Текст книги "Маруся и кража века (СИ)"

Автор книги: Эмилия Галаган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Посвящается Марии Шелкопряд

 

Нет ничего бессмысленнее, чем напоминать призраку о том, что у тебя мало времени – у мертвеца-то времени вагон и маленькая тележка, зато эмпатии – ни грамма. Если уж какое-то досужее привидение прицепится, то не отстанет, пока не выговорится. Я делала вид, что слушаю, хотя на самом деле хотелось поскорее избавиться от назойливой гостьи.

Знала же, что это надолго. Когда из зеркала послышался требовательный стук, вначале сделала вид, что не слышу, но стук не утихал, и вежливая я сказала:

– Снова ты, дура бесячая?! Ну залетай, раз приперлась!

Нютка, тощая, в рваной ночной сорочке, с огромными синяками под огромнейшими же глазами, не заставила себя долго упрашивать.

– Мару-мару-мару-уусь, я не знаю, что дела-а-ать, Мару-у-сь! Эта мелкая меня прямо бесит-бесит-бесит! Шастает везде, все тащит, по углам, по каким-то нычкам прячет! Мару-у-усь! Можешь ее изгнать?

– Могу. Но только вместе с тобой. Точнее со всеми вами вместе.

– Мару-мару-мару-у-усь!

– Нютк, я не могу одну нечисть предпочитать другой. Ну, сорян.

На этом бы и закончить разговор, но Нютка, растягивая это свое «Мару-у-усь», летала вокруг меня и летала, заламывая руки и запрокидывая голову, как будто хотела что-то прочитать на потолке.

У соседа Эдика жило много нечисти, слишком много – для такой крохотной студии. Хотя у такого, как Эдик, мог бы поселиться цыганский табор – и он бы не заметил. Существует поверье, что нечисть заводится в домах, построенных на месте кладбища. На самом деле везде, где живут люди, живут и нелюди, причем во всех возможных смыслах. На заброшенном кладбище вы встретите только парочку фриканутых любителей слушать тяжелую музыку среди разбитых надгробий (эти-то наверняка не понимают, что умерли), истеричного деда-патриота, который никогда не покинет родину и проклинает всех эмигрантов, да хранителя кладбища – первого похороненного, который не смог бы свалить, даже если захотел бы.

Эдик живет в этой квартире всего пару лет, но уже нацеплял нечисти, как собака блох, и судя по всему не собирается останавливаться на достигнутом. Разумеется, лезли они все из телека. А не надо вешать его на стену, проходящую ровно по стыку миров! Создадут портал – и сами того не знают, а нечисть так и прет к ним, довольная. Трудоголик Эдик вообще едва ли задумывался о том, где он живет, помимо работы. За все те годы, что я живу рядом с ним, ни разу не слышала, чтоб к нему заходила девушка или кто-то из друзей. Максимум на что он способен – это обсуждать с кем-то по телефону рабочие дела. Возможно даже – с самим собой (в три часа-то ночи!)

Тощая болтливая Нютка поселилась у Эдика первой и даже попыталась взять на себя функции хозяйки, заботливо придвигая тапочки к его кровати, пока он спал. Потом появился Тот, который стоял в углу: длинное нечто, без рук, без ног, согнувшееся буквой "Г" в углу комнаты (выпрямиться оно не смогло бы по причине великанского роста). С головы Того свисали седые лохмы, а там, где должно быть лицо, располагались две (одна чуть побольше, другая чуть поменьше) черные дыры с рядами мелких зубов – вечно открытые и как будто за тобой следящие глаза-пасти. Несмотря на стремную внешность, Тот, который стоял в углу, никак себя не проявлял, и Нютка быстро к нему привыкла, а Эдик просто не замечал. Но недавно к ним приперлась новая подселенка, из тех духов, которых зовут шумными. Мелкая, носящаяся по потолку и по полу на одинаковой скорости, мигающая светом, бьющая посуду и вытворяющая другие пакости.

– Мару-мару-мару-у-усь, ну прогони-и-и...

Нютке, привыкшей к почти семейному быту с Эдиком, малая пришлась не ко двору. Вдруг он решит съехать, отправится подлечиться в клинику неврозов или, что маловероятно, но все-таки – вызовет священника, шамана или даже свою соседку-ведьму?

Я ведьма, и я могу изгонять духов. Таких, как Нютка или малая, вообще одной левой. Но по правилам, если ты производишь очистку помещения от паранормальщицы, гнать надо всех. И Нютка это знала. Будь на моем месте более серьезная ведьма, она бы никогда не прицепилась, а тут...

– Нютк, я подумаю, что можно сделать...

– Ой, спаси-спаси-спасиб!

Она еще долго кружила вокруг меня, и наконец свалила. Уф... Господи, как голова-то болит... Надо выпить кофе! Я всю ночь рисовала, вот и... На холсте красовалась обнаженная Лиза. Я никогда не видела ее голой, поэтому накачала с интернета кучу похожих на нее... в общем, в начале мне было как-то стыдно, но потом я увлеклась, и... вот она! Моя! Похожа! Только шея казалась какой-то длинноватой и положение головы... а еще мне хотелось изобразить мягкий свет ночника, но получилось, что кожа приобрела какой-то странный оттенок... Я убеждала себя, что картина получалась отличной, гораздо лучше более ранних набросков, там с анатомией вообще было худо, а вместо улыбки получался какой-то оскал... Нет, в этот раз прям круто вышло!

Но все-таки хотелось постороннего (пусть бы и потустороннего) мнения. Пришлось открыть шкаф. Здоровенный дубовый шкаф я получила в наследство от бабки, тоже ведьмы. По ее словам, он передавался у нас из поколения в поколение от первой ведьмы в нашем роду, Великой Чернокнижницы. В шкафу на полках стояли в глиняных горшках, как цветы, человеческие головы. По четыре на каждой из трех полок и одна, тринадцатая, – на самой верхней. Открываешь шкаф – и головы просыпаются, хлопают глазами, зевают. Чернокнижница, как говорила бабка, советовалась с ними. Это были головы светлейших умов ее эпохи. Но я, в отличие от Чернокнижницы, не знала и половины из языков, на которых они говорили (у меня даже с инглишем было хреново). Я расставила бошки на полках исключительно по музыкальному принципу: внизу – тех, что говорили низкими голосами, повыше – теноров и спорано, а на самый верх водрузила голову писклявого азиата.

– Доброго утра всем! – поздоровалась я. – Рада приветствовать! Хотела бы узнать ваше мнение о своей живописной работе!..

Не думаю, что они вообще поняли, о чем я, даже те, которые были вполне себе русскоговорящими.

– Как вам моя картина? Норм или ненорм?

– Ну-у-у, – протянула голова бородатого мужика с нижней полки. – Мэ-эни но-орм!

– Срамота! – рявкнула другая, зашевелив мохнатыми бровями.

– Йи-йу-хоу-уа! Хоу-уа! – резко выкрикнул азиат сверху, сверкнув желтыми зубами. – Йу хой-а!

– Хули разоряешься? – Я пожала плечами и захлопнула шкаф. – Я все равно не понимаю. Ну вас всех в жопу!..

Я заварила кофе и полезла в холодильник за сыром. Так и есть! Опять пусто! Ну что за твари! Любой, абсолютно любой холодильник – это портал. Если в ваш холодос найдут дорожку твари из иных миров – приготовьтесь делиться жратвой. От сыра осталась одна корка, а на верхней полке валялся хвостик от колбасы.

– Капкан поставлю! – прорычала я. – Слышите, мымры! Вам конец!

Придется пить кофе с ничем. Любимый завтрак. Я хлопнула в ладоши, создав бутерброд-"обманку". Да, в желудке у меня его не будет, но зато хоть на языке вкус почувствую.

И тут в дверь позвонили. Мда, понятно...

– Марусь, здоров!

Сашка быстро прошел в прихожую, вертя башкой и осматривая все углы, как делают особенно противные гости.

– Я тут проездом, решил заскочить...

Проездом он, ага. Выскочил из дома в чем был – в тонких спортивках и олимпийке, натянул туфли на босу ногу и ломанулся ко мне.

– Раздевайся, проходи!

– А ты че трубку-то не берешь?

– Телефон сел.

Стянул с лысой головы шапку, дернул носом, стал расстегивать куртку.

– Тапки в углу. Проходи. Только жрать нечего.

В нашей семье как – все девушки рождаются ведьмами, а парни кем попало. Такая несправедливость меня всегда бесила, тем более что я всегда знала, что хочу быть художницей, а вот Сашка не имел ни малейшего представления, чем хочет заниматься, и поэтому еле-еле осилил одиннадцать классов, отслужил в армии и теперь промышлял случайными заработками, надеясь как-нибудь найти дело, которое позволит быстро разбогатеть.

– Марусь, ты чет ваще... мамка звонит, а ты трубку не берешь...

– А нефиг ругаться...

– Ну это все-тки мамка...

– Ага! Тебе эта мамка: Сашенька, Сашенька, а мне: дура, почему не колдуешь? Знаешь, как она достала меня?!

– Ну-у... в прошлый раз она не из-за этого!

– А это еще хуже! Это я вообще обсуждать не хочу! Она какое право имеет в мою личную жизнь лезть?!

– Да хорошо, хорошо, как скажешь! Как дела? Как сама?

– Хорошо. Рисовать, видишь, учусь...

Я показала Сашке свою работу.

– М-м, хорошо-о...

– Реально хорошо вышло?

– Ну да... Нарут... наруто... нарутолистично! Во! Ты спецом в морг ездила? У висельников реально так шея вытягивается!.. И кожа вот точно такого же оттенка! Ой, ты чего!

От злости я чуть не сожгла портрет – с одного угла он уже полыхнул, но Сашка сообразил и быстро накинул на него покрывало.

– Марусь, ну что за ёклмн!

Сжав зубы и изо всех сил сдерживая слезы, я стояла посреди комнаты.

Всю ночь старалась! Столько референсов подобрала! Ну как так?!

– Марусь, ну ты реально... вот всю жизнь тебя знаю, а все равно боюсь... выдыхай, выдыхай, бобер! Все хорошо!..

Я плюхнулась на кровать.

– Никогда мне не стать нормальной художницей!

– Мару-усь! – Сашка приобнял меня за плечи. – Ну ты чего, чего?

– Не получается! Ничего у меня не получается! Руки эти как из жопы! Взяла бы и отрубила! Уже седьмой год учусь!

– Мару-усь, ну маленькая, ну не надо!.. Хочешь, я за едой схожу? Хлебушка возьму, колбаски, сыра?

Сашка всегда меня утешал. За это я ему помогала почти во всем, что он просил.

Я покачала головой.

– Да я сама пойду. Надо выйти. Еще есть пару дел в городе.

– Мару-усь, я тут хотел тебя спросить... ребята верное дело предложили... буквально десяти тыщ хватит... там человечек свой, он результаты матчей сливает... быстро в два раза увеличить бабки можно, а то и в три...

– Саш, на ставки не дам. Бабке обещала.

– Марусь, ну жалко тебе, что ли? Ты ж ведьма, наколдуешь?

– Сам знаешь, что деньги колдовать нельзя. Это же всегда ненадлго.

– Ему, – Сашка дернул шеей, – значит, можно, а нам почему-то нельзя?

Этот разговор повторялся у нас раз сто, если не тыщу.

– Во-первых, не «нам», а «вам», ты не колдун, а во-вторых, в его время можно было и другое всякое, за что сейчас... ну в-третьих, квод лицет Йови, нон лицет бови!

– Не выебывайся, – грубо бросил Сашка. – Денег дай.

– Вот ты зачем пришел, да?! Хер тебе! – перешла я с латыни на мат. – Иди-ка ты в жопу, брат!

– Все вы, ведьмы... – начал он, но махнул рукой и направился в прихожую. – Я бы бабла поднял... я бы со всеми вами... с матерью, с бабкой, с тобой, дурой, поделился бы, а ты... так всегда! Тебе все лучшее всегда было!

– Мне – лучшее? Да тебе одному игрушки покупали! А мне что мама говорила? Маруся, тренируйся колдовать!!!

– Вот именно! Колдовать! Привилегированная ты наша! Знаешь, каким я инвалидом рядом с тобой себя ощущал?!

– И поэтому вечно драться лез?

– Один раз я тебя стукнул! Один! А ты за это мою рубашку сожгла! На мне же!!! Ты...ты... не зря мама сказала, что ты извращенка ненормальная!

Дверь хлопнула, и я не успела ничего крикнуть ему вслед.

С матерью и бабкой я не общаюсь с тех пор, как совершила каминг-аут. Признаться в том, что ты нетрадиционной ориентации вообще довольно стремное дело, а в ведьмовской семье – тем более. Мама, глядя на меня невыразимо прекрасными прозрачно-голубыми глазами, сказала:

– Марусь, ты вообще в курсе, что ты – ведьма? Задача ведьмы – свести в могилу как минимум одного мужа! Минимум одного, а я справилась с двумя, а твоя бабка – с тремя! Хотя дед был сущий дьявол, но она даже его одолела!

Я вздохнула. Дух буйного деда прилетал к нам пару раз в год и устраивал погром в квартире. Они с бабкой швырялись в друг друга всем подряд, пока ей это не надоедало и она не кричала: «Марш в преисподнюю!»

– Ма-ам, ну... нашего папу ты не свела в могилу...

– Он сбежал на заработки, а это еще хуже! – заверила мама и добавила: – В любом случае, я честно тружусь на поприще ведьмы. Ищу нового мужа. А ты кого будешь сводить в могилу? Свою... как ее... девушку? И не стыдно? Ты вообще в курсе, что существует женская солидарность?

– Ну зачем сразу – в могилу? Я ее люблю!..

– Маруся! Что ты несешь?! Ты думаешь головой или нет? Как ты собираешься жить?

Я окончательно раскисла:

– Собираюсь рисовать... иллюстрации для книг, портреты... искать себя...

– Ты уже нашла себя! Просто по факту своего рождения! Ты – ведьма! Да сотни простых девчонок с улицы готовы продать душу сама знаешь кому, чтоб оказаться на твоем месте!

Я глотала слезы и смотрела на маму. Она такая красивая. Настоящая Дита фон Тиз. Наверное, никто бы никогда не догадался, что я, лохматое чучело, ее дочка.

Хорошо, что я выбрала для признания кафе, дома она бы устроила погром не хуже деда, а тут надо было сохранять приличия. Такая аристократичная дама должна держать лицо на людях.

– Подумай над своим выбором! – сказала мама перед тем, как уйти. Денег на оплату счета она не оставила, хотя съела три самых дорогих пирожных. Как ведьма, она могла себе это позволить – все равно не потолстеет.

Я оплатила счет и уныло поплелась домой.

Ни мама, ни бабушка меня не понимали. У них не было Лизы.

Я ничего не имею против мужиков. Хотя некоторые, конечно, слишком громко матерятся и редко моются.

Но Лиза...

Мы знакомы с детского сада. Я помню этот момент: я перестала рыдать после ухода мамы. Слезы просто закончились, и я по инерции издавала горлом булькающие звуки. А потом отвела взгляд в сторону и заметила ее. Она собирала что-то из конструктора. Загорелая черноволосая девочка. Темнота, которая светилась.

Аккуратный носик, пухлая щека, заправленная за ухо прядь волос, прикушенная нижняя губа.

Дыхание.

Я впервые услышала так издалека, что кто-то другой дышит.

Что у него бьется сердце.

Она посмотрела на меня и по-взрослому серьезно сказала:

– Не хватает...

Я не сразу поняла, о чем она. Конечно, что она имела в виду, что не достает детали от конструктора. Но мне всегда казалось, что это знак – и ей не хватало меня. Но тогда я просто подошла к ней и сказала:

– Я Маруся.

Мне сказали, что если хочешь дружить, то надо просто сказать, как тебя зовут. Вообще мама назвала меня Марисабель, но бабка ненавидела это имя и приучила меня говорить именно так: Маруся.

– Я Лиза, – ответила она. – Поищи детальку.

Я закрыла глаза и стала искать (это я уже умела, даже тогда).

– Она плачет под шкафом. Там темно и паутина.

Лиза заглянула под шкаф.

– Да!

Достала кубик и улыбнулась. Вот так все и началось.

На обед давали молочный суп. Я ела все подряд, потому что от природы ведьмы довольно неразбочивы в средствах получения удовольствий и достижения целей. Но Лизе суп не нравился. Она кривилась и водила по нему ложкой, а макаронины тоскливо плавали туда-сюда, как заблудившиеся привидения.

И я решилась. Мама говорила, что у меня должно было получиться. Влиять! Внушать!

Лиза попробовала суп. На ее лице отразилась неописуемая гамма чувств.

– Он... как жвачка...клубничная!

Я гордо кивнула.

– Но это суп! – со злостью сказала она и ударила ложкой так, что брызги полетели мне в лицо. – Это суп!

Так я поняла, что работа с иллюзиями – это сложно.

А еще – что эта девочка – самое главное в моей жизни. Благодаря Лизе, я впервые попыталась испытать чары на маме:

– Маруся, ты что – колдуешь? Обалдеть! Мама, мама! Маруська уже начала!!! Представляешь, полезла мне в голову! Наглая! Ух ты моя гордость! – и мама поцеловала меня в обе щеки, оставив на них алые помадные пятна. – Маруська, молодец! Хочешь вместе с подружкой в школу ходить? Да легко!

Мы с Лизой до одиннадцатого класса ходили, взявшись за ручки. Пока она не решила, что хочет поступать в вуз в другом городе. Если бы в то время меня не захватила блажь быть честной, все сложилось бы иначе...

Лиза поступила, а я – нет...

Я переживала, что теряю ее. Серебряный кулончик в виде детали лего я купила на ярмарке хэндмэйда. Он мне очень понравился. Это был символ того, что...

в общем, символ чего-то важного для нас. Я его купила, но так получилось, что мне не хватило денег на отправку. Лиза ведь жила не в России.

Да, она поступила в Оксфорд, чего теперь...

Короче, мне сказали, что мелкий пакет в другую страну – это прямо капец как дорого. И хотя мне очень хотелось заворожить жирную почтальоншу, я поняла, что делать этого не стоит: она, дура толстая, в одиночку растила двух детей и лишать ее премии было совсем уж не по-людски.

Я решила дождаться аванса. Если что – у меня есть работа: я пописываю статьи на ведьминском сайте, мама устроила меня на первое время, пока я не возьмусь за ум.

Сегодня я планировала пойти и наконец отправить кулон. Только вот самого кулона не нашла. Как обычно, я обнаружила его пропажу уже стоя в очереди на почте.

– Мне... отправить... вот... – лепетала я.

Почтальонша смотрела на меня как на говно, а я рылась по карманам сумки, пальто, своей памяти и повторяла:

– Где? Где? Где?

– Не задерживайте очередь, девушка! – сказала в конце концов почтальонша.

– Двигай поршнями, лохматая! – рявкнула какая-то полумаргиналка сзади.

Я чуть не плача двинулась к входу, не забыв, впрочем, наслать на полумаргиналку приступ истерического смеха и диарею.

Чуть что – сразу обзываться. Да, лохматая, и что? Это стиль такой!

Сразу бабка вспомнилась:

– Если ты не расчешешься, Маруська, буду твоей башкой полы мыть!

И мыла. Наводила на меня оцепенение, переворачивала вверх ногами и давай... страшно вспомнить, не детство, а сплошной абъюз.

Мысленно я принялась искать брошь дома. В прихожей, в кухне... Нет ее! Что ж, все ясно. Просто кристально! Не надо быть Холмсом, чтоб понять, кому понадобилось красть украшение из кармана. Так-с, включу телефончик.

– Саш!