Текст книги "Призывающий ветер"

Автор книги: Энн Макалистер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

     На следующее утро Лейси проснулась вся разбитая, тело болело и саднило. Она открыла глаза и увидела, что Митч готовит завтрак. Услышав, как она заворочалась, он метнул в ее сторону взгляд и быстро направился к двери.

  – Через пару минут надо перевернуть оладьи. Если вы возьмете это на себя, дом в вашем распоряжении. – И не успела она ответить, как он вышел и закрыл за собой дверь.

  Лейси, вытаращив глаза, смотрела ему вслед. Выходит, обретенная им предупредительность пережила ночь и сохранилась до сих пор. Лейси осторожно потянулась, потрогала губу, поморщилась и сползла с кровати. Ночь в одной постели оказалась не такой трудной, как она опасалась. Несмотря на ушибы и боль, Лейси почти сразу заснула, а когда посреди ночи ненадолго проснулась, руки Митча, вопреки ожиданиям, не обнимали ее, он лежал на противоположном краю постели, повернувшись к ней спиной. Лейси нашла вельветовые брюки и свитер, которые носила после крушения «Эсперансы», и, быстро надев их, поспешила к плите перевернуть оладьи, пока они не сгорели.

  Митч уже нажарил полную тарелку и поставил ее на край плиты, чтобы не остывали. Минутой позже Лейси добавила на тарелку еще три оладьи и вылила остатки жидкого теста на сковородку. От аппетитного запаха у нее побежали слюнки.

  Стол был уже накрыт, Митч даже нарвал красивой травы и поставил в центре стола в высоком стакане. Еще один приятный сюрприз.

  – Настоящая жизнь, – прокомментировала она и пошла причесываться.

  Вид распухшей губы и расцарапанного подбородка, отраженных в зеркале, ни капельки не укрепил ее уверенность в себе. Но с другой стороны, подумала она, это может в какой-то степени послужить ее безопасности. Если Гордон не находил ее привлекательной, когда она была здоровой и невредимой, то нет сомнения, что такой человек, как Митч, не захочет тратить свое эротическое обаяние на безобразную, расцарапанную ведьму, в какую она превратилась.

  И все же нельзя сказать, чтобы она чувствовала себя уверенней и знала, чего ждать дальше, когда открыла дверь и предложила ему войти. Он внимательно, с легкой гримасой изучал ее лицо.

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше.

– Похоже, что губа у вас болит.

– Ничего, скоро заживет.

– А коленки?

  – Ерунда. – Как Лейси ни убеждала себя, что с самоконтролем у нее полный порядок, от такой протокольной вежливости она начала нервничать. – А как вы?

  Выглядел он чуть получше. Опухоль с глаза спала, но ссадина была еще хорошо видна, и на Щеке засох рубец, придававший ему свирепый вид. Посмотреть на нас со стороны, усмехнулась Лейси, так можно подумать, что мы подрались.

  Прекрасно, – сухо ответил Митч. Но хромота у него еще не прошла, и от Лейси не укрылось, что когда он садился за стол и наклонялся, чтобы положить оладьи – сначала в ее тарелку, а потом в свою, – то болезненно морщился.

  Лейси уселась напротив и взяла тарелку, которую он любезно протянул ей. Снаружи доносился крик голубой сойки, зовущей своего супруга, где-то вдали волны с глухим ревом разбивались о каменистый берег. Потрескивали дрова в очаге, от порывов ветра скрипели доски в стенах дома. Солнце светило в окно, рисуя дорожки на потрепанном ковре, где, раскинувшись на спине, крепко спал Джетро.

  Настоящая идиллия. Когда Лейси была маленькой, она часто лежала по ночам без сна и о чем-нибудь мечтала. К примеру, о том, что когда вырастет, то приедет на остров с любимым человеком и вместе с ним будет наслаждаться красотами Гнезда Буревестника.

  Очнувшись от своих грез, Лейси в замешательстве поймала на себе взгляд Митча Да Сильвы. Нет, этого человека она вряд ли смогла бы полюбить. При всей его привлекательности и даже при том, что в его присутствии пульс у нее учащался, он неподходящий человек, чтобы стоило в него влюбляться. Совершенно определенно.

  Она постаралась переключить свое внимание на кота. Вот уж кому можно позавидовать – выглядит так, будто ему на все наплевать.

  – Счастливый кот, – вздохнула она. Митч поглядел на Джетро и кивнул.

  – В тепле и хорошо накормлен. Чего еще надо?

  – Хорошую компанию.

  – Намек понял, но избавить вас от своего общества, увы, не могу. Ведь это вы утопили мою яхту, – безжалостно напомнил он.

  – Но ведь это вы затащили нас обоих сюда.

  – Вот и наказан за свою глупость. – Он с остервенением вонзил вилку в оладью. – И подумать только, в этот момент я мог бы наслаждаться монастырским покоем.

  – И подумать только, я могла бы быть в Сан-Диего и заниматься собственными делами, – в тон ему проговорила Лейси.

  – Вы собирались туда со своим возлюбленным? – раздраженно спросил Митч.

  – Вовсе нет. Я собиралась туда на конференцию.

  – На какую конференцию? – нахмурился он.

  – На встречу социальных работников, тех, кто занимается опекой малолетних преступников.

  – Вы серьезно?

  – Представьте себе – серьезно, мистер Да Сильва, – вскинула голову Лейси.

  – Забавно. – Он разглядывал ее так, будто увидел в первый раз.

  – Послушайте, – Лейси вздохнула, – я знаю, что вы обо мне невысокого мнения. Кстати, взаимно...

  – Вы о себе тоже невысокого мнения? – усмехнулся он.

  Лейси скрипнула зубами.

  – Давайте договоримся. Нам осталось еше несколько дней, пока объявится дядя Уоррен и заберет нас отсюда. Не лучше ли попытаться ладить друг с другом?

  – Вы имеете в виду – вежливо разговаривать и каждому оставаться на своей стороне кровати?

  – Но ведь прошлой ночью это удалось, – напомнила Лейси.

  – Мне удалось, – возразил Митч. – Зато вы все время нарушали границу.

  – Я не нарушала!

  – Еще как нарушали, – буркнул он.

  – Когда я проснулась, вас рядом не было!

  – А когда вы спали, картина была совсем другой, – процедил он.

  – Неужели? – с едким сочувствием проговорила Лейси. – Надеюсь, я не беспокоила вас.

  Он помолчал, не донеся вилку до рта.

  – Вы всегда беспокоите меня, Феррис.

  – Это неправда, – вспыхнула Лейси. – Мужчины не...

  Он швырнул вилку на тарелку.

  – Только не уверяйте меня, что, мол, «мужчины не теряют из-за меня голову», – резко перебил ее Митч.

  – Ну, просто нельзя сказать, что я неотразима, – пробормотала Лейси.

  – Хотите, чтобы я перечислил все ваши плюсы? – Его глаза раздевали ее.

  – Нет!

  Он пожал плечами и снова взялся за вилку.

  – У вас комплекс неполноценности, Феррис.

  – Нет у меня никакого комплекса.

  – Нет?

  – Если это попытка поладить, то не перегибайте палку, – нахмурилась Лейси.

  Митч вздохнул, провел рукой по волосам и встал.

  – Вы правы. Простите. Попытаемся снова. – Он отвесил ей шутливый поклон. – Не правда ли, очаровательное утро, мисс Феррис? Чем бы нам заняться в этот прекрасный солнечный день?

  На сей раз утрированная его манерность развеселила Лейси.

  – Опять перебор. Я только подумала, что хорошо бы прожить хоть один день, не царапая друг друга до крови.

  Митч с сомнением хмыкнул и пожал плечами.

  – Вероятно, кровь безопаснее.

  – Безопаснее чего? – сдвинула брови Лейси.

  – Кое-чего другого. – Митч загадочно улыбнулся.

  Вроде бы они достигли своего рода перемирия.

  После завтрака Лейси вымыла посуду, а Митч убрал постель. Потом она постирала свою грязную одежду и предложила свои услуги и ему.

  – Совсем необязательно.

  – Верно, – ответила Лейси, – но раз уж я стираю свою...

  Митч удержался от саркастических реплик – вроде той, что, оказывается, она умеет стирать, – и только пожал плечами.

  – Если хотите...

  И Лейси посчитала, что это признак прогресса в их отношениях. Пока она стирала, Митч подмел пол и пошел за дровами.

  Когда он думал, что она не видит, его хромота становилась заметнее. Вот и сейчас Митч медленно возвращался по тропинке, припадая на больную ногу, и нес полную охапку дров. От такой картины чувство вины опять зашевелилось в ней. С трудом она заставила себя не бросить стирку и не кинуться к нему с криком: «Постойте, дайте я донесу!»

  Она не сделала этого только потому, что, конечно же, он не позволит.

  Забавный человек этот Митч Да Сильва, непредсказуемый – то нежный и чуткий, то грубый и задиристый, то несносный своей саркастичностью.

  Она ждала, что он будет нянчиться со своими ранами, допекать и проклинать ее. А оказалось, он даже склонен преуменьшать их и обеспокоен больше ее ушибами, чем своими. Не человек, а загадка. Временами она ловила себя на том, что он ей нравится, но тут же остывала, вспоминая его бесчувственное отношение к Саре. До чего же сложная личность! Даже если он не в ее вкусе, что-то в нем привлекало, вызывало желание понять его.

  – Вы и в самом деле собирались в монастырь? – спросила Лейси, когда он вернулся.

  Он бросил поленья в ящик для дров и только потом ответил. Выпрямился и кивнул.

  – Да, в самом деле.

  – Окучивать фасоль? – покачала головой Лейси.

– Да хотя бы.

– Вы не кажетесь человеком такого типа.

– Какого типа?

  Она хотела сказать – религиозного. Благонравного.

  – Ну, назад к природе, хочу простой жизни... в таком плане, – объяснила Лейси.

– Мне этого хватает, я хожу под парусами, – напомнил Митч.

  – Правильно, но это во многом светское занятие, вы не согласны? Компании на борту, развлечения ... – Женщины, которых вы берете в постель, мысленно добавила она.

  Митч прислонился к перилам крыльца.

  – В общем-то да. Но лично я люблю море за тишину. Если хотите, за другие горизонты. Все начинаешь видеть в истинном свете. За это же я люблю и монастырь. И то и другое дают равновесие.

  Его тон заставил Лейси поверить в искренность сказанного. Но она все еше не могла понять. Как он может с такими-то благородными, в сущности, взглядами не мучиться угрызениями совести, бросив женщину, носившую его ребенка?

   Вероятно, опять усомнилась она, это был не его ребенок.

   Не обольщайся, тут же одернула она себя, да и вообще не строй никаких предположений – ты же не знаешь обстоятельств. А расспрашивать его, конечно же, неуместно. Решив не развивать эту тему дальше, она только сказала:

   – Вы совсем другой, чем я представляла себе.

   На мгновение Митч расцвел улыбкой. Затем посерьезнел и вскинул на Лейси взгляд – прямой, без тени иронии.

   – И вы, Феррис, не совсем такая, как я предполагал.

  Лейси вся сжалась, ожидая, что сейчас он повторит все свои прежние предположения. Невелико удовольствие – выслушивать их еще раз. Насупившись, она дернула плечом и сосредоточилась на заусенице, пытаясь откусить ее.

  – По-моему, я начинаю понимать историю с тюленем.

  Лейси удивленно заморгала и недоверчиво уставилась на него. Он мрачно кивнул. А Лейси вдруг обнаружила, что расплывается в радостной улыбке.

  Что за глупость, рассердилась она на себя.

  Но продолжала улыбаться помимо воли. Наконец-то, наконец он увидел ее такой, какая она есть, а не такой, какой обрисовали ее дядя Уоррен и остальные родственнички, будь они неладны. И у Лейси возникло чувство, что на короткое мгновение души их раскрылись навстречу друг другу.

  Когда Лейси была ребенком, она ко всем приставала, чтобы ее свозили в Гнездо Буревестника. В детстве она, естественно, только со взрослыми могла попасть на остров.

  Отец обычно охотно выполнял ее просьбу. Роберт Феррис, человек, родной ей не только по крови, но и по духу, был отличным компаньоном, готовым к приключениям и жаждущим их. Он любил остров так же, как и дочь.

  Когда отец умер, Лейси продолжала слезно вымаливать поездки на остров. Но часто безуспешно. И, конечно, уже никогда не возвращалась радость, которую получали в Гнезде Буревестника две одинаково настроенных души.

  С каким нетерпением она ждала, когда же дядя Уилбур, или дядя Винсент, или кто-нибудь из кузенов соблаговолит сопровождать ее! Но они никогда не наслаждались этими путешествиями. По-настоящему не наслаждались.

  – Разрешите мне поехать одной, – упрашивала она.

  – Ехать одной слишком опасно, – твердили дяди.

  Всякое может случиться, всего не предусмотришь, заводили они все ту же песню.

  А теперь, подумала Лейси, получается, что свою старую, навязшую в зубах песню они пропели наоборот, если заманили ее сюда.

  Но с того дня, как умер отец, и пока ей не исполнилось восемнадцать, она зависела от их милости.

  И когда наконец в свой восемнадцатый день рождения она впервые приехала на остров одна, ей это страшно понравилось. Отныне у нее был свой собственный, только ей принадлежавший рай. Ее особый, неповторимый эдем.

  С тех пор она никого не просила и даже не приглашала составить ей компанию. Лейси предпочитала сохранять Гнездо Буревестника только для себя одной.

  Мысль о том, чтобы целую неделю прожить на острове с Митчем Да Сильвой, совсем недавно приводила ее в ужас.

  А сейчас она поймала себя на том, что ничего не имеет против. Вопреки ожиданиям, ей было даже приятно, что Митч на острове, и это несмотря на все сопутствующие обстоятельства, несмотря на все его странности.

   Наверно, еще и потому, что, когда она после завтрака повела его на луг, чтобы поискать зелени к ленчу, он, в отличие от дядюшек и кузенов, не напускал на себя скучающий вид, не делал истории из промоченных ног или запачканных рук.

  И, наверно, потому, что, когда она протянула ему отвратительное на вид волокнистое растение и заверила, что оно съедобно, он беспрекословно съел его.

  И, наверно, потому, что, когда они спустились к берегу, он с удовольствием расположился на камнях и несколько часов спокойно прорыбачил – не хныча и не жалуясь на слепящее солнце. В таких обстоятельствах ее кузены учинили бы душераздирающий скулеж.

  Она ожидала, что у него не хватит терпения и его потянет на какое-нибудь другое занятие – поактивнее, не столь однообразное.

  Но когда она сказала ему об этом, он только откинулся на прогретый солнцем камень и ответил:

  – Выдержка. Здесь требуется выдержка. Вселенское терпение. – Не сводя глаз с лески, покачивавшейся над водой, он широко улыбнулся и добавил: – И я добьюсь.

   В его словах была такая убежденность, что Лейси безоговорочно поверила – непременно добьется.

  Бывало, забыв, как медленно ему приходится идти, она убегала вперед, благо ушибленные колени не беспокоили ее. Потом внезапно вспоминала, оборачивалась и ждала. И всякий раз встречала его взгляд, устремленный на нее, сосредоточенный и непроницаемый.

  Смотри-смотри, с некоторым торжеством мысленно говорила она, интересно, на Сару ты тоже так смотрел? Но время шло, а Митч продолжал оставаться олицетворением вежливости. Ей не в чем было упрекнуть его.

  Зато сама она чем дальше, тем больше нервничала, испытывая какое-то непонятное возбуждение. Наконец решила, оставив его рыбачить на берегу, пойти поискать крабов.

   Вернулась она с уловом, достаточным для обеда, и села рядом.

   – Как дела?

Митч сощурился от солнца и покосился на нее.

  – Поймал одну, но уже давно. Странно, сижу за удочкой с тем же ощущением, с каким рыбачил в детстве. А ведь прошло уже столько лет! – Вместо недавней жестокости в голосе его звучал мальчишеский азарт. Он улыбался так восторженно, что Лейси невольно улыбнулась в ответ.

  – Вы мальчишкой много рыбачили?

  – Время от времени. С отцом.

  Лейси уловила в его тоне затаенную тоску и насторожилась. Впервые он упомянул о своей семье, и ей захотелось узнать побольше.

  – Вы что-то говорили о том, что ваш отец плавал... – Лейси запнулась, язык не поворачивался упоминать о яхте, но она собралась с духом и продолжила: – ... на «Эсперансе». Он был рыбак?

  – Временами. Чем он только не занимался!.. Рыбачил. Был поваром в придорожной забегаловке, готовил на скорую руку сосиски, яичницу. Мотался коммивояжером, торгуя пылесосами. Как бы то ни было, счета оплачивались.

  – Похоже, предприимчивый был человек.

  – Похоже, нагружал на себя больше забот, чем могли вынести его плечи и здоровье, – резко бросил Митч, глядя вдаль. Улыбка с его лица исчезла.

  – Вы имеете в виду содержание жены и детей?

  – Угу.

  —В вашей семье много детей? – Денни никогда не упоминал о других братьях и сестрах.

  – Только я. – Он помолчал. – И сестра.

  – У вас есть сестра? – удивилась Лейси.

  – Была, – мрачно буркнул он. – Она болела лейкемией. Ей было одиннадцать, когда она умерла. – Боль в голосе звучала такая, словно это случилось вчера.

  – Какое несчастье, – с неловкостью проговорила Лейси, понимая, сколь не соответствует такому горю ее сочувствие, пусть даже самое искреннее.

  – Да, – согласился Митч. Он откинулся назад, опершись на локти и вытянув ноги. – И для родителей несчастье не меньшее. Понимаете, они ведь ничем не могли помочь ей. – Он покосился в ее сторону.

  Лейси кивнула.

  – Отец взвалил на себя непосильно много работы. И мать тоже. Они пытались обеспечить ей лучшую медицинскую помощь. Лучших докторов, лучшие лекарства! У них не оставалось времени для себя, для меня, друг для друга. – Он смотрел вдаль, и выражение лица становилось все более отчужденным.

  – Это, должно быть, очень тяжело.

   – Это был ад, – отрывисто бросил он. – И никому от такого ада не становилось лучше. А Лауре было все хуже и хуже. Мать доходила до сумасшествия. Она плакала и кричала отцу: «Ну сделай же что-нибудь! Почему ты ничего не делаешь?» А что он мог сделать?

   Лейси видела, как темнеет у него лицо, и лихорадочно искала, что бы такое сказать в утешение, хотя и знала – таких слов нет.

  – Лаура умерла за неделю до своего дня рождения. Ей исполнилось бы двенадцать. А отец до конца дней проклинал себя. Ему казалось, что он мог бы сделать больше. – Митч быстро поморгал, не отводя глаз от моря. – И вскоре тоже умер.

  – Сколько вам было лет?

  – Восемь. Однажды я вернулся из школы домой, а там никого нет. Пришла соседка и сказала, что отца забрали в больницу. Говорили, не выдержало сердце. – Митч пожал плечами. – Наверно, сердце. Но я думаю, его убило горе.

  Видно было, как напряглись у него на лице желваки, а на шее тяжело забился пульс. Лейси почувствовала свое бессилие – какую-то долю того же бессилия, которое мучило его отца. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала – горю помочь невозможно.

  Теперь ей стало понятно, почему так важны для него деньги, почему он вечно в борьбе. Денег всегда бывает мало, если тебя постоянно преследуют мысли о превратностях жизни.

  И наверно, ей стало чуть понятнее, почему он бросил Сару, почему говорил, что никогда не женится.

  Привязанность и ответственность для Митча Да Сильвы таят в себе обещание боли.

  А дети? Дети могут умереть так же, как умерла его сестра. Их нельзя спрятать, защитить от несчастья. Дети – заложники судьбы. Дети и семья – это риск, который Митч не хотел принимать на себя.

  Он стрельнул в нее взглядом.

  – Мы были совершенно не такой семьей, как ваша, – почти враждебно закончил он.

  – Конечно, не богатой, – мягко согласилась Лейси, не обращая внимания на вызов в голосе. – Но забота. И любовь. Поверьте, это мне тоже знакомо. По-моему, ваш отец был удивительный человек.

  – Глупый, – возразил Митч. – Он всегда хотел владеть собственной яхтой, мечтал обойти на ней все моря. А кончил тем, что надорвался ради нас.

  – Он любил вас.

  – Тем хуже для него, – пробормотал Митч. Пальцы его судорожно впивались в удилище. Глаза невидяще глядели на воду.

  И опять Лейси захотелось сесть поближе, успокоить его, облегчить сковавшую его боль. Но она боялась зайти слишком далеко, нарушить их непрочное согласие и подтолкнуть отношения в нежелательную для нее сторону. Поэтому она просто молча сидела рядом, а немного спустя тихо проговорила:

  – Должно быть, очень тяжело терять сразу обоих. Мне было семь, когда отец умер. Я знаю, какое это ужасное чувство и как это несправедливо.

  «Несправедливо» не полностью отражало то, что она испытывала. Но лучше всего передавало состояние потерянности, жуткого недоумения, какое она пережила ребенком. Мать умерла через месяц после ее рождения, и это, конечно же, не запечатлелось в жизни ребенка. Но даже теперь, много лет спустя, она еще чувствовала страшную несправедливость того, что Роберт Феррис умер таким молодым. Почему он умер, когда так ужасно был ей нужен?

  Она до сих пор переживала потерю отца, ощущала пустоту жизни там, где должны бы быть его улыбка, его прикосновение, его мудрость. И, глядя на угрюмое лицо Митча, Лейси подумала, что ему хорошо знакомо это чувство.

  – Вы тоже прошли через это, – не сразу отозвался он.

  – Да. – Лейси положила ладонь ему на руку. Митч не взглянул на нее, но и не убрал руки, напротив – повернул ладонью вверх, и пальцы их сплелись.

  – Подумаешь об этом – и до сих пор больно, – прошептала Лейси. Он сильнее сжал ей пальцы и выдохнул:

  – Угу. – В низком голосе было столько страдания, что даже не верилось, что этот голос принадлежит Митчу Да Сильве. – Да, до сих пор.

  Похоже, между ними установилось что-то вроде взаимопонимания. Вероятно, потому, что они наконец нашли какую-то общую почву и им стало легче разговаривать друг с другом.

  Он рассказал ей о матери, которая таскала его по всему северо-востоку, от Бостона до Провиденса, Нью-Хейвена и Нью-Йорка, перебрасывая из школы в школу.

  – Я не заводил друзей. Какой смысл? Ни в одной школе я не задерживался надолго, – рассказывал он.

  И Лейси в ответ заметила, что прекрасно понимает, о чем он говорит. На ее долю тоже выпали бесконечные переезды, из одной престижной школы-пансионата в другую. У ее родственников была одна задача – куда-нибудь засунуть ее, чтобы было поменьше хлопот и чтобы она не мозолила им глаза.

  Митч не высмеял ее жалобы и не сказал, что ее школы для богатых барышень не идут ни в какое сравнение со школами, где приходилось учиться ему, и не стал отрицать, что в их жизненном опыте есть что-то общее. Верный признак растущего между ними согласия, подумала Лейси. Но помимо того общего, что их связывало по прошлому жизненному опыту, между ними крепла еще какая-то связь, и Митч, казалось, начал это ощущать.

  Лейси тоже это ощущала, и, когда думала об этом, ее нервозность усиливалась. Она не хотела нравиться ему. Она просто хотела его понять. Но чем больше она понимала его, тем сильнее ее тянуло к нему. Незачем обманываться, так оно и есть.

  С другой стороны, чем больше ее тянуло к нему, тем больше она боялась. Не только Митча, но и себя. Будь начеку, предостерегала себя Лейси. Здесь таится опасность.

  Но какая-то ее часть терпеть не могла осторожности, даже если дело касалось самозащиты. В осторожности слишком сильно ощущался привкус осточертевших за долгие годы дядиных советов. Эти советы угнетали, лишали мужества, сковывали ее, будто саван.

  Она сумеет справиться с положением, успокоила себя Лейси. В данный момент нет никакой опасности, что они завалятся в постель. Они даже и близко не подошли к постели, и это при том, что им приходится вместе спать. Осторожность не помешает, но сейчас она будет излишней. Сейчас надо просто радоваться моменту согласия. И она храбро пожала Митчу руку.

  Еду они готовили вместе. Пока она пекла песочный корж, Митч чистил ягоды. Потом он жарил рыбу, а она сделала салат и сварила на второй конфорке крабов.

  За работой они болтали обо всем понемногу: о детстве, о том, какие предпочитают цвета, блюда...

  Он больше не говорил об отце, и Лейси не задавала вопросов. Ей казалось, что лучше не затрагивать эту тему. Если он начнет говорить о своей семье, то может упомянуть Денни. А ей не хотелось в этот вечер говорить о Денни.

  Денни был частью большого мира – так же, как Нора, ее дяди и Сара. Они все были частью того мира, с которым после воскресенья ей придется опять иметь дело.

  Но сейчас... сейчас ей хотелось быть в другом мире, в мире Гнезда Буревестника, где не нужно жить с чувством, будто ты в осаде, где не нужно постоянно себя отстаивать.

В мире, где только она и Митч.

  Лейси не переставала думать о том, как превратно, оказывается, выглядит ее поведение в глазах других. Например, Митча. Не переставала думать о лягушке из присказки дяди Уоррена. Не переставала думать.

  – Почему вы пошли работать в «Заботу»? – спросил за едой Митч.

  – Хотела перемены. Хотела сделать мир лучше. Мне было дано так много, что хотелось поделиться. – Она смущенно пожала плечами. – Упрощенческий взгляд, правда?

  – Не сказал бы. – Митч улыбнулся, и мурашки пробежали у нее по спине.

  – Конечно, моя помощь ничтожна, капля в море. Но не сидеть же сложа руки. И для женщины не так уж много возможностей. Впрочем, ни о каких особых возможностях дядя Уоррен не позволил бы мне и думать.

  – И вы бы подчинились?

  – Некоторые мои поступки он не одобряет. Но я стараюсь далеко не заходить. Не раздражать его. – Лейси усмехнулась. – Хотя и не всегда. Он такой... благонравный. Но обычно я делаю то, что мне надо, втихую, без шума.

  – Правда? – Митч вскинул брови. – Как с тюленем?..

  – Дался вам этот чертов тюлень! – засмеялась Лейси. – Я волонтером работала в зоопарке. Там был смотритель, еще больший фанатик, чем я, во всем, что касалось защиты диких животных. Особенно нас возмущало бессмысленное истребление новорожденных тюленей. И когда он предложил мне доставить тюленя на обед, я с радостью ухватилась за это. И не жалею. – Она задорно вскинула подбородок. – Это произвело впечатление. Иногда единственный способ обратить внимание – пойти на скандал.

  – Возможно. – Митч с сомнением покачал головой. – Вы собираетесь всю жизнь проработать в «Заботе»?

  – Я еще не решила. У меня есть и другие идеи. – Лейси нагнулась и подхватила на колени проходившего мимо Джетро. – К примеру, превратить Гнездо Буревестника в лагерь для таких девочек, какой была я.

  – Для богатых детей? – ужаснулся Митч.

  – Им это тоже надо.

  Митч недоверчиво фыркнул.

  – Согласитесь, что не только бедные, неотесанные ребята страдают из-за недостатка самоуважения. Или вы считаете это привилегией нищих?

  – У богатых детей множество возможностей.

  – У некоторых – да. А другие растут в изоляции, обделенные жизненным опытом.

  – То же самое можно сказать и о бедных.

  – Тогда, может быть, мы объединим их?

  Митч вытаращил на нее глаза.

  – Вы имеете в виду ваших богатых и моих бедных детей?

  – А почему бы нет? – Идея была хоть и неожиданной, но очень понравилась Лейси. – По-моему, это будет великолепно. Хорошо и для тех, и для других.

  – Ммм... – Митч явно не разделял ее энтузиазма.

  – Как нам с вами здесь. Мы многое узнали друг о друге. Согласны?

  – Думаю, мы могли бы узнать гораздо больше, – лукаво ответил Митч, стрельнув глазами в сторону постели.

  – Да Сильва!

  – Ладно-ладно, нельзя уж и помечтать, – засмеялся он.

  Но и во время еды, и когда они мыли посуду, тревога Лейси по поводу его игривой реплики все росла и росла.

  Взгляд ее невольно следил за ним. Вот он повесил на спинку стула полотенце, чтобы сохло, и повернулся к ней. Лейси настороженно ждала, сжимая в кулаке посудную мочалку.

  Митч глубоко вздохнул и неуверенно поглядел на нее. Засунув руки глубоко в карманы джинсов, он покачался на пятках и, криво усмехнувшись, предложил:

  – Может, поиграем в шашки, Феррис?

  Ночь была холоднее предыдущей. Громко завывал ветер, жалобно скрипели оконные рамы, шумели над домом деревья.

  Лейси радовалась огню в печке и стеганому одеялу, но где-то за полночь проснулась, почувствовав, что ей не хватает тепла Митча.

  Она подумала, что он перекатился на свою сторону, и, повернувшись, подвинулась ближе, нащупывая его в поисках ускользнувшего тепла. Она не думала о последствиях, просто поддалась невольному порыву. Но его на кровати не было.

  – Митч! – Лейси рывком приподнялась.

  – Я здесь, – донесся угрюмый голос из затененного дальнего угла за печкой.

  Вглядевшись в темноту, Лейси увидела силуэт на фоне окна. Она свесила с кровати ноги, и ступни коснулись ледяного пола.

  – Что случилось?

  – Ничего.

  – В самом деле? Может, у вас болит голова? Или лодыжка?

  В ответ последовало молчание, затем прозвучало злое, сквозь зубы, «нет».

  Она встала с кровати, прошлепала по комнате и, подходя к нему, вдруг почувствовала беспокойство.

  – Тогда в чем дело?

  – Я сказал – ни в чем. – Голос был жесткий, отрывистый.

  Лейси нерешительно взяла его за руку. Он резко дернулся.

  – Ради Бога, Феррис!

  – Но ...

  Вздохнув, он провел пальцами по взлохмаченным волосам.

  – Успокойтесь. Я только... По-моему, на меня нашел дурацкий стих. Я не привык... к жизни на острове.

  Волна облегчения окатила Лейси. Это она могла понять.

  – Знаю, – успокаивающе проговорила она. – От этого бывает плохо. По крайней мере так говорил отец. Сама я никогда такого не испытывала, – призналась она. – Поэтому знаю только с его слов.

  Он угрюмо покосился на нее. Губы скривились в недоброй гримасе.

  – Да уж, – кивнул он. – по-моему, вы не испытывали.

  – Но это не значит, что я не сочувствую, – быстро добавила Лейси. – Советовать, конечно, легко, но все равно не надо расклеиваться. Представьте себе, что вы уже вырвались отсюда. Много ли значат дни, проведенные здесь, по сравнению со всей жизнью? Ведь это сущие пустяки, правда?

  Выражение лица у него стало почему-то еще более натянутым, но он покорно кивнул.

  – Да, сущие пустяки.

  – Самое большее три дня. Капля в море по сравнению со всей жизнью.

  – Угу.

  – Уверена, что вы справитесь.

  Он ничего не ответил, только метнул в нее пронзительный взгляд. Лейси даже не возражала бы, чтобы он отпустил одну из своих мерзких острот, лишь бы разрядить обстановку. Но он молчал.

  – Пойдемте, – проговорила она, справляясь со смущением. – Перестаньте беспокоиться и ложитесь в кровать. Вы забудете все свои проблемы.

– Неужели? – иронически усомнился Митч.

  – Я заставлю вас забыть, – пообещала Лейси. – Я расскажу вам сказку.

  – Лейси, ради Бога, – простонал Митч. Но она взяла его за руку.

  – Пойдемте, здесь холодно. Я замерзла. Вы должны согреть меня.

  Лейси произнесла это со всем простодушием и при этом постаралась забыть, что его тепло не только согревает ее. Постаралась забыть о том смущении, которое ее охватывает, когда он прикасается к ней или даже просто смотрит на нее.

  Она решительно потянула его за руку, и он неохотно подчинился. Улегся рядом, натянул на себя одеяло и затих, напряженный как струна. Лейси тоже лежала тихо как мышка, со страхом и тревогой вспоминая свою просьбу. Наконец она собралась с духом и проговорила:

  – Ну вот, разве так не лучше?

  – Сущее блаженство, – буркнул Митч.

  – А теперь расслабьтесь и спите.

  Он пошевелился, вздохнул и сказал:

  – А где же ваша сказка?

  – Хорошо, – согласилась Лейси. – Но я не так уж много их знаю. «Золушка», «Златовласка и три медведя», ну и в таком роде.

  – А про маленькую Красную Шапочку? – помолчав, предложил Митч. – И про большого злого волка. – Он издал глубокое горловое рычание.