшийся ее палец еще больше сводил девушку с ума, а длинные волосы женщин, невесомыми локонами ниспадающие ей на обнаженную грудь и живот, довершали муки страсти.

Казалось, будто даже легкие мелодичные голоса женщин ласкают ее, усиливая страдания неутоленной плоти.

Но почему эти «блистательные жены гарема» так рассматривают ее, недоумевала Красавица. Они что, никогда не видели женских прелестей? И никогда не видели собственных интимных мест? Этот их столь пристальный интерес был за пределами ее понимания. И самое забавное: те женщины, что не могли посмотреть на невольницу вблизи, даже поднимались на цыпочки, заглядывая через плечи остальных, словно на какую-то невидаль!

Ерзая и извиваясь в руках туземок, Красавица вдруг увидела, как одна из них поднесла к самому ее лобку зеркало, и вид своих возбужденных, набухших прелестей девушку даже потряс.

Но тут одна из женщин бесцеремонно растолкала остальных и, взявшись цепкими руками за лонные губы, грубо их раздвинула, точно счищая кожуру с апельсина. Красавица дернулась, выгнувшись дугой. Ей казалось, будто ее вывернули наизнанку. Безжалостные пальцы потыкали ей клитор, высвобождая от «капюшона» прикрывающей его кожи. Красавица громко стонала, уже не в силах себя сдерживать. Она судорожно всхлипывала, подскакивая бедрами над шелковистой подушкой и зависая в воздухе от немыслимого напряжения во всем теле.

Толпа туземок между тем как будто притихла, словно зачарованная зрелищем. Неожиданно одна из жен гарема взялась за левую грудь девушки, отцепила от нее золотой зажим и, поскребя легонько ногтем оставшиеся от прищепки следы, грубо потеребила сосок.

Красавица закрыла глаза. Собственное тело уже казалось ей совсем невесомым, бесплотным, превратившись в единый комок чувств. Принцесса пошевелила конечностями в крепко держащих ее руках, однако это движение осталось лишь на уровне ощущений.

Тут Красавица почувствовала, как на ее нагую грудь вновь упали мягкие волосы. Одна из жен сняла зажим с правой груди пленницы, и сразу же жаркие шаловливые пальцы принялись играть и с этим соском.

Тем временем рука, расширившая вульву невольницы, продолжала неспешно изучать ее врата наслаждений, то водя пальцем под клитором, то властно нажимая на него. Влага вагины вовсю сочилась наружу, и Красавица уже чувствовала вытекающие струйки и ощущала щупающие эту влагу чьи-то горячие пальцы.

Внезапно чей-то влажный рот припал к ее левому соску, другой тут же – к правому. Обе женщины принялись неистово сосать ее груди, в то время как все те же настойчивые пальцы стиснули губы лобка. И Красавица ничего уже не осознавала, кроме как заполоняющее ее вожделение, неминуемо перерастающее в восторг столь долгожданного оргазма.

И вот она уже вырвалась за грань экстаза, ее лицо и груди налились жаром, бедра в напряжении страсти застыли в воздухе, а вагина судорожно сжималась, отчаявшись заполнить собственную пустоту, и словно тянулась к пальцам, настойчиво ласкающим неимоверно набухший клитор.

Красавица стала кричать – протяжно, хрипло. Захвативший ее вихрь оргазма набирал все новые витки, а жадные рты все настойчивее сосали ей грудь, пальцы неуемно ласкали лоно.

Казалось, она вечно будет плыть в этом море ласки и страсти, в этом море нежного насилия над собой. И когда она стала тяжело и часто дышать, громко и бесстыдно всхлипывая – напрочь забыв про всякие увещевания молча все сносить, – чей-то рот приник к губам Красавицы, ловя ее сладострастные вскрики.

«Да, да!» – беззвучно откликнулось все ее тело. Язык женщины проник глубоко в ее рот. Груди от непрестанных покусываний и ласк готовы были взорваться. Бедра резко вскидывались, точно норовили поймать пытливые пальцы.

Наконец ее захлестнуло этой безумной всепоглощающей волной, вмиг рассыпавшейся тысячами дрожащих отзвуков страсти, и Красавица почувствовала объятия нежнейших рук, поцелуи нежнейших губ, ее словно всю окутали длинные мягкие пряди распущенных волос.

Девушка тяжело дышала, громким шепотом повторяя: «Да, да, я люблю вас, люблю вас всех!» Но женщина все так же пылко целовала ее, и потому никто так и не услышал этих слов, казавшихся сладострастным эхом прокатившейся волны экстаза.

Между тем новые владелицы Красавицы явно остались неудовлетворены. И определенно не собирались давать ей хоть немного отдохнуть.

Женщины вытянули из волос невольницы шпильки, подняли девушку десятками рук.

– Куда вы меня тянете?! – забывшись, выкрикнула Красавица.

Она посмотрела вверх, яростно пытаясь вновь поймать губы, оторвавшиеся от ее рта, но увидела над собой лишь улыбающиеся лица.

Раззадорившиеся жены потащили невольницу, потрясенную и дрожащую от любовной истомы, через всю комнату к выходу в сад. Распаленные груди девушки отчаянно ныли, требуя новых ласк.

Через мгновение Красавица собственными глазами увидела ответ на свой вопрос. Посреди садика стояла, горделиво сияя на солнце, великолепная бронзовая статуя, наверняка изображавшая какого-то бога. Ноги его были чуть согнуты в коленях, руки простерты по сторонам, а голова запрокинута в беззвучном смехе. Из обнаженных чресел божка торчал массивный член, и Красавица сразу сообразила, что жены собираются насадить на него свою новую живую игрушку.

Поняв это, девушка едва не рассмеялась от счастья. Спустя миг она почувствовала, как десятки нежных ручек прижали ее к твердому, очень гладкому, нагревшемуся на солнце изваянию. Стержень божка легко скользнул в ее влажную вагину, ноги девушки с готовностью обхватили его бронзовые бедра, руки обняли крепкую шею. Его член заполнил все лоно, уткнувшись в самое устье матки, отчего все тело Красавицы на мгновение замерло в неизъяснимом наслаждении. Потом она опустилась на нем чуть ниже, крепко прижавшись лобком к теплому металлу, и энергично задвигалась на бронзовом члене, захваченная неистовостью нового приближающегося оргазма.

– Да! Да! – выкрикивала она, видя повсюду вокруг себя восхищенные лица туземок. В восторге экстаза Красавица откинула голову назад, громко выдохнув: – Целуй же меня! – и вожделенно открыла рот.

Тут же на ее призыв откликнулись, словно поняв ее слова. Чьи-то женские губы нашли ее страждущий рот, горящие груди, снова по телу щекочуще заскользили мягкие локоны, и Красавица откинулась от изваяния назад, в руки женщин, ласкающих ее страстными поцелуями, лишь ее стосковавшееся лоно все так же жадно прижималось к бронзовым чреслам, не желая отпускать могучий стержень божка.

Очень скоро ее сознание затопило сладостным всепоглощающим водоворотом оргазма, и Красавица ничего уже не видела и не понимала вокруг себя, ощущая лишь мягкие шелковистые руки и теплые нежные шеи, за которые непроизвольно пыталась удержаться. Пальцы ее запутались в длинных тонких волосах, и она словно купалась в этом море тел, купалась в океане счастья.

И когда все закончилось и в ней не осталось больше сил, Красавицу отняли от изваяния, и она упала на мягкие шелковистые подушки, вся мокрая и дрожащая, точно в лихорадке, с затуманенным взором. А обитательницы гарема ворковали вокруг нее и о чем-то перешептывались, не переставая целовать и гладить девушку.

РАДИ ЛЮБВИ ГОСПОДИНА

(Рассказ Лорана)

Мы с Тристаном видели из-за двери, какую Красавице с Еленой устроили очистительную процедуру, и я тогда подумал: «Уж нам-то такое точно не грозит!» Однако я ошибся.

Побрив для начала лица, а также ноги, нас с Тристаном отвели в одну ванную комнату. Красавица к тому моменту уже ушла – ее увел сам господин.

Мы оба прекрасно понимали, что нас ждет. Но я сильно сомневался, что удовольствия ради они не станут мучить нас больше, нежели женщин.

Нас заставили встать на колени лицом к лицу и обхватить друг друга руками. Можно подумать, им нравилось лицезреть подобную картину! Уж могли бы разделить нас хотя бы из соображений деликатности. Ведь они все равно бы не допустили, чтобы мы соприкоснулись членами. Едва мы попытались это сделать, нас тут же отхлестали убогими плеточками, жалкие удары которых подобны комариным укусам. Единственно, на что способны эти никчемные плетки, – так это напомнить, каково это, когда порют по-настоящему.

Впрочем, может быть, грумы таким образом еще и раздували во мне жар томления – как будто просто держать Тристана в объятиях мне было недостаточно!

Через плечо Тристана я заметил, как слуга опустил руку с медной трубкой и вставил наконечник принцу в зад. И почти в тот же момент я почувствовал, как такая же насадка ловко водвинулась мне между ягодицами. Тристан весь напрягся: как и у меня, его прямая кишка стремительно заполнялась водой, – и я ухватил его крепче, словно стараясь поддержать.

Я хотел было сказать ему, что такое со мной уже как-то раз проделывали (еще в мою бытность в замке этого потребовал один из высоких гостей королевы, готовясь к ночи унизительнейших забав), и хотя сия процедура довольно неприятна и изнурительна, но в целом не так уж и ужасна. Но, конечно же, я не отважился поведать все это Тристану на ухо. Я просто держал его и терпеливо ждал, пока теплая вода закончит в меня вливаться. Грумы же старательно намывали нам тела, словно запамятовав о чистке изнутри.

Я погладил Тристану шею, поцеловал его чуть ниже уха – за мгновение до того, как из нас вытянули медные насадки и мы начали опорожняться. Прижавшийся ко мне Тристан весь застыл, словно окаменел, но потом все же в ответ поцеловал меня в шею, даже немного прикусив, и наши пенисы коснулись один другого, словно лаская и гладя.

Однако грумы были всецело поглощены тем, что, поливая нас теплой водой, отмывали от выпрастываемых масс, и некоторое время не замечали, чем мы занимаемся. Я прижал к себе Тристана, ощущая его напрягшийся живот и прижавшиеся к моему члену, набухающие гениталии, и едва сразу не кончил, в избытке чувств уже нисколько не заботясь тем, чего хочет от нас кто-то из этих туземцев.

И все же нас скоро разделили. Нас растащили в стороны, подальше друг от друга, давая опорожниться до конца и неустанно поливая водой.

Я чувствовал себя неимоверно ослабевшим. Я как будто принадлежал этим туземцам и снаружи, и изнутри, я словно растворялся в этом журчании непрерывно льющейся воды, гулким эхом отражающимся от стен каморки. Мною полностью завладели эти опытные руки, и вся очистительная процедура, отработанная до мелочей, будто уже тысячи невольников прошли ее до нас.

Если нас накажут за ласки, в этом будет моя вина. Как хотелось мне сказать Тристану, что я очень сожалею, что невольной слабостью втянул его в беду.

Однако заботливым грумам, очевидно, сейчас было совсем не до наказаний.

В отличие от женщин, одной чистки для нас оказалось недостаточно, и вся процедура понеслась по второму кругу. Нас снова поставили друг перед другом на колени, снова вставили каждому в анус по трубке и снова накачали в нас воды. И вот теперь, во время выхода масс, один из грумов стегнул меня плеткой по пенису.

Я приник губами к уху Тристана. Он снова стал меня целовать, и это было поистине прекрасно.

«Я больше не вынесу этой постоянной неутоленности, – в отчаянии подумал я. – Это самое худшее из всего, что они могут нам сделать». Сейчас я опять готов был на любую опрометчивую выходку, хотя бы уткнуться ему членом в живот – что угодно.

В этот момент в моечной появился наш новый господин и повелитель Лексиус. Увидев его в дверном проеме, я испытал некоторое смятение. Точнее, благоговейный страх. В замке, помнится, никто не вгонял меня в такое состояние. Его присутствие просто сводило меня с ума.

Управляющий стоял, сложив руки за спиной, молча глядя, как нас напоследок обтирают полотенцами, и его лицо было исполнено какой-то холодной радостью, словно он чрезвычайно гордился своим выбором.

Я посмотрел ему в лицо – и он не выказал ни малейшего неодобрения. Встретившись с ним глазами, я тут же вспомнил о перчатке, проникающей в мое нутро. Вспомнил ощущение, когда тебя точно прободают рукой, раздвигая чувствительную плоть, в то время как другие наблюдают за происходящим.

И все это – вкупе с чувством жгучего стыда после принудительного опорожнения – было для меня уже чересчур.

Причем это был не просто страх, что вот сейчас он снова натянет свою длинную кожаную перчатку и сотворит со мной то, о чем я уже упоминал. Во мне сидела какая-то проклятая, отвратительная гордость, что лишь со мной одним он это проделал и что я единственный удостоился быть привязанным к его туфле.

Мне хотелось потешить дьявола – в этом-то и был весь ужас момента. И хуже всего то, что и на других пленников Лексиус производил такое же магическое действие. Елена от его властных речей превращалась в кроткую дрожащую деву. В Красавице он явно вызывал искреннее и пылкое обожание.

Теперь, если слуги скажут ему, что мы с Тристаном… Но те ничего не сообщили управляющему. Просто хорошенько вытерли нас, расчесали волосы. Потом господин коротко им что-то приказал, нас быстро поставили на четвереньки и снова препроводили в большую купальню. Там Лексиус велел нам подняться перед ним на коленях.

Я просто физически ощущал его скользящий по мне взгляд, потом видел, как он так же изучающе рассматривает Тристана. Затем он резким голосом издал еще одну короткую команду – сказал, как кнутом хлестнул! – и грумы в тот же миг поднесли всевозможные кожаные и золотые украшения. Мне приподняли мошонку и широким, украшенным самоцветами кольцом стянули ее с пенисом, так что яйца оказались чуть выпяченными вперед.

Такое мне уже делали в замке, но никогда прежде не был я настолько алчен плотью.

Потом мне нацепили на грудь новые зажимы, на этот раз уже без поводков. Эти оказались маленькие и очень тугие, и с них свисали маленькие грузики.

Когда мне их привешивали, я, не удержавшись, резко дернулся. И Лексиус заметил это. Скорее даже – услышал. Я не осмелился поднять голову, но все же видел, что он развернулся ко мне. Внезапно я почувствовал его ладонь на своей макушке. Господин погладил меня по волосам, затем качнул пальцем грузик, болтающийся на моем левом соске. Я снова резко вздрогнул и тут же покраснел, припомнив, как Лексиус велел нам крайне сдержанно выказывать все страсти и волнения.

Легко сказать! Меня как будто начистили до блеска и снаружи, и внутри, и сейчас я не имел ни малейших сил противостоять его давлению. К тому же мои чресла вовсю терзало желание.

Внезапно непрошеные слезы скатились у меня по щекам. Лексиус прижал к моим губам тыльную сторону ладони, и я немедленно ее поцеловал. Потом он так же поднес руку к Тристану, и мне показалось, принц куда грациознее ее облобызал, подавшись всем телом к господину. От досады слезы сделались крупнее, горячее, покатились чаще.

Да что ж такое происходит со мной в этом странном дворце?! Как я дошел до такого жалкого состояния уже после первых подготовительных процедур? Я же как-никак всегда ходил в строптивцах, числился неискоренимым беглецом! Но все это осталось где-то далеко.

Теперь же по мановению руки господина нас с Тристаном опустили на четвереньки и, пригнув нам головы пониже к полу, погнали вслед за Лексиусом из купальни в длинный коридор.

Спустя некоторое время мы вышли в большой сад, засаженный приземистыми смоковницами и усеянный цветниками, и я тут же уразумел, что нас ожидает в самом скором времени. Лексиус же, дабы убедиться, что мы все верно поняли, поддел нам подбородки плетью, заставив поднять головы и посмотреть вперед, после чего повел нас за собой по дорожке все так же на четвереньках в небольшое путешествие по саду, чтобы мы могли получше рассмотреть украшающих его рабов.

По меньшей мере два десятка обнаженных невольников – все с естественным цветом кожи, без всяких красок – были воздеты на гладкие деревянные кресты, там и сям вкопанные где в клумбы, где посреди травы под низкими древесными ветвями.

Однако здешние кресты сильно отличались от тех, что использовались в городке для особых наказаний. У этих поперечина крепилась достаточно высоко, и раб опирался на нее плечами привязанных позади рук. Большие круглые крюки из блестящей натертой меди поддерживали широко разведенные бедра, ступни же были соединены подошвами и скручены ремнем в лодыжках. Головы несчастных свешивались вперед, так что всякий невольник мог лицезреть собственный восставший член. Сзади цепочки, крепившие запястья к кресту, соединялись с массивным золоченым фаллосом, выпиравшим у каждого раба из ягодиц. И пока мы вслед за управляющим прогуливались на карачках по саду, ни один не отважился поднять голову или даже просто пошевелиться.

Потом я заметил тихих молчаливых слуг в длинных халатах, которые раболепной поступью двигались по саду, раскладывая на траве яркие узорчатые ковры и расставляя под деревьями приземистые столики, словно готовились к пирушке. По деревьям развешивались медные масляные лампы, к огораживающим сад стенам крепились многочисленные факелы.

Повсюду вдоль ковров были набросаны подушки. Кое-где уже были выставлены золотые и серебряные кувшины с вином. На столиках виднелись подносы с бокалами и кубками. Судя по всему, с наступлением сумерек здесь ожидалась пышная трапеза.

Мне нетрудно было представить перекладину креста под собственными плечами, предощутить прохладу гладкой меди вокруг бедер, проникновение фаллоса… В сумерках при свете ламп зрелище водруженных на кресты рабов будет особенно впечатляющим. И здесь местные властители станут угощаться, время от времени услаждая взор живыми изваяниями. А что последует потом? Нас будут одного за другим снимать с крестов, насиловать?..

Однако до сумерек оставалось еще довольно много времени, и мне вовсе не хотелось висеть, страдая, на кресте в мучительном ожидании вечера и созерцать вокруг себя голые, блестящие от масла торсы и всегда готовые к делу причиндалы других рабов. «Нет уж, – подумал я, – это для меня слишком. Такого я уже точно не вынесу».

Наш высокий, элегантный и крайне надменный господин повел нас между тем в самую середину сада. Воздух был тепл и свеж, и легкий ветерок поигрывал листьями смоковниц. Там, на вкопанных в землю крестах, висели Дмитрий и еще один светлокожий невольник-европеец с темно-рыжими волосами – возможно, принц, переданный султану нашей крайне дружелюбной к нему королевой. Еще два пустых креста, похоже, ожидали нас с Тристаном.

Появившиеся возле нас слуги на моих глазах подняли Тристана и с присущей им сноровкой быстро привязали к деревянному кресту. Не торопясь насаживать его на фаллос, они старательно закрепляли бедра принца в удобный захват медных крюков. Когда же я увидел размеры этого фаллоса, то невольно содрогнулся. В мгновение ока запястья Тристана, разделенные вертикальной опорой креста, были соединены цепями с этой жуткой штуковиной. Член юноши уже напрягся сильнее некуда.

И когда грумы причесывали ему волосы и связывали ступни, я понял вдруг, что, если я собираюсь совершить какое-то лихое безрассудство, то имею в своем распоряжении всего лишь несколько секунд.

Подняв голову, я посмотрел в неподвижное лицо господина, который тем временем внимательно разглядывал Тристана. Губы его были чуть приоткрыты, щеки слегка зарделись.

Все так же на четвереньках я придвинулся к Лексиусу как можно ближе. Уже коснувшись халата, медленно подался назад, усевшись на пятки, и, подняв голову, нагло уставился ему в глаза. Странное выражение промелькнуло на его лице – этакий предвестник взрыва ярости.

И тут я произнес так тихо, чтобы меня не могли услышать слуги:

– Что же у тебя такое скрывается под этим халатом, что ты нас так мучаешь? Ты ведь евнух, да? На твоем красивом лице не видно ни волоска. Вот, значит, кто ты такой, верно?

Мне показалось, от моих слов у него аж волосы зашевелились. Грумы тем временем, явно ничего не слыша, натирали мускулистое тело Тристана прозрачным маслом и старательно промакивали то, что не впиталось кожей. Впрочем, их я видел лишь краешком глаза: я в упор смотрел на управляющего.

– Значит, ты евнух? – снова зашептал я, едва заметно шевеля губами. – Или, может, под этими роскошными одеждами у тебя имеется некое достоинство, которое ты можешь в меня вогнать? – и усмехнулся сквозь сомкнутые губы самым что ни на есть гаденьким смешком.

Я несказанно потешался этой сценой, хотя прекрасно понимал, что подобный финт вполне может выйти мне боком. Но один только вид физиономии Лексиуса, застывшей в полном изумлении, этого, пожалуй, стоил!

Туземец потрясающе налился краской, явно взмывая к пику бешенства… Но все же сумел совладать с собой, придушив клокочущую ярость. Глаза его зловеще сузились.

– Ты, знаешь ли, очень красивый парень – неважно, евнух ты или нет! – не унимался я.

– Тихо! – рыкнул он.

Грумы остолбенели. Его яростный выкрик эхом прокатился по саду. Потом резким скрипучим голосом он отдал какие-то отрывистые распоряжения, и слуги, поскорее закончив с Тристаном, молча заторопились прочь.

Я опустил было голову, но тут же вновь уставился на Лексиуса.

– Как ты посмел! – прошипел он.

И как раз этот момент был самым любопытным: Лексиус старался говорить так же неслышно, как и я. Больше он не осмеливался говорить со мною громче, нежели я сам.

Я торжествующе улыбнулся. От возбуждения мой приятель уже сочился влагой, готовый скоро извергнуться.

– Или, если тебе угодно, я могу тебя покрыть! – зашептал я. – В том смысле, что, если эта твоя штучка не работает…

Крепкая пощечина влепилась так молниеносно, что я не успел и глазом моргнуть. Потеряв от удара равновесие, я снова оказался на четвереньках. Тут же раздался резкий свистящий звук, способный сам по себе кого угодно вогнать в страх. Я поднял взгляд: Лексиус успел вытянуть из-под кушака длинный широкий кожаный повод. Похоже, он был намотан у него на поясе, скрываясь в пухлых складках бархата. На конце его имелось небольшое металлическое кольцо, достаточной ширины для средних размеров члена, но, думаю, слишком узкое для моего.

Лексиус сграбастал меня за шевелюру и так резко дернул вверх, что кожу обожгло болью. Потом он дважды что есть силы хлестнул меня поводом, и я наконец отвернулся. Сад тут же расцвел передо мной яркими цветными сполохами. Сущее буйство наслаждения!