Текст книги "Святой десант"

Автор книги: Эндрю Харман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Я… я не знаю, как мне не валять дурака, сэр, – захныкал Асмодеус, глядя в пол. – Бухгалтерия подобным навыкам не учит.

– Так сколько это будет стоить?

– За каждый дополнительный рабочий день для полной строительной бригады это будет… – Когти Асмодеуса застучали по обсидиановым сферам абаки, двигаясь с ослепительной стремительностью фискального проворства. – Следует ли мне, – спросил финансист, – включить сюда зарплату, выплаченную чиновникам допуска, которые вскоре станут излишними, на ежедневной основе или на основе почасовой?

– На ежедневной, идиот! Так больше выйдет!

– Что ж, очень хорошо. – Последовал еще один всплеск когтей, и несколько мгновений спустя Асмодеус откашлялся. – За каждый день, пока кристаллические анализаторы Лолоха не были смонтированы и задействованы на Флегетонской площадке доступа, предотвращая таким образом полную автоматизацию в принятии вновь прибывших, а также не высвобождая труд для утилизации его в плане добычи с готовностью доступных альтернативных источников топлива, это будет стоить двадцать две тысячи триста пять оболов.

Эта цифра удивила даже Асаддама.

– Так ты говоришь, что каждый день, пока мы держим демонов в Иммиграционном отделе, а не на предложенных мной рудниках лавы и серы, стоит нам двадцать с чем-то кусков?

– Точно так, сэр, – ухмыльнулся Асмодеус.

Асаддам злобно фыркнул и пнул копытом стонущую фигуру Лолоха.

– Вычесть всю эту сумму из его зарплаты! – приказал он. – А затем немедленно закрыть Иммиграционный отдел и перебросить этих безмозглых придурковатых бюрократов в рудники Узбасса!

– Но, сэр… Задержки на той стороне Флегетона будут просто чудовищными…

– Ну и что? У недавно подохших в запасе целая вечность, чтобы добраться сюда. Несколько недель в зале ожидания абсолютно никакого вреда им не причинят.

– Да, это верно, сэр… но не станут ли паромщики малость… э-э… возмущаться, когда к ним не будет поступать никаких душ.

– Это ты у меня спрашиваешь?

– Ах н-нет, сэр. Э-э… бухгалтерия подобным вещам не учит. – Под таким давлением любые возражения Асмодеуса могли потерять всю свою силу.

Верхняя губа Асаддама выгнулась, задрожала, а затем разошлась в самой что ни на есть дьявольской ухмылке.

– Но насчет паромщиков ты совершенно прав. Ах как это будет печально. Ведь им по-прежнему платят за число переправленных душ, не так ли?

Асмодеус кивнул, чувствуя, что Асаддам готов сделать некое признание.

– Тогда им, похоже, предстоит особенно скудный период.

Беспорядочный гомон голосов грохотал по внутренностям корпуса древнего заброшенного парома, пока группа сдельщиков, сгрудившись в своем убежище, отчаянно паниковала.

– Что же нам теперь делать? – рявкнул Фауст – кажется, уже в двадцать пятый раз.

– Куда они его забрали? – ныл Шнютке. – Только бы ему не повредили пальцы. Ах, неужели я больше никогда не услышу мой финал…

– Боюсь, что это будет чертовски скоро, – проворчал Фауст.

– Не говори так! Мы непременно должны его спасти. Я просто не смогу вынести всю остальную вечность без того, чтобы Бешмет утешал меня своей чудесной игрой, – отчаянно брызгал слюной Шнютке.

– Мы все это уже двести раз проходили. Может здесь кто-нибудь предложить что-нибудь полезное? – спросила Шпирс.

– Э-э… я могу обрисовать план, – предложил художник Мудассо.

Никто не обратил на него никакого внимания.

– А вы, ваше высокопреподобие? Вы что-то очень тихо себя вели, – поинтересовался Фауст.

Его высокопреподобие Елеус Третий покачал головой и поднял полные боли глаза.

– Я просто не могу в это поверить, – простонал он. – «Посланник», сказал он. «Посланник»! Никогда не думал, что смогу увидеть здесь еще одно духовное лицо. Мы должны ему помочь. Он лишится всякой опоры, напуганный, потерянный, чувствующий себя преданным…

– А по-моему, он отлично справлялся, – пробормотал Фауст. – Я вообще-то больше беспокоился о Бешмете. А тот, другой парень, так ментагонам своими проповедями мозги запудрит, что они у него с руки есть начнут.

– А по-моему, все будет по-другому, когда он поймет, куда попал, – со значением произнес Елеус. Уж он-то это хорошо знал. Он сам через это прошел.

Потребовался всего лишь один момент неосторожного отчаяния в часовне святого Маразма Регулярно Забываемого. В тот злополучный день всего этого вдруг стало для Елеуса слишком много. На пятидесятый год работы вся конгрегация, яростно стучащая в дверь и готовая к страстной молитве, исчислялась нулем целых и нулем десятых.

Елеус тогда не понимал, что разговаривает сам с собой, – это просто вроде как вырвалось. Что ж, после пятидесятилетнего общения лишь с самим собой – ничего удивительного здесь не было.

– Ах, что бы я только ни отдал, лишь бы иметь дело с реальными людьми! – объявил он после того, как несколько крыс появились, высматривая сыр, – призванные, верил Елеус, одной лишь силой его мысли.

– А что именно вы бы отдали? – прогудел у него в голове чей-то голос.

– Все! – решительно ответил его высокопреподобие, не подумав.

– Совсем все? Абсолютно? – уточнил гудящий голос у него в голове.

– Да! Абсо…

Тут пол часовни вдруг взорвался, клубы перегретого пара вырвались наружу, а дюжины чешуйчатых лап крепко схватили Елеуса и потащили его вниз, в дыру.

Голос Фауста резко прорвался сквозь воспоминания, оттаскивая бывшее его высокопреподобие в настоящее время.

– Думаю, он уже наверняка знает, где он. Когда тебя, лягающегося и вопящего, уволакивает пара здоровенных монстров, это должно быть чем-то вроде намека. Уж духовное-то лицо за милю это заприметит. Как вы, например.

– Должно быть, для него это был ужасный шок. Он наверняка страшно напуган.

– А как насчет Бешмета? – напомнил Шнютке. – Давайте о нем не забывать.

– Я ему говорила, что ему следовало позволить мне помочь, – проворчала Шпирс.

– Ну да, а я тогда остался бы без модели, – запротестовал Мудассо, глядя на Шпирс сквозь кольцо из своих пальцев. – Тебя бы уволокли вместе с ним.

– Куда уволокли? – спросил Шнютке.

– В штаб-квартиру Ментагона, – простонал Елеус. – Пока мы тут с вами разговариваем, он уже, вероятно, прикован наручниками к стене.

– Черт, как же я ему завидую! – мечтательно проворчал Фауст. – Если его высекут кнутом, я навеки его возненавижу! А тиски для больших пальцев… ах какое блаженство!

Шнютке невольно засунул руки себе в рот, сожалея о, быть может, разрушенной для вечности руке Бешмета.

– Ах, эта аппликатура! Кошмар! Мы просто обязаны его спасти.

Внезапно глубоко в недрах мозга его высокопреподобия маленький участочек, который имел отношение к скрытному содействию, резко вошел в работу и с дикой импульсивностью принялся раздавать приказы его речевым центрам.

– Шнютке прав. Мы не можем оставить жертв на милость ментагонов, – объявил он. При этом его разум был четко сосредоточен на Треппе. – Иначе лично я уже никогда не смог бы с собой ужиться…

– Вы произнесли «ужиться»? – педантично осведомилась Шпирс.

– Ну, ты знаешь, что я имел в виду, – отмахнулся от нее его высокопреподобие. – Нельзя же сказать «я никогда не смог бы с собой умереться», разве не так?

– Да прекратите вы спорить! – заорал Шнютке. – Нам нужен план!

– Абсолютно согласен, – подтвердил Елеус с тайной самодовольной улыбкой. Было бы ужасным несчастьем, если бы этому плану совершенно случайно в то же самое время не удалось спасти определенного пленника в сутане.

Мудассо ухмыльнулся, разгладил листок патентованного пергамента, закатал рукава и лизнул комок недавно похищенного угля.

Подпольный подогрев шипел и булькал сквозь проложенные через фундамент дома Ублейра трубы, пока Бубуш наклонял лавовую лампу над пачкой загадочных документов.

Холодные пальцы конденсата облизывали поверхность пачки и стекали дальше вниз по ножкам обсидианового стола.

В дальнем углу Кременюга сосредоточенно глодала большой валун, с шумным хлюпаньем выкусывая аметистовые кристаллы из самой его середины.

Бубуш задумчиво фыркнул и, пользуясь щипцами, перевернул документ.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Ублейр у него над плечом.

Бубуш пренебрежительно отмахнулся от него когтистой лапой и еще внимательней уставился на запутанный текст, мерцающий под облаком пара.

Кременюга с хрустом отхватила еще один кусок валуна, от чего у Ублейра по позвоночнику поползли мурашки отвращения.

– Нашел ты что-то полезное или нет? – продолжил приставать он.

Бубуш повернулся к приятелю и открыл рот, словно собираясь выдать некий утешительный бальзам мудрости. Однако затем он зевнул, потер подбородок и многозначительно помахал хрустальной чашкой с широким ободком. Ублейр прорычал, понял намек и потопал к шкафчику с выпивкой.

– Ты уже часами его буравишь, – пожаловался он, раздраженно смешивая еще один лавовый мартини. – Хоть что-нибудь ты прикинул?

– Ну-у, – протянул Бубуш, садясь прямо и протирая глаза. – Кое-что у меня есть.

– И что? Может, все-таки скажешь? – продолжал клянчить Ублейр.

– Боль в шее. – Бубуш потер ноющие шейные позвонки.

– Эх ты неблагодарный. Я с самого начала знал, что нужно было оставить тебя на полный срок исправительных работ.

– Ты лучше с выпивкой поторапливайся. А потом я скажу тебе, что я узнал, – заявил Бубуш, разворачиваясь на вращающемся стуле.

– Послушай, ты все это время врал. На самом деле ты знаешь, что там такое.

Бубуш схватил кипящий лавовый мартини и сразу же отправил полчашки его себе в пасть. Затем он снова потер шею, встал и прошел к дальней стене – в манере, которую так любят бельгийские детективы, вот-вот собирающиеся сделать некое драматическое признание: руки сзади на пояснице, ну и все такое прочее.

– Итак, что же это такое? – простонал Ублейр после того, как Бубуш битых две минуты проходил взад-вперед.

– Дело темное.

Только эти два слова Бубуш и сказал. Ублейр хлопнул себя ладонью по лбу и взвыл.

– Это я и сам мог бы тебе сообщить! – рявкнул он. – Скажи мне что-то определенное. К примеру, почему он так дымится?

– Ага, вот это как раз то, что я знаю. Твоя находка, безотносительно к информации, которую она содержит, стоит, надо думать, целое состояние – для осведомленного коллекционера.

– Что?

– Эта штуковина очень древняя. Изготовлена задолго до изобретения патентованного пергамента [6]6
  То есть того, который не выгорает при нормальной температуре окружающей среды, не морщится, не обугливается и не кальцинируется.


[Закрыть], а также лавиковых ручек, чтобы на нем писать, приходилось использовать этот материал. – Бубуш указал на документы. – Нормальный горючий пергамент, который окружен особым рефрижераторным полем. Ему по меньшей мере два столетия.

Впервые за очень долгое время у Ублейра не нашлось никаких слов.

Впрочем, долго это его состояние не продлилось.

– Чудесно, – объявил он, хлопая себя лапой по горлу после хорошего глотка лавового мартини. – Итак, я просто подскакиваю к нужному торговцу и получаю славный куш. Честно говоря, я прямо сейчас предпочел бы поторговаться…

Глаза Бубуша расширились:

– Если ты намерен сбагрить этот документ по цене пары-другой бутылок, тогда давай. Я тебе за него отстегну целых пятьдесят оболов.

– Пятьдесят? – ухмыльнулся Ублейр, потирая лапы. – Что ж, тогда порядок. Сумма, по-моему, довольно приличная… Э-э, стоп. Ты? Ты мне за него деньги дашь? А в чем тут выгода?

Бубуш метнулся по комнате и встал до неловкости близко к Ублейру. Щелки его зрачком метались влево-вправо в поисках подслушивающих ушей.

– Выгода? Он, скорее всего, стоит больше, чем ты можешь себе представить, – но только в нужных лапах, вот как!

– Но в чьих лапах? И когда мы сможем этим лапам его загнать? Покажи мне способ, и я…

Бубуш замахал лапами:

– Ты что, не понимаешь? Это наш шанс! Мы ни за какую цену его не продадим!

– По-моему, ты уже слишком налимонился лавовыми мартини, – прохрипел Ублейр, указывая кривым когтем на пустую чашку Бубуша. – Ты несешь бред.

– А я тебе говорю – это наш шанс!

– Ладно. Шанс на что?

– Это именно то, что нам нужно, как ты не понимаешь? Но только, что это такое, я… я… я понятия не имею.

– Просто чудесно.

Бубуш внезапно стал приходить в отчаяние. Последние несколько часов взяли свое. На задворках его сознания терпение лежало кровоточащим, избитое злобными кулаками разочарования, – жертва даром потраченных часов. Бубуш уже потерял счет числу раз, когда мириады случайных бессвязных мыслей начинали кружиться у него в голове.

Фрагменты намеков на что-то полезное вспыхивали, затем исчезали. Крошечные частички ключей к чему-то большему выплывали наверх сквозь сумерки непонимания, раз-другой поблескивали и тонули бесследно. Лапы его понимания беспомощно ныряли в ил неведения и появлялись оттуда грязными и прискорбно пустыми, обтекая отбросами отчаяния. Короче говоря, Бубуш был просто уничтожен.

– Я кое-что из этого прикинул, но это такая малость…

– Скажи мне! – прорычал Ублейр.

– Никто не выводит на чем попало слова «Секретно! Совершенно секретно! Даже не думай это читать! Да-да. Именно ты!» – если это только… ну, если только это не впрямь что-то секретное, так? – Голос его нервно задрожал.

– Вот так откровение! – саркастически простонал Ублейр. Бубуш одарил его гневным взором:

– Если ты тут дерзить собрался…

– Ладно, ладно! Давай дальше.

– И никто не оставляет секретные материалы валяться там, где их кто угодно прочтет, верно? Обычно предпринимают массу предосторожностей, чтобы не дать секретным материалам попасть не в те лапы и так далее, потому что будет беда, если так получится.

– А смысл? – устало простонал Ублейр, уже начиная жалеть о том, что дал себе труд ввязать в это дело Бубуша. Он мог бы прямо сейчас заниматься чем-то по-настоящему восхитительным – например, квасить лавовые коктейли в приличном заведении.

– Смысл в том, что с точки зрения того, кто хотел сохранить тайну, наши лапы как раз и есть «не те».

Внезапно Ублейра достиг укол понимания.

– Да-да, мы должны быть «не теми», – продолжил Бубуш, слегка повышая голос. Возбужденная гортань обеспечивала ему писклявый оттенок. – Я хочу сказать, что это звучит разумно. Если мы не «те», а ими мы по определению быть не можем, ибо тогда мы сразу бы поняли, о чем этот материал… тогда мы просто должны быть «не теми»!

Ублейр энергично кивнул, по-прежнему лишенный даже намека на то, к чему все это может вести.

– И есть две вещи, которые мы можем проделать с этим материалом. Именно эти две вещи и делают его по-настоящему ценным…

– Ну, и что дальше?

– Во-первых, устроить шантаж…

– Да, да! – возопил Ублейр, с энтузиазмом размахивая лапами. – Ясно дело, мы запросто извлечем кучи оболов из того народа, который не хочет, чтобы этот материал получил огласку. А другая вещь?..

– Будь я проклят, если знаю.

– Ладно-ладно, нечего меня тут враньем кормить. Ты часами на эти картинки таращился. Ты должен что-то знать!

– Хорошо, я скажу, но учти – это только догадки! – Бубуш пренебрежительно махнул лапой, после чего ухватился за щипцы. – Смотри сюда… э-э… где же это… а, вот. Смотри внимательней. – Он указал на ряд странных контурных фигур. Некоторые были высокие, с остроконечными хвостами, копытами и рогами. Некоторые же – поменьше, с бородами и в длинных плащах, а также со странными плоскими колечками вокруг голов.

– Вот эти, – вслух размышлял Бубуш, указывая на высокие фигуры, – дьяволы.

– Почему ты так думаешь? – спросил Ублейр.

Бубуш хмыкнул и указал на остроконечные хвосты, копыта и рога.

– Как я уже сказал, это только догадки. – Тут он сделал свой взгляд решительно испепеляющим.

Телу Ублейра все-таки хватило приличия, чтобы извиниться за свой язык, и его рыло мгновенно покраснело.

– А вот эти, – продолжил Бубуш, указывая на меньшие фигуры в плащах и с головными кольцами, – как мне кажется, что-то вроде их врагов. Понимаешь, вот здесь те и другие стоят лицом друг к другу. – Он указал щипцами на верх одного листа пергамента, затем перелистнул отрезок невразумительного текста и помахал щипцами над другим листом. – А вот здесь они сражаются…

– Или танцуют, – предположил Ублейр. – Я видел, что такая хватка используется в некоторых пещерных танцах…

– Заткнись. – Бубуш перелистнул еще несколько страниц – к другой иллюстрации. Здесь было меньше стоящих фигур, зато вся земля была усеяна распростертыми телами существ обоих типов.

– Сражение продолжается? – предположил он.

– Или они протанцевали до рассвета и…

– Это предположение я проигнорирую с той надменной дерзостью, какой оно заслуживает, – проворчал Бубуш, переворачивая еще несколько листов. – Ага, вот как раз здесь у меня головная боль и возникла. До сих пор все это вроде бы имело смысл. Шло сражение. Но вот это… что ты извлечешь отсюда?

На сцене демонстрировались странные контурные фигуры. Причем они сидели, скрестив ноги, вокруг того, что выглядело как большой костер. В каждой руке были видны кольца размером почти с голову, украшенные по всей окружности меньшими кольцами. Казалось, они этими странными кольцами размахивают. Настораживало то, что некоторые из ртов были широко раскрыты.

В небе над ними было начертано одно-единственное слово.

– Есть идеи, что это может означать? – спросил Ублейр, указывая на слово «Аллилуйя!», начертанное в небе.

– Я уже говорил, – прохрипел Бубуш. – Будь я проклят, если знаю!

В Главном муниципальном зале предсказаний шел самый обычный день. Группа стареющих пророков сидела в гулком помещении вокруг любопытной формы мраморного стола, задавая важные вопросы, а затем разбрасывая специальные кости, чтобы предсказать ответы. Обсуждались там в основном горячие темы – например, когда следует провести в Аксолотле Первенство среди начинающих пророков или будет ли более счастливым для грядущей демонстрации сериала «Три гада» продлиться три недели, две недели либо один день.

Так все и должно было идти, если бы внезапно пара ног не прогрохотала по коридору, на предельно высокой скорости запуская в зал отчаянного мужчину. Врезавшись в твердые бамбуковые двери, он с легкостью проскочил их, после чего в довольно недостойной позе застыл у дальней стены, проклиная в высшей степени отполированную поверхности пола.

Самый главный муниципальный пророк, капитан Мабыть, вгляделся за край стола и прохрипел:

– Войдите.

Мужчин быстро встал на ноги, потирая пару стремительно синеющих ягодиц и умоляюще глядя капитану в глаза.

– Мне нужно узнать время бракосочетания. Причем это время должно соответствовать периоду абсолютно максимальной благоприятности. И это время бракосочетания узнать мне нужно прямо сейчас. Надо все заранее спланировать, понимаете?

– А кто вы такой? – проворчал капитан Мабыть, не вполне воодушевленный тем, что его с такой поспешностью отвлекли.

Прорицание было величественной и до расслабленности спокойной профессией. На человека этой профессии вообще не следовало набрасываться с такой дикостью. Особенно если у него был такой артрит, каким страдал сам капитан Мабыть.

– Корман Макинтош, продюсер игрового шоу «Сам себе пророк!» – радостно объявил незваный гость.

– Сам себе пророк? Что это еще за дилетантство? – проворчал Мабыть.

– Это просто астрологическое игровое шоу, когда ваша судьба оказывается в ваших руках. А ведет его Блинни Плутт. Оно очень популярно. Впрочем, не берите в голову. Полагаю, вы бываете очень заняты, когда оно проходит.

– Это что, одна из тех дневных театральных штучек?

– Да… но я…

– Ха, никогда его не смотрел. Я припоминаю времена, когда никто не осмелился бы устроить театральное представление, пока солнце не окажется далеко за фасадом Храма. У людей нынче слишком много свободного времени, а потому они его тратят на всякую ерунду. Вам так не кажется?

– Кажется. Уверен, так оно и есть. А теперь, будьте так добры, мне бы очень хотелось узнать время бракосочетания.

– Да-да, я помню. Расскажите мне поподробней.

– Гм… я не очень хорошо понимаю, как он это провернул, но Блинни Плутт сумел так все организовать, что победительница в шоу «Сам себе пророк!» в его финальной части «Расставь свои знаки» попросила его на ней жениться. Хотя на самом деле это он ее попросил, потому что он должен был… гм…

– Так вы собираетесь сообразить на троих раннюю свадьбу?

– Что?

– Должен был жениться на ней – вы же сами сказали. И нужно в темпе все устроить, пока все это дело наружу не вышло, так? Ха, ну и нравы у нынешней молодежи!

– Н-нет… вообще-то я так не думаю. – Корман задумчиво потер подбородок. – Вот старый дьявол, – пробурчал он себе под нос.

– Ну-с, давайте посмотрим, что же здесь можно сделать. – Мабыть с большим трудом поднялся на ноги, погремел своими подходяще разогретыми особыми костями, зажатыми в сморщенном кулаке, и зашаркал к дальней части стола. Стол этот был футов двадцать в длину, а в дальнем конце – странное дело! имел восемнадцатидюймовую стенку.

Подув на костлявые ладони и опершись бедрами об стол, Мабыть, почти без всей той церемонности, которую Корман от него ожидал, резко швырнул три рунных кубика катиться по всей длине стола.

Они лишь раз подпрыгнули, ударились о заднюю стенку и остановились посреди выжидательной тишины, нарушаемой только непрестанным подсасыванием дряхлым капитаном своей вставной челюсти.

Мабыть прошаркал к дальнему концу и вгляделся в руны, особенно шумно подсасывая челюсть, пока обдумывал значение этих рун.

– Самое благоприятное, говорите?

Корман кивнул.

– Гм… и как можно скорее?

– Да, нам нужно как можно сильнее сохранить все это событие в общественном сознании и начать продавать билеты, как только…

– Счастливый исход для счастливой парочки?

– Да, гм-м… думаю, да?

Мабыть хмыкнул, схватил рунные кубики и сунул их обратно в карман.

– Вторник на следующей неделе, – пропыхтел он, шаркая назад к своему креслу.

– Что? – воскликнул Корман. – Так скоро?

– Вы же хотели скоро. Сами сказали. Вбежали сюда без всякого объявления, как будто вам кто-то перец в задницу вставил. Я помню времена, когда молодые люди всегда стучали в дверь. Вторник на следующей неделе – и точка!

Тут в голове у Кормана возникло целое полчище проблем. Одежда… подарки… списки гостей… гм-м… костюмы…

Список рос. Паника начала угрожающе нависать над плечами продюсера. Тогда он резко развернулся и во весь дух бросился бежать из Главного муниципального зала предсказаний, на лету промахивая добрых пять шагов, прежде чем ему снова удавалось достичь соприкосновения с землей.

Вот в чем проблема с современной молодежью, – проворчал капитан Мабыть, буквально обтекая меланхолией. – Торопливость. Не могут дождаться, пока все толком не будет проделано. Я помню, в мои времена мы девушку добрых пару-другую раз на люди выводили, прежде чем вся эта свадебная суматоха свою уродливую голову поднимала.

– Так не должно было быть. Он обещал мне увлеченную публику, а не то что меня самого привлекут, – скорбно пожаловался его высокобесподобие Брехли Трепп самому себе, свисая со стены тюрьмы Ментагон, прикованный к ней наручниками.

– Вам следовало дать деру, когда у вас еще был шанс, – проворчал Бешмет, болтаясь рядом с ним. Впрочем, слова его лишь наполовину были адресованы Треппу, наполовину же – самому себе.

– Никогда! – заявил Брехли Трепп. – Я никогда не стану давать деру. Это моя миссия, моя…

– Вы там все еще ноете и жалуетесь? – проворчал Пудин, демон ростом в девять с половиной футов. С предельно скучающим видом он заполнял реквизитные пергаментные бланки, обложившись целой грудой толстенных справочных руководств.

– Я не должен был здесь оказаться! – заорал Трепп. Голос его эхом отразился от голых стен.

– Не беспокойся. Как только я найду правильную муку, тебя здесь не будет. – Пудин снова обратил свой взор на «Свод мук». Коготь его скреб по левому краю тома, пока рот сам собой работал. – Педерастия. Проституция. Пустозвонство. Ха! Никакого проповедования. Какого дьявола здесь нет проповедования? Вот и весь толк от этих гор пергамента. Как мне теперь выяснить, к какой муке тебя приписать, если проповедования здесь и в помине нет?

– А вы сами догадайтесь, – предложил Трепп.

Бешмет восхищенно задрыгал ногами. Славно было, что Трепп оказался таким недотепой. Теперь должна была потребоваться масса времени, чтобы его приговорить, а болтаться на конце пары наручников казалось настоящим праздником по сравнению с тем, чем всей их троице предстояло закончить.

– Ну-у нет. Не могу догадаться. Мне за эту работу столько не платят. Нет и еще раз нет. Должна найтись надлежащая мука, чтобы соответствовать преступлению, понимаешь? Тьфу! Терпеть не могу вас, долбаных сдельщиков, приговаривать. Нелегальные иммигранты, дьявол вас подери!

– Это кем это вы меня только что обозвали? – завопил Брехли Трепп.

– Нелегальным иммигрантом. Ну ты же нелегальный иммигрант и есть, разве ты сам не знаешь? Вы все поступаете сюда не как порядочным людям полагается. Не ногами вперед!

Любые сомнения, которые интеллектуальная сторона Треппа имела по поводу «сдельщиков», были тут же развеяны грохочущим ревом надежды. Сам себе изумляясь, миссионер услышал собственные слова:

– Ну, раз я нелегальный иммигрант, тогда почему бы вам просто меня не депортировать?

Бешмет, несмотря на свои вывернутые кисти и дрожащие плечи, широко ухмыльнулся. Логика была просто безупречной. Теперь, если дьявол находился в разумном настроении…

Рев издевательского хохота мгновенно сообщил обоим о том, что Пудин вряд ли когда-либо находился в таком настроении.

– Вот это классно! – жутко оскалился ментагон. – Но это тебе не поможет. Ты здесь на всю вечность. А теперь насчет приговора. Так-так, посмотрим. Проповедование. А что такое, собственно, проповедование?

– Ну, попробуйте тогда «евангелизм» поискать, – прорычал Брехли Трепп. – Только поторопитесь, чтобы побыстрее меня отсюда выпустить. Мне надо работой заняться!

– Работы ты получишь более чем достаточно, как только я верную муку найду, – осклабился Пудин, скребя когтями обратно по «Своду мук». – Конечно, евангелизм, почему же я сам об этом не подумал? 3… Ж… Е… Вот мы и на месте. Так-так. Ехидство. Ересь. Еврейство… вот так так! Ну и ну! Не-а, этого тоже нет.

– Послушайте, тогда просто выпустите меня! Меня здесь быть не должно!

– Ты что-нибудь пооригинательнее не придумаешь? Это я уже слышал.

– Но это правда, я точно вам говорю, – запротестовал Брехли Трепп. – Выпустите меня отсюда, у меня контракт имеется. – На краткое мгновение миссионер пожалел о том, что ему не пришло в голову вставить в соглашение с Алканом пункт о реинкарнации. Прямо сейчас переродиться, пусть даже в моллюска, казалось предпочтительнее всего этого безобразия. На моллюска, по крайней мере, наручников не наденешь.

– Вот забавно. Я обыскивал твои карманы, но ничего похожего на контракт не нашел.

Бешмет был озадачен. Ему, когда он заключал свою сделку, никакого контракта не предлагали. Неужели в нынешние времена даже дьяволы становились более организованными?

– Но мне обещали! – умолял Трепп.

– Да? И сколько раз? – ухмыльнулся Пудин. – Три?

– Ну, вообще-то…

Чешуйчатый ментагон запрокинул голову и громко расхохотался.

– Тебя поимели и высушили, приятель. Ха! Добро пожаловать в реальный Загробный Мир.

– А я вам говорю, меня здесь быть не должно.

– Да? Не должно? Тогда просто предположим, что ты скажешь мне, где ты должен быть. Будет еще один повод славно поржать, – прорычал Пудин, небрежно крутя своей лавиковой ручкой. – Это сильно упростит мне всю пергаментную работу. – Он раздраженно грохнул «Свод мук» на обсидиановый стол.

– Ну, я вроде как волен идти туда, куда мне захочется. Отыскивать толпы потерянных душ, большие толпы. Всегда лучше, если есть приличная масса навостренных ушей, чтобы выслушать мое сообщение. – Мысли Брехли Треппа неуклонно отплывали обратно к его миссии. – По-моему, это всегда самая трудная часть. Убеждаться в том, что достаточное количество людей готово выслушать Благие Вести, находить людей, которые больше всего в них нуждаются. Вот почему я здесь, понимаете? У вас здесь, внизу, просто изумительный материал. Всюду, куда ни глянь.

– Валяй, валяй дальше, – насмехался ментагон Пудин.

– Нет, правда. – Пламя проповедничества вспыхнуло в голове у Треппа. – Вот посмотреть, к примеру, на вас. Вы сильный и в то же время нежный – мои плечи замечательно заживают. А какой у вас очаровательный профиль! – Трепп вздрогнул, взглянув на полную жутких клыков пасть. Конечно, в его словах имелось некое отклонение от истины, зато оно могло обеспечить нужный результат. – Кроме того, у вас есть чувство ответственности. Однако, имея все это в плюсе, можете вы честно сказать, что вы счастливы?

Бешмет был поражен. Неужели этот парень никогда не сдавался?

– Счастлив? – задумался Пудин. – Ну, насчет счастья я, должен признаться, никогда особенно не задумывался. Всегда бывало слишком много работы.

– Не так много профессионального народа вроде вас действительно имеет время, чтобы хорошенько задуматься. А теперь, если бы вы прямо сейчас смогли отвлечься всего лишь на несколько минут, я прочел бы вам несколько пассажей, которые очень бы вам помогли. Будьте анге… э-э… дьяволом и передайте мне, пожалуйста, такую маленькую красную книжечку из моего мешка.

Пудин уже встал на копыта и проделал полпути по камере, когда вдруг понял, что происходит.

– Эй, ты что делаешь? А ну прекрати!

Рыча, демон схватил с обсидианового стола стопку пергаментов и «Свод мук», после чего, яростно грохнув дверью камеры, нашел себе покой и уединение снаружи.

– Как у тебя это получилось? – спросил Бешмет.

– По-моему, не очень-то и получилось, – посетовал Трепп. – Я должен отсюда выбраться. Я обещал Алкану обратить…

– Ну-ну, теперь можешь эту бредятину бросить. Он ушел.

– Какую бредятину?

– Да всю эту чешую с миссией от богов. А кто такой на самом деле этот Алкан? Откуда он взялся?

Брехли Трепп указал пальцем на потолок.

– Знаешь, тебе уже нет смысла на этом настаивать. Просто признайся – в конечном итоге так будет проще.

– О чем ты говоришь…

– Послушай, мы все испытываем адскую вину, когда впервые понимаем, что получили. И смущение тоже. Но клянусь, это, по крайней мере, лучше, чем быть вроде него. Мы меньше мук переносим. – Бешмет указал на третье тело, болтающееся рядом на стене, – бессознательное, сплошь покрытое ожогами и царапинами. – Да, нам таким образом приходится вину всю вечность нести, но чем раньше ты признаешься, что ты сдельщик, тем…

– Кто я, прошу прощения?

Качаясь, Бешмет попытался пододвинуться поближе к Треппу, горя любопытством.

– За что ты здесь, а? Какова твоя сделка? Валяй, можешь мне рассказать. Я ни в какую не смог этого прикинуть из той твоей чепухи про пиво и подштанники. Ты, наверно, был сбит с толку, дезориентирован, адски шокирован, можно сказать. Так что это было, а? Хотел жить вечно? Или быть самым классным любовником на свете? Или…

– Нет! Решительно нет! И я вовсе не был сбит с толку и дезориентирован. Я его высокобесподобие Брехли Трепп из Речистой Миссии! Я миссионер! Я здесь, чтобы распространять Благую Весть! – В голосе проповедника появились визгливые нотки. Но для его собеседника все это, похоже, было лишено смысла.