Текст книги "Стань моим завтра"
Автор книги: Эмма Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Эмма Скотт
Стань моим завтра
Emma Scott
The Butterfly Project
Copyright © 2017 by Emma Scott
© Федотова А., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Благодарности
Эта книга появилась благодаря любви, помощи и поддержке Мелиссы Панио-Пэтерсэн, Робина Рини Хилла, Джой Кребель-Садовски, Анджелы Бонни Шокли, Сары Торпи, Хиларии Элигзэндэр, К. Лэрсэн, Эммы Адамс, Ноэми Элуан, Билла Хэирстона, Кристофера Стюарта, Кэтлин Рипли и Джениффер Бэллоу, а также всех без исключения участников объединения «Соратники Эммы». Вы никогда не перестаете меня удивлять! Вы оказываете мне такую невероятную, беспрестанную, теплую и вдохновенную поддержку, что меня переполняет благодарность.
Блогеры и читатели… Где бы я была без вас? Каждый раз, когда выходит моя новая книга, я снова и снова наблюдаю щедрость блогерского сообщества: армия волонтеров читает мой роман, пишет обзоры и рекламирует его исключительно из любви к литературе. Я так благодарна вам всем за то, что вы делаете для меня и для каждого писателя, который хочет, чтобы его голос был услышан.
Мелисса Панио-Пэтерсэн, ты – гораздо больше, чем моя правая рука. Ты – потрясающая художница, графический дизайнер и одна из самых заботливых и добрых женщин, (и с прекраснейшим чувством юмора в придачу) которых я только знаю. Я хочу стать тобой, когда вырасту. Посылаю тебе свои благодарность и любовь.
Сюзанна Лакер… Это уже четвертая моя книга, которой коснулся твой редакторский талант, и на протяжении всех четырех я обещала, что буду сдавать рукописи вовремя и что тебя не ждет никаких безумных дедлайнов. В каждом из четырех случаев все было ровно наоборот, но ты неизменно относилась к ситуации с юмором и любовью и никогда не жалела для меня сальных шуточек. Пусть всегда будем мы.
Плей-лист
21 Pilots – «Heathens»
Journey – «Don’t Stop Believing»
Frank Sinatra – «My Way»
Prince – «Purple Rain»
Blondie – «One Way or Another»
Chicago – «You’re the Inspiration»
Frank Sinatra – «I’ll Be Home for Christmas»
Wonderwall – «Oasis»
Fitz and The Tantrums – «HandClap»
Rag’n’Bone Man – «Human»
The Cinematic Orchestra – «Man To Build a Home»
Посвящение
Посвящается Робину, который для меня словно луч прожектора среди тумана.
Пусть время от времени я сходила со своего пути и бессмысленно бродила в пустоте, но благодаря тебе я никогда по-настоящему не терялась.
Часть I
«В мести моей таится вина».
Овидий «Метаморфозы»
1. Зельда
29 ноября
– Нет души, – прошептала я в воротник пальто.
Порыв ледяного ветра пронесся по людной нью-йоркской улице, растрепав мои длинные черные волосы и сорвав слова с моих губ. В глазах щипало, но только из-за ветра. Я никогда не плакала. Никогда. Даже после того, как мою работу отвергли три крупнейших издательства графических романов в Манхэттене. Мои глаза слезились из-за ветра.
Три отказа за два дня. Главные редакторы каждого из издательств слились в моей памяти в единый образ напыщенного гада, который безразлично приподнимал брови, разглядывая мою работу. Он был слегка впечатлен, но этого оказалось недостаточно.
– Интересная идея и отличная рисовка. Но… мы не возьмем.
Тем не менее в третьем отказе теплился крохотный лучик надежды. Редактор моим предложением не заинтересовался, но, когда встреча подошла к концу, меня отвела в сторону его ассистентка. Темноволосая Айрис Ганновер казалась немногим старше моих двадцати четырех лет. Ее губы были накрашены красной помадой, а глаза жестко смотрели на меня сквозь стекла стильных очков. Жестко, но не злобно. Как будто она меня оценивала.
– Еще даже не декабрь, а у всех уже праздники на уме, – сказала Айрис. – Если вы сможете внести исправления и принести мне раскадровку в течение пары недель, я прослежу, чтобы редактор взглянул на нее еще раз.
– Какие исправления? – уточнила я.
– У вас есть потенциал. – Айрис постучала по моему портфолио. – Рисовка прекрасная, но в самой истории не хватает накала. Экспозиция хороша, но в ней не бьется пульс. В ней нет души. Найдите душу.
– Нет души, – прошептала я еще раз.
Яростно заморгав, я перевела взгляд на поток машин, который двигался на север по Шестой авеню. Все вокруг было серым. Небо, тротуар, здания. Монотонный городской пейзаж, набросанный углем и черными чернилами, с желтыми пятнами такси – единственной деталью, о которой вспомнил колорист. Прохожие, натянувшие на уши шапки и закутанные в шарфы, толкали меня локтями. Они шли мимо быстрой, уверенной походкой. В отличие от меня они знали, куда направляются и что готовит им будущее.
Я крепче вцепилась в свое портфолио. В нем лежало само мое сердце. Макет моего графического романа «Мама, можно…?».
Но в нем нет души.
Я могла признать, что он не был ни сентиментальным, ни эмоциональным. Никакой слезливой романтики. Только насилие и стремительный сюжет. Это была антиутопия с путешествиями во времени, полная крови и мести. Моя героиня охотилась за педофилами и похитителями детей, чтобы помешать им исполнить свой замысел и убить их. Так она пыталась спасти свою душу от чувства вины и сожалений, с которыми она жила после гибели собственного ребенка. Рядом с ней не было рыцаря в сияющих доспехах, готового сделать это за нее.
Разве не такого желали читатели? Разве им не хотелось увидеть новую Джессику Джонс или Черную Вдову? Сильную героиню, которая надирает злодеям задницы и не нуждается в том, чтобы ее спасал мужчина?
Нет, они желают душу. Удачи им с этой фигней. Мою душу вырвали из меня десять лет назад, когда однажды летним днем мою девятилетнюю сестру Розмари похитили из продуктового магазина в Филадельфии. Это кошмарное действо развернулось между полок с хлопьями и супами. Оно происходило у меня на глазах, но я ничего не смогла сделать. Я подвела ее, и с тех самых пор чувство вины съедало меня изнутри, словно злокачественная опухоль. Графический роман «Мама, можно…?» родился из этой адской боли.
Если бы я не рисовала, то сошла бы с ума.
Айрис, ассистентка издательства «БлэкСтар», хотела, чтобы я принесла ей исправленную раскадровку через пару недель. Но я понятия не имела, как найти душу для своей истории, да и работать над этим мне было негде. За последние три дня еда, плата за такси и аренда комнаты в омерзительном молодежном хостеле сожрали мои накопления, словно полчище саранчи. Я могла вернуться в Вегас, но это было все равно что расписаться в своем поражении.
Мне нужно было спокойное место, где я могла бы спокойно все обдумать. Угол Шестой авеню, на котором я стояла, таковым не являлся. Я провела рукавом по слезящимся глазам – дурацкий ветер – и подошла к краю тротуара, приподняв руку, чтобы остановить такси. А потом вспомнила о своих тающих на глазах финансах.
«Больше никаких такси, мисс Богачка», – мысленно прикрикнула я на себя. Мне предстояло набраться храбрости, чтобы спуститься в метро, либо попытаться разобраться с тем, как тут ходят автобусы.
Я перешла через дорогу и спустилась в метро. От Среднего Манхэттена до хостела, расположенного недалеко от Портового управления, ехать было недолго. Выйдя из метро, я зашагала по людной улице, вдоль которой располагались магазины для взрослых, табачные магазинчики и конторы, занимающиеся поручительством под залог.
Хостел «Парксайд» находился вовсе не возле парка, а над крошечным сувенирным магазинчиком, где продавались дешевые вещицы с атрибутикой Нью-Йорка: толстовки, снежные шары, брелоки и копилки со статуей Свободы.
Когда три дня назад я вышла из такси и оказалась здесь впервые, все эти безделушки развеселили меня. Будучи наивной дурочкой, я купила безвкусную открытку, верхнюю часть которой украшала кричащая надпись: «В “Большом яблоке” меня ждет успех!». Она выглядела просто кошмарно, так что я собиралась отправить ее Тео после того, как один из издателей предложит мне контракт. Тео был моим другом и начальником тату-салона, где я работала, когда жила в Вегасе. Я знала, что эта открытка его рассмешит.
Стоило мне сделать два шага по обветшалому фойе, выложенному грязной плиткой и с мигающими флуоресцентными лампами на потолке, как сверху до меня начали доноситься громкие разговоры, крики и грохочущая музыка. Здесь было непросто даже заснуть, не говоря уже о том, чтобы работать.
В первую ночь в хостеле «Парксайд» соседки у меня не было. Я провела несколько долгих часов, как Том Хэнкс в фильме «Большой»: придвинув старенький комод к двери и свернувшись калачиком на кровати. Я пыталась сжаться в комок, наблюдая за тараканом, бежавшим по половице вдоль стены. Мне было страшно до жути.
Но я не плакала.
Я открыла ключом дверь своей комнаты. Яркая красно-желтая открытка, которую я купила для Тео, первой бросилась мне в глаза. А потом я увидела, что вся одежда, которую я привезла с собой в Нью-Йорк, за исключением той, что была на мне, валялась на полу вместе с компактными баночками шампуня, мыла и лосьона – даже коробочка противозачаточных таблеток не стала исключением. В комнате было четыре шкафчика, запиравшихся на ключ. Дверь моего оказалась погнутой и висела на одной петле. На вторую ночь моего пребывания в хостеле в комнату ворвалась девушка, пробормотала свое имя – Джейн – и бросила на вторую кровать потрепанный спальный мешок. Потом она засунула в шкафчик синюю дорожную сумку и быстрым шагом вышла из комнаты. Больше я ее не видела.
А теперь пропали и все ее вещи.
– Что за черт?..
У меня заколотилось сердце. Я вылетела из комнаты и сбежала по ступенькам к стойке регистрации, которая больше напоминала пропускной пункт в метро. Я дрожащей рукой постучала по оргстеклу, чтобы привлечь внимание администратора. Это был лысеющий мужчина с пивным животом и скучающим выражением лица. Он листал эротический журнал, покуривая миниатюрную сигару, дым от которой заполнял кабинку и просачивался сквозь круглое отверстие в нижней части стекла.
– Моя комната… – выдохнула я. – В мою комнату кто-то вломился. Мою сумку обшарили. Соседки нет и ее вещей тоже. Может быть, это она сделала?
Не знаю, на что я рассчитывала – возможно, на то, что администратор будет так же шокирован и возмущен, как и я. Или на то, что эта ситуация его хоть как-то обеспокоит. Но мужчина всего лишь тяжело вздохнул и бросил журнал на столик.
– Господи. Ты что, забыла закрыть чертов шкафчик на ключ?
Я уставилась на него.
– Что?.. Нет. Конечно, не забыла, – произнесла я, чувствуя, как ярость потихоньку выжигает из меня страх. – Я заперла чертову дверь, только вот ее кто-то оторвал!
– Вот дерьмо, – проговорил он. – У тебя что-то украли?
– Не знаю. Я запаниковала. Ничего там не разглядывала, сразу побежала сюда.
Я успела наделать немало глупостей с тех пор, как приехала сюда, но на то, чтобы не оставлять деньги в хостеле, мне ума хватило. Я хранила остаток финансов в кошельке, который прикрепила к петле ремня и засунула под свои черные брюки. Ноутбук я носила на собеседование с собой – вместе со своим портфолио. Кроме него у меня была только одна ценность – мои художественные принадлежности…
О боже.
Я почувствовала, как кровь отливает от лица – словно я была скетчем, с которого разом стерли все краски.
– Только не это… Черт, нет-нет-нет!
Охваченная паникой, я взбежала вверх по ступеням. Краем сознания я понимала, что администратор тяжело плетется следом за мной. Оказавшись в комнате, я начала рыться в своих вещах. Меня мутило от мысли о том, что какой-то незнакомый человек трогал мою одежду руками. Трогал мое белье. Но на нее вор не покусился. Хоть чего-то стоили только мое двубортное пальто и сапоги, но и то, и другое было сейчас на мне. Но все мои принадлежности для рисования исчезли. Складывающийся переносной столик, ручки и карандаши, скетчбук фирмы «Кансон»…
Зачем? Почему кто-то решил украсть ручки и бумагу?
Потому что они были высшего качества. Мое самое ценное имущество. Инструменты, с помощью которых я создавала свои рисунки. Я словно лишилась пальцев на руке.
– Что-то украли?
– Все, – проговорила я. Желудок сжался так сильно, что я едва могла дышать. – У меня украли абсолютно все.
Администратор недоверчиво хмыкнул.
– По виду комнаты не скажешь. Твои вещи тут повсюду разбросаны.
Все кончено. Вообще все.
Я сглотнула, чтобы не расплакаться, и начала собирать свои вещи в одну кучу.
– Вы вызовете полицию? – спросила я себе под нос, поднимая одежду с пола. – Или все гости вашего хостела имеют свободный доступ к личному имуществу друг друга?
Я замерла и снова оглядела комнату.
– Подождите. Чемодан. Где, мать вашу, мой чемодан?
От новенького черного чемодана на колесиках, подаренного мне одной из соседок в честь отъезда из Лос-Анджелеса, не осталось и следа.
– Его тоже забрали, – произнесла я. – Они взяли мой чемодан и предметы для рисования.
Я обернулась и уставилась на администратора злым взглядом.
– Хотя нет, не они. Она. Девушка, которую вы ко мне подселили. Это же явно она сделала, да?
– Похоже на то.
Администратор вздохнул и достал из кармана смартфон.
Тридцать минут спустя прибыли двое полицейских. Я ждала в фойе, положив на колени черный мусорный пакет, в котором лежали все оставшиеся у меня вещи. Копы взяли у меня показания и пошли обыскивать другие комнаты, но ничего не нашли.
– Девушка подписалась именем Джейн А. Ф. Рист, – сказал администратор. – А. Ф. Р-И-С-Т.
– Джейн Аферист? – Мой взгляд грозил просверлить в нем дыру. – Вы что, блин, издеваетесь?
Мужчина пожал плечами.
– Она платила наличными. Даже если бы она назвалась матерью Терезой, мне было бы все равно.
Чертова мать Тереза выписалась из хостела утром и уже давно исчезла в неизвестном направлении.
– Мы сообщим вам, если что-то обнаружим, – пообещал один из полицейских и сочувственно мне улыбнулся.
Тем не менее в его словах слышалось другое послание: «Рассчитывать на многое не стоит».
Администратор приподнял руки, словно демонстрируя, что не несет никакой ответственности. Заселяясь, я подписала отказ от претензий, так что он прекрасно знал, что его задница в безопасности. Но когда копы ушли и я осталась сидеть одна с идиотским мусорным пакетом в руках, его лицо немного смягчилось.
– Послушай, девочка, – начал он. – Можешь остаться в комнате еще на одну ночь бесплатно. Должен же я хоть что-то для тебя сделать, правда?
Я уже собиралась сказать ему, куда он может засунуть свою бесплатную ночь, но солнце стремительно клонилось к горизонту. Куда мне было идти?
До Филадельфии всего два часа пути на поезде.
– Ладно, – коротко бросила я управляющему, задушив эту мысль в зародыше. – Я согласна остаться здесь еще на одну ночь, но только если вы поселите меня в одиночном номере.
Он поднес к подбородку толстые, короткие пальцы и, почесав щетину, кивнул.
Оказавшись в своей новой комнате, я бросила мусорный пакет на широкую кровать и огляделась. В углу стояли стул и крошечный столик, но в ящике не было ни ручки, ни бумаги.
У меня нет ни ручки, ни бумаги.
Заморгав изо всех сил, я достала телефон, чтобы просчитать варианты. У меня оставалось всего 700 долларов. Если возвращаться в Вегас – даже не думай плакать, Росси, – на билет уйдет 300 долларов. А потом еще 300 на оплату аренды за комнату, которую я там снимала.
Если же оставаться в Нью-Йорке, семисот долларов не хватит даже на сутки. Мне пришлось бы искать квартиру, и все деньги ушли бы на задаток, так что до конца месяца мне было не протянуть. Но что я точно не собиралась делать, так это оставаться здесь, в хостеле, и пытаться переделать свой графический роман.
– Да и чем мне его переделывать? – с горечью напомнила я себе. У меня больше не было художественных принадлежностей. Эта мысль каждый раз пронзала мне сердце насквозь, а потом ранила и более практичную часть меня, потому что более-менее сносные ручки и бумага стоили не меньше долларов пятидесяти.
Закончив с подсчетами, я бросила телефон на грубое оранжевое покрывало. Итак, вывод: я в полной заднице. Я потерпела неудачу. Теперь мне ничего не оставалось, кроме как вернуться в Вегас и снова жить в своей старой комнате в переполненной людьми квартире, которые еще и постоянно менялись. Я не сомневалась, что Тео снова возьмет меня на работу в тату-салон, но мне этого не хотелось. Я устала делать татуировки. Меня расстраивало то, что мои рисунки исчезали за дверьми салона, лишая меня возможности снова их увидеть. Я хотела создать что-то, что могла бы подержать в руках. Что-то, что мог бы увидеть весь мир…
Твоя гордость не уступает твоей же глупости.
К глазам подступали слезы, и я заставила себя подняться с постели, прежде чем они смогли взять надо мной верх. Засунув мусорный пакет в шкафчик, я хлопнула дверцей и закрыла ее на замок. Нужно было поужинать.
Мне пришлось признать свое поражение, но я решила, что этот город должен мне один нормальный ужин, прежде чем я уеду обратно в Вегас. Взяв в руки портфолио, я вышла из комнаты.
2. Зельда
29 ноября
Руперт – один из моих соседей в Вегасе – говорил, что увидеть художественную сторону Нью-Йорка можно в районе Ист-Виллидж. Сейчас мне было совершенно не до художественности, но я предпочитала двигаться хоть в каком-то направлении, чем ощущать себя потерянной и абсолютно, до ужаса беспомощной. Я снова спустилась в метро и поехала на северо-восток. Вышла на станции Астор-Плейс и зашагала по улице Сент-Марк в сторону Второй авеню.
Стараясь запоминать ориентиры – по обе стороны наблюдалось множество баров и магазинов богемного вида, – я принялась искать кафе с плюс-минус нормальной едой по цене, соответствующей моим скудным финансам.
Увидев маленькое итальянское бистро под навесом в красно-белую полоску, на котором красовалось название «Джованни», я остановилась. «Как банально», – подумала я, ощущая, как меня окутывает теплый запах, просачивающийся на улицу. Томатный соус с чесноком, базиликом и розмарином…
Розмарин.
Волна тоски по дому накрыла меня так резко, что закружилась голова. Когда-то давным-давно так пахло у мамы на кухне.
Я прижала портфолио к груди, словно щит, и открыла дверь в бистро. Оно оказалось крошечным – всего на пятнадцать столов, на каждом из которых стоял стеклянный стаканчик со свечой. Силиконовые скатерти в красно-белую клеточку, пластиковые грозди винограда на стене и плохо нарисованные итальянские пейзажи.
Банальнее некуда, но еда здесь пахла не хуже маминой. Аромат обволакивал меня и навевал воспоминания о нашей кухне, о том времени, когда у меня была сестра. О времени, когда мы с ней ссорились и тягали друг друга за волосы, а потом, словно животные, бегали рядом с теплой плитой, уворачиваясь от мамы, которая пыталась наказать нас за хулиганство, легонько стукнув по лбам деревянной ложкой.
«Возвращайся домой, – прошептал голосок в моей голове. – Садись в поезд и возвращайся домой».
Но теперь дома все было иначе. После похищения сестры наша семья словно рухнула на дно холодной мрачной пропасти. От любви и тепла остались лишь осколки. Все мы были сломлены – мои родители, бабушки и дедушки, тети и дяди… Когда произошло невообразимое, моя большая, громкая итальянская семья лишилась своего голоса.
Начала ли мама снова готовить? Теперь я не имела представления о том, как течет жизнь дома; я не жила там уже шесть лет. Я сама себя отправила в ссылку. Чувство вины перед Розмари за то, что я так невообразимо ее подвела, сделало из меня изгнанницу. Мама продолжала аккуратно настаивать, чтобы я приезжала, и ее слова манили меня. Пару раз в год я поддавалась и надеялась: хотя бы сейчас у меня получится поверить их словам, что я ни в чем не виновата. Но мои воспоминания вопили об обратном, и каждый визит заканчивался тем, что мое сердце наполнялось паникой и разрывалось на части. Из-за этих воспоминаний я променяла свой постоянно растущий город в Филадельфии на пустыни Невады, где все было мне совершенно не знакомо.
Атмосфера «Джованни» была мне очень знакома.
Волна печали и тоски по дому все нарастала, и мне захотелось выбежать на улицу. В этот момент меня окликнул бармен, стоявший за изогнутой стойкой из красного дерева, которая протянулась на всю длину ресторанчика.
– Какой вам столик, мисс?
Собираясь в Нью-Йорк, располагавшийся так близко к Филадельфии, я понимала, что рискую, и все же эта лавина эмоций оказалась почти невыносимой. Но я не была трусихой. Я была сильной. Крепким орешком – так называл меня папа. «Крепким орешком, который никогда ни перед чем не пасует». Я решила, что не позволю воспоминаниям выгнать себя в холодную нью-йоркскую ночь.
– На одного, пожалуйста, – ответила я бармену. Это был полноватый мужчина в рубашке, жилетке и галстуке с виноградными гроздьями.
Он кивком указал на крошечный квадратный столик в дальней части ресторанчика. Я присела и вдруг поняла, как сильно проголодалась. От этого осознания меня даже почти перестало колотить.
Я справлюсь. Смогу вести себя адекватно и что-нибудь съесть.
Я опустила портфолио на пол рядом с собой. Пламя свечи, стоявшей передо мной, колыхалось. Пока я изучала меню, помощник официанта молча принес мне воду в стакане из твердого пластика, в которой плавали два кубика льда.
Официантка – доброжелательная девушка с темно-каштановыми волосами, уложенными в высокую прическу, и золотыми сережками-кольцами – приняла мой заказ: пасту зити и бокал домашнего красного вина. Я неплохо справлялась с поганой ситуацией, в которую угодила, пока официантка не вернулась и не опустила передо мной горячую пасту. «Точно такая же, как у мамы», – подумала я. Только мама добавила бы сюда слишком много базилика, и бабушка начала бы жаловаться, и они препирались бы из-за этого до конца вечера…
Мои глаза затуманились слезами. Грудь сдавило так, что я не могла протолкнуть воздух через горло. Я вскочила со стула и побежала по узкому коридорчику, который вел к туалетам. Дверь в женский оказалась заперта.
– Черт.
Потеряв способность мыслить здраво, я побежала по слишком ярко освещенной кухне, сквозь пар, мимо посудомойки, от которой пахло моющим средством, и, распахнув заднюю дверь, вылетела в крошечный переулок. Вдоль него тянулся ветхий деревянный забор. Напротив ресторанчика стояли контейнеры для мусора, доверху набитые пластиковыми мешками. Мелко и прерывисто вдыхая холодный воздух, я обхватила себя руками.
«Соберись! – приказала себе я. – Господи, это же просто еда. Просто… все дело в этом городе. Ты облажалась, и что с того? Ты не первая наивная дурочка, которую Нью-Йорк прожевал и выплюнул, и, уж конечно, не последняя».
Но в этой браваде не было никакого смысла. Меня ранило не то, что мой графический роман не приняли; я могла бы смириться с поражением, если бы дело было в том, что мой уровень не дотягивал до их стандартов. Но услышать, что в нем нет души…
Нет души. В нем не было моей души; в нем были мои легкие, которым не хватало воздуха, пока я бежала за фургоном. В нем был мой голос, звавший на помощь изо всех сил – «пожалуйста, кто-нибудь, черт побери, помогите!» – потому что я бежала недостаточно быстро. Я кричала недостаточно громко. Я подвела Рози тогда, а теперь подвела ее еще раз. Я не смогла рассказать миру эту историю. Моя книга являлась просьбой о прощении, растянувшейся на сто с лишним черно-белых страниц, которые были раскрашены слезами и изрисованы сожалениями; все, что я не сделала в тот день, вылилось в эти картинки. Ярость моей героини – ее безжалостная жажда мести – стала моей единственной отдушиной.
Но все это оказалось отвергнуто.
– И какого черта мне теперь делать? – прошептала я.
– Не знаю, – тихо отозвался за моей спиной мужской хрипловатый голос. – Как насчет того, чтобы не замерзнуть до смерти в этом вонючем переулке?
Я подпрыгнула от испуга и резко обернулась. У задней двери стоял высокий худой парень. На вид ему было, как и мне, года 24. Светлые волосы и щетина на подбородке. На нем была белая рубашка, черные брюки и белый фартук; в руке он держал мусорный пакет. Тот самый помощник официанта, который принес мне воду.
– У тебя все нормально? – спросил он.
– Ты меня до смерти напугал!
– Извини.
Он выбросил мусорный мешок в помойку, а потом покопался в заднем кармане брюк и выудил оттуда пачку сигарет.
– Что ты здесь делаешь?
Я пожала плечами и выпрямила спину, чтобы казаться увереннее и выше – насколько это позволял рост в метр шестьдесят.
– Решила, что это место не хуже других.
Парень зажег сигарету.
– Ты заблудилась?
Да, настолько, насколько это только возможно.
– Нет, просто вышла подышать воздухом.
Он бросил на меня ироничный взгляд.
– Чистым воздухом, наполненным ароматом мусора?
А он остроумный. Я любила это качество в людях, но в данный момент мне не было нужно ничего такого. Я зашагала к задней двери.
– Неважно. Извини, что помешала.
– Ты мне не мешаешь.
Он выдохнул, и из его ноздрей вылетели две струйки дыма. В холодном воздухе они тут же смешались с паром от его дыхания. Больше он ничего не сказал, но продолжил смотреть на меня из-под нахмуренных бровей невозмутимым – и вместе с тем внимательным – взглядом темно-синих глаз.
– Ты разве не должен работать? – поинтересовалась я.
– У меня перекур. – Он продемонстрировал мне сигарету. – Думал, это довольно очевидно.
– Справедливо.
– Хочешь сигаретку?
– Я не курю.
– Возможно, это к лучшему. Твоя еда остынет.
– И тогда мне не дадут десерт?
Уголок его губ дернулся вверх, и он присел на одну из трех ступеней, которые вели к задней двери ресторанчика.
– Что у тебя случилось?
– Просто хотела побыть одна, – ответила я. – Но, видимо, на это рассчитывать не приходится.
– Видимо, нет.
Я округлила глаза.
– Боже, до чего ты надоедливый.
Я вздрогнула от холода и глубже закуталась в пальто. В животе снова заурчало. Я вдруг вспомнила, что курение хорошо подавляет аппетит.
– Ладно, давай сюда свою сигарету.
Он снова достал из кармана пачку и подвинулся, освобождая мне место на ступеньке. Я опустилась рядом с ним и перекинула свои длинные волосы на другое плечо, чтобы не мешали. Потом взяла сигарету и стала наблюдать, как он поджигает ее для меня. При свете зажигалки его глаза переливались, словно темные сапфиры с сотней граней…
Моя грудь сжалась; я согнулась пополам и закашлялась, выпуская наружу облачко дыма.
– Ты в порядке?
Я энергично закивала.
– Давно не курила, – выдохнула я между приступами кашля. На глазах выступили слезы, и я вспомнила, за что не люблю сигареты. – Вкус паршивый.
Парень ухмыльнулся.
– Аккуратно вытащи ее изо рта, и я возьму ее обратно.
– Не надо, все в порядке. Думаю, это то, что мне сейчас нужно.
Я сделала еще одну затяжку и медленно выдохнула, чувствуя, как меня покидает часть тревоги. Мой голодный желудок снова угомонился.
Следующую минуту мы с помощником официанта молча сидели на крыльце и курили. Я поглядывала на него краешком глаза. Под длинными рукавами рубашки угадывались рельефные мышцы. У него была красиво очерченная линия челюсти, а прямая линия носа прерывалась небольшой горбинкой. Светлые волосы, длинные на макушке, были коротко острижены на висках. А его лицо, боже…
Он неприлично красив. Слишком идеальный. Словно герой комикса.
– У тебя есть имя? – спросил он, по-прежнему смотря куда-то перед собой.
– Зельда, – ответила я.
Он перевел взгляд на меня.
– Зельда? Как…
– Как в названии игры, «Легенда о Зельде»? – фыркнула я, выпуская дым через нос. – Я слышала этот вопрос примерно сто миллионов раз.
Парень пожал плечами.
– Я собирался сказать: как звали жену Фрэнсиса Скотта Фицджеральда.
– А, – произнесла я. – На самом деле… так оно и есть. Моя мама обожала Фицджеральда. Меня назвали в честь его жены. А мою сестру… – Я закашлялась, сделав вид, что во всем виноват сигаретный дым. – Розмари. В честь героини одной из его книг.
– «Ночь нежна», – отозвался он и, заметив мои округлившиеся глаза, отвел взгляд. – В течение последних пары лет у меня было много времени на чтение.
Я кивнула и не стала спрашивать, почему, а он не задавал мне вопросов о сестре. Честный обмен.
– А тебя зовут…? – спросила я.
– Линк[1]1
Главный герой в серии видеоигр «Легенда о Зельде».
[Закрыть], – сказал он и откинулся немного назад, словно уклоняясь от моего убийственного взгляда и тихого смешка. – Бекетт. Меня зовут Бекетт.
«Это имя идеально ему подходит, – подумала я, а потом сама себя отругала. – Откуда тебе знать? Не надо сходить с ума из-за симпатичного личика».
– Расскажи мне свою историю, Зельда, – попросил Бекетт.
– Нечего рассказывать, – отозвалась я. – Пришла, увидела, получила пинок под зад. Нью-Йорк – безжалостное место.
– Ты актриса?
– Художница.
Бекетт кивнул, выдыхая дым.
– А ты – актер? – поинтересовалась я. Внешность у него однозначно была соответствующая.
Он покачал головой.
– Я курьер.
– А. Круто. Курьер и помощник официанта. – Бекетт бросил на меня выразительный взгляд, и я приподняла руки в знак капитуляции. – Ничего плохого в этом нет. Честный заработок.
Он фыркнул.
– Ну да. Честный, – проговорил он, выплевывая каждое слово, а потом на минуту замолчал. – Но я подрабатываю в ресторане только два раза в неделю. Чтобы чуть подзаработать.
– Я слышала, нужна куча денег, чтобы снимать здесь жилье.
– Ты правильно слышала.
Снова наступила тишина, но наше молчание нельзя была назвать совсем уж неловким. Я еще раз украдкой взглянула на точеный подбородок и темно-синие глаза Бекетта. Даже при скудном свете, проникавшем сквозь дверь, они все равно сияли. Бекетт был выше меня, и рядом с ним я ощущала себя защищенной. Я словно оказалась возле скалы, которая закрывала меня от холодного ветра, дувшего со стороны города. Хотя бы на время, пока я не докурила сигарету.
– Ты живешь на Манхэттене? – спросила я.
– Нет. В Бруклине. – Он снова посмотрел на меня. – Не поверишь, но в Нью-Йорке есть и другие места, помимо Таймс-сквер и Эмпайр-cтейт-билдинг.
Я закатила глаза.
– Да неужели? А я только собиралась спросить, можно ли снять комнату на статуе Свободы.
Он почти улыбнулся.
– Ищешь, где жить?
– Нет, я уже все, – проговорила я. – И так вляпалась по уши.
Бекетт кивнул.
– Понимаю. Я работаю в двух местах, но в этом месяце мне все равно не хватает восьмидесяти баксов. Придется сдавать кровь.
Я округлила глаза.
– Ты сдаешь кровь, чтобы заплатить за квартиру?
– Иногда. В этом нет ничего страшного. В клинике на Семнадцатой авеню платят 35 долларов.
– Тебе все равно не хватит 45 долларов.
– Схожу еще в одну клинику. – Бекетт коротко усмехнулся, увидев беспокойство на моем лице. – Шучу. Я что-нибудь продам. Может, какую-нибудь пластинку. Хотя, конечно, не хотелось бы.
– Пластинку? В смысле, винил?
Он кивнул.
– У меня есть кое-что из классики, в основном от дедушки. Его коллекция досталась мне в наследство. А что-то я сам купил на распродаже. Люди не знают цену вещам и часто продают их задешево.
