Текст книги "В поисках неприятностей"

Автор книги: Энн Грэнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 6

Оказывается, внизу Монктона ждало такси. Должно быть, на счетчике натикало ужас сколько, но он как будто ничего не замечал. Водитель-то точно не был против, хотя без всякой радости ждал своего пассажира в таком плохом квартале.

Мы поехали в ресторан индийской кухни; Аластер Монктон сказал, что там готовят очень неплохо. Там в самом деле ничего не напоминало дешевые индийские закусочные, в которых я иногда покупала еду навынос. На полу лежал ковер, на столах – накрахмаленные белые камчатные скатерти, а официанты были одеты в белые куртки.

И еда, которую ели за соседними столиками, выглядела и пахла очень неплохо – почти так же, как у матери Ганеша. Меню было размером с газету «Таймс»; на то, чтобы прочесть его, уходило примерно столько же времени. Я заказала фирменное рыбное карри, а мой спутник – карри из ягненка с имбирем.

Когда на стол водрузили корзину с лепешками нан, нас оставили одних и мы смогли получше разглядеть и оценить друг друга, Аластер Монктон вдруг сказал:

– Франческа, не обижайтесь, пожалуйста, но… можно узнать, сколько вам лет?

Я ответила: двадцать один год. И я предпочитаю, чтобы меня называли Фран.

– Двадцать один? – Он задумался, как будто мысли его потекли по другому руслу. Потом сказал – почти про себя: – Какой это возраст! Вы просто младенец. Перед вами целая жизнь. Вы можете все. У вас есть все, ради чего стоит жить.

Должно быть, он уже забыл о квартире, из которой мы только что уехали.

Тряхнув головой, он вернулся в настоящее.

– Значит, вы с Терезой, моей внучкой, примерно ровесницы. Ей было всего двадцать. Мы думали, надеялись, что в свой день рождения она позвонит домой, но она не позвонила. Мы не знали, где она. Не могли даже послать ей поздравительную открытку. Мы ничем не могли ей помочь, а она, судя по всему, отчаянно нуждалась в помощи.

– Мы звали ее Терри. Она сама предложила. – Помолчав, я продолжала: – Она жила так, как считала нужным. Вам, наверное, трудно это понять. Ничьей помощи она не просила. Хотела быть независимой.

Еще не договорив, я поняла, что мои слова звучат неубедительно. Для независимости нужны деньги. Не зря же про состоятельного человека говорят, что у него имеются «независимые средства». Деньги – и никаких обязательств. Без этого о независимости можно забыть. Я прекрасно понимаю, что, считая себя независимой, обманываюсь. Ни о каких моих независимых средствах речи нет. Меня скорее можно назвать по-другому: девушкой без средств. И тем не менее я располагаю хоть какой-то свободой.

Аластер все равно ничего не понял бы. Если бы Терри позвонила домой в свой день рождения или в любой другой день, он бы послал ей денег. Но вместе с деньгами она получила бы и оковы, а не только обязательства. Наверное, именно поэтому она никогда и не пыталась связаться с родными.

Я заранее догадывалась, о чем меня собирается спросить мой новый знакомый. Есть ли у меня какие-то предположения, почему умерла его внучка? Никаких предположений у меня не было. Аластер показался мне славным; я сразу поняла, что смерть Терри стала для него ужасным ударом. Мне было искренне жаль, что я ничем не могу ему помочь.

– Она была очень молчаливой, – продолжала я. – Практически ничего не рассказывала нам о себе. И с другими я ее ни разу не видела.

В свое время Терри положила глаз на Деклана, но, по-моему, это не считалось, потому что так ничем и не закончилось.

– Я побывал в Чешире, где побеседовал с молодым Невилом Портером.

Заметив, как я удивилась, Аластер Монктон улыбнулся и сказал:

– Мне он показался симпатичным молодым человеком. К сожалению, совершенно очевидно, что он болен. Вы тоже, если позволите так выразиться, производите впечатление приятной и разумной молодой женщины. Я рад, что Тереза жила не с отбросами общества, хотя вы все поселились в пустующем доме нелегально. И вы, и молодой Портер кажетесь вполне, так сказать, нормальными. Ну а ваш образ жизни мы сейчас обсуждать не будем. Родители Портера тоже порядочные люди. Наверное, и ваши тоже. Не скрою, мне пришлось подвергнуть переоценке свои прошлые взгляды.

Очевидно, с Фитилем Аластер Монктон еще не успел познакомиться. Во всяком случае, я на это надеялась. Иначе ему снова придется подвергнуть свои взгляды переоценке.

Аластер опустил голову и вдруг погрустнел. Мне стало жаль его; вместе с тем возникла какая-то неловкость. Обернувшись, я заметила, что сидящие за соседним столиком люди поглядывают на нас и перешептываются. Должно быть, мы с Аластером показались им странной парочкой. Женщина, находившаяся ближе остальных, явно была потрясена. Наверное, решила, что Аластер снял меня на улице, а за обед я буду расплачиваться сеансом садо-мазо. Я смерила ее непроницаемым взглядом; она вспыхнула и отвернулась.

– Что-то не так?

Я не заметила, как Аластер вышел из раздумий.

– Все так. Просто люди как-то странно косятся на нас. Я решила отплатить им той же монетой.

– Вот как? – Он улыбнулся. – А, понятно.

Наступила неловкая пауза. Ее нарушил официант, который принес нам еду. Я уже успела здорово проголодаться и буквально накинулась на свое карри.

Аластер потыкал вилкой ягненка, но есть не стал.

– В первый раз Тереза сбежала из школы, когда ей было шестнадцать. Тогда она, правда, сама приехала домой и наотрез отказалась возвращаться в школу. Примерно через полгода после того, как она вернулась, она снова сбежала. Тогда мы довольно быстро разыскали ее и убедили вернуться. Когда ей исполнилось восемнадцать, она снова сбежала. В тот раз найти ее оказалось труднее, потому что она уже стала совершеннолетней и полиция не очень стремилась нам помочь. Нам напомнили, что она убегает из дому уже не в первый раз. Нет никаких оснований полагать, будто с ней что-то случилось. На что мы только не шли, чтобы разыскать ее! Даже связались с Национальной службой поиска пропавших без вести; они напечатали ее фотографию в одном журнальчике, который продают на улицах молодые люди…

– Вы имеете в виду «Биг ишью»? – Я как-то не представляла, чтобы Аластер сосредоточенно изучал журнал, продаваемый исключительно бездомными. Я едва не улыбнулась, настолько нелепой получалась картинка. К счастью, мне удалось сохранить невозмутимый вид.

Тем временем он продолжал:

– Пока мы не позвонили в ту организацию, мы даже не знали, сколько народу ежегодно пропадает без вести. Где они все? – с ошеломленным видом спросил он.

Я могла бы ответить: одни предпочитают жить на улице, а другие стали жертвами преступлений. Возможно, часть из них погибла, а некоторым, несмотря ни на что, удалось относительно неплохо устроиться. Но я не перебивала Аластера. Он говорил охотно. Видимо, пытался объяснить, что случилось, не только мне, но и себе самому.

– Потом она вдруг сама вернулась домой – как в первый раз. Оказалось, что она бродила по всей стране с какими-то сектантами, вроде новых хиппи. Они называют себя «ньюэйджерами». Состояние у нее было плачевное; развился жестокий бронхит. Дома она немножко подлечилась, а потом, однажды… все так банально…

Аластер так расстроился, что я закончила за него:

– Вы поругались, и она снова убежала из дому.

– А, она вам рассказывала?

Я покачала головой и поморщилась. Вечно одно и то же!

– В последний раз, когда я видел внучку живой, – с грустью продолжал Аластер, – мы с ней поговорили на повышенных тонах… Сейчас я бы все на свете отдал, лишь бы взять свои слова назад! Я хотел вернуть ее. Тереза была своевольной и недисциплинированной. И все-таки я просто не понимаю, за что кто-то с ней так… Она была такая красивая!

Я попыталась его утешить, сказала, что он не первый, кто испытывает такие чувства после утраты близкого человека. Что ему не следует винить себя в том, что произошло. Терри была уже не ребенком и имела право принимать самостоятельные решения.

– Знаете, ей ведь жилось совсем непросто. – Хотя Аластер выслушал меня не перебивая, не думаю, что мои слова ему помогли. Ему предстояло все пережить самому. – Ее родители развелись, когда ей исполнилось тринадцать. Ни один из них не в состоянии был предложить ей крышу над головой, поэтому она, что вполне естественно, осталась жить у меня. Теперь, по прошествии времени, я понимаю, что она, возможно, чувствовала себя никому не нужной, хотя уверяю вас, она ошибалась! Я старался, мы все старались…

Голос его затих. Интересно, подумала я, раз родители Терри развелись, кто такие «мы все»? «Их» явно было больше двух.

– Чем занимались ее родители? – спросила я. – Что они делали после развода? Из-за чего ни один из них не захотел взять Терри к себе?

Аластер слегка вздрогнул, как будто снова думал о другом. Разговаривать с ним оказалось трудно во многих смыслах. Он совсем не казался полусумасшедшим стариком, который не умеет рассуждать здраво. Голова у него оставалась ясной, просто, наверное, ему трудно было сосредоточиться на одном человеке – на мне – больше чем на пять минут.

– Ох, извините! – воскликнул он, словно прочитав мои мысли. – Наверное, это один из недостатков преклонного возраста – витание в облаках! Мой сын, отец Терезы… – В голосе Аластера зазвенел металл, и я поняла, что отношения у отца и сына довольно прохладные. – Он работает в Америке, и там женился повторно. Мать Терезы после развода решила вернуться на работу, а при ее профессии требуются постоянные разъезды. Она трудится в области модной индустрии.

Я вспомнила вязаное пальто Терри. Может быть, мамашу замучила совесть и она сделала дочке дорогой подарок?

Неожиданно Аластер добавил:

– Маршия – моя бывшая невестка, мать Терезы – недавно навещала меня. Естественно, последние события расстроили ее. Мы плохо поговорили. Она меня оскорбляла, обвинила в том, что Тереза то и дело убегала из дому. Я не сержусь на нее. Маршия говорила ожесточенно; у нее большое горе. Все понимая, я не собираюсь обижаться на ее грубость… – Он глубоко вздохнул. – По-моему, Маршия и себя винит в смерти Терезы… И поделом, черт побери! Надеюсь, ее сейчас мучает совесть! – Он осекся и буркнул: – Простите меня!

Я решила: Маршии крупно повезло, что старик так хорошо воспитан. Неожиданно оказалось, что у нас с Терри больше общего, чем я думала. По крайней мере, от меня ушла только мать. Терри же бросили оба родителя.

– Когда Филип и Маршия расстались, – продолжал Аластер, – всем показалось, что будет лучше, если Тереза останется со мной. Поэтому именно мне пришлось сообщать им обоим о… трагедии.

Не думаю, чтобы Аластер знал о подозрениях инспектора Дженис Морган. И все же он продолжал:

– Мы узнали о том, что случилось, из газет. То есть я сам статью не читал. Ее… прочел один знакомый. Всего лишь небольшая статейка: погибла молодая женщина, полиция разыскивает ее ближайших родственников. Отчего-то нам сразу показалось, что это может быть Тереза. Чего-то в таком роде мы и ожидали и все же пережили ужасный удар.

Он поднял голову и через стол посмотрел на меня в упор. Глаза у него были светло-светло-голубые, белки помутнели, уголки глаз слезились. Несмотря на добротную, дорогую одежду и хорошую осанку, он показался мне очень старым и больным.

– Она была невинной. Ей казалось, будто она все знает о мире, о жизни. Но конечно, ничего она не знала. Не видела опасности. Я пытался предупредить ее: при таком образе жизни, как у нее, она сильно рисковала. Но она меня не слушала. Я для нее был всего лишь старик, который ничего не знает о современной молодежи. И все же некоторые вещи не меняются. Человеческая натура не меняется, а очень жаль. Ведь ей пришлось столкнуться с людьми, оказавшимися сильнее и безжалостнее… да, наверное, и умнее ее. Знаете, что мучит меня больше всего? Я хотел защитить ее… и не смог. Не сумел. Я слишком стар. Слишком стар, и все.

Он нервно потер руки. Кожа на тыльной стороне ладоней истончилась, как бумага; проступили толстые, узловатые вены. Жаль, нельзя спросить, сколько ему лет – неприлично. Я заметила, что подушечки у него на пальцах слегка пожелтели. Он – курильщик со стажем.

Невольно вспомнилась Эдна, которая хвастала найденной золотистой пачкой сигарет и спичками… Но старику не под силу сделать то, что сделали с Терри. Да и не желал он ей вреда. Он любил ее.

Аластер с трудом взял себя в руки и снова заговорил:

– Мой сын прилетит на похороны. Они… полицейские… обещают, что скоро разрешат нам похоронить Терезу. К этому времени они закончат… со всем, что им нужно сделать. – Он отодвинул тарелку, да и мне больше есть не хотелось.

Мы помолчали. Потом Аластер снова заговорил, и голос его стал тверже. Наверное, он заранее обдумал то, что хочет сказать, и хорошо все отрепетировал. Он не смотрел на меня, сосредоточился на своих руках, лежащих на скатерти.

– Существует большая вероятность того, что ее смерть была насильственной; во всяком случае, она не покончила с собой, и с ней не произошел несчастный случай. Полиция считает, что ее смерть наступила при подозрительных обстоятельствах. – Должно быть, последние слова тяжело дались ему, но он продолжал: – По словам инспектора, ее сильно ударили по голове, после чего она потеряла сознание. Ударил ее почти наверняка человек, которого она знала; незнакомого она бы не впустила в дом.

Он бросил на меня несколько виноватый взгляд – наверное, хотел показать, что меня он ни в чем не обвиняет.

– Тот, кто это сделал, потом устроил все так, чтобы казалось, будто она сама повесилась. Даже если она начала приходить в сознание до того, как он довершил свое черное дело, было уже слишком поздно и она не могла защититься, помешать ему… – Голос его дрогнул. Немного помолчав, он собрался с силами и продолжал говорить более уверенно. Под хрупкой оболочкой таился сильный характер. – Вы видели тело.

Он не спрашивал, а утверждал. Я кивнула.

– Провода… то есть осветительная арматура на потолке, на которой она… то есть висело ее тело… не была вполне надежной. Моя внучка весила очень мало. И тем не менее, если бы она пришла в сознание и стала сопротивляться, она без труда оборвала бы эти провода и упала на пол. Поэтому полицейские считают, что она была без сознания. Что, в свою очередь, исключает версию о самоубийстве.

Правда, Терри была типичной анорексичкой – кожа да кости. Ее прямо ветром сдувало. Даже я могла бы поднять ее при необходимости. Возможно, называя убийцу «он», Аластер делает поспешные выводы. Терри вполне могла убить и женщина. Правда, труп тяжелее живого человека – во всяком случае, так мне говорили. Легче ли было управляться с Терри, пока она была без сознания? Непонятно.

Аластер тем временем поднял глаза и пытливо заглянул мне в лицо. Перехватив его взгляд, я, должно быть, вздрогнула от удивления. Он едва заметно криво улыбнулся.

– Франческа, я должен убедиться во всем наверняка. Хочу знать, что случилось. Хочу знать, покончила ли она все-таки с собой или нет. Полиция еще не исключает самоубийства. А если ее убили, то кто… и за что? Без вашей помощи я не обойдусь… – Он замялся. – Сейчас я приступаю к очень деликатному вопросу… Может быть, напрасно я все затеял. Но я приехал к вам по определенному делу.

– Ничего, продолжайте, – сказала я, стараясь скрыть замешательство.

– Франческа, я намерен сделать вам одно предложение.

Люди за соседним столиком, очевидно, так и подумали. До меня долетели слова: «…в его-то возрасте…» Оставалось надеяться, что Аластер их не слышал.

– Полицейские делают все, что положено… Я их не осуждаю. Однако они Терезу не знали, а вы знали. Они не жили с ней в одном доме, а вы жили. Они не знают того мира, в котором она вращалась, а вы с ним знакомы. Я хочу попросить вас вот о чем. От моего имени постарайтесь выяснить, почему она умерла.

– Да?! – Должно быть, я разинула рот от удивления. Меньше всего я ожидала услышать от него такое. Я начала что-то невнятно бормотать: я не знаю, как расследуют преступления, у меня нет возможностей, с таким делом лучше справятся частные сыскные агентства…

Аластер перебил меня:

– Частные сыскные агентства за подобные дела не берутся. Я уже связался с парой из них. Похоже, они предпочитают вручать судебные предписания или устраивать слежку за неверными супругами. Во всяком случае, против них у меня имеются те же возражения, что и против полиции. В отличие от вас они не разбираются в деле, что называется, из первых рук.

– Полиции ваше предложение не понравится, – заметила я. О том, что скажет Дженис, мне даже и думать не хотелось.

– Им вовсе не обязательно знать о нашем с вами… договоре.

От его слов у меня перехватило дыхание. Оказывается, старый Аластер полон сюрпризов! И все же он прав, сообщать копам о своих действиях мне никак нельзя, иначе они немедленно запретят мне путаться у них под ногами. Возможно, меня даже обвинят в том, что я препятствую работе полиции.

Аластер откашлялся и продолжал:

– Не сомневаюсь, вы умеете держать язык за зубами… Признаюсь откровенно, мне не очень хотелось просить молодую женщину выполнить такую неприятную задачу. Вот почему сначала я решил повидаться с Невилом Портером. Но оказалось, что он в тяжелом состоянии и не способен ничего предпринять… Насколько я понимаю, третий ваш сосед совсем не подходит. С ним я не виделся, но, судя по рассказам, едва ли на него можно положиться.

– А на меня, думаете, можно? – не удержалась я.

Его водянистые голубые глаза посмотрели на меня с обескураживающей проницательностью.

– Да, я так думаю. Я так считал еще до нашего знакомства, а теперь, когда мы с вами встретились и поговорили, я в этом уверен. Разумеется, я оплачу все ваши расходы. Если вы доподлинно установите, что ее убили или она покончила с собой, сумма гонорара будет увеличена. Да, кстати, если, выполняя мое поручение, вы нарветесь на неприятности с полицией, я, естественно, не останусь в стороне и предоставлю вам необходимую юридическую защиту.

Уже облегчение… в некотором роде.

Аластер извлек из внутреннего нагрудного кармана конверт и прислонил его к винному бокалу.

– Я положил на ваше имя двести пятьдесят фунтов. И переведу еще столько же в случае положительного результата. Как по-вашему, это справедливо?

Мне такая сумма казалась целым состоянием. И все же я сочла своим долгом указать ему на то, что он, скорее всего, выбрасывает деньги на ветер.

– Возможно, мне так и не удастся ничего разузнать.

– Я все понимаю. Но вы показались мне девушкой решительной. Может быть, если вы, по вашим словам, ничего не разузнаете… то лишь потому, что и узнавать нечего? Иными словами, может быть, моя девочка в самом деле покончила с собой. Так вы согласны?

– Ты спятила, – заявил Ганеш так уверенно, что мне сразу расхотелось с ним спорить. Мне и самой начало казаться, что я выжила из ума.

– Ган, я просто не могла ему отказать. Бедный старик! По сути, ему просто хочется узнать, чем Терри занималась за несколько недель до того, как умерла. Ему отчаянно хочется заполнить пробел между тем, когда он в последний раз видел ее, и… тем днем, когда мы ее нашли.

– Тебе не приходило в голову, что старик мог рехнуться от горя?

– Мне он показался совершенно разумным. Он дал мне свою визитную карточку. – Я положила ее на засаленный столик закусочной, в которой мы обсуждали предложение Аластера. Владелец писал сегодняшнее меню мелом на доске. Сразу было видно, что он плохо учился в начальной школе.

«Сосиськи и яйца.

Пица в асортименте».

Ничто не говорило о том, что готовит он лучше, чем пишет. Во всяком случае, из кухни несло прогорклым жиром.

– Есть здесь не будем, да?

Ган крякнул и покачал головой. Он все вертел в руках визитную карточку, хотя на обратной стороне ничего не было написано.

– Абботсфилд у Бейсингстоука, Гэмпшир, – прочел он вслух. – А это что такое – Конный завод «Астар»?

– Наверное, там разводят лошадей.

– Каких лошадей? Скаковых?

– Слушай, откуда мне знать? Он заплатил мне двести пятьдесят фунтов; я постараюсь их отработать.

– На меня не рассчитывай, – сразу предупредил Ганеш. – Я не собираюсь тебе помогать.

– Ну и не надо. Сама справлюсь.

Мы вышли из кафе и купили в киоске с китайской едой две коробки навынос. Потом устроились на берегу реки, стали есть и смотреть на Хрустальный город.

– С чего начнешь? – полюбопытствовал Ганеш.

– Наверное, еще раз поговорю с Эдной.

Остатки своего жареного риса Ган скормил чайкам.

– Надеешься, что разговор стоит двести пятьдесят фунтов, да?

Нечего и говорить, что у меня ничего не вышло. Судя по всему, Эдна решила выкинуть из головы все, связанное с неизвестным, который обронил пачку сигарет.

– Эдна, та пачка еще у тебя? А может, ты сохранила спички?

Безумная Эдна сидела на могильной плите. Услышав мой вопрос, она сунула кисти рук в рукава своего грязного пальто и нахохлилась, как грязная птица.

– Да ладно, Эдна, скажи! Я тебе еще куплю.

Она отодвинулась от меня подальше и буркнула:

– Не хочу.

– Эдна, тебя что-то расстроило?

Она вскинула голову и посмотрела на меня исподлобья:

– Они их всех увезли!

Сначала я не поняла, а потом до меня дошло: как ни странно, рядом с Эдной не было кошек. Сердце у меня упало.

– Кто их увез?

– Они назвались благотворительным обществом по охране животных. Явились с клеточками в фургоне. Я говорила им, не нужно никакой благотворительности. У них есть я! Я заботилась о них. А она ответила…

– Кто «она»?

– Тощая девчонка, которая у них за главную. Лицо как у хорька. Она сказала, что для них найдут новые дома. Не верю! Я никому не верю. И никто мне не нужен. И ты не нужна!

Конец разговора.

Я пережила горькое разочарование. Дело в том, что в голове у меня уже зародились мысли, которыми я не поделилась с Ганом. На упаковке спичек, которую показывала мне Эдна, была напечатана реклама одного уинчестерского бара. Уинчестер не так далеко от Бейсингстоука, а Бейсингстоук, в свою очередь, совсем рядом с Абботсфилдом и конным заводом «Астар». Спички были важной уликой, и вот теперь улика пропала.

И все же я считала, что на верном пути. Полицейские пытались раскрыть дело из Лондона. Мне казалось, что они ищут не там. Все началось в Гэмпшире. И там, в Гэмпшире, я, возможно, положу конец всей истории.

Постоянный адрес, пусть даже всего лишь квартира, помог мне в одном смысле: я сумела найти себе другую работу. Деньги Аластера по-прежнему были у меня, но они не предназначались на повседневные нужды. Они должны были пойти на расследование, а расследование пока не стоило мне ни гроша.

Работа оказалась паршивой; я устроилась официанткой в одной забегаловке, где все жарили во фритюре. Кроме жареной рыбы с картошкой, там готовили еще пудинг из хлебных крошек. Кормились в нашей забегаловке в основном водители-дальнобойщики и рабочие с ближайших строек. Я возвращалась домой вся пропахшая маслом, и жалованье мне положили скудное, зато я часто получала щедрые чаевые. А еще там бесплатно кормили. Правда, есть приходилось дежурные блюда из меню. С работы я выходила вся в пятнах масла и жира, зато экономила на еде.

После смены я ходила из паба в паб, из сквота в сквот, пытаясь отыскать следы Терри. Иногда я набредала на след, оставленный полицейскими. Надо отдать им должное, обычно они меня опережали. Я, правда, сомневалась, удалось ли им узнать что-то, чего не знала я. Никто ничего не мог мне сказать, а ведь обитатели сквотов и пабов скорее станут откровенничать со мной, чем с копами. Я даже к Люси наведалась, но оказалось, что ей нечего мне сообщить. Она познакомилась с Терри случайно и знала о ней так же мало, как и я. Люси тоже устроилась на работу – стала няней и ухаживала за детьми. Жизнь у нее налаживалась. Я порадовалась за нее.

Фитиль не подавал признаков жизни. Его молчание совсем не удивляло меня. Правда, я побывала в его хостеле, и теоретически ему должны были хоть что-то передать. Мне хотелось убедиться, что с ним ничего не случилось; хотелось узнать, что сказали ему полицейские, а он – им. Кроме того, мне хотелось еще расспросить его о Терри. В конце концов, Фитиль был одним из немногих, кроме меня, кто знал ее.

Поэтому как-то вечером после работы я снова пошла к нему в хостел, уселась на каменную ограду у входа и стала ждать. Через несколько минут из здания вышла женщина-сектантка. Разумеется, она улыбалась. Неужели они никогда не перестают улыбаться? Сектантка спросила, что мне нужно. Я ответила, что жду Генри. Она пригласила меня отведать их «вкусного, горячего ужина». Я отказалась. Судя по запаху, доносившемуся из полуподвальной кухни, ужин состоял в основном из капусты.

В конце концов сектантка от меня отвязалась, и я осталась на своей ограде. По правде сказать, сидеть там было тяжело. Камень холодил тело даже сквозь джинсы. Боясь обзавестись геморроем, я подрыгала ногами, стараясь разогнать кровь. Чтобы чем-то занять мысли, я стала составлять список моих любимых фильмов. Хотя занималась я этим не в первый раз, составление мысленного списка заняло довольно много времени. Первым номером, как всегда, у меня значился «Хороший, плохой, злой».

Вечерело, и здешние обитатели мало-помалу стягивались в хостел. Спеша полакомиться вареной капустой, все они проходили мимо меня. Среди них были алкаши, которые складывали у двери пустые бутылки из-под хереса, деклассированная молодежь, наркоманы. Время от времени попадались настоящие психи, которые дергались и закатывали глаза. Фитиля все не было. Когда почти стемнело и я собралась уходить, вдруг заметила, что на тропинке во мраке что-то белеет. Пес Фитиля!

Вскоре и сам Фитиль вынырнул из тени. Я вскочила и чуть не расцеловала его. Не могу сказать, что он ответил мне с таким же пылом.

– Привет, Фран, – сказал он, пытаясь бочком протиснуться мимо меня.

Я сказала, что уже приходила к нему и оставила записку. Читал ли он ее? Фитиль что-то промямлил и снова попытался уйти, но я схватила его за рукав.

– Слушай, неужели ты будешь есть их бурду? Пойдем, я куплю тебе яичницу с жареной картошкой. Деньги у меня есть.

– В кафе с собаками не пускают, – буркнул Фитиль.

– Тогда я куплю нам всем по гамбургеру с лотка – и псу тоже.

Передвижной лоток приехал к хоспису минут десять назад; я следила, как хозяева начинали готовить. Над фургончиком поднимался дым.

– Я целую вечность жду тебя здесь; у меня весь зад онемел, – добавила я.

Он сдался, и мы пошли к лотку. Мы были первыми покупателями за вечер, и еда еще не успела заветриться. Нам с Фитилем я заказала гамбургеры со всем, что положено, а псу – то же самое, только без лука, горчицы и маринованных огурцов.

Закусывали на лавочке под уличным фонарем.

– Ну, как дела, Фитиль? – спросила я, облизывая пальцы.

– Скоро я отсюда сматываюсь, – ответил он. – Думаю, опять отправлюсь путешествовать.

– Тебе велели выметаться?

– Нет, но он им не нравится. – Фитиль ткнул пальцем в своего любимца. Пес успел сожрать свой гамбургер и теперь жадно смотрел на мой. – А мне не нравятся они.

– А как же полицейские? Меня они каждый день достают!

– Я должен отмечаться у них два раза в неделю и жить в их гребаном хостеле. Остальное – не их собачье дело.

Такое положение показалось мне несправедливым. Меня не желают оставить в покое. Чем он-то лучше?

– Ты ведь у нас умная, так? – ответил Фитиль. – Тебя допрашивают, потому что надеются, что ты вспомнишь что-нибудь ценное. Ну а я тупой. Что с меня взять? Вот они и не парятся.

– Фитиль, я ничего не знаю, но пытаюсь узнать.

– Зачем еще? – Он явно заскучал, заерзал на месте. Больше всего ему хотелось встать и уйти.

Я не собиралась рассказывать ему об Аластере, поэтому ответила:

– Для себя. Непонятно, зачем Терри понадобилось вешаться в нашем сквоте… А заодно я побольше узнаю о ней самой.

Наступило молчание.

– Один раз ее разыскивал какой-то тип.

Слова произнес Фитиль, но они прозвучали так неожиданно, что я оглянулась, словно ожидая, что к нам подошел кто-то еще.

– Ты о чем? Кто-то разыскивал ее в нашем сквоте?

– Нет, в пабе «Принц Уэльский» неподалеку отсюда. У типа было ее фото; он всем его показывал. И мне показал. Я товарищей не выдаю, поэтому сказал, что не знаю такой. Тип объяснил, что обходит все пабы. Я пожелал ему удачи. Ну, он и ушел. Настоящий франт!

Я с трудом скрывала волнение.

– Фитиль, когда ты с ним разговаривал?

Ждать от него точных дат – все равно что требовать точных дат и времени от Безумной Эдны. Фитиль окинул меня мутным взглядом:

– За пару недель до того, как Терри повесилась.

– И ты ничего нам не сказал?!

В свете фонаря лицо его странно заблестело. Мне показалось, что он обиделся.

– А я, кстати, сказал. Терри и сказал. Ее ведь касалось, вот я и подумал, что она должна знать.

– И что она ответила? – Мне трудно было сохранять деланую невозмутимость. Я старалась не повышать голос.

Фитиль порылся в своей памяти – точнее, в том, что могло сойти за ее остатки.

– По-моему, она страшно перепугалась. Но я сказал, что все будет хорошо, ведь я ее тому типу не выдал. Она дала мне пятерку.

– Пять фунтов?! Терри дала тебе пятерку?

– Ага. – Фитиль нахмурился. – Больше, чем я ожидал. Но ведь тот франт из паба тоже дал бы мне не меньше, если бы я сказал ему, что знаю, где Терри… Так что все по справедливости.

Да уж, Фитиль поступил и справедливо, и мудро. В тот раз Фитиль никого не выдал, но мог не справиться с искушением, если бы тот франт вернулся и показал ему тугой кошелек. Терри решила не рисковать. И все же я невольно обозлилась, вспомнив, что у нее никогда не бывало денег, если надо было вносить на общие расходы.

– Жалко, что мне ты тогда ничего не сказал, – заметила я.

Фитиль надвинул фетровую шляпу на самые уши.

– А зачем? Дело-то никого не касалось, только ее.

Верно – тогда дело касалось только Терри. Теперь оно касается меня. Я посуровела:

– Давай, Фитиль, выкладывай, что она тогда еще сказала?

– Ничего! – ответил он. – Я забыл. – Помолчав, он обиженно добавил: – Сказала, наверное, предки ее разыскивают. Потому что тот тип явился из ее родных краев.

– Откуда именно, она не сказала?

– Фран, кончай! Я забыл!

– Бейсингстоук? – спросила я. – Уинчестер? Абботсфилд? Ну что, вспомнил?

– Лошади, – промямлил Фитиль. – Название имело какое-то отношение к лошадям.

– Фитиль… – осторожно заговорила я, боясь его спугнуть, – то место, случайно, не называлось конный завод «Астар»?

– Не помню! – буркнул он как-то слишком уж быстро. Все он прекрасно помнил!

Во мне боролись волнение и досада на Фитиля. Я понимала, что он рассказал мне не все.

Вдруг он спросил как будто не своим голосом, в котором слышались нотки смущения и надежды:

– Думаешь, у ее предков водятся денежки?

– Наверное, – ответила я. – Денежки водятся у всех, кроме нас.

Мой ответ как будто произвел на него впечатление; он немного подумал и вдруг, без предупреждения, встал. Пес, который до этого мирно дремал под лавкой, свернувшись калачиком, тоже вскочил.