Текст книги "Скелет в шкафу (Опасная скорбь)"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 3

Сэра Бэзила Мюидора и Монка разделял огромный, почти во всю комнату, ковер. Сэр Бэзил был бледен, но лицо его не выражало растерянности – лишь изумление и недоверие.

– Прошу прощения? – холодно переспросил он.

– Никто не проникал в дом снаружи в ночь на понедельник, сэр, – повторил Монк. – За улицей наблюдали в течение всей ночи, причем с обоих концов…

– Кто наблюдал? – Мюидор приподнял черные брови, отчего его взгляд стал еще более жестким.

Монк едва не вспылил. Недоверие Мюидора болезненно укололо его, поскольку таило в себе сомнение в компетентности полицейского. Он подавил раздражение и продолжал по возможности ровным голосом:

– Дежурный констебль, хозяин дома, не спавший всю ночь, так как у него заболела жена; прибывший по вызову доктор. – Китайца Пэдди Монк умышленно не упомянул – вряд ли сэр Бэзил отнесся бы с доверием к такому наблюдателю. – А также все ливрейные лакеи и кучера, ожидавшие своих хозяев на углу Чандос-стрит, где был званый вечер.

– Тогда, очевидно, преступник проник в дом через конюшни, – раздраженно сказал Бэзил.

– Конюхи и грумы спят в помещениях над стойлами, сэр, – заметил Монк. – Всякий, кто попробовал бы вскарабкаться на крышу, вряд ли смог бы пройти бесшумно и не встревожить хотя бы лошадей. Влезть на крышу дома и спуститься по стене со стороны фасада практически невозможно, разве только скалолазу с веревками и специальным снаряжением…

– Ваша ирония неуместна, – оборвал его сэр Бэзил. – Я понял вашу мысль. Тогда, стало быть, он проник со стороны фасада, дождавшись, когда ваш патрульный констебль пройдет мимо. Другого ответа я не вижу. Не мог же он, в самом деле, прятаться в доме в течение всего вечера! И утром он не мог покинуть дом незамеченным, потому что уже проснулись слуги.

Монку пришлось рассказать ему и о Китайце Пэдди.

– Прошу прощения, но вы ошибаетесь. За углом Харли-стрит всю ночь прятался взломщик, надеясь, что ему подвернется шанс. Шанс ему так и не подвернулся, поскольку на улице было людно и она хорошо просматривалась в обе стороны. Но с одиннадцати до четырех, то есть как раз в интересующий нас промежуток времени, он наблюдал за улицей. Прошу прощения.

Сэр Бэзил даже отшатнулся от стола, за которым стоял: глаза его потемнели, рот гневно скривился.

– Тогда почему, во имя всего святого, вы до сих пор его не арестовали? Это же наверняка он и есть! По его собственному признанию, он – взломщик. Каких еще доказательств вы хотите? – Сэр Бэзил воззрился на Монка. – Он влез в окно, бедняжка Октавия услышала его и проснулась – и он убил ее. Что с вами, почему вы стоите здесь словно истукан!

Монк почувствовал, как мышцы его напряглись от бешенства, тем более страшного, что он был сейчас совершенно беспомощен. От этого дела зависело его будущее, а, нагрубив сэру Бэзилу, он одним махом все погубит. Его просто выставят из этого дома, к великой радости Ранкорна! Изгнание Монка означало бы конец его карьеры во всех смыслах.

– Потому что его показания правдивы, – твердым и ровным голосом объяснил он. – Их подтверждает и мистер Бентли, и вызванный им доктор, и горничная, вообще ничего не знавшая об этом деле и не имеющая понятия, что означают ее показания. – Монк старался не смотреть в глаза сэру Бэзилу, боясь, что, увидев в них гнев, он не выдержит и вспылит. – Взломщик не проходил дальше по улице, – продолжал он. – Этот человек никого не грабил, потому что у него просто не было такой возможности, и он способен это доказать. Я и сам бы хотел, чтобы все оказалось так просто. Поверьте, сэр, все мы были бы счастливы, завершись это дело столь быстро.

Сэр Бэзил подался к нему, склонившись над столом:

– Но если никто не вламывался в дом и не мог пробраться сюда тайком, то ситуация становится совершенно невозможной. Или вы предполагаете… – Он запнулся, кровь отхлынула от его щек, и на лице сэра Бэзила отразилось уже не раздражение, а самый настоящий ужас. Он выпрямился. – Вы предполагаете?.. – очень тихо спросил он.

– Да, сэр, – ответил Монк.

– Но это… – Бэзил умолк.

Несколько секунд в комнате стояла полная тишина; видно было, что хозяин в смятении, что он лихорадочно подыскивает возражения и не может найти. Наконец сэр Бэзил сдался.

– Понимаю… – проговорил он. – Не могу себе представить, как такое могло случиться, но, похоже, мы поставлены перед фактом. Предположение ваше противоречит здравому смыслу, и я надеюсь, что где-то вы совершили ошибку или вам солгал кто-то из свидетелей. Но пока это не обнаружилось, я вынужден полностью доверять вашему мнению. – Он слегка нахмурился. – И каков же ход ваших дальнейших рассуждений? Не предполагаете же вы, что между моими домочадцами произошла яростная ссора и кто-то из них решил дело таким не совсем принятым в свете способом? – Он оглядел Монка не то с неприязнью, не то с горьким юмором. – Что же до слуг, то мы не поддерживаем с ними близких отношений, а тем более таких, что могли бы послужить причиной трагедии. – Он засунул руки в карманы. – Все это просто нелепо, но я не хочу чинить вам препятствий.

– Я согласен, что предположение о ссоре домочадцев звучит весьма неправдоподобно. – Монк тщательно подбирал слова, стараясь сохранить достоинство и в то же время дать понять сэру Бэзилу, что он готов к обсуждению. – Особенно если учесть, что дело происходило среди ночи, когда все в доме спали. Но вполне возможно, миссис Хэслетт – вероятно, нечаянно – узнала чью-либо тайну, настолько важную, что… – Это была не единственная версия, однако Монку не хотелось бросать тень на имя покойной.

Он видел, как выражение тревоги исчезает с лица сэра Бэзила, а в глазах появляется надежда. Вот плечи его расслабились, он перевел дыхание и почти успокоился.

– Бедная Октавия. – Сэр Бэзил уставился на висящий на стене пейзаж. – Да, такое вполне вероятно. Я прошу прощения, что погорячился в разговоре с вами. Вы должны провести самое тщательное расследование. С чего вы думаете начать?

Монк с невольным уважением отметил способность этого человека признать свою неправоту. Он, честно говоря, на такое не рассчитывал, да и сам не всегда находил в себе силы сказать, что был неправ. Монк явно недооценил сэра Бэзила.

– Мне бы хотелось поговорить с вашими домочадцами, сэр. Они могли заметить что-либо подозрительное, да и вполне возможно, что у миссис Хэслетт с кем-нибудь из них накануне смерти был откровенный разговор.

– С домочадцами? – Губы Бэзила поджались, но было ли это проявлением страха или просто плохого настроения, Монк сказать не мог. – Очень хорошо. – Сэр Бэзил протянул руку к шнурку звонка. Явившемуся дворецкому он приказал найти и пригласить Киприана Мюидора.

До самого его прихода Монк хранил молчание.

Киприан прикрыл за собой дверь и посмотрел на отца. Когда они стояли рядом, их сходство поражало еще сильнее. Почти идентичная форма головы, широкий нервный рот, оба темноволосые, черноглазые. Однако следует заметить, что выражение лиц у отца и сына было совершенно разным. Сэр Бэзил – властный, вспыльчивый, трудно понять, когда он говорит всерьез, а когда позволяет себе шутить. Киприан же далеко не столь яркая личность, он словно бы не уверен в своих силах и боится ударить в грязь лицом. То ли у него просто более мягкий характер, то ли он слишком хорошо понимает свою уязвимость и зависимость от отца.

– Полиция утверждает, что никто не мог проникнуть в дом той ночью, – без предисловий, просто и ясно сообщил сэр Бэзил. Он даже не взглянул при этом на сына; его явно не интересовало, какое впечатление на Киприана произведет эта новость. Не стал он повторять при сыне и все доводы Монка. – Это означает, что Октавию убил кто-то из обитателей нашего дома. Разумеется, не домочадцы. Скорее всего – кто-нибудь из слуг. Инспектор Монк желает поговорить с каждым и выяснить, не заметил ли кто чего-нибудь подозрительного… Если мы вообще замечаем что-нибудь вокруг себя!

Киприан уставился на отца, затем взгляд его метнулся к Монку, словно тот был неким чудовищем из заморских стран.

– Прошу прощения, сэр. – Монк счел нужным извиниться сразу и за себя, и за сэра Бэзила. – Мне крайне неудобно задавать столь бесцеремонный вопрос, но будьте добры, расскажите, что вы делали в понедельник и что вы можете вспомнить о поведении миссис Хэслетт в тот вечер. О чем она говорила, особенно наедине с вами, не делилась ли какими-то страхами или опасениями? Наконец, не намекала ли она, что узнала недавно нечто очень важное?

Киприан нахмурился, лицо его стало сосредоточенным. Он повернулся к отцу спиной.

– Вы полагаете, Октавию убили за то, что она узнала чей-то секрет… – Он пожал плечами. – Но что именно? Какие у наших слуг могут быть секреты, настолько страшные… – Он запнулся. По глазам его было видно, что сам он уже ответил на свой вопрос, но предпочел об этом умолчать. – Тави мне ничего не говорила. Правда, меня почти весь день не было дома. Утром я писал письма, затем около одиннадцати отправился к себе в клуб на Пиккадилли – завтракать, послеполуденные часы провел с лордом Эйнсли, беседуя в основном о разведении племенного скота. Он держит стадо, а я собираюсь купить у него несколько голов. У нас большое имение в Хартфордшире.

У Монка возникло ощущение, что Киприан лжет: не насчет самой встречи, а относительно темы разговора.

– Проклятые политиканы-оуэнисты! – перебил сэр Бэзил, дав на секунду волю своему темпераменту. – Хотят всех нас загнать в коммуны, точно бессловесных тварей!

– Вовсе нет! – возразил Киприан. – Оуэн полагает, что…

– К обеду ты вернулся домой, – вновь прервал его сэр Бэзил, не давая возможности вступить в спор. – Ты виделся с Октавией?

– Только за столом, – сказал Киприан, стараясь сохранять спокойствие. – И если ты помнишь, Тави почти ничего не говорила – ни мне, ни кому-либо другому.

Сэр Бэзил отвернулся от камина и взглянул на Монка.

– Моя дочь не отличалась крепким здоровьем. Думаю, в тот раз она неважно себя чувствовала. Была молчалива и как будто чем-то подавлена. – Он снова засунул руки в карманы. – Тогда я решил, что ее мучают головные боли, но, учитывая ваше недавнее предположение… Вполне возможно, что она действительно была погружена в мысли о раскрытой ею ужасной тайне. Хотя едва ли она, бедняжка, могла представить, какой опасности при этом подвергается.

– Дай Бог, чтобы она успела кому-нибудь все рассказать! – с неожиданной страстью сказал Киприан. Голос и искаженные черты лица в полной мере выразили всю скорбь и боль, скопившиеся внутри него.

Прежде чем старший Мюидор успел ответить, кто-то постучал в дверь.

– Войдите, – раздраженно бросил он, резко вскидывая голову.

Монк не сразу сообразил, кем была вошедшая в комнату женщина, но затем, заметив, как переменился в лице Киприан, вспомнил, что видел ее в прошлый раз в гостиной. Ромола Мюидор, похоже, уже оправилась от постигшего семью удара: прекрасная кожа, цветущее лицо. Правильные черты, большие глаза, густые волосы… Единственное, что не позволяло назвать ее красавицей, – это недовольно сложенные губы. Возникало чувство, что Ромола постоянно пребывает в дурном настроении. Она удивленно воззрилась на Монка, словно видела его впервые.

– Инспектор Монк, – пояснил Киприан. И даже после этого лицо ее так и не прояснилось. – Из полиции.

Он взглянул на Монка и, судя по мелькнувшему в его глазах огоньку, мудро решил предоставить инспектору вести разговор самому.

Но тут снова вмешался сэр Бэзил:

– Кто бы ни убил Октавию, он проживает в нашем доме. Иными словами, кто-то из слуг. – Голос его звучал мягко, но при этом Бэзил не сводил глаз с лица Ромолы. – В это трудно поверить, но, видимо, имелся некий секрет, причем настолько ужасный, что легче было совершить убийство, нежели допустить, чтобы тайное стало явным. Либо Октавия в самом деле что-то узнала, либо убийца просто вообразил себе, что она знает.

Ромола резко села, не отрывая взгляда от сэра Бэзила. Краска сбежала с ее щек, руки метнулись ко рту. На мужа она ни разу не взглянула.

Киприан перевел глаза на отца. Тот глядел на него, как показалось Монку, с неприязнью. Хотел бы он вспомнить своего собственного отца, но, увы, всплывали лишь смутные образы: запах соли и крепкого табака, прикосновения бороды и кожа – менее грубая, чем этого можно было ожидать. А сам облик: лицо, голос, слова – все кануло бесследно. Монк ничего теперь не знал об отце, разве что по отрывочным рассказам сестры.

Ромола наконец нарушила молчание, и голос ее был исполнен страха.

– Здесь, в доме? – Она смотрела на Монка, хотя обращалась к Киприану. – Кто-то из слуг?

– Кажется, это единственное разумное предположение, – пожал плечами Киприан. – Вспомни, не говорила ли с тобой Тави о слугах?

– Нет, – почти не раздумывая, ответила Ромола. – Это ужасно. Мне даже думать об этом страшно.

Тень пробежала по лицу Киприана. Казалось, он собирается еще что-то сказать, но опасается сделать это в присутствии отца.

– Говорила ли с тобой Октавия наедине в тот день? – спросил в свою очередь сэр Бэзил, не меняя тона.

– Нет, – быстро ответила она. – Я все утро принимала гувернанток. Ни одна из них мне не приглянулась. Просто не знаю, что теперь делать.

– Поискать еще! – резко ответил Бэзил. – Если ты назначишь достойное жалованье, найдется и достойная гувернантка.

Ромола бросила на него взгляд, исполненный скрытого недовольства.

– Я находилась дома весь день. – Она сцепила руки и повернулась к Монку спиной. – Днем принимала гостей, но Тави с нами не было. Я понятия не имею, где она могла быть; она даже не сказала, когда вернется. А вернувшись, прошла мимо меня в холле с таким видом, будто вообще меня не заметила.

– Она была чем-то расстроена? – мгновенно ввернул вопрос Киприан. – Или, может, напугана?

Сэр Бэзил смотрел на них, выжидая.

– Да, – сказала Ромола после минутного размышления. – Да, пожалуй, так. Я тогда решила, что у нее просто был неудачный день – возможно, повздорила с друзьями, но не более того.

– Что она сама сказала? – настаивал Киприан.

– Ничего. Я же говорю тебе, она прошла мимо, будто меня там вообще не было. А за обедом, если помнишь, Тави была особенно молчалива; мы еще предположили, что она не совсем хорошо себя чувствует.

Все посмотрели на Монка, ожидая, как он истолкует все эти факты.

– Может быть, она поделилась секретом с сестрой? – предположил он.

– Вряд ли, – коротко бросил Бэзил. – Но Минта весьма наблюдательна. – Он повернулся к Ромоле: – Спасибо, милая. Ты можешь вернуться к своим делам. И не забудь, что я тебе посоветовал. Не будешь ли ты столь добра попросить Араминту зайти сюда?

– Да, папа, – покорно ответила Ромола и вышла, не взглянув ни на Монка, ни на Киприана.

Араминта Келлард – в отличие от своей невестки – была не из тех женщин, которых Монк мог легко забыть. Все в ней – от огненно-золотистых волос до странно асимметричных черт лица и тонкой стройной фигуры – приковывало внимание. Войдя в комнату, она первым делом взглянула на сэра Бэзила; как бы не заметив Киприана, с настороженным интересом оглядела Монка и снова повернулась к отцу.

– Да, папа?

– He говорила ли тебе Тави о том, что она недавно узнала нечто шокирующее или огорчительное? – без предисловий задал вопрос сэр Бэзил. – Скажем, за день до смерти.

Араминта присела и несколько секунд размышляла.

– Нет, – сказала она наконец. Ее спокойные янтарно-карие глаза остановились на Монке. – Ничего из ряда вон выходящего. Но она явно была чем-то сильно озабочена, чем-то, что она узнала именно в тот день. Очень жаль, но у меня даже нет догадок, что это было. Вы полагаете, поэтому ее и убили?

Монк рассматривал Араминту с гораздо большим интересом, чем кого-либо еще в этом доме. Она вела себя сдержанно и даже спокойно, тонкие руки неподвижно лежали на коленях, но бестрепетный, проницательный и умный взгляд обладал почти гипнотическим воздействием. Монк не рискнул бы предположить, какие тайные раны и слабости скрываются в ее душе. Он даже не мог представить, каким образом можно вызвать ее на откровенность, окажись перед ним такая задача.

– Вполне вероятно, миссис Келлард, – ответил он. – Но если вам придет в голову какой-либо мотив, почему кто-то мог желать ей зла или бояться ее, то, прошу вас, дайте мне знать. Пока же нам известно только то, что никто не мог проникнуть в дом извне.

– Из чего вы сделали вывод, что этот кто-то был здесь с самого начала? – сказала она очень тихо. – Кто-то из обитателей этого дома?

– Увы, этот вывод неизбежен.

– Полагаю, вы правы.

– Что за женщина была ваша сестра, миссис Келлард? Отличалась ли она наблюдательностью, интересовалась ли чужими проблемами?

Араминта улыбнулась, но как-то странно – половиной лица.

– Она была не более наблюдательна, чем большинство женщин, мистер Монк. Скорее даже менее. Если она и обнаружила нечто особенное, то по чистой случайности, а вовсе не потому, что искала. Она принадлежала к типу женщин, чья жизнь зависит от случая. Ими движут чувства, и они следуют им, не думая о будущем. Такие идут навстречу несчастью, не замечая его, а когда заметят – уже поздно.

Монк покосился на Бэзила и отметил, что тот пристально смотрит на Араминту. Лицо его было сосредоточенным, и только. Ни горя, ни удивления на этом лице Монк не увидел.

Зато Киприан, в отличие от отца, словно заново осознал утрату. На лице его застыла та боль, которую нельзя выразить словами.

– Благодарю вас, миссис Келлард, – медленно произнес Монк. – Если вы сочтете нужным сообщить мне что-либо еще, я буду вам очень обязан. Как вы провели понедельник?

– Утро – дома, – ответила она. – Потом я была в гостях, а обедала опять-таки дома вместе со всеми. Я говорила с Октавией вечером несколько раз, но ни о чем важном речи не заходило. Обычные женские разговоры…

– Благодарю вас, мэм.

Она встала, слегка наклонила голову и вышла, не оборачиваясь.

– Желаете поговорить с мистером Келлардом? – осведомился сэр Бэзил, приподнимая брови и невольно выказывая таким образом некое презрение к названной персоне.

Нотка сомнения, прозвучавшая в голосе Бэзила, заставила Монка немедленно принять это предложение.

– Если позволите.

Лицо у Бэзила вытянулось, но спорить он не стал. Вызвал Филлипса и распорядился пригласить Майлза Келларда.

– Октавия никогда бы не поделилась своим открытием с Майлзом, – сказал Киприан Монку.

– Почему? – поинтересовался тот.

Лицо Бэзила неодобрительно дернулось, когда он услышал вопрос, затрагивающий чисто семейные отношения. Поэтому он ответил на него сам, опередив Киприана:

– Потому что они недолюбливали друг друга, – коротко бросил сэр Бэзил. – Разумеется, они держались в рамках приличия. – Его темные глаза быстро смерили Монка, как бы напоминая, что люди их круга, в отличие от черни, никогда не пререкаются между собой. – Складывается впечатление, что бедная девочка никому ничего не успела сказать о своем открытии, и мы никогда не узнаем, кто это был.

– И убийца уйдет безнаказанным? – возмутился Киприан. – Это чудовищно!

– Конечно же, нет! – Глаза сэра Бэзила засверкали, а морщины, казалось, врезались в лицо еще глубже. – Неужели ты вообразил, что я собираюсь жить под одной крышей с убийцей моей дочери? Что с тобой? Боже милостивый, плохо же ты меня знаешь!

Киприан выглядел так, словно ему только что влепили пощечину, и Монк внезапно пришел в замешательство. Менее всего он хотел бы присутствовать при подобных семейных сценах, вдобавок не имеющих никакого отношения к смерти Октавии Хэслетт. Неприязнь между отцом и сыном явно была порождена не нынешней трагедией, но долгими годами совместной жизни.

– И если мистер Монк… – сэр Бэзил кивнул в сторону полицейского, – не сможет найти его, кем бы этот убийца ни оказался, я потребую от комиссара прислать другого сыщика. – Он в беспокойстве прошелся от камина к центру комнаты и обратно. – Где этот Майлз? Сегодня утром, по крайней мере, он мог бы пошевелиться, когда я зову его!

В этот миг дверь без стука отворилась, и вошел Майлз Келлард. Высокий и стройный, во всем прочем он являл собой полную противоположность обоим Мюидорам. Волнистые каштановые волосы зачесаны со лба, длинное узкое лицо, аристократический нос и чувственный капризный рот. Такое лицо могло принадлежать и мечтателю, и распутнику.

Из вежливости Монк помедлил секунду, и, прежде чем он успел что-либо сказать, в дело вмешался сэр Бэзил. Не объясняя ни причин, ни цели этого внезапного допроса, он лично попытался выяснить все, что интересовало Монка.

Однако Майлз в самом деле не мог сообщить им ничего полезного. Поднялся он в то утро поздно и уехал завтракать – куда, так и не сказал, – а день провел в коммерческом банке, директором которого являлся. Ужинал дома, но с Октавией, по сути, не виделся, разве что за столом, в обществе прочих домочадцев. Ничего особенного в ее поведении он не заметил.

Когда Майлз ушел, Монк поинтересовался, с кем еще из домашних, кроме леди Мюидор, ему стоило бы побеседовать.

– С тетушкой Фенеллой и дядюшкой Септимусом, – ответил Киприан, на этот раз успев опередить отца. – Мы будем вам весьма обязаны, если вы поговорите с мамой по возможности коротко. Или, еще лучше, мы сделаем это сами, а потом передадим вам ее ответы – если, конечно, в них будет хоть что-нибудь существенное.

Сэр Бэзил холодно взглянул на сына, то ли недовольный его предложением, то ли досадуя, что Киприан перехватил инициативу. Монку подумалось, что последнее. Он с легкостью пошел на уступку, решив переговорить с леди Мюидор позднее, когда следствие будет располагать вопросами не только общего характера.

– Конечно, – сказал Монк. – Но, может быть, тогда стоит побеседовать с дядюшкой и тетушкой? Ведь подчас именно тетушкам доверяют свои сокровенные мысли.

Сэр Бэзил презрительно фыркнул и отвернулся к окну.

– Только не тетушке Фенелле. – Киприан облокотился на спинку одного из обитых кожей стульев. – Хотя она весьма наблюдательна – и любопытна. Она вполне могла углядеть что-нибудь такое, чего все остальные просто не заметили. Главное, чтобы она это вспомнила…

– У нее плохая память? – полюбопытствовал Монк.

– Когда как, – ответил Киприан с кривой ухмылкой. Он дернул шнурок звонка, но, когда явился дворецкий, говорил с ним Бэзил. Именно он распорядился сначала пригласить миссис Сандеман, а уж затем мистера Терека.

Фенелла Сандеман имела причудливое сходство с Бэзилом. Те же темные глаза и короткий прямой нос, тот же нервный широкий рот, но голова поменьше и более мягкие черты лица. В юности ей, вероятно, был присущ некий экзотический шарм, который легко спутать с красотой, но ныне облик ее поражал лишь своей необычностью. Монк даже не поинтересовался степенью их родства – слишком уж велико было сходство. Она была примерно того же возраста, что и Бэзил, – лет, наверное, под шестьдесят, но боролась с наступающей старостью всеми имеющимися в ее распоряжении средствами. Монк не настолько разбирался в женщинах, чтобы разом распознать эти ухищрения, и лишь мысленно отметил их наличие. Если он когда-то и был знатоком по части уловок слабого пола, то утратил эти навыки наряду с другими ценными сведениями. Однако даже он заметил, насколько все в облике Фенеллы искусственно: румянец – фальшивый, линия бровей – слишком уж отчетливая, волосы – чересчур густые и темные.

Она оглядела Монка с нескрываемым интересом, но предложение Бэзила присесть отвергла.

– Как поживаете? – осведомилась она хрипловатым жеманным голосом, чуть заметно шепелявя.

– Фенелла, это полицейский, а не гость, – одернул ее сэр Бэзил. – Он расследует обстоятельства смерти Октавии. Похоже, она была убита кем-то из проживающих в доме, предположительно одним из слуг.

– Из слуг? – Черные нарисованные брови Фенеллы взлетели. – Боже мой, как это ужасно!

Ужаса, однако, Монк в ее голосе не услышал. Если бы не абсурдность такого предположения, он бы мог поклясться, что новость ее возбуждает.

Кажется, у сэра Бэзила сложилось такое же впечатление.

– Следи за собой, – бросил он. – Тебя пригласили сюда по серьезному делу. Полиция предполагает, что Октавия открыла, по всей видимости нечаянно, какой-то секрет, из-за чего ее и убили. Инспектор Монк хотел бы знать, не говорила ли она с тобой на эту тему. Да или нет?

– О боже! – Фенелла даже не взглянула на брата, ее глаза так и сверлили Монка. Будь она лет на двадцать моложе и не принадлежи к высшему свету. Монк бы решил, что она пытается с ним кокетничать. – Я должна подумать, – мягко сказала Фенелла. – Сейчас я просто не могу припомнить все, что она мне говорила за последние несколько дней. Бедное дитя! В ее жизни было так много трагедий. Потерять на войне мужа чуть ли не сразу после свадьбы! Как это ужасно – принять смерть из-за какого-то несчастного секрета! – Она вздрогнула и поежилась. – Что бы это могло быть? – Фенелла театрально распахнула глаза. – Внебрачный ребенок, вы полагаете? Да… нет! Из-за этого служанка могла потерять место… Но разве речь идет о женщине? – Она на шаг приблизилась к Монку. – Как бы то ни было, ни одна из наших служанок не нагуляла ребенка – мы бы тотчас узнали… – Она издала странный горловой звук, похожий на смешок. – В самом деле, как такое можно держать в секрете?.. Преступная связь – вот что это было! Роковая страсть, о которой никто не должен был знать. А Тави случайно прознала! Из-за этого ее, бедняжку, и убили. Чем мы можем помочь вам, инспектор?

– Пожалуйста, будьте осмотрительны, миссис Сандеман, – хмуро ответил Монк. Он не знал, можно ли всерьез относиться к ее словам, но чувствовал себя обязанным предупредить Фенеллу об опасности. – Вы ведь тоже можете открыть этот секрет или заставить преступника поверить, что подобрались к нему слишком близко. На вашем месте я бы поостерегся открыто заявлять о своих наблюдениях.

Фенелла попятилась, ахнула и раскрыла глаза еще шире. И хотя время было раннее, Монку пришла в голову мысль: а трезва ли миссис Сандеман?

Надо полагать, та же самая мысль посетила и сэра Бэзила. Он довольно бесцеремонно взял сестрицу за руку и повел к двери.

– Подумай об этом, Фенелла, и, если вспомнишь что-нибудь, скажи мне, а я передам мистеру Монку. Теперь пойди позавтракай или садись писать письма.

Оживление Фенеллы тут же бесследно исчезло, она с неприязнью взглянула на брата. Впрочем, миссис Сандеман быстро взяла себя в руки и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Бэзил посмотрел на инспектора, пытаясь понять его отношение к произошедшей сцене, но лицо Монка было непроницаемо вежливым.

В последнем из приглашенных тоже легко угадывался член семьи. Черты лица и голубые глаза напоминали леди Мюидор; волосы у него, правда, были совершенно седые, но веснушки позволяли предположить, что в молодости он являлся обладателем золотисто-каштановой шевелюры. Он выглядел намного старше сестры, и жизнь у него, похоже, была не из легких. Вошедший заметно сутулился, словно на его плечах лежал груз многочисленных горьких утрат.

– Септимус Терек, – представился он четко, почти рапортуя. В прошлом дядюшка Септимус, очевидно, был офицером. – Чем могу служить, сэр?

При этом он не взглянул ни на сэра Бэзила, предоставившего ему стол и кров, ни на ретировавшегося к окну Киприана.

– Вы были дома в понедельник, за день до смерти миссис Хэслетт, сэр? – вежливо спросил Монк.

– Меня не было дома с утра и до обеда. – Старик чуть ли не вытянулся по стойке «смирно». – После полудня я находился дома, но практически не выходил из своей комнаты. Ужинал тоже не здесь. – В глазах его зажглось любопытство. – Почему это вас интересует, сэр? Если бы я увидел или услышал грабителя, я бы сообщил об этом сам.

– Миссис Хэслетт была убита кем-то из домашних, дядя Септимус, – объяснил Киприан. – Мы полагали, что Тави могла сказать вам что-нибудь, что прояснило бы мотив преступления. Мы всех расспрашиваем об этом.

– Могла что-нибудь сказать? – Септимус моргнул.

Лицо сэра Бэзила потемнело от гнева.

– Боже мой, тебе же задали простейший вопрос! Не понял ли ты со слов или случайных намеков Октавии, что она открыла чей-то весьма неприятный секрет, который мог бы таить угрозу для ее жизни? Я понимаю, что все это маловероятно, но приходится спрашивать!

– Так точно! – без промедления отчеканил Септимус, и на его бледных щеках вспыхнули красные пятна. – Ближе к вечеру, вернувшись домой, она сказала мне, что ей открылась вся правда и что правда эта ужасна. Она добавила еще, что для полной уверенности должна убедиться всего в одной вещи. Я спросил ее, в какой, но она уклонилась от ответа.

Сэр Бэзил был ошеломлен, а Киприан словно прирос к полу.

– А где она была, мистер Терек? – негромко спросил Монк. – Вы упомянули, что она откуда-то вернулась.

– Понятия не имею, – ответил Септимус. Раздражение его прошло, в глазах застыла скорбь. – Она ничего мне об этом не сказала. Обещала только, что со временем я сам все пойму, причем лучше, чем кто-либо другой. Вот и все.

– Надо обратиться к кучеру, – немедленно предложил Киприан. – Он должен вспомнить, куда ее возил.

– Она не воспользовалась нашим экипажем, – начал Септимус и тут же осекся под взглядом сэра Бэзила. – Я имел в виду, вашим экипажем, – многозначительно поправился он. – Полагаю, что она либо наняла кеб, либо шла пешком всю дорогу.

Киприан выругался себе под нос. Бэзил выглядел растерянным, хотя и стоял, по-прежнему глядя через плечо в окно. Не поворачиваясь к Монку, он сказал:

– Такое впечатление, инспектор, что бедная девочка в самом деле что-то в тот день узнала. И ваша задача – установить, что именно. Если и это невозможно, отыщите другой путь, но найдите того, кто убил ее. Мотива убийства мы, возможно, так никогда и не узнаем, да это и несущественно.

Он умолк на несколько секунд, погруженный в свои мысли. Все ждали.

– Если вам понадобится наша помощь, мы, разумеется, в вашем распоряжении, – продолжил сэр Бэзил. – Но теперь уже перевалило за полдень, и я думаю, в настоящее время продолжать не имеет смысла. Вы или ваши подчиненные при необходимости вольны свободно задавать вопросы слугам, не требуя на то нашего позволения. На этот счет я отдам Филлипсу особое распоряжение. Благодарю вас за тактичность и надеюсь, что вы будете продолжать в том же духе. О том, как продвигается следствие, сообщайте мне, а в мое отсутствие – сыну. Я бы предпочел, чтобы вы не беспокоили леди Мюидор.

– Да, сэр Бэзил. – Монк повернулся к Киприану: – Спасибо за помощь, мистер Мюидор.

На этот раз Монка провожал не дворецкий, а молодой лакей весьма эффектной наружности и с дерзким взглядом. Впечатление немного портил лишь маленький поджатый рот.

Леди Мюидор ожидала в холле, и миновать ее, ограничившись вежливым поклоном, Монку не удалось. Движением руки она отослала лакея, и Монку волей-неволей пришлось остановиться и вступить с ней в разговор: