Текст книги "Предательство по любви"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 5

Оливер Рэтбоун с надеждой ожидал прибытия Монка, хотя и сознавал, что тому вряд ли удастся обнаружить какие-либо доказательства невиновности Александры Карлайон. Адвокат тоже весьма скептически относился к способностям Ранкорна, но довольно высоко оценивал работу полиции в целом. Серьезные ошибки там допускались не так уж часто. Однако Рэтбоун надеялся, что Уильям хотя бы обнаружит более веский мотив, чем ревность. А если быть совсем честным, то в глубине души он хотел, чтобы убийцей оказалась Сабелла, хотя, кроме слабого утешения, что она не является его клиентом, это ничего бы ему не дало.

После некоторых колебаний Оливер пригласил также и Эстер Лэттерли. Она не имела официального отношения к расследованию, но зато, в отличие от Монка, могла наблюдать за жизнью семейства Карлайонов изнутри. И поскольку именно она навязала адвокату дело об убийстве генерала, помочь защите было ее прямым долгом. Сегодня Уильям прислал Оливеру записку, что должен поделиться обнаруженными им важными сведениями, и это послужило поводом к приглашению Эстер.

И вот вечером четырнадцатого мая юрист ожидал их обоих, непривычно нервничая. Казалось бы, Рэтбоун ничем не выдавал своего волнения, но внутри у него все сжималось, в горле першило, и пару раз он, терзаемый сомнениями, даже мысленно перекроил речь, которую собирался произнести перед собравшимися. Он умышленно назначил встречу не в конторе, а у себя дома. Время делового человека весьма дорого. Дома же можно потребовать от Монка более подробного доклада и детально, не торопясь, обсудить ситуацию.

Данные, добытые Уильямом, скорее всего, окажутся неутешительными, а Оливеру не хотелось ограничиться словами сожаления и благодарности да передачей заработанных детективом денег. Пусть Эстер непосредственно из уст сыщика услышит о печальном открытии, и тогда, если иного выхода не останется, и ей, и Рэтбоуну будет гораздо легче отказаться от дела. В конце концов, действовать следует, исходя из логики и здравого смысла. Но адвокат почему-то снова и снова повторял последнюю фразу, как если бы она требовала дополнительных доказательств.

Гости явились неожиданно. Оливер, хоть и ждал их с нетерпением, не слышал, как и на чем они прибыли – наверное, в кебах, поскольку собственного экипажа ни у той, ни у другого не было. Хозяин даже вздрогнул, когда дворецкий объявил об их прибытии. Спустя мгновение оба появились в комнате. Монк, как всегда, выглядел франтовато. Костюм его, должно быть, стоил не меньше, чем костюм самого Рэтбоуна, и явно был приобретен в те дни, когда детектив еще не ушел из полиции и не испытывал особой нужды в деньгах.

Эстер была одета гораздо скромнее. На ней было приталенное бледно-зеленое платье с рукавами пагодой. Выглядела она в нем отнюдь не блестяще, но вполне привлекательно.

Они обменялись церемонными приветствиями, и Оливер пригласил гостей садиться. Он обратил внимание, как глаза мисс Лэттерли обежали гостиную, и эта комната во многом перестала ему нравиться. То, что в ней не чувствовалось женской руки, показалось ему вдруг серьезным недостатком. Рэтбоун не получил этот дом в наследство, он приобрел его сам и прожил в нем почти одиннадцать лет. Конечно, экономка и кухарка поддерживали порядок, но подстраивались при этом под вкусы холостяка-хозяина.

Эстер смотрела на ковер и обивку цвета лесной зелени, на простые белые стены, на мебель красного дерева… Что ж, все это явно шло вразрез с последними веяниями моды. Где столь любимые нынче изделия из дуба? Где витиеватая резьба и декоративный фарфор? Юрист едва сдерживался, чтобы не отпустить какое-нибудь замечание по этому поводу. Вот только как бы его гостья не решила, что он напрашивается на комплимент…

– Мне доложить о своих открытиях до обеда или после? – осведомился Монк. – Если вам не все равно, что я скажу, то лучше после.

– Из чего я должен сделать вывод, что открытия ваши весьма неприятны, – криво улыбнувшись, ответил Рэтбоун. – В таком случае, действительно, зачем портить аппетит?

– Мудрое решение, – заключил Уильям.

Дворецкий внес графинчик шерри, бокалы на длинных ножках и поднос с легкими закусками. Завязался разговор о нынешней политике и о возможной войне в Индии, но вскоре доложили, что все накрыто для обеда.

Зеленая обеденная зала Оливера была куда меньше, чем в доме Фэрнивелов. Чувствовалось, что хозяин редко принимает больше полудюжины гостей разом. Фарфор был явно французского производства с весьма скромным золотым узором. Единственным по-настоящему роскошным предметом была севрская ваза, пышно украшенная розами и прочими цветами. Рэтбоун видел, что Эстер несколько раз взглянула на эту вазу, но поинтересоваться ее мнением не решился. Похвала могла оказаться пустой любезностью, а нелестный отзыв больно задел бы адвоката. Он, как ни странно, был искренне привязан к этой яркой вещице.

Во время обеда вновь велись разговоры о политике, хотя обычно такие беседы за столом при дамах считались неприличными. Впрочем, мисс Лэттерли не относилась к числу особ, чей ум следует тщательно ограждать от сложных вопросов.

После завершающей перемены блюд все трое вернулись в гостиную. Оттягивать и дальше неприятные новости не имело смысла.

Рэтбоун в ожидании уставился на Монка.

– Преступление содержит три элемента, – откинувшись на спинку стула, начал тот. Губы его скривились в иронической усмешке. Он понимал, что эта полицейская азбука известна даже Эстер, а уж адвокату – и подавно.

Оливер почувствовал, как в нем нарастает злость. Его гость был, несомненно, блестящим сыщиком, но иногда безумно всех раздражал.

– Со способом убийства все ясно, – продолжал тем временем Уильям. – Алебарда в железной перчатке рыцарского доспеха была у всех на виду. Каждый имел к ней доступ. Не заметить ее было невозможно, доспех был выставлен именно напоказ.

– Мы знаем, что все они могли это сделать, – нетерпеливо напомнил ему Рэтбоун. От раздражения он уже начинал торопить события. – Не нужно обладать исключительной силой, чтобы столкнуть человека с лестницы, застав его врасплох. Алебардой тоже мог воспользоваться кто угодно. Хотя, по медицинскому заключению, удар был нанесен с таким неистовством, что острие, пронзив тело насквозь, оставило царапину на полу. – Адвокат чуть поморщился, представив, с какой ненавистью наносился этот удар. – По меньшей мере четверо из присутствующих поднимались по лестнице, – поспешно продолжил он. – Во всяком случае, четверо покидали гостиную до того, как Максим Фэрнивел сообщил о несчастье.

– Вы уже говорите о возможностях, – снова подал голос сыщик. – И, боюсь, оцениваете их не совсем верно. Полиция опросила подробно гостей и хозяев, но не учла, что и слугам может быть кое-что известно.

– Замешан кто-то из слуг? – медленно произнесла Эстер. Надежды в ее глазах, однако, не наблюдалось, поскольку Монк заранее предупредил о том, что новости будут дурными. – Я уже думала об этом. Что, если причина преступления кроется не в личной жизни генерала, а в его военной карьере… – Она взглянула на детектива.

В его лице что-то дрогнуло, и Рэтбоун заподозрил, что эта версия еще не приходила ему в голову. Действительно, а почему бы и нет?..

– Нет. – Уильям взглянул на него и отвернулся. – Просто полиция недостаточно подробно выяснила, где в это время находились и как перемещались слуги. Дворецкий утверждал, что поскольку все были заняты своими делами в кухне и обеденной зале, то, стало быть, не могли слышать грохот под лестницей. Но после тщательных расспросов удалось установить, что один из слуг носил уголь в комнаты, в том числе – в библиотеку, дверь которой выходит прямо в холл.

Мисс Лэттерли повернулась к нему. Оливер выпрямился.

Монк же продолжал почти бесстрастно – лишь угол его рта дрогнул в подобии улыбки:

– Слуга видел доспехи и наверняка обратил бы внимание, если бы они валялись, разбросанные вокруг тела генерала с алебардой, торчащей у него из груди, точно флагшток.

– Мы уловили вашу мысль, – резко сказал хозяин дома. – У некоторых подозреваемых не было возможности совершить убийство. Вы это хотели нам сообщить?

Теперь уже лицо Уильяма выразило раздражение:

– Я хотел сообщить, что показания романтически настроенной служанки и лентяя-слуги, понесшего угольное ведерко не через заднюю, а через парадную лестницу, заставляют прийти к выводу, что убийство могла совершить только Александра Карлайон. Прошу прощения.

– Не Сабелла? – Эстер даже подалась из кресла.

– Нет. – Сыщик повернулся к ней, и лицо его на секунду смягчилось. – Девушка ждала слугу на лестнице, поняла, что они разминулись, пошла обратно и, заслышав шаги, шмыгнула в комнату, где отдыхала Сабелла. Появление свое она собиралась объяснить тем, что ей якобы почудился ее зов. По коридору тем временем прошли люди – несомненно, Александра и генерал Карлайон, потому что, когда слуга отнес последнее ведерко и спустился по задней лестнице, уже было известно, что с генералом случилось несчастье.

Оливер вздохнул. Он не спросил Монка, уверен ли тот в том, что сказал, – детектив никогда не сообщал сведений, в которых сомневался сам.

Сыщик закусил губу, покосился на совершенно убитую этой новостью женщину и снова повернулся к Рэтбоуну.

– Третий элемент преступления – мотив, – напомнил он.

Адвокат вновь обратился в слух. Внезапно перед ним забрезжила какая-то слабая надежда. Если бы ее не было совсем, Уильям остановился бы на сказанном. Дьявол побери его любовь к театральным эффектам! Однако уже поздно было притворяться равнодушным.

– Полагаю, вы хотите что-то добавить? – спросил Оливер.

– Я не знаю, – признался Монк. – Как ни перебирай все возможные мотивы, в итоге все равно остается ревность, но в данном случае ее и мотивом-то не назовешь.

Рэтбоун и Эстер молча глядели на сыщика. В комнате воцарилась такая тишина, что стало слышно шуршание листвы по стеклам.

– В этот мотив изначально было трудно поверить. Его принимают два-три свидетеля – и то неохотно. Я сам какое-то время в это верил. – Уильям видел, что на него смотрят с интересом, и продолжал: – Луиза Фэрнивел, определенно, способна вызвать ревность в других женщинах – и вызывает ее, надо полагать, постоянно. Еще было предположение, что Александра ненавидела Луизу не за ее любовную связь с генералом, но не из ревности, а потому, что ей была невыносима мысль о торжестве соперницы. Люди обычно воспринимают такие вещи очень остро, особенно женщины.

– Но… – не выдержала мисс Лэттерли. – Почему вы теперь в это не верите?

– Потому что миссис Фэрнивел не состояла в любовной связи с Карлайоном и Александра не могла об этом не знать.

– Вы уверены? – Оливер резко подался к своему гостю. – Откуда вам это известно?

– Для Луизы очень важны деньги ее мужа, – сказал Монк, следя за лицами собеседников. – Но еще больше она дорожит своей репутацией и прочностью положения. По-видимому, несколько лет назад Максим был влюблен в Александру. – Он заметил, что Эстер быстро кивнула. – Вы это тоже знали?

– Да… – ответила женщина. – Эдит мне говорила. Но он высоконравственный человек и не позволил своим чувствам рвать семейные узы.

– Совершенно верно, – согласился Уильям. – И Александра, будучи лицом заинтересованным, не могла этого не замечать. Луиза не такая женщина, чтобы бросить все: деньги, честь, дом, положение в обществе – ради любви к мужчине, который заведомо на ней не женится. А генерал бы ни за что на ней не женился. В противном случае он погубил бы свою репутацию, карьеру и расстался с сыном, которого обожает. Его жена прекрасно знала миссис Фэрнивел и разбиралась в ситуации. Вступи Луиза в связь с Карлайоном, Максим устроил бы ей весьма трудную жизнь. Он принес свои чувства в жертву семейному очагу и имел право требовать того же и от супруги. И все это было известно Александре… – Детектив нахмурился и замолчал.

Рэтбоун откинулся в кресле. Мысли его путались. Во всей этой истории чувствовалась некая недосказанность, для полноты картины явно не хватало чего-то весьма существенного…

– Смысла в этом действительно маловато, – проговорил он и взглянул на мисс Лэттерли, пытаясь понять, о чем она думает. Судя по выражению лица, ее мучили те же самые сомнения. Женщина явно не утратила интереса к делу, хотя виновность Александры казалась ей теперь неоспоримым фактом.

– Есть ли у вас какая-нибудь идея об истинном мотиве преступления? – спросил Оливер Уильяма, гадая, не заготовил ли тот еще какой-нибудь сюрприз. Но взгляд детектива был абсолютно искренним.

– Я думал об этом, – сказал Монк. – Никаких доказательств того, что генерал дурно обращался с женой, нет…

Он взглянул на мисс Лэттерли. Рэтбоун – тоже.

– Эстер! – обратился сыщик к женщине. – Представьте себя на месте Александры. По какой причине вы могли бы убить такого человека?

– По нескольким, – она улыбнулась и тут же прикусила губу, раздосадованная, что собеседники могли предположить в ней такие наклонности.

Оливер довольно усмехнулся.

– Ну, например? – спросил он.

– Во-первых, из-за любви к другому.

– А во‑вторых?

– Возможно, если бы он полюбил другую? – Эстер с сомнением приподняла брови. – По правде говоря, нет – я отпустила бы его на все четыре стороны. Кажется, он был таким… ограниченным. Но если предположить, что я не могу вынести позора, забочусь о мнении своих друзей или своих врагов, боюсь насмешек со стороны, а тут еще ненависть к удачливой сопернице…

– Но он не состоял в связи с Луизой, – заметил Уильям. – Или вы имеете в виду не ее, а совсем другую женщину? Да, вот об этом мы и не подумали… Но почему тогда убийство произошло именно в тот вечер?

Мисс Лэттерли пожала плечами:

– А почему бы и нет? Может, он съязвил по этому поводу. Может, признался жене во всем именно в тот день. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, о чем они говорили наедине.

– А другие варианты у вас есть? – продолжал допытываться сыщик.

Вошел дворецкий и спросил, не нужно ли еще чего-нибудь. Рэтбоун задал тот же вопрос гостям и, получив отрицательный ответ, поблагодарил слугу и пожелал ему спокойной ночи.

Эстер вздохнула.

– Деньги? – предположила она, когда дверь за дворецким закрылась. – Может быть, миссис Карлайон задолжала или проигралась, а муж отказался уплатить ее долги. Может, кредиторы пригрозили ей публичным скандалом. Странно только… – Женщина замолчала и, нахмурившись поглядела на одного, а потом на другого своего собеседника. Где-то неподалеку лаял пес. За окнами было уже совсем темно. – Странно, почему Александра сказала, что сделала это из ревности к Луизе. Ревность – отвратительное чувство и не может ничем быть оправдано, разве не так? – Она снова повернулась к хозяину дома. – Закон усмотрит в этом смягчающее обстоятельство?

– Ни в коем случае, – угрюмо ответил тот. – Если ее сочтут виновной, то повесят – у судей тут даже сомнений не возникнет.

– Тогда что же мы сможем сделать? – У мисс Лэттерли было растерянное лицо, и Рэтбоун поразился, увидев в ее глазах ужас и щемящую жалость. И он, и Монк встречались с Александрой, говорили с ней, но для Эстер это было всего лишь имя, не больше.

– Что нам делать? – настойчиво повторила она.

– Не знаю, – ответил адвокат. – Если она не скажет нам всей правды, я не знаю, что мы можем для нее сделать.

– Так спросите ее! – настойчиво потребовала мисс Лэттерли. – Идите к ней, расскажите все, что вы уже узнали, заставьте признаться. У нее должны быть… – голос женщины сорвался, – …смягчающие обстоятельства.

– Ни в одном из ваших сегодняшних предположений их нет, – заметил Уильям. – В любом из описанных вами вариантов ее бы повесили.

– И что вы хотите? Прекратить борьбу? – огрызнулась Эстер.

– Мало ли чего я хочу! – фыркнул в ответ Монк. – Если я вмешиваюсь в чужие дела, то, поверьте, не из праздного любопытства.

– Я еще раз поговорю с ней, – объявил Оливер. – Спрошу ее, во всяком случае…

Когда он вошел в камеру, Александра вскинула голову. На секунду лицо ее озарилось надеждой, но лишь на секунду. Тут же вернулся страх.

– Мистер Рэтбоун? – Она с трудом сглотнула, словно что-то стискивало ей горло. – Что это значит?

Дверь закрылась, лязгнул засов – и наступила тишина. Юристу очень хотелось вести себя с ней мягко и вежливо, но времени на галантность не было.

– Буду с вами откровенен, миссис Карлайон, – начал он, глядя в ее голубые глаза. – Прежде я полагал, что вы взяли вину на себя, чтобы защитить свою дочь. Мистер Монк неопровержимо доказал, что вы сказали правду, сознавшись в убийстве мужа. Однако это случилось не потому, что он состоял в связи с Луизой Фэрнивел. Между ними ничего не было, и вы это знали.

Побледнев, Александра взглянула на адвоката. Рэтбоун чувствовал, что нанес ей болезненный удар, но она и не вздрогнула. Это была удивительная женщина, и он вновь ощутил, что просто обязан докопаться до истины. Почему, во имя всего святого, она пошла на такую бесполезную самоубийственную жестокость? Неужели воображала, что сможет остаться безнаказанной?

– Почему вы убили его, миссис Карлайон? – настойчиво спросил Оливер, наклонившись к ней. Снаружи шел дождь, камера погрузилась в полутьму, а воздух в ней пропитался влагой.

Заключенная не отвела глаз – она закрыла их, чтобы не видеть лица посетителя.

– Я вам уже сказала! – воскликнула она. – Я приревновала его к Луизе!

– Неправда!

– Правда!

– Вас повесят, – медленно проговорил Рэтбоун. Он видел, как женщина вздрогнула, но глаз она так и не открыла. – Если только мы не выясним настоящий мотив преступления, вас повесят, миссис Карлайон. Ради бога, скажите мне, почему вы это сделали.

Голос его стал тихим, умоляющим. Как пробиться сквозь ее броню? Удастся ли объяснить ей, какой ужас ждет ее? Оливеру захотелось схватить узницу за руки, встряхнуть, привести в чувство. Но это явилось бы таким вопиющим нарушением этикета, что дальнейший разговор с ней стал бы просто невозможен.

– Почему вы убили его? – в отчаянии твердил он. – Что бы вы ни сказали, хуже вы себе уже не сделаете.

– Я убила его потому, что он был в связи с Луизой, – безразлично повторила Александра. – Во всяком случае, я так думала.

И ни звука больше. Она отказалась что-либо добавить, равно как и взять хоть слово из своих показаний обратно.

С неохотой признав полное поражение, адвокат покинул камеру. Александра Карлайон осталась сидеть на койке – неподвижная, с пепельно-бледным лицом.

Дождь перешел в ливень, канавы наполнились водой, и прохожие, подняв воротники, спешили укрыться от водяных струй. Рэтбоун миновал мальчишку-газетчика, выкрикивающего последние новости. Что-то о недавнем финансовом скандале. Мальчишка с удовольствием бросал слова в лица идущим мимо людям:

– Скандал, скандал в Сити! Финансист скрывается вместе с деньгами! Тайное любовное гнездышко! Скандал в Сити!

Оливер ускорил шаг. На время газетчики забыли о миссис Карлайон и об убийстве генерала, но они еще вспомнят об этом, когда начнется суд и каждый продавец газет будет выкрикивать имя Александры с восторгом, страхом и ненавистью.

Да, с ненавистью. На людское милосердие можно не рассчитывать. Общество защищает себя от разрушения. Даже те, кто почувствует жалость, вынуждены будут молчать об этом. Меньше всего стоит ждать сочувствия от женщин, оказавшихся в том же положении, что и Александра. Если они терпят, то как посмела не стерпеть она?! А те мужчины, которые хоть раз в мыслях или на деле изменяли своим женам, содрогнутся, узнав, что некая преступная особа столь чудовищно отомстила супругу за его невинную, в сущности, шалость. А ведь генерал Карлайон не был даже уличен в супружеской измене!

Чем мог теперь помочь Рэтбоун? Александра полностью его обезоружила. Единственное, что она оставила ему, – это время. Но на что его тратить?

Навстречу шел знакомый юриста, однако тот был настолько погружен в раздумья, что заметил поклон, когда было уже поздно догонять и извиняться за бестактность. Тучи расступились. Солнце заиграло на мокрой мостовой.

Если Оливер явится в суд, имея на руках лишь то, что ему сейчас известно, он обречен на поражение. В этом нет ни малейших сомнений. Он весьма живо представлял неотвратимую трагедию: нарастающее чувство беспомощности по мере того, как обвинение легко сокрушает все его доводы, смешки среди публики, невозмутимо следящий за ходом процесса судья, толпа на галерее, жаждущая подробностей, присяжные – серьезные, солидные люди, подавленные и напуганные всей этой историей, сама Александра, бледная и ни на что не надеющаяся… И, наконец, приговор…

Впоследствии коллеги будут спрашивать, чего ради взялся он за это дело. Уж не утратил ли он чутье? Пострадает, конечно, и его репутация. Юнцы станут шушукаться и хихикать за его спиной…

Рэтбоун кликнул кеб и в скверном расположении духа покатил к себе в офис, уже почти решившись бросить дело Александры Карлайон, если она так и не скажет ему всей правды.

К концу пути он немного пришел в себя, расплатился с возницей и вошел в контору, где клерк доложил, что его ожидает мисс Лэттерли.

Что ж, тем лучше. Он расскажет ей в подробностях о своем разговоре с заключенной. Может быть, Певерелл Эрскин сумеет убедить миссис Карлайон открыть правду. Если же нет – значит, дело можно считать завершенным.

Эстер встала навстречу адвокату, и, увидев ее, он вдруг снова почувствовал, что сомневается.

– Вы ее видели? – Женщина даже не извинилась за вторжение, настолько ее волновала судьба Александры.

– Да, я только что из тюрьмы… – начал Оливер.

– О!.. – Его посетительница все поняла с полуслова. – Она так вам ничего и не сказала. – Несколько мгновений Эстер была растеряна и подавлена, но затем вскинула голову. Сочувствие к Рэтбоуну сменилось решимостью. – Стало быть, причина настолько важна, что для нее лучше умереть, чем открыть ее кому-либо. – Мисс Лэттерли содрогнулась. – Видимо, это что-то поистине ужасное и наверняка касающееся ее близких.

– Тогда, прошу вас, садитесь, – сказал адвокат и сам направился к столу.

Женщина устроилась напротив, заняв стул с прямой спинкой. Когда она забывала следить за собой, в ней просыпалась какая-то странная грация. Но Рэтбоун заставил себя сосредоточиться на деле миссис Карлайон.

– Или это нечто настолько отвратительное, что может только ухудшить ее положение, – продолжил он фразу собеседницы и тут же пожалел об этом. – Извините, – быстро добавил он. – Но, Эстер, будем честными до конца!

Мисс Лэттерли даже не заметила, что юрист назвал ее по имени.

– Пока что я ничего не могу для нее сделать, – сказал он. – И я должен сказать об этом Эрскину. Мне не хотелось бы обманывать Певерелла в его ожиданиях.

Эстер могла заподозрить, что он боится поражения, боится за свою репутацию, и Рэтбоуну вдруг стало стыдно.

– Мы должны узнать! – Женщина вновь стала убеждать в этом то ли Оливера, то ли себя. – Время ведь еще есть, не так ли?

– До суда? Да, несколько недель. Но что толку! Мы даже не знаем, с чего начать.

– Предоставьте это Монку! – Эстер заметила, что при упоминании имени детектива собеседник поморщился, и поняла, что допустила неловкость. – Мы не должны отступать теперь! – продолжала она тем не менее. – Допустим, убила Александра. Но почему? Почему она предпочла убить мужа, а потом признаться, собственноручно надев себе петлю на шею? Что же это за причина, если ради нее женщина, не колеблясь, идет на смерть и позор?!

– Бывает, – мягко заметил адвокат, – что люди идут и на более страшные преступления из-за самых незначительных причин. Убивают ради нескольких шиллингов или из-за пустячной обиды…

– Только не Александра Карлайон, – сказала мисс Лэттерли, чуть подавшись к нему. – Вы же ее видели! Похоже это на нее? Вы сами верите, что она из-за пустяка могла пожертвовать всем, что дорого для нее в этой жизни? – Она тряхнула головой. – Как вообще женщина способна ответить на оскорбление? Мужчина может вызвать обидчика на дуэль, женщина – нет. Единственный выход – терпеть. А Александра терпеть умела, раз ей приходилось ладить с такой свекровью, как Фелиция! Она ведь не глупа, так?

– Нет.

– И не пьяница?

– Нет.

– Тогда мы просто обязаны понять, почему она это сделала! В любом случае ей уже нечего терять. И вообще, самый лучший способ потратить ее деньги – это спасти ей жизнь.

– Сомневаюсь, что я… – начал было Рэтбоун. Но потом он вспомнил умное, сильное лицо своей подзащитной и вдруг понял, что должен узнать правду во что бы то ни стало. Иначе эта загадка так и будет мучить его до самой смерти.

– Я попытаюсь, – промямлил он и сам обрадовался, заметив, как расцвела Эстер.

– Спасибо, – прошептала она.

– Но я не уверен, что из этого выйдет какой-нибудь толк.

– Конечно, – кивнула женщина. – Я понимаю. А Монку вы скажете?

– Да… Я предложу ему продолжить расследование.

Мисс Лэттерли улыбнулась, и ее лицо словно луч солнца тронул.

– Спасибо, – повторила она. – Спасибо вам большое.

Предложение Оливера продолжить расследование удивило Монка. Из профессионального любопытства он и сам был бы не прочь выяснить, почему Александра Карлайон убила своего мужа. Но тратить время и деньги на заведомо проигранное дело казалось ему бессмысленным.

Однако Рэтбоун сослался на желание Эрскина, подчеркнув, что тщательное расследование – это в данный момент наилучшее использование денег миссис Карлайон. С этим Уильям не мог не согласиться.

Что, если с этого и начать – с денег? На многое сыщик не рассчитывал, но эта версия еще не отрабатывалась, и она вполне могла преподнести какие-нибудь сюрпризы.

Ознакомиться с денежными делами Карлайона не составило труда. Достаточно было изучить его завещание. Таддеуш Джордж Рэндольф Карлайон умер, оставив значительное состояние. Генерал удачно вкладывал средства в разных концах империи: Индия, Южная Африка, Англо-Египетский Судан… Все это, а также экспортный бизнес приносило ему изрядный доход. Жил он на широкую ногу – и все же весьма скромно, если учесть его возможности.

Пока Монк изучал финансовое положение убитого, ему вдруг пришло в голову, что сам он так ни разу и не побывал в доме Карлайонов. Непростительное упущение! Меблировка, книги, картины – все это могло рассказать ему о том, что за люди хозяева и на что они предпочитали тратить (или не тратить) деньги.

Детектив сосредоточился на том, как генерал распорядился своим имуществом. Дом предоставлялся в пожизненное пользование Александре, а после ее смерти должен был отойти к их единственному сыну Кассиану. Таддеуш также позаботился, чтобы его вдова имела достаточно средств для поддержания хозяйства и вела подобающий ей образ жизни. Правда, особую роскошь – приобрести новый экипаж, лошадей или, скажем, отправиться в путешествие в Италию или Грецию – она смогла бы себе позволить, лишь значительно урезав другие статьи расхода.

Небольшие суммы были оставлены дочерям. Кроме того, в завещании упоминались обе сестры генерала, Максим, Луиза и Валентайн Фэрнивелы, а также доктор Чарльз Харгрейв. Однако львиная доля, деньги и недвижимость, были отписаны Кассиану, а до его совершеннолетия ими должны были распоряжаться опекуны-адвокаты. Александра в любом случае оставалась не у дел.

Отсюда следовал неизбежный вывод: ей было гораздо выгоднее, чтобы супруг остался в живых. Вопрос лишь в том, была ли она знакома с завещанием. Стоит ли обращаться к адвокатам, составившим документ? Что ж, скрывать эти подробности уже нет смысла, и, в интересах правосудия, они должны ему помочь.

Часом позже Уильям перешагнул порог конторы «Гудбоди, Пембертон и Лайтфут». Мистер Лайтфут, единственный здравствующий ныне основатель фирмы, согласился проинформировать его в связи со смертью генерала. Печальное событие, вздыхал он, одному богу известно, куда катится мир, если такая приличная женщина, как миссис Карлайон, пошла на подобное злодеяние. Поначалу юрист даже отказывался в это верить. Нет, рассказал он, когда миссис Карлайон пригласили ознакомиться с завещанием мужа, она не выказала никаких признаков удивления или расстройства. Казалось, ей это вообще неинтересно. Сначала он думал, что причиной этого были потрясение и скорбь. Теперь-то, конечно, ясно… Лайтфут покачал головой, будучи не в силах понять, что творится в нынешнем обществе, если в нем допускается такой ужас.

Монка так и подмывало напомнить ему, что приговор миссис Карлайон еще не вынесен, но он понимал, что это будет пустой тратой времени. Александра созналась, и, насколько мог судить мистер Лайтфут, дело это было ясное. Кстати, возможно, он был прав.

Сыщик прошел по Треднидл-стрит мимо Английского банка, свернул влево на Бартоломью-лейн и лишь там сообразил, что сам не знает, куда забрел. Он остановился в смущении и огляделся. Место почему-то казалось ему знакомым. Напротив располагалась какая-то контора. Имя на вывеске ничего ему не говорило, но каменные ступени и медная табличка пробудили в нем тревогу и чувство утраты.

Почему? Когда он был здесь раньше и зачем? Не связано ли это с той женщиной, воспоминание о которой поразило его в камере Александры Карлайон? Детектив порылся в памяти в поисках какой-нибудь зацепки: тюрьма, суд, полицейский участок, дом, улица… Нет, ни единого проблеска.

Мимо прошел пожилой джентльмен. В руке у него была трость с серебряным набалдашником. Несколько секунд Монк смотрел ему вслед. Нет, он не знал этого джентльмена, но трость и не по-стариковски бодрый шаг что-то ему напомнили.

Конечно. Нынешнее воспоминание было связано вовсе не с женщиной, а именно с пожилым джентльменом, которого звали… Уолбрук!

Уильям возликовал. Он вспомнил! Уолбрук – вот как звали старика! Фредерик Уолбрук… банкир, коммерсант, покровитель и наставник юного Монка. С ним случилось какое-то несчастье. Какое?

Этого сыщик не помнил.

Он постоял немного и двинулся в обратный путь к Треднидл-стрит, а потом – к Чипсайд, в сторону Ньюгейтской тюрьмы. Необходимо было сосредоточиться на деле Александры Карлайон. Монк ускорил шаг. Перед глазами стояло изможденное лицо узницы, ее запавшие глаза…

Эмоции вновь переполняли его. Детектив шел, не чувствуя под собой ног. Протискиваясь в толпе банковских служащих, клерков, посыльных и уличных торговцев, машинально огибая мальчишек, торгующих газетами, он едва осознавал их присутствие. Казалось, нет ничего важнее этих глаз.

Внезапно Уильям вспомнил другие глаза – золотисто-карие, широко раскрытые, умоляющие. Только глаза – ни лица, ни волос, ничего…

Он резко остановился, сзади на него налетел прохожий, который пробормотал извинения… У Александры Карлайон были голубые глаза, и она ни о чем его не молила. Они виделись лишь однажды. Так откуда же вдруг взялась эта его столь рьяная забота о ней, далеко выходящая за рамки обычной жалости? И что же это за женщина, чей образ не дает ему покоя? Монк определенно ни разу не встречался с ней после несчастного случая. И она явно не имеет ничего общего с Имогеной Лэттерли, невесткой Эстер, – лицо Имогены он помнил хорошо и с некоторых пор уяснил характер их взаимоотношений: она просто доверилась ему в надежде восстановить доброе имя покойного отца. А сыщик не оправдал ее доверия.