Текст книги "Майор запаса"

Автор книги: Энн Маккефри

Соавторы: Элизабет Энн Скарборо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– А то я смотрю – у вас что-то дымится, – пояснил сосед, тактично воздержавшись от упоминания о прочих подробностях, сопутствовавших появлению дыма – например, о довольно резком разговоре Яны с только что ушедшим полковником Джианкарло.

– Это сгорел мой обед, – сказала Яна.

– Хотите, заходите в гости, пока ваш дом не проветрится, – предложил сосед.

– Нет, спасибо, – отозвалась Яна, стараясь говорить спокойно и вежливо и ничем не выдать своего воинственного настроения. – Посижу лучше на улице, подышу свежим воздухом – это полезно для моего здоровья.

Только когда Яна порядком поостыла как в буквальном смысле, так и в переносном, она вернулась обратно в дом. Внутри все еще довольно сильно воняло подгоревшей рыбой, но дым почти весь выветрился, и Яну не мучил кашель. Тем не менее она несколько раз приложилась к бутылочке с эликсиром Клодах, в основном для того, чтобы заглушить недовольство голодного желудка. Яна дочиста выскоблила сковородку ножом. От этого полезного занятия ее все время отвлекала кошка, которая жалобно мяукала и все время старалась забраться на колени. Понятное дело, кошка тоже не смогла придумать, что делать с обуглившейся рыбиной, – как и Яна.

В дверь постучали, и не успела Яна ответить, как в комнату вошла Баника.

– Проходи, присаживайся. Или нет, лучше давай я угощу тебя рыбой – только обед придется приготовить тебе, хорошо? – сказала Яна.

Банни только покачала головой и взяла у Яны сковородку. Она наполнила посудину снегом и поставила на печку, чтобы снег растопился, а потом положила в воду рыбу – всю, которая еще оставалась в сетке, подаренной Шимусом. Яна забыла, что остальную рыбу надо было вынести обратно на мороз, и теперь вся связка рыбы совсем растаяла.

– Интересно, как, они думали, ты сможешь здесь жить, если даже не научили тебя самым простым, нужным для жизни умениям? – спросила Банни.

– Как раз об этом я только что спрашивала своего доброго приятеля, полковника Задницу Джианкарло, который заходил поздороваться.

– Да, я слышала, – сказала Банни.

– Как это?

– Да все слышали, и вверх, и вниз по улице. Люди думали, что ты изжарила его в печке, пока твои соседи не увидели, как он ушел живым. Они сказали, что ты накинулась на него, как бешеная, и затащила внутрь. А потом из дома повалил дым. Ты вышвырнула его за порог вместе с подгоревшей рыбой, и сама уселась снаружи, на холоде.

– Не понимаю, откуда ты все это узнала? Ведь это все случилось только пару минут назад, – спросила Яна, совершенно уничтоженная той картиной событий, которую так живо нарисовала Банни. Хороший же из нее получился шпион! Наверное, Джианкарло мог бы после этого скандала подослать к ней наемного убийцу – но, честно говоря, оно того стоило. Вот задница!

Банни пожала плечами.

– Это очень маленький городок, Яна. И, кстати, у тебя лицо все черное, от подбородка до самых бровей – в саже, наверное, вымазалась.

– Черт! – Яна намочила пояс от форменной рубашки в воде, натаявшей с рыбы, и протерла им лицо. – Ну как, нормально?

– Нет еще. Нос до сих пор в саже.

Это почему-то показалось Яне ужасно смешным, и она расхохоталась так громко, что от смеха у нее снова начался кашель, который перешел в икоту. Яна сообразила, что выпила, наверное, чуть больше, чем надо, лечебного сиропа Клодах, и немного опьянела. Она растянулась на кровати, не в силах удержаться от смеха.

– Черт возьми, Банни, ну и неделька! – выговорила Яна. Ее смех постепенно сменился всплесками дурашливого хихиканья.

Банни тоже развеселилась. Девочка прикрыла сковородку перевернутой тарелкой вместо крышки, села на стол и громко рассмеялась, причем от ее смеха Яне снова стало весело, и она снова не смогла сдержать смех.

– Ты ничем меня не лучше, – сказала Яна. – И я сама – хорошенький же пример для юного поколения!

– Как бы мне хотелось своими глазами увидеть, как ты затаскиваешь этого Джианкарло в дом, а потом пинком вышибаешь его на улицу! – мечтательно сказала Банни. – Я возила его на снегоходе последние несколько дней, и он.., он был такой...

– Ну, и какой же он был? Вредный?

– Он замучил Лавиллу допросами, угрожал ей – хотя она честно рассказала ему, что видела. А еще он запер бедного доктора Метаксоса в изоляторе для сумасшедших и не верит тому, что рассказывает Диего... А Диего остался совсем-совсем один и не может найти своего второго папу...

– Как это – второго папу? Банни кивнула.

– Ну, это друг его отца, Стивен Марголис. Понимаешь, они как Шинид и Эйслинг, и они – единственные близкие Диего люди. И никто не потрудился даже сообщить Стивену Марголису о докторе Метаксосе, хотя он для Диего все равно что второй отец. Если бы здесь был Чарли, он хотя бы мог передать этому Стиву записку через своих знакомых с космобазы. Но Чарли нет – и у нас в поселке не осталось ни единого человека, который мог бы помочь Диего. А Джианкарло ни за что не согласился бы это сделать, правда же?

– Ну и дела... Похоже, ты близко приняла к сердцу несчастья этого Диего. Наверное, он пережил страшное потрясение и пока не полностью от него оправился, так?

– Нет, совсем нет. Он просто беспокоится о своем папе, и еще ему обидно, что никто не верит тому, что он рассказывал.

– А каков он с виду, Банни?

– Диего? У него очень темные глаза и очень большие, а волосы у него... Яна! Ты что, смеешься надо мной?

– Смеюсь, но совсем немножко, – призналась Яна. – Значит, выходит, он симпатичный, этот парень, – да? Ничего, все нормально, Банни. Значит, этот парень тебе понравился, а помочь ему никто не может, а тут еще очаровашка Джианкарло явил себя твоему приятелю во всей красе – поэтому ты так и рада, что Джианкарло получил от меня выволочку, и ты для того и пришла, чтобы мне об этом сказать – верно? Я угадала? Или на самом деле ты пришла помочь мне приготовить еду, чтобы я ненароком не умерла с голоду?

– Ну, я поговорила с Клодах... – На лице Банни появилось хитрое, озорное выражение, когда она повернулась к печке, сняла со сковороды пару ароматных, поджаренных до золотистой корочки рыбин и переложила их на тарелку. Третья жареная рыбина предназначалась кошке. Банни аккуратно подняла рыбину за хвост и собралась положить на пол, но кошка не пожелала ждать и когтями выхватила угощение прямо у нее из рук.

– И Клодах сказала... – начала Банни, стараясь встать так, чтобы оказаться между Яной и рыбой.

– И что же сказала Клодах? – спросила Яна. Она сразу успокоилась и посерьезнела, так что Банни тоже оставила шутки. Девочка села на стул и протянула Яне нож, чтобы разрезать рыбу.

– Она сказала, что, может быть, ты сможешь как-нибудь помочь Диего. Кто знает, может, ты смогла бы поехать со мной на космобазу, когда у меня будет следующий рейс... Может, если бы ты надела свою военную форму и один солдат, приятель Арни, согласился бы передать от тебя записку тому человеку, который, как ты говорила, мог бы помочь Чарли... Яна, а может, этот человек мог бы сообщить доктору Марголису о том, что у нас случилось, и... Ты ведь говорила, что твой друг занимается назначениями? Вдруг он может устроить так, чтобы Стивена Марголиса направили сюда?

– Он мог бы что-то сделать для военного, Банни. А направить куда-нибудь гражданского – это вряд ли. Банни разочарованно пожала плечами.

– А мы с Клодах думали...

– Хотя можно попробовать... Ну, кто его знает – может, что-нибудь и получится. Ты права. Если кто-нибудь и может сейчас что-то сделать – так это Ахмед. А если он сам помочь не сможет, тогда он найдет человека, который сможет. – А кроме всего прочего, Яне вдруг подумалось, что, явившись в полной форме на космобазу, она сумеет вытребовать себе необходимое снаряжение – необходимое, скажем, для выполнения задания, которое, как показалось полковнику Джианкарло, она совсем забросила. А если как-нибудь попозже полковник приедет сюда, чтобы выдать ей второй комплект, – тоже неплохо, у нее будет что обменять здесь на всякие нужные предметы местного производства. Яна никогда не была особенно ловкой в подобных увертках и ухищрениях, потому как никогда вплотную не занималась вопросами снабжения. Но она оказалась в таком положении, когда изобретательность порождается крайней необходимостью.

***

Сегодня вечером Яна определенно пользовалась огромной популярностью в поселке. Не прошло и получаса с тех пор, как от нее ушла Баника, когда снова раздался стук в дверь. Яна открыла. На пороге, прислонившись к дверному косяку, стоял Шон Шонгили. Яна снова поразилась тому, насколько ладным и изящным был этот человек. По сравнению с ним все остальные казались такими неуклюжими увальнями...

– Заходи скорее в дом, а то простудишься, – сказала она.

В озорных серебристых глазах промелькнули веселые искорки, уголок губ чуть вздернулся в улыбке. Яна ощутила непреодолимое желание поправить прядку серебристо-каштановых волос, которая свесилась Шону на лоб, делая его похожим на проказливого мальчишку.

– Я слышал, тебя зачислили в высшее командование Интергала? – сказал Шон. Еще на порожке он отряхнул снег с ног и вошел, на ходу сбрасывая свою легкую куртку – даже прежде, чем успела закрыться дверь.

– А, это... – Яна безразлично махнула рукой, стараясь казаться более равнодушной, чем была на самом деле. Вполне возможно, что ей придется даже малость поподхалимствовать перед этим самым командованием, если она действительно хочет помочь мальчику, – а может, и не придется. Яна больше не чувствовала себя такой самоуверенной и самодовольной. Самое разумное, что мог бы сделать Джианкарло, если он действительно был заинтересован в результатах, – это сотрудничать с ней на равных. Правда, хотя Джианкарло и не был полным тупицей – в Психологической Службе таких не бывает, – он, похоже, еще не научился ценить по достоинству настоящее сотрудничество. Но, наверное, в отношении своего собственного начальства Джианкарло прекрасно осознает истинную ценность взаимопонимания. “Нет, лучше об этом подумать как-нибудь в другой раз”, – решила Яна и в то же время заметила, что будоражащее действие слишком большой дозы сиропа от кашля до сих пор не прекратилось. Яне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы удержаться и не наделать глупостей – ей страшно хотелось обвить руками шею Шона Шонгили и поцеловать его в теплые улыбающиеся губы, которые все больше и больше ей нравились.

– Ну, присаживайся... – сказала она наконец и поправила свои волосы назад, надеясь, что руки ее посреди всей этой суеты каким-то чудом успели вымыться и на лице не осталось черных пятен сажи. – Налить тебе чаю?

– Налей, пожалуйста. Я только вернулся из похода с поисковой партией.

– И что, нашли какие-нибудь следы остальных? Шон покачал головой и присел на кровать. Яна взмахом руки попросила его подождать, быстренько выскочила на улицу, зачерпнула в котелок снега из высокого сугроба – с самой верхушки, куда не доберутся животные, – вернулась и поставила котелок на печь.

– Нет. Никаких следов. А теперь еще снова начинает снежить, так что, может, нам даже придется отказаться от поисков – после сильного снегопада это дело безнадежное. Если бы твой дружок полковник оставил в покое Лавиллу, ее Дина обязательно помогла бы нам – я уверен. Дина – самая лучшая собака-вожак из всех, каких я знаю. И если наших людей вообще еще можно отыскать – Дина наверняка сможет их найти. Мы ищем уже три дня – и ничего.

– Ты, наверное, страшно устал...

– Есть немного. Вообще-то я зашел спросить – тебе еще нужен мой диктофон?

– О, черт! Вообще-то нужен. Клодах, правда, заходила только один раз, но я совсем забыла спросить у нее, когда она собирается записывать песню для Чарли. Но если он тебе нужен – я, наверное, могу...

– Да нет, что ты, пусть останется пока у тебя, – Шон тронул ее за плечо. – А у тебя вода закипела.

– О, спасибо.

Шон Шонгили глубоко вздохнул и сказал:

– А вот что меня на самом деле очень интересует, так это приходила ли тебе хоть раз в голову мысль сочинить песню о Бремпорте?

– Да что ты такое говоришь, Шон! – Яна резко откинулась на спинку стула. Она вдруг начала кашлять, чему сама несказанно удивилась – кашлять ей не хотелось, наверное, это просто был рефлекс на воспоминания о Бремпорте. – Шон, я просто не смогу этого сделать. Мне сейчас еще трудно. И там много чего засекречено. И вообще – я не хочу об этом думать. И здешним людям тоже совсем не захочется слушать об этом, поверь мне!

Шонгили откинулся назад и прилег на кровати, опираясь сзади локтями. Он посмотрел на Яну долгим, тяжелым взглядом и сказал:

– Я могу сказать тебе только то же, что и ты, – поверь мне! Поверь мне, Яна, тебе очень нужно это сделать. И нам очень нужно об этом услышать.

– Шон, я не могу. Я никакой не поэт и не композитор. Я даже говорить об этом не могу. И потом, большая часть информации о Бремпорте засекречена. В любом случае, я видела только одну маленькую ужасную часть всего этого. Все остальное мне пришлось бы додумывать на основе того, что я слышала о Бремере раньше или узнала потом.

– И все же мне бы очень хотелось об этом услышать, – тихо и мягко, но очень настойчиво сказал Шон.

– Ты что, знал кого-то из тех, кто был там? У тебя что, был там кто-то из близких? – спросила Яна.

– Ты, – ответил Шонгили и пристально посмотрел Яне в глаза. – Пойми, я стараюсь получше узнать и понять тебя.

Это признание на некоторое время вывело Яну из душевного равновесия. Глубоко задумавшись, Яна отобрала немного трав, подаренных Клодах, положила их в мешочек и опустила в кипяток, чтобы заваривались. Может, и в самом деле надо рассказать ему об этом? Не только потому, что он хочет знать, а еще и потому, что вся эта история до сих пор приводит ее в дикую ярость. Яна не могла не злиться на высших офицеров, от чьей воли зависела ее судьба.

– Ну, хорошо, – сказала она. – Но если ты считаешь, что обо всем этом надо будет рассказать и всем остальным, то давай лучше запишем это на пленку. Вряд ли я смогу рассказать это еще раз. – Шон ничего не сказал, только вопросительно приподнял бровь. Яна поняла вопрос и ответила:

– Диктофон у меня в куртке, во внутреннем кармане.

Шон встал, с непостижимой, удивительной грацией перекатившись со спины сразу на ноги, плавно прошел к двери – он как будто сделал всего шаг или два, – нашел диктофон там, где указала Яна, потом так же быстро и плавно вернулся обратно. И вот он уже снова удобно устроился на кровати, только теперь – с диктофоном в руке. Шон поставил его на край стола, возле Яны, и нажал на кнопку записи.

Яна пододвинула к нему чашку с чаем и только сейчас вдруг сообразила, что это ее единственная чашка. Пожав плечами, она взяла котелок в обе руки и отпила пару глотков чаю прямо оттуда, а потом села на стул.

Конечно, можно было запросто постучать в соседний дом и попросить чашку взаймы. Но Яна еще не успела познакомиться с соседями, а кроме того, у нее было такое чувство, что если она не начнет рассказывать прямо сейчас – то в другой раз у нее может и не хватить решимости. Наверное, она больше никогда не осмелится снова заговорить о Бремпорте. И уж точно никогда больше у нее не будет такого внимательного и понимающего слушателя, как Шон Шонгили.

– Не знаю точно, что из этого засекречено, – начала рассказывать Яна. – По крайней мере, я не собираюсь рассказывать тебе, как именно повстанцы пробрались на станцию, – Яна передернула плечами. – Черт, да я все равно этого толком не знаю и могу только догадываться. Понимаешь, Шон, самое страшное то, что все эти смерти были совершенно никому не нужны. Вот в чем штука, Шон! Никто из всех этих людей не должен был умереть. Никому не нужно было, чтобы они умерли, ни-ко-му! Мятежникам нужны были только медикаменты, продовольствие и снаряжение.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю, что говорю, – потому что я лежала там, среди трупов, и притворялась мертвой, пока они шарили по станции и вытаскивали добычу. Так вот, кроме этого, они вообще больше ничего не брали!

– До нас доходили слухи, что эти мятежники несколько раз систематически прочесывали все помещения и добивали каждого, кто еще оставался в живых, – сказал Шон.

Яна покачала головой.

– Вряд ли. Им это было не нужно. Я так думаю, они хотели бы убедиться наверняка насчет некоторых офицеров из командования... Но так уж получилось – совершенно случайно, – что начальник станции и главный снабженец как раз в этот день были в отлучке, на другом корабле. На моем корабле! Мы доставили им партию провианта и прочих припасов. А я со своими новобранцами в этот день отправилась на станцию. Собиралась показать им настоящую первоклассную станцию, ну и научить пользоваться кое-каким новым оборудованием. Я... Эх!.. Я как раз показывала, как работает шноркель.

– Что-что? – переспросил Шон, наклонившись немного вперед.

До сих пор Яна говорила ровным, спокойным голосом, достаточно громко. Но теперь она вдруг почувствовала, что не может произнести вслух ни слова. Голос ее упал до хриплого шепота, горло перехватило спазмом, и Яна судорожно закашлялась. Шон тотчас же протянул ей бутылочку с сиропом Клодах, и Яна отхлебнула приличную порцию, прежде чем заговорила снова.

– Шноркель. Это устройство нужно для кратковременных ремонтных работ в некоторых отсеках корабля, где нет пригодного для дыхания воздуха, особенно в таких местах, куда трудно пробраться. В комплект входит блок газообмена, в котором из углекислого газа высвобождается кислород – при каждым вдохе и выдохе. С таким устройством отпадает необходимость таскать на спине громоздкие баллоны со сжатым воздухом или надевать полный скафандр, тем более что иногда надо произвести ремонт в таком месте, куда в скафандре или с баллонами за спиной просто не пролезешь. А еще можно снабдить шноркелями весь персонал какого-нибудь корабельного отсека, и не нужно будет насыщать кислородом весь объем помещения. Это новое изобретение. А вещество, в котором, собственно, происходит такой газообмен и из которого делают сменные блоки для шноркелей, было обнаружено как раз на Бремере.

Яна замолчала и посмотрела на Шона. Она уже давно зажгла светильник, и бледный свет лун и звезд, лившийся в комнату через окошко, смешивался со светом лампы. На лице Шона залегли глубокие тени, его серебристые глаза неотрывно смотрели на Яну, безмолвно требуя продолжения рассказа. Повисшая между ними напряженность мгновенно развеялась, когда на колени к Яне вспрыгнула рыжая кошка. Кошка уютно свернулась клубком и громко замурлыкала. Она словно почувствовала, что Яне нужно какое-нибудь живое подтверждение того, что она здесь, на твердой земле, среди живых людей, и ей не угрожает никакая непосредственная опасность – не то что тогда...

Шон медленно кивнул головой – движение было плавным, едва уловимым.

– Я показала, как готовить аппарат к работе, надела маску и вышла в воздушный шлюз. Внутренний люк закрылся за мной. Курсанты видели меня через обзорный иллюминатор и на экранах по обеим сторонам шлюзового люка. Я показывала им, как пользоваться маской... И я первой увидела, как из вентиляционной трубы повалил какой-то дым. Никто из курсантов этого еще не заметил, а я не могла ничего им сказать – на мне была маска шноркеля. Я знаками показала, что нужно отойти назад и нажать кнопку подачи кислорода в шлюзовую камеру, выждать немного, а потом выбить наружную панель и выйти. Но тут я заметила, что у меня за спиной тоже клубится дым – или пар? Я услышала взрыв... Даже почувствовала удар взрывной волны... От этого удара распахнулась дверь, которая нас разделяла. Курсанты кашляли и толпились у наружной двери...

Яна прервала рассказ и отпила еще пару глотков подкрепляющего сиропа. Она смотрела прямо перед собой, и виделись ей лица тех несчастных новобранцев...

– Одна восемнадцатилетняя девчушка перегородила мне дорогу обратно в холл... Она, я так думаю, пыталась пробраться наружу... Она так сильно кашляла, что не могла даже выпрямиться – так и стояла, согнувшись. Люди вокруг кричали, стонали, все кашляли, у многих началась рвота... На нашивке с именем у этой девушки значилось “Самуэльсон”. У нее были очень светлые, почти белые волосы и короткая солдатская стрижка. Понимаешь, ей, наверное, хотелось выглядеть настоящим кадетом из офицерского училища. Кожа на ее голове сделалась ярко-малиновой – она просвечивала сквозь белые волосы... Глаза выпучились... Я выдохнула в маску, сорвала с лица и попробовала натянуть маску на эту девчонку – но она оттолкнула меня. И я... Ах, Шон... Я сбила ее с ног, чтобы пройти обратно в комнату. Надела обратно свою маску, вдохнула... Но я вдохнула уже не чистый воздух. Наверное, пока я пыталась справиться с той девчонкой, в шноркель успел просочиться газ. Из вентиляционных труб все еще валил желтый дым, и вот сквозь этот дым я увидела на смотровых экранах людей в масках, которые бегали вокруг и собирали оружие, всякие контейнеры и все припасы, какие попадались им под руку. Первая мысль, которая пришла мне в голову – я решила, что это, наверное, персонал станции обнаружил утечку газа в вентиляционную систему. Но это предположение никак не согласовалось с тем, что людей в масках интересовало прежде всего оружие и припасы, а на лежавших вокруг, буквально у их ног, умирающих ребят они не обращали ни малейшего внимания. Я попыталась поделиться дыхательной маской с лежавшим рядом со мной кадетом, в котором еще сохранились проблески жизни. И парень, кажется, даже понял, что именно я хочу сделать... Но когда он выдохнул в шноркель, газообменный блок, наверное, загрязнился – и этот парень тоже умер. Все они умерли. Каждый проклятый новобранец, каждый чертов кадет – все они поумирали... А я лежала среди них и притворялась мертвой, и дышала через испорченную маску, выдыхая углекислоту, смешанную с ядовитым газом, и вдыхая отравленный воздух... А мятежники тем временем рыскали туда-сюда по всей станции, подбирая трофеи. Тревожные сирены уже ревели вовсю, и станционный компьютер наверняка вызвал помощь с кораблей... Но последнее, что мне хорошо запомнилось, – это было лицо в маске, лицо одной из мятежниц, которая заглянула в наш зал через иллюминатор двери, ведущей в главный коридор. У нее был ужасно удивленный вид, когда она увидела, что здесь в отсеке мертвые люди. Я лежала, повернув лицо к полу, чтобы не было заметно дыхательной маски, и пряталась среди мертвых тел моих новобранцев... Вряд ли можно сказать, что я.., покрыла себя.., славой...

Шон вынул из кармана носовой платок и вытер Яне лицо. Только тогда она осознала, что плачет. Она забрала у Шона платок и стала яростно тереть лицо, не желая терпеть непрошеное сочувствие.

Шон медленно отстранился и тихо спросил:

– А как тебе удалось оттуда выбраться?

– Станционный компьютер связался с компьютером корабля, они послали спасательную медицинскую команду и включили подачу кислорода. Помощь подоспела довольно быстро, но я к тому времени уже была без сознания. И пришла в себя уже в госпитале на станции “Андромеда”. Я не могла даже пошевелиться от слабости, а дышала я через автоматический респиратор. Насколько я поняла, в живых осталось всего четверо или пятеро из нас, но встречаться нам не позволяли. А как только мы чуть поправились и смогли говорить, нас долгие недели терзали вопросами – что мы предприняли, чтобы помочь выжить другим? Сперва они даже думали, что я вступила в сговор с повстанцами. Но потом им удалось запугать каких-то администраторов на Бремере, и они признались, что они и есть террористы. Нас оправдали, их казнили... – Яна пожала плечами – что тут еще можно было сказать? – Ну как, хорошенькая вышла бы из этого песня, а?

Шон встал с кровати и, ни слова не говоря, обнял ее за плечи. Яна старалась не плакать, ей не хотелось, чтобы ее жалели. Ей не нужна была чья-то жалость и сочувствие. Но она вдруг ощутила неожиданное, но непреодолимое желание крепко-крепко прижаться к Шону Шонгили – тем более что он сам был как будто не против.

– Я... Извини, я не могу рассказать ничего особенного про ребят с этой планеты, – сказала Яна, уткнувшись лицом в плечо Шона.

Он обнял ее еще крепче, и Яна расслабилась в кольце его сильных теплых рук, закрыла глаза и поняла, что ей действительно стало легче оттого, что она обо всем этом рассказала. И еще ей стало легче оттого, что Шон до сих пор ни разу не заикнулся о том, что ей следовало бы делать вместо того, что она делала на самом деле, чтобы спасти вверенных ее попечению ребят.

Она несказанно удивилась, когда Шонгили сказал:

– Одевайся.

– Что?

– Ты ведь не очень устала, правда?

– Нет, и ложиться спать прямо сейчас я тоже не собираюсь, – сказала Яна, быстро вытерла мокрые щеки тыльными сторонами ладоней и посмотрела Шону в глаза.

– Я хочу повезти тебя кое-куда...

– И куда?

– В то место, где мы очищаемся от всякой грязи. Пойдем.

Яна натянула свои стеганые штаны и парку, шапку, шарф и рукавицы и положила бутылочку с лекарством обратно во внутренний карман куртки.

– Но ты ведь уже не думаешь, что я смогу про все это петь? – Яна посмотрела на диктофон, лежащий на столе.

– Посмотрим, что ты сама будешь об этом думать... – загадочно ответил Шон и мягко подтолкнул Яну к двери. Его рука задержалась у нее на затылке, между краем шапки и откинутым капюшоном, как раз у линии роста волос. Яне снова захотелось прижаться к нему всем телом, но это страстное желание показалось ей постыдным и малодушным – как будто она выставляет напоказ свое несчастье, чтобы привлечь внимание Шона Шонгили.

Они забрались в кабину его снегохода и поехали. В тишине поселка рокот мотора звучал непристойно громко. Мимо в мгновение ока промчались соседские домики, и спящие в своих будках собаки Баники, и дом Клодах, и магазин Компании... Наконец они выехали на бескрайний простор заснеженной равнины.

Машина скользила по снегу, легко разбрасывая в стороны рыхлые сугробы, оставляя позади сверкающие белые брызги. Единственным звуком среди этого белого безмолвия был шум мотора, и казалось, что они несутся по равнине, оседлав сам ветер. Прошло какое-то время, и вдруг Шон наклонился вперед и показал на что-то наверху. Яна подняла голову, посмотрела вверх... И увидела на небе яркую волнистую ленту, которая переливалась всеми цветами радуги. Эта чудесная извивающаяся полоса венчала небо подобно плюмажу на шлемах старинных киношных воителей.

Они смотрели на небо и ехали дальше, не говоря ни слова. Большая кошка выскочила из-за сугроба и помчалась прочь от снегохода. Потом в свете фар неожиданно возник полярный волк, и Шону пришлось объехать его стороной, чтобы случайно не ранить. Яне казалось, что включать фары было совсем не обязательно. Белая заснеженная равнина отражала свет звезд, и лун, и сияние радужного зарева, так что каждый выступ рельефа, поднимающийся над ровной гладью снега, отбрасывал четкие темные тени. Первое время Яна могла даже разглядеть поселок – посреди пологих холмов и гор, к востоку или юго-востоку от них. Вот они проехали между первыми двумя холмами, по извилистой дорожке, которая не поднималась на склоны холмов, а наоборот, плавно огибала все возвышенности. Под прикрытием холмов привольно разрослись высокие хвойные деревья и густой кустарник – причем растительность здесь была далеко не такая скудная, как та, которую Яна видела вдоль берега реки.

Здесь, у подножия холмов, было не так светло, как на равнине. Шон остановил снегоход.

– Нужно войти внутрь, – сказал он. – На снегоходе или на нартах туда не пробраться, а пешком дойти очень просто.

Яна кивнула и последовала за ним, подумав, что на свежем морозном воздухе из головы выветрятся остатки опьянения от эликсира Клодах и развеется неприятный, тяжелый осадок от воспоминаний о Бремпорте. Яне казалось, что на языке снова ощущается отвратительный металлический привкус ядовитого газа, который, казалось, снова просочился в каждый уголок ее легких.

Здесь воздух оказался не таким холодным, как в поселке. Низкорослые деревца и кустарники росли вдоль дорожки, явно проложенной людьми – дорожка была вымощена тщательно выровненными обломками корпусов каких-то машин, она приподнималась над уровнем снега и вилась по склону холма, огибая заросли подлеска.

Шон сначала шел первым, показывая дорогу, но потом остановился и пропустил Яну вперед.

– Смотри! – сказал он, показывая на крупное животное, которое глядело на них из темноты.

– Оно похоже на меня в этом наряде, – поделилась Яна своим мнением о массивном лохматом создании.

– Это просто потому, что ты сама похожа на медведя, – ответил Шон чуть хрипловатым голосом – то ли из-за мороза и оттого, что он говорил шепотом, то ли из-за переполнявших его невысказанных чувств. – Здесь повсюду под нами – настоящее болото, топкое, глубокое. Ты потом увидишь, откуда оно взялось. В этом месте ягоды остаются на кустах гораздо дольше, чем где-нибудь еще, – как раз они-то его и интересуют, – Шон кивком показал на медведя. – Пойдем, мы почти на месте.

За следующим поворотом дорожки Яна увидела клубы пара, поднимавшиеся до верхушек деревьев, укрытых снежными шапками, а еще через пару шагов ее взору открылись озера с теплой водой, от которой шел пар, и водопады.

– Шон, какое чудо! – сказала Яна, опустив руку в самый верхний водоем, посредине которого вода поднималась снизу бурлящим фонтаном. От фонтана по глади глубокого озера расходились волны и мелкая рябь. Отражения сияющих на небе звезд и лун дрожали на темной поверхности воды. Невидимые глубинные течения направляли потоки воды к уступу, с которого водопад срывался во второе озеро, а потом в третье. Вдоль берегов озера бежала узкая тропинка, на которой совсем не было снега. Тропинка вела к ступеням, опускавшимся к самому нижнему водоему. Пока Яна любовалась прекрасным зрелищем, Шон успел полностью раздеться. Он повернулся к Яне и улыбнулся.

– Влажная кожа высыхает очень быстро. Если не умеешь плавать, то здесь есть множество неглубоких мест, но тебе, наверное, больше захочется понырять?

Яна начала расстегивать парку. А Шон, недолго думая, нырнул в природный бассейн. Отблески звездного света сверкнули на его мускулистой голой спине. Яна заметила темную тень под водой – Шон поплыл прямо к водопадам. Потом послышался его счастливый смех.

Надеясь в глубине души, что это не тот случай, когда любой другой на месте Шона Шонгили промерз бы до костей, а ему самому было бы тепло и уютно в тонкой.., или даже совсем без одежды, Яна быстро разделась и еще быстрее забралась в бассейн и поплыла. Вода в озере с фонтаном была очень теплой, даже горячей. В этом приятном тепле закостеневшие мышцы расслабились, тепло растеклось по всему ее телу. На Яну накатила томная вялость и нежелание вообще что-либо делать. Вода в озере слабо пахла серой и мятой. Яна старалась как Можно меньше двигаться, но время от времени ныряла.