Текст книги "Служанка"

Автор книги: Енё Тершанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Енё Йожи Тершанский
Служанка

«Вон Фигуры идут!» – говорили им вслед в городке.

Иначе, как по фамилии, не всякий их знал. У мужчины, впрочем, и имя звучало похоже: Зигора. Странная пара, что правда, то правда. Оба маленькие, квелые.

Детей у них не было. В гости ни к кому не ходили. Так и жили совсем одни.

Отец с матерью у Зигоры зажиточные крестьяне, до их деревни от города рукой подать. Вся родня при земле, при солидном хозяйстве. Он же двойняшкой родился, чахлым и вырос. В школу его потому отдали, что тщедушный был, косить да мотыжить силенок недоставало. Так вот и стал Зигора горожанином. На большой завод контролером устроился.

У жены его был диплом воспитательницы детского сада. Но, как ни старалась, не брали ее на должность. А дома-то дел всего ничего, скука одна. Чуть не дни напролет у окна просиживала. Или роман читала, или на цимбалах поигрывала.

Вдвоем они тоже все больше скучали. И ничего, ну ровным счетом ничего в их жизни не происходило. Единственный, кто иногда, то есть довольно часто, нарушал покой в доме, – это младший братец хозяйки, Карой.

Отпетый жулик был этот Карой. Из седьмого класса гимназии его выгнали, и он с тех пор все, какие есть, профессии перепробовал. Но с непутевым, разгульным своим характером нигде долго не задерживался. А уж мошенник был, каких свет не видывал. Бедные хозяева, бывало, трех слов сказать не успеют, а он уже или денег, или еще чего выманит. И так, и сяк пытались с ним сладить, да все впустую. Обставлял их Карой с неслыханной ловкостью.

Не было еще случая, чтобы явился он с какой-нибудь просьбой. Всегда – с грандиозной вестью. Всегда так, будто у него с собой целый мешок гостинцев.

А в последний раз умудрился внушить, что только благодаря ему сестрицу и взяли наконец воспитательницей в город ской детский сад. Что, мол, один из его дружков замолвил насчет нее словечко местному депутату.

В малокровную жизнь супругов перемена эта внесла сразу ворох событий.

Прежде они не держали прислуги. Работу потяжелее выполняла приходящая домработница. Теперь, однако, большую часть дня хозяйка была занята, вот и решили взять постоянную служанку.

Решению этому предшествовали немалые волнения, опасения, долгие разговоры. Сошлись на том, что служанка должна быть безукоризненной. В конце концов домработница рекомендовала одну деревенскую девушку, абсолютно надежную и работящую.

При первом знакомстве она буквально шокировала супругов.

Такой здоровенной оказалась эта девица, что из нее, пожалуй, запросто вышла бы не одна, а даже две пары подобных хозяевам доходяг. И голос у нее был низкий, как у мужчины, зычный и с хрипотцой.

Но она так покорно поцеловала руку хозяйке, а затем и хозяину, что тревоги их тотчас развеялись. Они даже смутились перед ней из-за этой сцены и, как могли, постарались уверить девушку, что если она будет себя прилично вести, то о лучшем месте ей и мечтать не придется.

В первый же день что бы она ни делала – все приятно изумляло хозяев.

Только успела положить в кухне свой узелок, как уже заметила на потолке паутину. Тотчас взяла метлу и смахнула. Не приходилось даже указывать, что ей следует делать. Все она замечала сама. Перемыла посуду, подмела двор, крыльцо. В большой же стирке и генеральной уборке не столько хозяйка ей, сколько она хозяйке советы давала.

Про себя супруги считали такое усердие чрезмерным и даже каким-то подозрительным. Но внешне это проявлялось лишь в том, что они одно за другим нарушали самими же установленные правила.

Зигора заявил девушке, что отныне кладовка целиком и полностью вверяется ей. Хозяйка же намекнула, что если есть у нее приличный кавалер, то можно по вечерам приглашать его к себе на кухню.

Перед сном супруги обычно читали в постели. Тогда же обсуждали и самые сокровенные дела. В этот вечер речь, разумеется, зашла о девушке.

– По-моему, она как раз то, что нам нужно, – сказала жена. – Идеальная служанка. Но тебе, дорогой, все-таки не следовало бы вмешиваться в домашние дела. Чтобы в кладовке она была полной хозяйкой – это уж слишком.

– Видишь ли, это, я думаю, не так страшно, как то, что сказала ей ты, – парировал муж. – По вечерам чтоб парней сюда приводила. На что ты ее толкаешь?!

И пошло-поехало. Они вдруг вроде как испугались, не притупила ли девушка их хозяйскую бдительность. Голос, однако, друг на друга не повышали. Чуть ли не благодатью казались им случай и повод для такого вот обмена мнениями.

Лишь сущая безделица слегка омрачила вечер. Девушка в кухне неожиданно захрапела. Да так, что склянки на полках задребезжали.

Но этот маленький диссонанс можно было стерпеть. В дальнейшем девушка с лихвой возместила его работой.

На другой день Зигора заметил, что дрова для печки кончаются, и хотел было послать девушку за дровосеком. Но она лишь рукой махнула:

– Зачем, господин? Доверьте это мне.

И чуть погодя сама уже орудовала пилой в дровяном сарае.

Но это еще что. Хозяйка только упомянула о булочнике, а девушка удивилась:

– Зачем, госпожа? Духовки у нас, что ли, нет? Сама испеку.

Золото, не прислуга! Да что говорить!

Через день девушка отказалась идти за каменщиком, чтобы оштукатурил облупившийся фасад дома. Сама замесила раствор, все сделала, а проем между окнами даже лепниной украсила, в виде цветочков.

В дождь вода на чердак протекала. Так девушка по лестнице взобралась на крышу и набила, где надо, новую дранку.

Полдвора вскопала под цветник и грядки.

Дровосек не нужен, плотник не нужен, каменщик тоже. За одну неделю хозяева сэкономили больше, чем платили служанке.

И это еще не все, далеко не все. Вскоре она заявила, что надо бы кур купить да начать поросят откармливать, чтобы объедки не пропадали. Словом, вместо расходов прислуга сулила сплошной доход.

Супруги были не просто довольны, а даже стеснялись такой преданности.

Уже и единственная тревога, что девушка станет водить к себе любовника, и та рассеялась. Хоть и призналась, что есть у нее жених, но вот уже неделю она в доме, а никакого мужчины и близко не видно.

Нет, потом он все-таки появился. Но последствия это имело совершенно неожиданные.

Как-то раз, когда г-жа Фигура вернулась домой из детского сада, девушка, переделав уже все дела, стояла на улице у ворот и скучала.

Хозяйка, как обычно, устроилась с книгой у распахнутого окна. Однако, честно говоря, она с гораздо большим удовольствием поболтала бы с девушкой. Уже не раз испытывала она такое желание, да все беспокоилась за свой господский авторитет. Сама же девушка с разговорами не навязывалась.

В тот вечер, впрочем, она осторожно приблизилась к окну смущенно теребя передник.

– Милостивая госпожа? – сказала она. – Извините за любопытство, о чем в ваших книгах написано? Я читать-то умею, но по складам только и если буквы большие. Вот на обложке картинка, где господин с пистолетом стоит, а рядом на земле лежит барышня. Он ее случаем не застрелил? И что значит "ар-ри…"? Вон там, под картинкой написано.

"Тайна замка Арривокс"! – смеясь, прочитала хозяйка. Она была счастлива своим превосходством над этой детской простотой; и тотчас в ней вспыхнуло настойчивое желание продолжить такую вот просветительскую беседу.

– Хотите, я вам почитаю? – неожиданно предложила она.

И сама поразилась, представив, как будет читать вслух собственной прислуге. Но поздно, слово сказано. Да и во взгляде девушки заискрилась такая радость, что хозяйка устыдилась своих опасений.

Когда Зигора в шесть часов вечера возвратился со службы, глаза у него полезли на лоб. Супругу он застал дочитывающей вслух девушке первую главу "Тайны замка Арривокс".

Возникла смущенная пауза, и чтение пришлось прекратить. Девушка выскользнула прочь, а хозяйка, слегка покраснев и принужденно рассмеявшись, принялась оправдываться.

Зигора, усталый от корпения за письменным столом и проголодавшийся, не разделил веселье супруги. Они даже немного повздорили. Но за ужином примирились, и все забылось. Да и что такого произошло?

Однажды вечером хозяйка отправилась навестить родителей. Муж не мог с ней пойти, потому что взял на дом какую-то срочную работу.

С делом он управился гораздо раньше, чем вернулась жена. Зигора скучал в одиночестве и задумчиво курил «Порторико». Время от времени он с любопытством прислушивался к доносившимся из кухни голосам. К девушке, похоже, пришел-таки кавалер. Зигоре страсть как хотелось взглянуть на него. Но он стеснялся и боялся смутить влюбленную пару.

Чуть погодя, однако, девушка сама постучалась к нему. Густо краснея, она сказала.

– Я как-то видела в ящике шкафа потрепанную колоду карт. Не будете ли вы так любезны, господин, дать ее нам-Хотим в дурачка сыграть. Ко мне Габор пришел, жених мои.

Выяснилось, что Габор – старший рабочий на одном с Зигорой заводе. До сих пор он ходил во вторую смену, потому и не появлялся. Он и впрямь оказался на редкость порядочным парнем. Зигора поздоровался с ним за руку, немного даже поговорили.

Но самое интересное, что, выйдя на кухню от нечего делать, от скуки, Зигора там и остался. То есть снова зашел, когда Габор и девушка сели играть, и стал наблюдать.

Вскоре он, разумеется, не удержался, сделал пару-другую замечаний по ходу игры, и в конце концов девушка робко предложила ему составить компанию.

Оно, конечно, Зигора хозяин, домовладелец, но скука сморила его. Была не была! Снисходительно посмеиваясь, он уселся за стол.

Когда хозяйка вернулась домой, настала ее очередь изумиться столь фамильярному поведению мужа. Представился повод бросить ему его же упреки.

Вместо этого, однако, после недолгих уговоров хозяйка подсела к столу и принялась сдавать карты собственной служанке и ее жениху. Засиделись допоздна.

Возвратившись потом к себе в комнату, супруги ощутили в душе нечто вроде вины, как при тяжком похмелье. И все же не могли не признать, что очень даже приятно провели время.

Вот так. А на следующий день, когда они вернулись с обычной своей вечерней прогулки, все повторилось снова. И на третий день тоже. И позже.

Одним словом, девушка позаботилась и об их развлечении.

Единственное, что продолжало беспокоить, – не пострадает ли таким образом их авторитет. Но и девушка, и ее жених вели себя неизменно почтительно, так что, снисходя до их общества, супруги испытывали даже некое особенное, щекочущее нервы удовольствие. Как сильные мира сего, когда инкогнито отправляются на поиски приключений.

С появлением девушки в доме поселилось почти такое же счастье, такая же безмятежность, какие ангел посылает глубокой ночью послушным детям.

А раз так, то настало время и неминуемого явления сатаны.

В субботу, когда время близилось к вечеру и супруги – чего уж скрывать! – уже предвкушали очередную карточную идиллию, их осчастливил визитом давно не заглядывавший братец Карой.

Вот он влетает к ним с просветленным лицом к сияющим взором. Само волнение. С порога предупреждает, что, к сожалению, времени задержаться подольше у милых родственников почти нет, хотя:

– Знаю, сердитесь, что давно к вам не забегал.

Вот какой молодчина их братец Карой. Однако напрасно он распаляется. У обоих супругов в уме одна и та же мысль: «Интересно, зачем этот вымогатель на сей раз явился? Неужто хватит нахальства опять просить в долг?»

А между тем Карой заводит речь о прямо противоположном. О том, что его пригласили распорядителем на воскресный пикник торговцев. Что он там сможет задарма пить и есть сколько влезет. Больше того, ему еще причитается процент с выручки – все, что останется после благотворительного пожертвования Сумма такая, что он наверняка рассчитается с долгами.

Здесь он делает паузу и, похоже, задумывается, не спросить ли ему: может, милые родственники испытывают материальные затруднения? А то, если надо, он готов помочь.

Такой беззаботный, веселый, лихой этот Карой – ни дать ни взять обедневший аристократ. Но легче усыпить бдительность десяти коммивояжеров, чем Зигоры с супругой.

Они ждут не дождутся конца этого визита. И вот Карой уже поднимается, чтобы прощаться. Критические минуты, обычно он преподносит сюрпризы под самый занавес.

И вправду Карой словно внезапно о чем-то вспомнил:

– Ах, да, послушай, у тебя не осталось той типографской бумаги, что ты с завода носишь?

Бумаги?! Хозяева не знают, пугаться им или вздохнуть с облегчением. Неужели он только за этим пришел?

– Бумага-то? Из конторы? Да думаю, есть еще! – отвечает Зигора.

Он не смеет и виду подать, что ему интересно, зачем это Карою понадобилась бумага. И Зигора собрался было пойти принести ему, пусть подавится.

Но Карой пренебрежительным тоном, так, между прочим, сам объясняет зачем!

– Видишь ли, – говорит, – хочу попросить у тебя на вечер черный сюртук. Я человек аккуратный, помять боюсь, а в типографский-то лист его завернуть – милое дело.

Карой выпаливает это скороговоркой, и Зигора от ужаса поначалу не может понять ни слова. Наконец он берет себя в руки.

– Извини, но черный сюртук мне и самому нужен. Не могу я его тебе дать!

Карой искренне изумлен.

– Что? Вы, может быть, тоже собираетесь на пикник? Тогда дело другое.

Зигоре вдруг вспоминается прошлогодний заводской бал, где Карой заказал на весь стол шампанского, и это стоило половины месячного оклада. Зигоре, разумеется. Не удержавшись, он раздраженно запротестовал на свою голову:

– Никуда мы не собираемся! Очень надо!

– Ну а раз так, то не все ли равно, будет твой сюртук в шкафу висеть, или я его немного проветрю? Он что, рассыплется от этого? А утром к восьми я верну.

Сердце у Зигоры мучительно сжимается. Неужели выхода нет?

Хоп! Вот прекрасная и правдивая отговорка:

– Но ведь тебе мой сюртук не подойдет. Он и мне-то немного жмет.

– Что? Он мне мал? – приходит в негодование Карой. – Как у тебя язык повернулся? Ты ведь в груди меня шире!

Очковтирательство! Бесстыдная ложь! Карой долговязый, костлявый малый. А Зигоре в магазине готового платья и выбрать нечего, разве что в детском отделе.

Но Карой одним прыжком подскакивает к Зигоре и хватает его за плечо. Прижавшись спина к спине, они меряются, при этом Карой слегка подгибает колени и призывает в свидетели сестру:

– Ну, скажи, Янка, разве не он в груди шире? Он и в плечах-то пошире будет. А ну-ка! – Изогнувшись, он заводит руку за спину и измеряет пядью. – У меня пять пядей, а у тебя – пять с половиной… Вот видишь, я же говорю, что ты в плечах на полпяди шире меня.

Зигора был бы счастлив поверить в это открытие. Да и жена подтверждает:

– И правда! Кто бы мог подумать? Карой настолько выше, а ты все-таки его шире!

Ну нет! Зигора и на такое счастье не променяет свой сюртук. Он готов стоять до конца. Но Карой уже уверен в успехе.

– Эй, послушай-ка, – говорит он. – Самое лучшее – взять да примерить. Не подойдет – не возьму.

Мгновение – и он уже у шкафа. Супруга Зигоры с присущей всем женщинам очаровательной суетливостью помогает извлечь сюртук; она уверена, что на долговязом братце он будет висеть мешком, ведь у мужа-то плечи шире. Карой скидывает жилетку, приговаривая, что летом поддевать ее под сюртук теперь не модно, сбросил бы с себя и семь шкур, как змея, ссохся бы до скелета, лишь бы сюртук подошел. И тот, потрескивая, в конце концов – о чудо! – напяливается на Кароя. Смирительная рубашка. Застегнуться Карой не в силах, рукава достают только до локтей. Он тотчас стаскивает его с себя, мысленно прикинув уже, что надо лишь распороть да чуть выпустить рукава и прогладить. Тогда в самый раз будет. Все равно на пикнике сюртук можно снять и ходить в сорочке.

Теперь главное – улизнуть раньше, чем хозяин придет в себя. Карой упаковывает сюртук в бумагу, а Зигора топчется рядом.

– Но в понедельник, к восьми утра, ты уж, будь добр, принеси непременно!

Уже в дверях Карой заверяет, что принесет даже к семи.

Как только шаги его затихают, вся ярость, накопившаяся в душе Зигоры, выплескивается наружу.

На чем свет стоит он поносит и проклинает всех до единого родственников жены. Ярость его переходит в бешенство, когда он припоминает, как поверил, будто Карой честно измерил их плечи.

Настоящим Гарабонцашем[i]  [i] В старых народных поверьях – прожорливый колдун, под видом странствующего студента просившийся на ночлег и требовавший на ужин молока и яиц; если хозяева отказывали или давали мало, то поел его ухода на дом обрушивался ураган.


[Закрыть] был Карой для этого дома. Кроме него, никому не удавалось вызывать здесь подобные бури.

Сюртук, разумеется, не вернулся на свое место в шкафу не только в понедельник утром, но и к вечеру.

Каннибалы едва ли слышали когда-нибудь в свой адрес такие страшные проклятия, какие Зигора, спеша домой со службы, мысленно посылал Карою.

Опять скандал! Тут уж не до игры в дурачка. Отбросив приличия, Зигора прошелся по поводу родственников жены в присутствии девушки и ее жениха.

В конце концов служанка вызвалась рано утром сходить за сюртуком.

Однако к тому времени, когда Зигоре пора было отправляться на службу, она еще не вернулась. Карой сказал, чтобы приходила к полудню, тогда точно отдаст.

Необходимость в отсрочке возникла потому, что сюртук требовал кое-какого ремонта.

Карой собственноручно вновь подшил выпущенные рукава и прогладил. Сам же заштопал лопнувший локоть. Нитки у него нашлись только серые, и он старательно подкрасил стежки чернилами. Чернилами же замазал и подозрительные пятна на лацканах, щетка их не брала.

Так что в полдень он все же вручил сюртук девушке и просил передать хозяевам благодарность.

Когда служанка со свертком в руках вошла в дом, Зигора уже сидел за обедом.

Он, конечно, тотчас развернул и тщательно осмотрел сюртук. На первый, обманчивый, взгляд все было в порядке, и он чуть было не воскликнул, что, мол, слава богу, ничего страшного. Но тут внимание его привлекли замазанные чернилами пятна на лацканах и грубые стежки на локте. Больше того, рукава показались ему длиннее, чем были прежде.

Пиджак он перед обедом обычно снимал и сидел в сорочке. А раз так, то решил примерить не откладывая.

Вне себя от ярости, он с силой просовывает руку в рукав. Трах! Рукав лопается по всему шву. Карой умудрился пришить его к подкладке.

Едва ли этот верзила отплясывал на пикнике такой лихой чардаш, в какой пустился вокруг стола со скромным своим обедом Зигора.

Ему, впрочем, было не до смеха. Настолько, что все вертевшиеся на языке ругательства он в неистовом гневе обрушил на жену. В жизни не слыхивала она таких оборотов, какие звучали в эту минуту. Да еще в присутствии девушки.

Хозяйка рыдала, забившись в угол. Хозяин же бесновался, метался, топал ногами, распаляясь все больше и больше. И девушка, разорвись она хоть на семь частей, все равно не поспевала бы бегать от одного к другому, пытаясь успокоить и примирить.

Ситуация не изменилась и через полчаса. Хозяйка заявила, что разводится, собирает вещи и уходит к родителям. И очень правильно делает, ответил Зигора. Ярость его понемногу иссякала, и под конец он кричал уже только о том, чтобы Карой, этот проклятый злодей, к порогу их дома больше и близко не подходил!

– И он еще передал, что заглянет сегодня вечером?

– Ну да, – кивнула девушка.

– Так вот, извольте прямо в воротах сказать, что ему больше нечего делать в моем доме! Кончено!

– Будьте спокойны, скажу. – Как все прочие господские заботы, девушка взяла на себя и эту.

Вечер. Зигора уже возвратился домой со службы. Конфликт находился в стадии угрюмого молчания обеих сторон. Девушка стояла на улице у ворот.

Вскоре показалась долговязая фигура Кароя. Подойдя к воротам, он спросил девушку:

– Дома?

Девушка сперва преградила ему дорогу и лишь затем ответила:

– Дома ли, нет ли, а господин приказал, чтоб вы шли восвояси, дорога широкая.

– Что такое? – вскипел Карой и, не желая ничего слушать, схватил было девушку за руку, чтобы отстранить ее и пройти.

Но получил внушительный удар в грудь. Изловчившись, Карой все же проскользнул мимо нее в ворота.

– Ах, вот как! Дрянь, батрачка вонючая! К родной сестре еще смеет меня не пускать!..

И так он ее, и сяк, и эдак! Карой шагал через двор, за ним следом спешила девушка. Преданная и гордая, она выполняла волю хозяина и считала, что действует правильно. В комнату супругов Карой буквально вломился.

– Это что такое? Как эта шлюха смеет вставать у меня на пути?! Кто дал ей право?! И как вы можете держать в прислугах такую нахалку?!

Девушка молча ждала за порогом какого-нибудь знака хозяев, чтобы теперь уж как следует встать на их защиту. Она уже приготовилась ухватить Кароя одной рукой за воротник, а другой за штаны и, волоча да подталкивая, выдворить за ворота.

Однако Зигора, испуганный и смущенный, протянул навстречу руке шурина свою и виноватым тоном, запинаясь, сказал:

– Да как же, я ей не говорил, чтоб она тебя… того… Но ты же сам видел, в каком состоянии сюртук…

Взгляд его на миг встретился с полным горечи и негодования взглядом служанки, и он закрыл двери комнаты.

Далее в комнате не произошло ничего интересного. Кое-какую пользу супруги, впрочем, извлекли. В конце концов, это был первый случай, когда Карой ушел, ничего у них не забрав что можно считать почти достижением, если бы не оставшееся после его визита щемящее душу чувство неполноценности. А когда чуть позже хозяева заглянули на кухню, увидели на полу знакомый узелок и стоящую возле него девушку.

Не помогли никакие объяснения, утешения, обещания. Девушка готова была поплатиться половиной месячного жалованья, лишь бы ни на одну ночь больше не оставаться в этом доме. Там, где ее можно так несправедливо и безнаказанно оскорблять, она и минуты лишней не проведет! И ушла.

О другой служанке супруги даже думать не смели, а стало быть, новую решили не брать. С тех пор вечерами они, как прежде, скучали, и разве что Карой время от времени являлся их поразвлечь.

1925