Текст книги "Алый Первоцвет"

Автор книги: Эмма Орци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава V. Маргарита

На мгновение в уютном дубовом зале харчевни воцарилась неловкая, мучительно-тяжелая пауза. Тотчас же после торжественного известия, принесенного мальчиком, лорд Энтони, чертыхаясь, соскочил со стула и в полном смущении стал давать какие-то указания бедному растерявшемуся Джеллибенду, который, казалось, и вовсе лишился ума.

– Дорогой мой, ради всего святого, – уговаривал его лорд, – постарайтесь удержать леди Блейкни разговором за дверью, хотя бы на несколько мгновений, пока дамы уйдут. Эх! – добавил он с гораздо большей выразительностью. – Как все это некстати.

– Быстрее, Салли, свечи! – закричал Джеллибенд, прыгая то назад, то вперед с одной ноги на другую, чем только лишь увеличивал всеобщую неловкость.

Графиня тоже поднялась, строгая и прямая, пытаясь скрыть возбуждение за еще большим хладнокровием, все время повторяя:

– Я не хочу ее видеть. Я не хочу ее видеть!

В это время возбуждение, вызванное приездом столь важных гостей, достигло снаружи своего апогея.

– Здравствуйте, сэр Перси! Здравствуйте, миледи! К вашим услугам, сэр Перси! – доносилось единым бесконечным хором, сквозь который едва можно было различить причитания: – «Не забудьте бедного слепого! Помилосердствуйте!»

И вдруг сквозь весь этот хор прорвался ясный и нежный голос:

– Оставьте беднягу в покое. Покормите его за мой счет. – Голос был низким и музыкальным с приятным иностранным акцентом, особенно на согласных.

Все находящиеся в зале замолчали и насторожились. Салли со свечами стояла у противоположной двери, ведущей наверх, в спальни, графиня имела вид воплощенной ненависти, Сюзанна, смотревшая на дверь с тайной надеждой все же увидеть любимую школьную подругу, в любой момент была готова послушно отправиться за матерью.

Тут Джеллибенд открыл дверь, все еще надеясь предотвратить нависшую в воздухе катастрофу, и все тот же музыкальный голос с веселым смехом и шутливым негодованием сказал:

– Брр! Я мокрая, как селедка. Боже! Да видел ли кто когда-нибудь такой отвратительный климат.

– Сюзанна, сейчас же ступай за мной. Я так хочу, – решительно сказала графиня.

– Ну мама, – попросила Сюзанна.

– Миледи… вы… я… хм. Миледи! – беспомощно бормотал Джеллибенд, пытаясь загородить собой вход.

– Ради бога, милейший, – сказала леди Блейкни нетерпеливо. – Что это вы встали у меня на пути, да еще пританцовываете, словно индюк на сковородке? Пропустите меня к огню, я умираю от холода.

И в следующий момент леди Блейкни, вежливо обойдя хозяина, вплыла в зал.

Сохранилось множество различных портретов и миниатюр Маргариты Сен-Жюст, тогда уже леди Блейкни, но все они бессильны в полной мере передать ее неповторимую красоту. Высокая, выше среднего роста, с царственной фигурой, она была настолько хороша, что даже графиня, перед тем как повернуться спиной, на мгновение замерла, невольно любуясь столь необычным обликом.

Маргарите Блейкни было около двадцати пяти лет, и красота ее была в самом расцвете. Большая шляпа с развевающимся плюмажем бросала мягкую тень на ее классическое лицо, обрамленное ореолом медно-золотистых волос, свободно ниспадающих на плечи; нежный, почти детский рот, прямой, правильной формы нос, круглый подбородок и изящная шея – вся она казалась ожившей картиной. Богатая одежда из голубого бархата подчеркивала каждую линию ее грациозной фигуры, рука с достоинством держала длинный стек, увитый огромным букетом лент, излюбленным украшением модниц тех лет.

Окинув комнату быстрым взглядом, она любезно кивнула сэру Эндрю Фоулксу и подала руку лорду Энтони.

– Хэлло, милорд Тони. А вы-то что делаете в Дувре? – весело спросила она и, не дожидаясь ответа, повернулась к графине.

Увидев Сюзанну, она засияла от радости и протянула к ней руки:

– Как, Сюзанна?! Малышка моя, вы здесь? Как вы оказались в Англии, моя маленькая гражданка? И мадам тоже!

И без тени замешательства она подошла к ним. Лорд Тони и сэр Эндрю с замирающим сердцем следили за происходящим. Хотя оба и были англичанами, им достаточно часто приходилось бывать во Франции, для того чтобы знать, как именно проявляет злобу и ненависть старое французское дворянство ко всем, кто чем-нибудь помогал Арману Сен-Жюсту, брату прекрасной леди Блейкни. Ар-ман Сен-Жюст был ярым республиканцем, хотя мнения по этому поводу расходились. Тяжба за родовое поместье с древним семейством Сен-Сиров в это время была в самом разгаре, впоследствии же прекратилась совершенно, впрочем, истинное положение дел для большинства оставалось загадкой. Во Франции Сен-Жюст и его партия торжествовали, а здесь, в Англии, две изгнанницы, которым едва удалось спасти свои жизни, потерявшие все накопленные веками богатства, стояли лицом к лицу с прекраснейшей представительницей республиканской фамилии, низвергшей трон и лишившей корней аристократию, ведущую свою родословную из далеких туманных веков.

Она стояла перед ними во всем своем блеске, протягивая к ним руки, способная одним этим жестом восстановить мост через все ужасы и кровь последних десяти лет.

– Сюзанна, я запрещаю тебе разговаривать с этой женщиной, – жестко сказала графиня.

Она сказала по-английски, чтобы поняли все: и джентльмены, и трактирщик, дочь которого просто окаменела от ужаса перед заморской наглостью, перед дерзостью по отношению к леди, англичанке, жене сэра Перси, да еще и подруге принцессы Уэльской! Что же касается лорда Эн-тони и сэра Эндрю Фоулкса, сердца их готовы были остановиться от страшного незаслуженного оскорбления, – один издал вопль отчаяния, другой густо покраснел, и оба с надеждой поглядывали на дверь, из-за которой доносился низкий, манерный, но приятный голос. И лишь Маргарита Блейкни и графиня де Турней оставались совершенно неподвижными, последняя стояла строго и прямо, положив свою руку на руку дочери, смотрела вызывающе и казалась воплощением бесконечной гордости. Лицо Маргариты стало на мгновение белым, как мягкий шарф, обвивавший ее шею, а очень пристрастный наблюдатель мог бы заметить, как сжалась и дрогнула ее рука, державшая высокий, увитый лентами стек. Но лишь на мгновение, – в следующий же миг она, удивленно подняв брови, язвительно улыбнулась и, посмотрев на графиню ясными голубыми глазами, с легким пожатием плеч достаточно живо сказала:

– Но, гражданка, с чего бы вдруг эти колкости?

– Мадам, мы в Англии, – холодно ответила графиня. – И я вольна запретить своей дочери подать вам руку. Сюзанна, идем.

И, повернувшись спиной к дочери, она, не глядя больше на Маргариту Блейкни, присев в глубоком старомодном реверансе перед молодыми людьми, величественно выплыла из комнаты.

В старой харчевне воцарилась мертвая тишина до тех пор, пока не смолк шелест одежд графини. Маргарита стояла прямо, как статуя, тяжелым и строгим взглядом провожала удаляющуюся фигуру, но идущая следом дрожащая Сюзанна, послушно сопровождающая мать, вызвала в ее глазах почти нежную доброжелательность.

Сюзанна заметила этот взгляд, и ее детская добрая душа не выдержала: девушка бросилась к этой красивой женщине, которая была ей почти ровесницей; дочерняя почтительность уступила девической привязанности. Она быстро подбежала к Маргарите, горячо поцеловала ее и лишь после этого последовала за матерью. Отдав прощальный реверанс миледи, Салли с привлекательными ямочками на улыбающемся личике замкнула шествие.

Этот нежный и прекрасный порыв Сюзанны несколько разрядил возникшее напряжение; сэр Эндрю проводил взглядом ее хорошенькую маленькую фигурку, пока она окончательно не скрылась, и с застенчивой улыбкой перевел глаза на леди Блейкни.

Маргарита с изящной аффектацией послала вслед ушедшим дамам воздушный поцелуй, и на губах ее заиграла улыбка.

– Забавно, не правда ли? – сказала она весело. – А что, сэр Эндрю, приходилось ли вам встречать когда-нибудь столь неприятную особу? Надеюсь, я в старости не буду похожа на нее.

И, подобрав юбки, Маргарита величественно и важно подошла к очагу.

– Сюзанна! – сказала она, подражая голосу графини. – Я запрещаю тебе разговаривать с этой женщиной.

Прозвучавший в ответ смех был очень похож на издевку, однако вряд ли можно было заподозрить сэра Эндрю и лорда Энтони в неискренности. Подражание было настолько удачным, тон голоса настолько похожим, что оба молодых человека в полном восторге закричали: «Браво!»

– Ах, леди Блейкни, – добавил лорд Тони, – как должны были вас любить в «Комеди Франсез», и как должны они теперь ненавидеть сэра Перси за то, что он вас у них похитил.

– Бог с вами, дорогой, – ответила Маргарита, красиво пожав плечами. – Сэра Перси невозможно ненавидеть, его мудрые шутки могут очаровать кого угодно, даже госпожу графиню.

В этот момент молодой виконт, не поспешивший за матерью в ее благородном порыве, сделал шаг вперед, намереваясь оградить госпожу графиню от новых стрел леди Блейкни. Но только собрался он произнести первые слова протеста, как раздался приятный, хотя и довольно глуповатый смех и в дверях появилась необыкновенно высокая и очень богато одетая фигура.

Глава VI. Шармант 92-го года

Сэру Перси Блейкни, как повествуют хроники того времени, в великом 1792 году было немногим более тридцати лет. Выше среднего роста, высокий даже для англичанина, широкоплечий, он выглядел бы совсем привлекательно, если бы не ленивое выражение глубоко посаженных синих глаз и постоянный глуповатый смех, совершенно искажавший его волевой, правильно очерченный рот.

Примерно годом ранее описываемых событий сэр Перси Блейкни, баронет, один из богатейших людей Англии, законодатель мод и близкий друг принца Уэльского, совершенно потряс все фешенебельное общество Лондона и Бата, вернувшись из очередного зарубежного турне с прекрасной, обаятельной и умной женой-француженкой. Он, сонный и скучный, самый британец из всех британцев, позевывая, отхватил хорошенькую женщину – матримониальный приз, на который, как все прекрасно знали, было немало претендентов.

Маргарита Сен-Жюст заявила о себе в артистических кругах Парижа именно в то время, когда там зарождалось самое грандиозное социальное преобразование из всех известных миру. Ей было тогда около восемнадцати лет. Богато одаренная красотой и талантом, покровительствуемая лишь молодым братом, она быстро собрала вокруг себя в своих уютных апартаментах на улице Ришелье кружок, который был сколь блистательным, столь и исключительным. Маргарита Сен-Жюст по принципам и убеждениям была настоящей республиканкой. Ее девизом было «Все рождаются равными», неравенство же в ее глазах представлялось несчастной случайностью, и только неравенство таланта она признавала. «Деньги и титулы получают в наследство, – говаривала она, – а ум – от природы». Ее очаровательный салон предназначался для умных мужчин и талантливых женщин. Приобщиться к нему значило приобщиться к цвету цивилизации, который сконцентрировался в те страшные времена в Париже. Все это весьма способствовало и ее артистической карьере.

Умные люди, знаменитости или просто оригиналы составляли постоянное и блестящее окружение молодой обаятельной актрисы «Комеди Франсез», и в этом республиканском, революционном, кровожадном Париже она была подобна сияющей комете со шлейфом, состоящим из всего самого выдающегося в интеллектуальной Европе.

Потом наступил кризис. Неожиданно в один прекрасный день, быть может немного похожий на нынешний, Маргарита Сен-Жюст без всякого объявления, без свадебного контракта, без традиционного ужина и без прочих атрибутов модных французских свадеб вышла замуж за сэра Перси Блейкни. Некоторые с извиняющимися улыбками называли этот поступок артистической эксцентричностью, другие приписывали его мудрому предвидению, намекая на множество событий, обрушившихся в те дни на Париж мощным потоком.

Как неповоротливый скучный британец смог обратить на себя внимание в интеллектуальном окружении «умнейшей женщины Европы», так за глаза называли ее друзья, никто не знал. Многим хотелось разгадать тайну, но золотой ключик от этой дверцы никому так и не удалось найти. Как бы там ни было, она вышла за него замуж, «умнейшая женщина Европы» вручила свою судьбу «проклятому идиоту Блейкни». Идею о том, что она вышла замуж за дурака ради светских удовольствий, которые он мог ей предоставить, ее друзья из наиболее посвященных подняли на смех. То, что Маргарита Сен-Жюст никогда не заботилась о деньгах и тем более о титулах, – они знали доподлинно. Кроме того, было немало других космополитов, если и не столь богатых, как Блейкни, однако не менее благородного происхождения. Они, в свою очередь, были бы счастливы оказаться ее избранниками.

Что же касается сэра Перси, то все единодушно решили: он совершенно не годится для той роли, которую на себя взвалил. В его пользу говорили лишь слепое обожание Маргариты, огромное богатство и высокое положение, занимаемое при английском дворе. В лондонском свете считали, принимая во внимание его весьма ограниченные умственные способности, что он поступил очень мудро, предоставив полное право умной жене распоряжаться своими богатствами.

Сэр Перси, хотя и считался видной фигурой в фешенебельном английском обществе, большую часть своей молодости провел за границей. Его отец, сэр Элджернон Блейкни, в жизни был очень несчастлив: молодая боготворимая им жена через два года счастливого замужества безнадежно лишилась рассудка вскоре после рождения Перси. Болезнь эта, считавшаяся неизлечимой, доставила всей семье множество страданий. Сэр Элджернон вывез помешанную жену и сына за границу, где Перси и получил образование, воспитываемый имбецильной матерью и совершенно сломленным отцом, пока не получил свой майорат. Смерть родителей, умерших едва ли не одновременно, предоставила ему полную свободу, а кроме того, поскольку сэр Элджернон вел очень скромную и умеренную жизнь, выросшее в десятки раз состояние.

Сэр Перси Блейкни скитался по заграницам достаточно долго, пока не привез наконец домой молодую очаровательную жену. Аристократическим кругам того времени ничто не помешало принять обоих с распростертыми объятиями, поскольку он был очень богат, а жена его полностью соответствовала идеалу женщины того времени. Да и принц Уэльский принял в судьбе четы весьма живое участие, и через полгода Блейкни стали законодателями мод. О костюмах сэра Перси говорили, его глупости передавались из уст в уста, дурацкому смеху подражала золотая молодежь Альмака и Пэлл-Мэлла. Каждый знал, что Перси беспросветно туп, но этим даже восхищались, памятуя о том, что в роду Блейкни умных никогда не было, а мать его и вовсе умерла сумасшедшей.

Таким образом, общество приняло его, ласкало, лелеяло, любило. Лошади его считались лучшими в стране, а нелепости и вина – самыми изысканными. Что же касается его брака с «умнейшей женщиной Европы», дело обстояло и совсем замечательно – все с каждым днем находили в этом все новые и новые преимущества. И вообще, с тех пор как сэр Перси вступил в права собственности, все за него только радовались. Многие состоятельные молодые леди Англии, высокородные и недурной наружности, очень бы хотели помочь ему распорядиться богатствами, хотя и понимающе улыбались на его глупости и добродушные дурачества. Казалось, сэр Перси был вполне всем доволен; он гордился умной женой, лишь немного беспокоясь о том, что она даже никогда и не пыталась скрыть то добродушное презрение к нему, которое ясно читалось в ее глазах. И хотя Маргарита частенько позволяла себе колкие шутки по поводу его внешности, он был все же достаточно туп, чтобы заметить ее насмешливое отношение к себе. Однако если супружеская жизнь сэра Перси никак не влияла на его надежды и собачью преданность, то в обществе, напротив, ничем не интересовались более, чем этой загадкой. В своем прекрасном ричмондском доме он был на вторых ролях, но тем не менее непередаваемо изящен. Он одаривал жену различными драгоценностями, которые она принимала с очаровательной грацией, наслаждаясь гостеприимством его великолепных покоев с той же легкостью, с какой когда-то приветствовала интеллектуалов в Париже.

Сэр Перси был очень красивым мужчиной, правда его несколько портил ленивый и наводящий скуку взгляд. Он всегда безукоризненно одевался с отличным вкусом английского джентльмена, предпочитая крайне экстравагантные фасоны, которые тут же перенимала вся Европа. И в этот необычный сентябрьский вечер, несмотря на долгое путешествие по побережью, дождь и грязь, пальто сэра Перси великолепно сидело на широких плечах, женственные руки казались мраморно-белыми в обрамлении лучших мекленских кружев, оригинально приталенный сюртук, жилет с широкими отворотами и туго натянутые бриджи со штрипками так замечательно сидели на огромной фигуре, что его можно было принять за самого лучшего представителя британской породы, однако дурацкие словечки, манерные движения и постоянный идиотский смех не только сразу портили впечатление, но и совсем меняли его на обратное.

Сэр Перси ввалился в старомодный зал харчевни, стряхивая морось со своего прекрасного пальто, вставил в томный синий глаз оправленный в золото монокль и оглядел смущенно замолкшую компанию.

– Как дела, Тони? Как дела, Фоулкс? – спросил он, пожимая руки молодым людям. – Ну и ну, ребята, – добавил он, тягуче зевая, – приходилось ли вам когда-нибудь видеть столь скотский денек? Вот чертов климат!

С тихим саркастическим смешком Маргарита оглядела своего мужа, в ее глазах поблескивали игривые искорки.

– О-ля-ля! – протянул сэр Перси после некоторого молчания, не дождавшись никакой реакции на свои слова. – Какой у всех вас глупый вид! Что-то случилось?

– О нет, ничего, сэр Перси, – ответила Маргарита весело, но достаточно агрессивно. – Ничего, что могло бы вас расстроить, всего лишь оскорбили вашу жену.

И она засмеялась, пытаясь хоть немного смягчить эффект этого сообщения. Против всех ожиданий, ей это вполне удалось – он кротко ответил:

– Ну, дорогая, не надо так говорить. Бо’ра’. И кто же такой крутой решился тебя обидеть?

Едва лорд Тони собрался было что-то ему объяснить, как вперед выступил молодой виконт.

– Месье, – сказал он, изящно поклонился и продолжил свой маленький спич на ломаном английском: – Мадам, которая, как я вижу, является ваша жена, оскорблена моей матерью графиней де Турней де Бассерив. Я не собираюсь просить извинения за нее, ибо считаю, что она все сделала правильно. Но я готов предложить вам обычное удовлетворение, принятое между людьми чести.

Молодой человек, вытянув в струну свою худенькую фигуру, смотрел гордо и пылко: все-таки за его плечами было на шесть дворянских поколений больше, чем у сэра Перси, баронета.

– О господи, сэр Эндрю, – заразительно засмеялась Маргарита. – Посмотрите-ка на эту великолепную парочку – английский индюк и французский цыпленок!

Она попала в самую точку; английский индюк стоял, глядя совершенно растерянно вниз на угрожающе бегающего вокруг изящного французского цыпленка.

– Ну, сэр, – сказал наконец Перси, вставив монокль и разглядывая молодого француза с нескрываемым удивлением. – Где это вас, кукушкина мать, учили английскому?

– Месье, – ответил виконт, несколько устыдившись нелепости своих боевых выпадов. – Я протестую.

– Это дивно, – невозмутимо продолжал сэр Перси. – Чертовски дивно. Как думаешь, Тони, а? Клянусь, мне на французском так не сказать. А? Что?

– А я клянусь, – добавила Маргарита, – что у сэра Перси такой британский акцент, что его даже нож не возьмет.

– Месье, – упорствовал виконт на еще более ломаном английском, – я вижу, вы меня не поняли, я предложил вам единственно возможное удовлетворение для джентльменов.

– Ну, что за дьявол, – мягко усмехнулся сэр Перси.

– Моя шпага, месье, – не отступал виконт, все еще немного смущаясь, но уже начиная терять терпение.

– Вы спортсмен, лорд Тони, – продолжала веселиться Маргарита. – Ставлю десять против одного на цыпленка.

Сэр Перси, посмотрев сквозь приспущенные веки своим сонным ленивым взглядом, еще раз зевнул, потянулся и отвернулся от виконта.

– Господь с вами, сэр, – промурлыкал он добродушно. – Черт возьми, вот проклятье! Зачем мне ваша шпага, юноша?

Что подумал и почувствовал виконт, униженный до последней степени этим длинноногим англичанином, остается только догадываться… Какие мысли пронеслись в его голове, какие слова, – неизвестно; все это было вложено в одну яростную фразу:

– Дуэль, месье!

Блейкни вновь повернулся и с высоты своего огромного роста посмотрел на стоящего перед ним холеричного человечка, ни на мгновенье не потеряв невозмутимого добродушия, затем засмеялся приятным глуповатым смехом, засунул гибкие длинные руки в глубокие карманы пальто и лениво пробормотал:

– Дуэль? Что хотите вы этим сказать? Вот, дохлая рыба, какой кровожадный молодой забияка! Вы что, хотите продырявить человека, уважающего законы? Что касается меня, сэр, я никогда не дерусь на дуэлях. – И, проговорив это, он сел и вальяжно вытянул перед виконтом свои длинные ноги. – Чертовски неприятная вещь – дуэль, не правда ли, Тони?

Виконт смутно припомнил, что мода на дуэли между джентльменами в Англии жестоко подавлялась законом, но его понятия о чести и храбрости основывались на вековых традициях, и дуэль для него выглядела едва ли не буднично. В полном замешательстве он пытался сообразить, влепить ли этому длинноногому англичанину пощечину, обвинив в трусости, или же в присутствии леди это будет недостойно джентльмена.

Но тут удачно вмешалась Маргарита.

– Прошу вас, лорд Тони, – сказала она учтивым, нежным и сладкозвучным голосом. – Сыграйте роль миротворца. Ребенок пылает гневом и, – добавила она с сарказмом, – может действительно оскорбить сэра Перси. – Затем она весело засмеялась, что никак не нарушило кроткой невозмутимости ее мужа. – Мой британский индюк и так злится на каждый новый день в календаре – не знаю, как он еще держится!

Тут Блейкни, как всегда, добродушно присоединился к смеху.

– Чертовски остроумно, а, не правда ли? – заметил он, вежливо обращаясь к виконту. – Моя жена – умная женщина, сэр. Если вы поживете в Англии подольше, вы оцените это.

– Сэр Перси прав, виконт, – вмешался лорд Энтони, дружески положив на его плечо руку. – Вам будет трудно жить здесь, если вы начнете карьеру с провокации сэра Перси на дуэль.

Виконт на мгновение замялся, потом медленно повел плечами, размышляя о странном понятии чести в этом туманном государстве, и сказал печально:

– Ну что ж, хорошо. Если месье доволен, у меня нет претензий, Милорд, – добавил он, обращаясь к лорду Тони, – вы наш избавитель, и, если я был не прав, я удаляюсь.

– О да, – присоединился Блейкни со вздохом удовлетворения. – Катись отсюда, проклятый щенок, – добавил он негромко. – Фоулкс, если это и есть лучший представитель, которого ваши друзья притащили из Франции, то мой вам совет – утопите его в Канале, дружочек. Или я попрошу об этом старика Питта. Да не забудьте перечеркнуть ему визу и спрячьте подальше вашу выручку.

– Ай, сэр Перси, вас подводит ваше рыцарское достоинство; вы разве забыли, что сами однажды привезли кое-что из Франции, – кокетливо вмешалась Маргарита.

Блейкни медленно встал и, сделав глубокий поклон, галантно заявил:

– Мадам, я взял лучшее, что имелось на рынке, так что мой вкус безупречен.

– Да, намного более безупречен, чем ваши понятия о чести, – саркастически возразила она.

– Клянусь жизнью, дорогая, будь умницей! Или ты думаешь, что я буду подставлять себя всякому лягушатнику, которому не понравилась форма твоего носа?

– Боже, сэр Перси! – засмеялась Маргарита, присев перед ним в быстром кокетливом реверансе. – Этого можете не бояться. Он не из тех, кому не нравится форма моего носа.

– Проклятье! Мадам, вы сомневаетесь в моей храбрости? Я просто не люблю пустого звона. На днях я так наградил кулаками Рыжего Сэма, что он не забудет этого до конца своих дней, если только…

– Ах, оставьте, сэр Перси, – расхохоталась Маргарита. – О, я представляю себе, как это было! Ха-ха-ха! Вы, наверное, были прелестны. Ха-ха-ха!. И… после этого испугаться французского мальчишки? Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! – добродушно вторил сэр Перси. – Ах, мадам, ну, мадам, вы мне льстите. Черт! Фоулкс! Обрати внимание, я рассмешил мою жену, я рассмешил «умнейшую женщину Европы»! Клянусь рыбой, мы должны выпить по этому поводу! – И он грохнул кулаком по столу.

– Эй! Джелли! Скорее! Сюда!

Гармония была вновь восстановлена. Мистер Джеллибенд наконец-то получил возможность вознаградить себя за все выпавшие на его долю в последние полчаса переживания.

– Бутылку пунша, Джелли, погорячей и покрепче, а?! – крикнул сэр Перси. – Шутка, рассмешившая «умнейшую женщину», непременно должна быть обмыта! Ха-ха-ха! Скорее, мой милый Джелли!

– У нас нет времени, сэр Перси, – прервала его Маргарита. – Шкипер придет с минуты на минуту, и мой брат должен будет взойти на борт, иначе «Полуденный сон» упустит прилив.

– Время, дорогая! У любого джентльмена всегда найдется время, чтобы выпить – и успеть взойти на борт.

– Миледи, – важно добавил Джеллибенд, – насколько я знаю, молодой человек вместе со шкипером сэра Перси в данный момент идут сюда.

– Отлично! – сказал Блейкни. – Арман сможет присоединиться к нашим веселым стаканчикам. Подумай-ка, Тони, – продолжал он, оборачиваясь к виконту, – а не присоединится ли к нам и этот дурачок? Скажи ему, что мы выпьем в знак примирения.

– Компания и в самом деле очень веселая, – сказала Маргарита, – но, надеюсь, мне простят, если я уйду попрощаться с братом в другую комнату.

Протест был слабым, поскольку и лорд Энтони, и сэр Эндрю прекрасно понимали, что леди Блейкни не может в такой момент оставаться с ними. Ее любовь к брату, Арману Сен-Жюсту, была очень глубокой. Он провел с ней, в ее английском доме, несколько недель и теперь отправлялся на родину, где смерть была в ту пору единственной наградой за благочестие.

Сэр Перси также не предпринимал попыток удержать жену. С отточенной и несколько манерной галантностью, характерной для всех его движений, он открыл дверь и склонился перед ней в самом уважительном поклоне, какой только могла предложить мода того времени. Она вышла из комнаты, удостоив его лишь мимолетным взглядом. И только сэр Эндрю Фоулкс, ставший после встречи с Сюзанной более наблюдательным, заметил, с какой бесконечной и безнадежной страстью смотрел сэр Перси вслед своей уходящей блистательной жене.