Текст книги "Проклятый берег"

Автор книги: Енё Рэйтё

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Он рассказал о нашем открытии.

– До чего просто, и никому тем не менее не пришло в голову. Можете по праву гордиться собой, – заметил Ламетр.

– Похоже, что этот лорд Пивброк начисто рехнулся, и его манию величия используют преступники помельче… – проговорил Альфонс.

– Но для чего? – спросил Чурбан. – К чему им все это?

– Ясно, что алмазные копи где-то поблизости, и все происходит ради них.

Мы умолкли. По разогретой солнцем стенке хижины снова заколотил бесконечный тропический дождь. Всюду кишели какие-то насекомые.

– В первую очередь надо сжечь карту и все то, что может скомпрометировать Рубана.

Мы сожгли все копии над шипящей плошкой. Удушливый дым наполнил маленькую хижину, почти не рассеиваясь в неподвижном воздухе.

Мы задыхались и кашляли, но честь генерала Рубана была спасена.

Глава четырнадцатая

ДАЖЕ БЕЗУМЕЦ МОЖЕТ ОШИБАТЬСЯ

Мы уснули, насколько нам это позволяли насекомые. Когда в хижине появился мертвецки пьяный и полуголый – один из членов «исполнительного комитета», мы в первый момент не могли сообразить, где мы находимся.

– Идти, пожалуйста, – возвестил он с восторгом, – сейчас вас убивать… Ух!..

Заканчивал фразу он уже снаружи, потому что мрачный спросонья Чурбан так пнул его, что посланец вылетел за дверь.

– Получай! Чтобы всю жизнь помнил, как нас убивать! Нас снова отвели в большую хижину. Лорд Пивброк сидел с опущенными глазами, похожий на идола. Капли пота на его больном лице поблескивали светлыми пятнами. Члены «исполнительного комитета» с оружием в руках окружили нас. Голос лорда был тягучим и каким-то жалобным.

– Что привело вас в столицу «Королевского Акционерного Общества Пивброка»?

– Мы – дезертировавшие из армии солдаты, мсье…,

– Молчать? Я – лорд Пивброк, и после того, как мной был дан «Устав», меня титулуют королем!

Из глубины темной хижины появился вдруг статный седой европеец в безукоризненном тропическом костюме.

– Ван… дер… Руфус… – ошеломленно пробормотал Ламетр.

И впрямь! Тот самый голландец, которого я встретил в «Пале де Дане» в тот вечер, кода растянулся на сверкающем паркете!

– Молчать! – снова крикнул, не поднимая глаз, Пивброк. – В присутствии «Устава» говорят только с его разрешения. Объявляю заседание суда открытым. – Он хлебнул из стакана. – Сейчас мы выслушаем господина прокурора.

– Ван дер Руфус! – сухо проговорил Ламетр. – Значит, вы действительно негодяй?!

– Тихо! – крикнул Пивброк. – Да свершится правосудие! – Он вновь опустил глаза, и голова его устало склонилась набок.

Что – то невероятное… Ван дер Руфус! Добродушный богач-голландец… Друг губернатора, щедрый филантроп…

– Я не негодяй, Ламетр, – холодно сказал голландец. – Ваши оскорбления совершенно неуместны. Я хотел бы спасти вашу жизнь, но это возможно лишь в том случае, если вы будете вести себя разумно.

– Прежде всего я должен знать, что вы здесь делаете. Даже жизнь я не приму в подарок от кого попало.

– Справедливо. Знайте же правду. Год назад мы с лордом охотились здесь, и между Сенегалом и Гамбией нашли алмазы. Заявив о находке, мы получили бы щедрое вознаграждение, но оно не интересовало нас. Мы хотели сами разрабатывать эти алмазные копи. Согласно французским законам, они не могут принадлежать частному лицу. Нам, однако, нужны были инженеры, машины и рабочие. Переправить все это втайне в колонию немыслимо. Поэтому в первую очередь мы привезли сюда из Конго полуцивилизованных негров. Этот берег Сенегала необитаем и к тому же пользуется славой проклятого места! Здесь наши негры построили точную копию Тамарагды.

– В этом вина Потемкина, – вставил Альфонс.

– Где я слышал уже эту фразу? – нахмурив брови, спросил голландец.

Пивброк свалился со стула и, громко храпя, продолжал спать на полу.

– Продолжайте, мингер, – сказал Ламетр.

– Пожалуйста. Итак, мы построили здесь копию столицы племени фонги. Я уехал. Пивброк уже тогда начал проявлять признаки мании величия. Он вообразил себя императором биржи, главой «Всемирного акционерного общества». Мне не доставляло труда вертеть им, как захочу. Использовать его можно, совсем сумасшедшим он еще не выглядит. Он привез в Камерун страстного охотника и нелюдима, капитана Мандера, чтобы вместе «исследовать» земли фонги. Пивброк и мой проводник привели ничего не подозревающего Мандера в поддельную столицу, где один из моих негров сыграл перед ним роль вождя племени фонги, а остальные – воинов. Они отправились дальше, и Пивброк вновь «случайно открыл» месторождение. Сразу после этого они вернулись в Гамбию. Больные. Мандер немедленно сообщил об открытых им вместе с Пивброком алмазах. В своем донесении он добросовестно написал, что они найдены рядом с Тамарагдой, столицей племени фонги. Он ведь понятия не имел, что все происходило не в земле фонги, а на проклятом берегу.

– Ясно, – холодно проговорил Ламетр. – Присланная исследовательская экспедиция вместе со всем снаряжением тоже попала сюда. Сейчас ее участники, захваченные в плен, работают на руднике.

– Нет! Они и сейчас не знают, что это не земли фонги и что они находятся вовсе не на государственной службе. Они понятия не имеют о том, что в это время происходило в Оране. Считают, что я – назначенный правительством руководитель работ. Разработки идут уже два месяца, – лицо голландца покрылось румянцем, – и добыча просто великолепна. Алмазы будут отправлены в Гамбию – на английскую территорию, и все, принимавшие участие в работах, получат царское вознаграждение. А я получу все, что будет найдено. Не долю – все будет моим! Мне жаль, Ламетр, что ради достижения этой цели мне пришлось пожертвовать вашим добрым именем, но когда алмазы будут в безопасности, я позабочусь, чтобы оно было реабилитировано.

– Это не столь существенно. Скажите только одно. Как обстояло дело с той радиограммой, которая отослала назад мой корабль?

– Этого я не могу рассказать вам… Речь идет о таком лице…

– Графине? – спросил Альфонс.

– Вы уже во второй раз вмешиваетесь со своими замечаниями, – повернулся к нему голландец. – Не думаю, чтобы этим вы оказывали добрую услугу…

– Хватит! – крикнул Ламетр. – Вы воображаете себя гениальным финансистом, каким-то королем биржи, а ведь на самом деле вы просто…

– Не спешите! – перебил его Ван дер Руфус – Прежде чем оскорблять, выслушайте мое предложение. Оставшиеся несколько недель вы будете помогать нам в работе. В этом случае вы получите миллион франков, а эти парни – по сто тысяч. Вы, однако, должны передать мне карту и путевой журнал…

– Можете не продолжать. Нам ничего не известно ни о карте, ни о журнале.

– Я уплачу за них любую цену. Политика Рубана не отвечает моим интересам и…

– Не трудитесь. Если бы у нас и были такие бумаги, мы бы наверняка уничтожили их, попав в плен. Что же касается вашего предложения: я не заключаю соглашений с подлецами, хотя и не хотел бы, чтобы из-за меня пострадали трое ни в чем не повинных людей.

При слове «подлец» лицо голландца передернулось.

– Я, со своей стороны, – сказал Альфонс, – заключаю, случаются сделки с подлецами, но с такими жадными, жестокими, гнусными мерзавцами – никогда.

Ван дер Руфус стоял перед нами с серым, как пепел, лицом.

– Короче говоря… это ваш ответ? – Он повернулся к нам, – И ваш тоже?

Чурбан Хопкинс плюнул.

Ван дер Руфус вскрикнул и с горящими от бешенства глазами сделал шаг назад. Сумасшедший лорд проснулся.

– Ставлю… вопрос… на голосование…

– Было принято решение, – крикнул Ван дер Руфус, – передать этих людей в распоряжение «исполнительного комитета».

Не глядя на нас, он выбежал из комнаты.

– «Исполнительный комитет» примет решение об их судьбе…

«Исполнительный комитет» с радостными воплями проголосовал:

– Сжечь… сжечь…

– Больше вопросов нет… Заседание закрыто… Пивброк залпом осушил стакан и снова свалился на пол.

Нас вывели наружу.

– Отличное развлечение… – объяснил нам по дороге управляющий. – Мы привяжем вас к столбу, принесем много дров, польем керосином и будем смотреть, как вы горите.

Другие негры возбужденно хихикали и собирали хворост.

– Простите, ребята… – тихо сказал Ламетр. – Не так все получилось, как думали…

– Ну… – пробормотал Хопкинс, глядя на усердно трудившихся негров. – Ничего не скажешь… красивая смерть.

– Выше голову, Хопкинс, – сказал Альфонс.

– Только без намеков – этого я не позволю! – возмутился Хопкинс.

– Ребята, – сказал я, – давайте пожмем друг другу руки, ведь до сих пор мы неплохо делали наше дело…

По – моему, это было отлично сказано. Мы протянули, насколько это было возможно, связанные руки друг другу.

Управляющий, тянувший огромную связку дров, извиняющимся н в то же время ободряющим тоном проговорил:

– Сейчас, сейчас, господа…

…Что – то свистнуло в воздухе, и в следующее мгновенье в груди управляющего уже дрожало копье. Он без звука рухнул на землю.

Словно чудом выросшие из зарослей, с пронзительными боевыми криками к нам со всех сторон мчались негры, раскрашенные синими, белыми и красными полосами.

– Фонги! – крикнул Ламетр.

Схватки, по сути дела, даже не было. Собрание членов акционерного общества разбежалось, подгоняемое градом пощечин и пинков.

Управляющий оказался единственной жертвой. Через пару минут лагерь был захвачен, а пленные связаны.

Мазеа с первой же атаки был рядом с нами. Ведь это он привел воинов фонги.

– Лимон! – счастливым голосом закричал я и, не обращая внимания на окладистую рыжеватую бороду, обнимал и куда попало целовал его.

К Ламетру подошел высокий красивый негр.

– Господин! Твой старый друг пришел к тебе на проклятый берег со своими воинами.

– Спасибо, Мимбини, – сказал Ламетр и обнял вождя.

– Для меня это самая высокая награда, господин.

Когда Мазеа пришел в Тамарагду и не обнаружил там капитана, он рассказал обо всем вождю фонги и передал ему письмо.

Из письма вождь понял, что разгадка тайны на проклятом берегу реки, и немедленно поспешил туда со своими воинами.

Они прибыли вовремя.

Несчастный лорд Пивброк так буйствовал, что его пришлось связать.

– А теперь к руднику! – сказал Ламетр вождю. Рудник оказался в скалистой местности у небольшого ручья, в нескольких часах пути от «потемкинской столицы». Множество негров стучало кирками и толкало вагонетки, мерно вращался маховик какой-то машины.

Мы бросились в атаку с трех сторон. Неожиданность ее была настолько велика, что мы не встретили ни малейшего сопротивления.

Ван дер Руфуса – бог его знает, откуда – притащил под мышкой Чурбан Хопкинс. Голландец почти не подавал признаков жизни, когда немного перестаравшийся Чурбан швырнул его перед нами на землю. Тем временем воины фонги, не обращая внимания на жилые хижины, оцепили рудник, чтобы никто из мужчин не смог бежать.

– Господин, – спросил вождь фонги, – что мы сделаем с этими собаками?

Привезенные из Конго негры стояли тесной группкой и испуганно переговаривались на непонятном нам языке.

– Свяжите их и охраняйте, пока сюда не прибудут солдаты.

– Будет нехорошо, если мы убьем их?

– Не делайте этого. То, что все здесь было сделано по закону, будет заслугой народа фонги.

– Ты прав.

Из дверей небольшого барака осторожно вышло несколько вооруженных европейцев. Они с удивленным видом глядели на легионеров, беседующих с атаковавшими лагерь туземцами.

– Прошу вас, спокойно подходите сюда – вам никто не причинит вреда, – успокоил Ламетр членов исчезнувшей экспедиции.

– Ламетр! – воскликнул, подойдя поближе, Мусовский – русский инженер.

– Господа, – сказал Ламетр, – вы, хотя и искренне заблуждаясь, оказались участниками грандиозной аферы.

Они удивленно глядели на капитана и удивились еще больше, когда к ним шагнул невысокий, плотный мужчина и хрипло проговорил:

– Меня зовут Чурбан Хопкинс, и я очень рад видеть вас – да и вообще видеть кого бы то ни было. Сегодня утром уже на это не надеялся. – Он протянул руку в сторону остолбеневших ученых: – Выше голову, господа!

Жертвами здешнего страшного климата стали уже восемь участников экспедиции, да и у остальных здоровье оставляло желать лучшего, так что легко понять чувство, с которым они узнали о том, что оставаться здесь требовал от них не долг, а одержимый манией величия безумец. Они ведь были твердо убеждены, что находятся на государственной службе и работают поблизости от столицы фонги – Тамарагды.

Возле сортировочной машины кучей лежали необработанные алмазы. Сказочное богатство!

– Вы не имеете права держать меня взаперти, – попытался было возмутиться пришедший в себя Ван дер Руфус.

– Даже и связать тоже имеем, – ответил ему Альфонс – Вы же хуже любого портового вора, но те хоть живут в нищете и необразованны!

– Ну… не все, – заметил я с преувеличенной скромностью.

Члены экспедиции, исхудавшие и больные, сидели подавленные, у них не было сил даже на упреки. Страшное дело было здесь работать!

– Я предлагаю вам, – хрипло проговорил голландец, – каждому по миллиону, если…

– Деньги вам не помогут, – ответил Ламетр. – Вы разыгрывали из себя добродушного, щедрого господина, одной рукою жертвуя на благотворительность, другой же лишая людей чести, обрекая их на смерть, готовя гибель тысячам ни в чем не повинных туземцев. Скажите, Ван дер Руфус, как поступили бы вы на моем месте?

Ответом было долгое молчание…

– Мне кажется, – негромко проговорил Альфонс, – что сейчас самое важное – вовремя сообщить военным властям обо всем случившемся.

– Правильно. Члены экспедиции останутся здесь, с нами пойдет только кто-нибудь один, – распорядился Ламетр. – Остальные вместе с туземцами присмотрят за алмазами и пленными.

Прежде чем отправиться в путь, мы допросили членов «исполнительного комитета». Они сразу же выложили все, что знали. Белый господин, который так громко кричал утром, (Ван дер Руфус), прибыл сюда совсем недавно, опустившись с неба в широком месте реки, где она разливается почти, как озеро.

– Гидроплан! – воскликнул Альфонс.

– Он был один? – спросил Ламетр.

– Нет, господин. С ним появилась красивая женщина. Они сразу же приказали, чтобы мы отправились на другой берег, схватили там четырех белых людей и привели их сюда. Но нам удалось захватить только одного – тебя, господин. Других троих с тобой уже не было.

– Где сейчас машина? Это важно.

– О чем ты говоришь, господин?

– О большом, ревущем духе!

– Он вернулся вместе с той женщиной в место, где она семь дней будет ждать белого господина.

– А где она будет его ждать? – сдавленным взволнованным голосом спросил Альфонс.

– В доме на берегу моря.

– В путь!.. Это дом миссии!

Мы отправились в сопровождении десяти воинов фонги. Вместе с нами пошел и Фрезер, геолог экспедиции.

Оставалось еще три дня. Господи, если бы нам удалось вовремя попасть в домик, где ждет графиня Ларошель. Но надежды на это было мало.

Три дня прошло, пока мы добрались до того племени, у которого отдыхали и получили проводника по дороге в Тамарагду. Мы с унылым видом уселись в одной из хижин.

– Не будем слишком ненасытными, – проговорил я очень разумно. – В последнюю минуту, как в картах, удача отвернулась от нас. Не могло же нам везти во всем.

– Это справедливо, – ответил Чурбан, – но все-таки, если мне не удастся вышибить мозги Турецкому Султану, я буду считать себя невезучим.

И он начал рассеянно протирать монокль Пивброка шелковым платком Ван дер Руфуса.

– Почему же это? Может, ты думаешь, что кто-то тебя боится? – спросил, вваливаясь в дверь, Турецкий Султан.

Мы подпрыгнули так, словно неожиданно обнаружили, что сидим в осином гнезде.

– Вот он!

– И что? Может, вы думаете, что это я от вас прятался? – вызывающе спросил Султан и вытащил из кармана кухонный нож.

Дело дошло бы до драки, но капитан и Альфонс стали между нами.

– Ребята, – сказал капитан, – надо выслушать каждого.

– Кроме этого типа! – рявкнул Хопкинс, вытаскивая длинный кривой нож вождя фонги.

Капитан, однако, схватил его за плечо.

– Audiatur et altera pars! (Пусть будет выслушана и другая сторона!) – проговорил он умиротворяюще и, похоже, эти несколько слов очень подействовали на Хопкинса.

– Что-то в этом и впрямь может быть, – ответил он задумчиво. – И вообще, я был ранен в голову, – добавил он неуверенно, похлопывая себя по затылку.

– Говори, Турок, – вмешался Альфонс – Все спокойно выслушают тебя – самое большее, свяжем, если нам не понравятся твои объяснения.

Турок немедленно толкнул Альфонса в грудь и снова схватился за свой кухонный нож.

– А что? Думаешь, я тебя боюсь? Думаешь, ты тут сильнее всех? Глядите, какой призовой борец нашелся… Еще и Альфонс будет мной командовать.

Капитан с трудом успокоил Турка, рвавшегося в драку со всеми нами.

– Да утихомирьтесь же, – вмешался наконец и Мазеа.

– И вы тоже командовать? Что? За кого вы меня принимаете? – Мы втроем схватили его, но он продолжал вовсю чертыхаться. – Руками размахивать не шутка! Для этого ума не надо… Выйдем-ка, поговорим…

Мы уже готовы были начать приносить ему торжественные извинения, когда он наконец сел и, все еще тяжело дыша, закурил.

– Я, конечно, прятался от вас и даже удирать приходилось, но не потому, что кого-то боюсь, а потому, что я был инкогнито.

– Ты бы поближе к делу, – мирно предложил я.

– Тогда дайте сигарет, – ответил он агрессивно, – я только что последнюю выкурил.

Хопкинс презрительно кинул ему несколько русских папирос с длинным мундштуком, позаимствованных у Мусовского.

– Началось, все, – повернулся Турок ко мне, – когда ты и Хопкинс пришли на баржу, а я сидел там, завернувшись в скатерть.

– Да, началось все тогда, – кивнул Хопкинс, нервно перекатывая из угла в угол рта окурок сигары.

– Терпение, Хопкинс, – С ошеломляющей наглостью Турок добавил: – Выше голову…

Хопкинс устало опустил глаза, но промолчал.

– Когда я сидел на барже, – снова закурив, начал Турок, – на палубу неожиданно поднялся неизвестный молодой человек. Он спросил у меня, кто хозяин баржи. Я ответил, что хозяин уехал в Гибралтар, а я оставлен здесь сторожить судно. Тогда он спрашивает – нельзя ли оставить здесь на несколько дней один ящик. Я говорю, что можно, но придется заплатить. Он предложил пятьсот франков, и я согласился. Через час он привез ящик, и мы убрали его в трюм. Я получил задаток – двести пятьдесят франков. Вечером ко мне зашел один дружок, и я все спустил ему в карты. После этого мы основательно выпили, и утром, проснувшись, я обнаружил, что кто-то украл у меня и одежду, так что пришлось завернуться в скатерть. Я ждал, что придет владелец ящика с остальными деньгами, но он все не появлялся. Тогда я спустился в трюм и заглянул в ящик. Там не было ничего, кроме трупа.

– Как выглядел труп? – спросил капитан.

– Невысокий, плотный мужчина, лысоватый, с широким, немного вздернутым носом.

– Капитан Мандер, – пробормотал Ламетр.

– Да, это был он. У него была прострелена голова. Я понимал, что, если меня найдут в обществе трупа, быть беде, но не мог уйти без одежды. Положение было отчаянным, оставалось только ждать – а вдруг появится идиот, у которого мне удастся выманить хоть какую-нибудь одежку. Так оно и случилось. Пришли Хопкинс и Копыто. Не один даже, а двое. Ну, я ушел в костюме Хопкинса. И тут, через каких-нибудь пару минут, я увидел того парня, который оставил мне ящик. Он сидел на террасе ресторана с женщиной. С графиней.

– Кем был этот человек?

– Один морской офицер по фамилии Хиггинс.

– Хиггинс… – удивленно прошептал капитан.

– Да… Но тогда он был в штатском. Я подошел к нему и попросил объясниться. Он заговорил со мной очень ласково, а графиня, внимательно посмотрев на меня, сказала, что ей нужен храбрый человек и предложила работать для нее. В результате я очутился у нее на вилле, отлично поел и попил, и графиня сказала, что я буду получать по две тысячи франков в месяц, пока буду на службе. Потом она попрощалась со мной, потому что ее позвали в другую комнату к телефону. Я, однако, не вышел, а решил подслушать ее разговор. Беседовала она с тем офицером, Хиггинсом. Среди прочего я услышал: «Ночью отправитесь на баржу и ликвидируете содержимое ящика… Если там кто-то будет, позаботьтесь, чтобы он не смог ничего разболтать…» Не задерживаясь больше на вилле, я поспешил на баржу. На палубе никого не было. В трюме я обнаружил форму капитана, а в ящике – Хопкинса, мертвого, судя по всему. В этот момент пришли Копыто и Альфонс. Сначала они хотели убить меня, а потом мы вместе отправились за Квастичем. Мне было ужасно неприятно, что из-за меня с Хопкинсом стряслась такая беда, и по дороге я, чуть поразмыслив, отстал, вернулся на баржу, надел на Чурбана валявшуюся в углу форму капитана и оттащил его в один из соседних переулков. Потом позвонил по телефону в военный госпиталь и сообщил, что там-то и там-то лежит раненый капитан. Это был единственный способ обеспечить Чурбану быструю и, к тому же, первоклассную помощь.

– Исключительно разумно, – сказал Мазеа. Капитан тоже кивнул.

Чурбан молча грыз ногти.

– После этого я вернулся к графине. Ничего не поделаешь, служба есть служба. Тем более, что должность меня устраивала. Водить машину, размахивать револьвером и давать в зубы я умею неплохо. Я постоянно следовал за графиней в большом закрытом автомобиле, чтобы в любой момент быть под рукой. Я был ее телохранителем, получал много денег, роскошно жил и вращался в хорошем обществе – вот только вас приходилось побаиваться. Графиня была уверена, что я переметнулся на ее сторону и предал вас, тем более, что она видела, как Копыто гнался за мною. Но она не знала, что каждый раз, когда грозила беда, я письменно предупреждал вас. Этот остолоп, – Турок выразительно посмотрел на меня, – может благодарить меня за то, что до сих пор еще жив. Я предупредил его, что графиня использует его глупую доверчивость…

– Это правда? – спросил Альфонс.

– Я тогда… забыл рассказать… – немного смущенно ответил я. – Но оно и впрямь так было…

Наступило неловкое молчание.

– Я лично считаю, что Турецкий Султан – отличный парень, – сказал Ламетр и протянул руку нашему беглому другу.

– Я тоже, – протянул ему руку и Мазеа.

– Что отличный парень, это преувеличение, но, кажется, он в данном случае, действительно, оказался не такой свиньей, как обычно, – закончил разговор Чурбан и тоже протянул руку.

Уже начинало светать, когда мы снова тронулись в путь. Необычной формы рыжеватая борода Мазеа поблескивала в лунном свете. Первый раз вижу, чтобы кто-то в легионе так старательно отращивал себе бороду.

– Как ты думаешь, застанем мы ее там? – спросил Хопкинс у Султана.

– Не исключено. Она будет дожидаться голландца. Но на берегу у нее стоит самолет, который графиня отлично умеет водить, так что в любой момент она может улететь.

– А почему ты ушел от нее? – спросил я.

– Узнал из подслушанного разговора, что вас схватили, и решил пробиваться на выручку.

Порядочный все же парень.

Фрезер, шедший вместе с нами геолог, не понимал, естественно, ни единого слова из того, что говорилось нами, и подозревал, кажется, самое худшее – тем более, что мы спешили, выжимая из себя остатки сил.

Мы оставили его позади с тремя воинами фонги. Потом подождем их в старом доме миссии, а сейчас отдыхать некогда!

К вечеру за последними деревьями показалось здание… Мы были шагах в двухстах от него, когда Альфонс воскликнул:

– Она там!

В одном из окон дома вспыхнул свет. Мы, теперь уже осторожнее, продолжали продвигаться вперед.

– Будет разумнее всего, – сказал Альфонс, – если к дому подойдете только вы, капитан, вместе с Копытом. Двоим легче сделать это незаметно. Мы с туземцами окружим дом.

– Правильно.

Мы с Ламетром осторожно подкрались к окну.

Графиня! Она здесь-таки!

Похоже, она собиралась пить чай. Что за красавица! Лицо с грустной улыбкой, великолепная фигура…

Приоткрылась дверь, и перед нами появился негр-слуга. Я схватил его за горло так, что он не мог и звука произнести, а Ламетр быстрым, бесшумным движением скользнул в дом.

Я услышал негромкое восклицание и выпустил негра, без памяти свалившегося на землю. Быстро связав его, я поспешил за капитаном.

Он стоял прямо перед той ведьмой. Оба молчали. Графиня, испуганно приоткрыв рот, прислонилась к стене.

– Вот и конец, – сказал капитан.

В этот момент она заметила меня и прошептала:

– Джон… Джон… ты ведь не позволишь…

– Графиня… – по-мужски твердо ответил я. – Не стоит и пробовать… Умного человека можно обмануть самое большее дважды.

– Ван дер Руфус схвачен нами, экспедиция возвращается, и все подробности дела вскоре будут выяснены, – сказал Ламетр.

К ней постепенно возвращалось спокойствие.

– Что ж! Отправьте меня к губернатору!

– Нет! Мы будем судить вас!

Она испуганно повернулась к двери. Там стоял Альфонс. Графиня вновь прислонилась к стене и, растерянно глядя на него, забормотала:

– Граф… Ларошель… Ларошель…

– Да, Катарина, – сурово проговорил Альфонс – Граф Ларошель! Тот самый, которого вы превратили в Альфонса Ничейного. Это я предупреждал анонимными письмами всех, кого вы пытались поймать в свои сети. Вы превратили графа Ларошель в преследуемого всеми убийцу, а ведь это вы убили Андреа Мазеа!

– Неправда… – начала она, но у нее сорвался голос… Несколько мгновений она стояла, неподвижно глядя на дверь, а потом вскрикнула так, что меня до сих пор мороз пробирает, когда я вспоминаю об этом.

В дверях стоял человек с желтым, как лимон, лицом.

– Катарина, – негромко сказал Мазеа. Прижавшись к стене, графиня безумными глазами смотрела на бородатого мужчину.

– Анд…ре…а… Нет! Уйди… уйди… не вынесу…

– Вы должны дать письменные показания, – сказал Альфонс, то есть… Господи, как странно: граф Ларошель? Кто бы мог подумать?!

– Я все… – почти беззвучно прохрипела она, – сделаю… только пусть уйдет… этот… человек… пусть он уйдет…

– Письменные показания!

– Да, да… – Она села. – Что писать? Альфонс положил перед нею бумагу и карандаш.

– Напишите, как был убит капитан Мандер и как удалось с помощью радиограммы обмануть капитана Ламетра!

Ее окружали молчаливые, угрюмые люди.

– Его брат… – пробормотала она, глядя на Мазеа. – Да… у него был брат… Но эта борода…

Внезапно графиня с отчаянным видом начала быстро писать… Минут через десять она протянула нам написанное.

– Здесь… все… А теперь… вы… арестуете меня? Или… убьете!

Судя по всему, ей уже окончательно стало ясно, что бородатый Мазеа всего-навсего брат убитого.

Ламетр прочел написанное, сложил листки и сказал:

– Я бы отпустил ее. Я не мщу женщинам. То, что она сделала мне, я прощаю.

– Альфонс… – прошептала графиня. – Я уйду в сестры милосердия… в монастырь… Сжалься…

Альфонс вздохнул.

– Ладно. Если Ламетр готов отпустить… Передо мной ты виновата не больше, чем перед ним. Я прощаю тебя, Катарина.

Она повернула ко мне свое ангельски красивое лицо. А, по сравнению с другими, мне совсем не к лицу мстить ей.

– Я прощаю!

– Я тоже прощаю, – сказал Мазеа. – И спросите у Андреа – может быть, и он вас простит. Он очень любил вас.

Дальнейшее произошло так неожиданно, что мы не успели даже пошевельнуться.

Вспышка… грохот выстрела…

Красавица-графиня лежала на земле с простреленной головой. На ее лице все еще блуждала та же печальная улыбка.