Текст книги "На Дальнем Западе. Охотница за скальпами. Смертельные враги"

Автор книги: Эмилио Сальгари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

Помолчав немного, он заговорил снова:

– Но пусть так! Теперь и Красное Облако посвящен в тайну. Ялла удостоила его своего доверия, когда о тайне лаяли, кажется, даже собаки. И Ялла дала мне серьезное и ответственное поручение… В самом деле, может быть, до сих пор ни единому посланцу сиу еще не удалось добраться до Левой Руки, а арапахо не знают, что происходит в горах и прерии.

– Так ты хочешь покинуть меня здесь? – прервала его слова Миннегага.

– Так нужно, дитя. Ты останешься с этими… людьми, потом отправишься за ними туда, куда пойдут они.

– До самой асиенды? – оживилась девочка, сжимая кулаки и сверкая глазами.

–Не только до асиенды, но и в асиенду! Именно в ее стены, куда, как ты слышала, никогда не впускали индейцев. Там и нужно будет для нашего великого дела, для дела твоей матери твое присутствие! Ты хитра, как… гремучая змея. Ты умеешь скрывать свои мысли. Ты двулична, как… взрослая женщина, у которой сладкие слова на устах и яд в душе. Ты сумеешь всюду проникнуть, и ты умеешь прикидываться чистейшим ребенком, хотя уже научилась убивать воинов, правда предательским ударом в спину… Словом, в миниатюре ты настоящая Ялла… Да, да, твое место в асиенде!

– А что я буду делать там?

– Неужели ты потеряла всю свою смышленость? Подумай хорошенько! Во-первых, какую пользу делу твоей матери ты могла бы принести, если бы отправилась со мною к арапахо? Ты только задержишь меня в пути. Мало того, если я исчезну, оставив тебя здесь, это не возбудит подозрения бледнолицых. Они будут думать, что мне представилась возможность просто пойти по своей дороге, спасая собственную жизнь и не заботясь о их участи. Если же я возьму тебя с собой, они встревожатся. Это может помешать нашим планам. Мало этого, подумай еще хорошенько: ведь если арапахо еще не стерли асиенду с лица земли, если им придется нападать на белых, то как важно, чтобы среди белых находился тайный союзник! Когда будут грохотать выстрелы и среди защитников асиенды начнется смятение, никто не будет, понятно, обращать на тебя внимания. Разве трудно проникнуть тогда к каким-нибудь дверям, открыть ворота, впустить ночью твоих братьев внутрь асиенды? Или поджечь вигвам белых?

Глаза Миннегаги сильнее заблестели, на алых устах появилась радостная, полная жестокости улыбка.

– Да, да, отец! – закивала она головой. – Я понимаю! Но моя мать?

– Что такое хочешь ты сказать? Твоя мать не замедлит пожаловать сюда. Но это должно быть только тогда, когда все будет кончено арапахо и Ялле останется только утолить жажду мести и ненасытную злобу, издеваясь над детьми полковника Деванделля. Этого удовольствия она, конечно, никому не уступит. Она собственною рукою снимет скальпы с голов детей Деванделля и выпьет по каплям их кровь, как она уже, без сомнения, сняла скальп с самого полковника… Она ведь истинная дочь сиу. Она – Ялла! Этим все сказано!

– Моя мать должна была бы предоставить этих белых щенков в полное мое распоряжение! – промолвила Миннегага.

– Зачем бы они тебе понадобились? -удивленно спросил Красное Облако.

– Разве я не сумела бы подвергнуть их таким мукам, что они тряслись бы всем телом? Разве я не смогла бы вот этими самыми руками снять с их голов скальпы? – страстно произнесла дочь Яллы.

Индеец вздрогнул и поглядел на Миннегагу почти с ужасом и отвращением.

– Ты не девочка! Ты – детеныш ягуара!

Наступило молчание, прерываемое лишь глубокими вздохами какой-нибудь лошади да сонным бормотанием Гарри, должно быть и во сне негодовавшего на то, что ему пришлось утолять голод жестким мясом озерной вороны.

Потом Красное Облако беззвучно приподнялся.

– Ну, пора! Часы бегут, до становища арапахо не близко. А мне надо во что бы то ни стало поскорее добраться к Левой Руке.

– Выдержит ли твой конь этот путь, отец?

– Буду гнать, покуда он будет держаться на ногах. Падет – пойду пешком!

– А если проснутся белые, покуда ты будешь седлать своего коня, и обнаружат, что ты собираешься покинуть лагерь?

– Это пустое! Разве мне не приходилось уводить лошадей из-под носа дремавшей стражи? Иди ложись на свое место, не шевелись, и ты увидишь, как я исчезну, не разбудив бледнолицых.

Миннегага легко и беззвучно скользнула к месту, где еще лежал ее плащ. Но не дойдя до него совсем немного она вернулась к неподвижно стоявшему Красному Облаку.

Тот тихо погладил ее по щеке и сказал:

– Все-таки ты ведь мое родное дитя! Прощай! Иди же! Но она не уходила.

Индеец ласково повернул ее за плечи и слегка подтолкнул со словами:

– Иди же, иди, дитя! Пора кончать!

– Если ты, отец, раньше меня встретишь мою мать, – прошептала девочка, – то передай ей мой привет. Скажи, что я делала все, что ты мне велел, желая помочь моей матери в достижении цели. Ты скажешь, отец?

Она опять скользнула в сторону и скрылась во мгле. Увидев, что его дочь исчезла, индеец снял с плеча свой карабин, проверил, исправен ли курок, попробовал, свободно ли выходит нож из чехла, и затем медленно приблизился к месту, где безмятежно спали белые.

– Какой случай! – прошептал он. – Они спят мертвым сном. Три удара ножом в сердце – и они отправились бы в страну теней, а у меня было бы три скальпа врагов моего племени. Но нет, нельзя, нельзя! Это может повредить планам Яллы!

Постояв немного, он довольно тяжело плюхнулся на землю. Это было уловкой особого рода – средством убедиться, спят ли бледнолицые и насколько крепок их сон.

Заливистый и дружный храп спящих показал индейцу, что его маневр не нарушил сна трапперов. Однако Красное Облако еще два раза повторил тот же прием и только потом отполз на некоторое расстояние от спящих и подозвал тихим свистом своего коня. Лошадь была расседлана. На ней не было даже попоны. Это не остановило индейца. Одним прыжком Красное Облако оказался на спине мустанга и погнал его в ночную мглу.

Усталому коню, конечно, не хотелось пускаться в ночные странствия. Он охотнее остался бы рядом с конями трапперов. Но индеец сжимал коленями бока лошади, железной рукой натягивал узду. Конь, потоптавшись на месте, рванул и помчался стрелой. Топот копыт глухо раздавался в ночной тишине, потом звуки стали слабеть и слабеть. В лагере трапперов по-прежнему все было спокойно: охвативший усталых людей сон был так крепок, что трапперы не проснулись от шумного бега коня, уносившего Красное Облако.

Только маленькая индианка, разумеется, не спала. Она лежала закутавшись в плащ, но голова ее была открыта. Глаза блестели. Миннегага напряженно вслушивалась и всматривалась, одинаково внимательно наблюдая за удалявшимся отцом и мирно спавшими в двух шагах от нее охотниками. Минуту спустя, когда звука копыт коня Красного Облака уже почти не было слышно, дочь Яллы прошептала:

– И все-таки ты не сиу! Нет, ты не сиу! Сиу не ушел бы, не сняв скальпов со своих врагов…

Потом задремала и она.

Красное Облако без пощады гнал свою лошадь, подгонял ее криком, ударами колен по вздымавшимся бокам, наконец, ударами тяжелого кулака по голове измученного, задыхающегося, готового пасть животного. Иногда лошадь артачилась, вздымалась на дыбы, жалобно ржала, словно моля о пощаде. Но индеец, стиснув зубы, кричал:

– Вперед! Умри, но донеси меня до становища моих братьев!

И снова гнал своего коня.

Бедное загнанное животное дышало все тяжелее. Все чаще по его телу пробегала судорога. Крутые бока взмокли, и из широко раскрытого рта пена клочьями падала на росистую траву. Но Красное Облако все торопил мустанга, нещадно колотя его.

Потом, когда и это перестало помогать, когда силы коня почти иссякли, Красное Облако вынул нож и его острым концом стал колоть шею лошади. С жалобным ржанием, напоминавшим предсмертный стон, мустанг опять сделал несколько отчаянных прыжков и снова понесся галопом. Но его хватило ненадолго. Еще миг – и он рухнул на землю. Красное Облако предвидел это: пока конь падал, индеец спрыгнул с его спины и отскочил в сторону.

Короткое хриплое дыхание… Стон…

Загнанная насмерть лошадь с трудом подняла красивую голову и посмотрела полными тоски и ужаса глазами на индейца. Потом ее голова с глухим стуком упала на землю. Лошадь была мертва. Проклятие сорвалось с уст Красного Облака. Оглядевшись вокруг, он заметил, что вдалеке тускло блестит огонек. Он подумал, что это мог быть сторожевой костер. Это значило, что недалеко лагерь арапахо.

Индеец, не взглянув на верного коня, пошел на огонь. Он прошел двести или триста шагов, когда из темноты прозвучал повелительный голос:

– Стой!

– Я не двигаюсь! – ответил спокойно Красное Облако, скрестив руки на груди.

Его зоркий глаз разглядел, что его окружило не менее двенадцати человек, вооруженных копьями и карабинами. Они держались около пришедшего, готовые кинуться на него при первом неосторожном движении.

– Кто ты? Куда ты идешь? – прозвучал из мглы тот же повелительный голос.

– Ищу Левую Руку, великого сахэма арапахо!

– Кто послал тебя?

– Ялла.

– Вождь племени сиу?

– Да, жена Красного Облака, вождя Воронов.

– Как твое имя?

– Мое имя Красное Облако. Я муж Яллы.

Перед неподвижно стоявшим со скрещенными на груди руками Красным Облаком словно из-под земли выросла человеческая фигура.

– Привет тебе, Красное Облако, муж знаменитой Яллы! Я тот, кого ты ищешь! Я Левая Рука. – Потом, обратившись к воинам, державшим наготове свои копья и карабины. Левая Рука распорядился: – Зажгите факелы! Освещайте дорогу к нашим вигвамам дорогому гостю, вестнику Яллы!

ЯЛЛА

В ответ на слова Левой Руки, приказавшего своим спутникам зажечь огонь, вспыхнуло несколько факелов. Индейцы, всегда имеющие в запасе ветви смолистого дерева, выполняющие роль факелов, высекли огонь и зажгли свои импровизированные светильники. Левая Рука подошел к Красному Облаку, поднял руку в дружеском приветствии.

Знаменитый воин краснокожих, непримиримый и беспощадный враг бледнолицых, рассказами о кровавых подвигах которого много лет были полны дикие земли Северной Америки, пал вместе с другими знаменитыми, столь же прославленными индейскими сахэмами в ужасной схватке с волонтерами Колорадо, которыми командовал полковник Чивингтон. Но в те дни, о которых мы рассказываем, Левая Рука находился в апогее своей славы, считался непобедимым и одно его имя наводило ужас на бледнолицых.

Будучи высокого роста, он казался гигантом и обладал могучей мускулатурой. Предание говорит о нем как о самом сильном человеке, быть может, в целом свете. Индейцы рассказывали, что Левая Рука мог с честью выдержать схватку с любым гризли без оружия и задушить медведя голыми руками…

Красное Облако согласно индейскому этикету сохранял полное спокойствие, но зоркий глаз опытного воина позволил ему в мгновение рассмотреть вождя арапахо и оценить его чудовищную силу.

Обнаженный торс великого воина был покрыт рубцами и шрамами. С первого взгляда могло показаться, что это узоры татуировки. На самом деле это были следы бесчисленных ран, полученных Левой Рукой в жестоких схватках. Тут были рубцы от ран, нанесенных ножами и томагавками индейцев, штыками американских солдат, пулями винтовок и револьверов и, наконец, рогами оленя и бизона, когтями медведя. Десятой доли этих ран было бы достаточно, чтобы отправить на тот свет любого другого. Но Левая Рука не был простым смертным: в его жилах текла особая кровь, позволявшая ему подниматься после ужасных ран с непонятной быстротою. В его теле был источник какой-то нечеловеческой силы и живучести, делавший его похожим на диких животных прерии, на старого медведя, которого можно убить, только разрубив на части.

Странное впечатление производил головной убор вождя арапахо: пестрые перья степных птиц, скрепленные золотым обручем, короной поднимались над его головой и спускались по спине шлейфом до самой земли.

На Левой Руке были кальсонерас мексиканского покроя из дорогого бархата, с разрезами от колена. В разрезах виднелись великолепные мокасины из светлой кожи, украшенные двумя десятками человеческих скальпов разных цветов. Тут были женские и даже детские волосы…

– Мой брат не обманывает меня? – протянул руку Красному Облаку вождь арапахо, ибо костюм гамбусино на вожде Воронов возбудил подозрения.

– Я сказал тебе свое имя! – гордо ответил Красное Облако.

– Но почему ты приходишь к твоим братьям в одежде бледнолицых?

– Потому, что, только воспользовавшись ею, я смог добраться сюда от гор Ларами. Под этой одеждой моя кожа все равно остается такою же красной, как и твоя, Левая Рука.

Казалось, подозрения арапахо рассеялись. Он одобрительно кивнул головой и произнес:

– Хорошо! Я вижу, мой брат из племени Воронов мудр и осторожен. Но идем отсюда. В моем типи удобнее говорить, чем под открытым небом!

– Я готов! – отозвался Красное Облако. – Но мне придется идти пешком. Торопясь разыскать тебя, я загнал моего коня. Его труп лежит на расстоянии полета стрелы отсюда!

– Разве у арапахо мало мустангов, что их гостю придется идти пешком по прерии, словно боящемуся лошади ребенку? – ответил гордо Левая Рука.

Через минуту молодой воин подвел к Красному Облаку великолепного гнедого коня с блестящей шерстью и горящими глазами. Конь был оседлан по-мексикански.

– Вчера этой лошадью владел какой-то бледнолицый золотоискатель, осмелившийся забраться в заповедные земли арапахо. Если мой брат внимателен, он увидит, что скальп мексиканца еще висит у седла! – сказал арапахо.

Красное Облако не заставил себя уговаривать и вспрыгнул в седло. Всадники тронулись в путь, направляясь к лагерю арапахо; на месте их встречи остался целый отряд воинов, охранявших покой и безопасность остальных обитателей становища.

Менее чем через полчаса Красное Облако, не отстававший от вождя арапахо, оказался в поселении индейцев, образованном приблизительно сотней расположенных полукругом типи конической формы. Судя по числу и размерам типи, можно было предположить, что в распоряжении Левой Руки имеется не менее пятисот индейских воинов.

С первого же взгляда можно было определить, что это за поселение: у горящих здесь и там у входов костров не было видно ни женщин, ни детей. Кроме того, отсутствовало неизбежное в поселках, предназначенных для более или менее продолжительного пребывания, большое типи, посвященное Великому Духу, в котором хранятся разного рода реликвии индейской религии. Ясно было, что это становище являлось попросту боевым лагерем. Следовательно, арапахо вырыли боевой топор и выступили на тропу войны, они были готовы к соединению с чейенами и сиу для борьбы с общим врагом – бледнолицыми.

Между типи были видны небольшие табуны стреноженных мустангов, находившихся под охраной молодых воинов, а здесь и там стояли пикеты хорошо вооруженных людей, исполнявших обязанности часовых.

Подъехав к самому большому типи, Левая Рука сошел с коня, которого тотчас увел подбежавший молодой воин. Красное Облако был до того измотан, что лишь с помощью вождя арапахо смог сойти с коня.

– Вот мое временное жилище, – сказал, обращаясь к вождю Воронов, Левая Рука, – с этого момента оно становится твоим. Ты нуждаешься в отдыхе и пище. Располагайся же тут как в своем собственном типи и спокойно отдохни, тебе ничто не помешает, разве только нападение бледнолицых!

– Этого нечего опасаться! – сказал усталым голосом Ворон. – Прерия в руках краснокожих, как этого желал Великий Дух, грозный Маниту, отдавший горы и степи своим любимым детям.

Внутри типи горел небольшой костер, дым которого частично уходил в сделанное наверху отверстие, частично оставался в самом типи, наполняя его теплом и запахом горящего смолистого дерева.

Типи Левой Руки мало чем отличался от типи обычных воинов, разве что размерами.

По существу, типи представляет собою не что иное, как довольно примитивную, легко переносимую палатку. Ее каркас делается из тонких и гибких длинных шестов, нижние концы которых забиты в землю, а верхние собраны и связаны вместе тонкими кожаными шнурками. Исключительно легкий и удобный для транспортировки, этот пучок шестов покрывается ветками. Вверху всегда оставляется небольшое отверстие для выхода дыма. Очаг ставится посредине вигвама прямо на полу и состоит из нескольких камней. Но за отсутствием тяги лишь ничтожная часть дыма действительно выходит наружу, большая же его часть остается в самом вигваме. Благодаря этому воздух вигвама всегда наполнен дымом. Редкий из европейцев может долго пробыть в вигваме, когда в очаге пылают сучья и щепки. Едкий воздух ест глаза, перехватывает дыхание, углекислота проникает в легкие и кровь и вызывает отравление.

К этому следует добавить еще невыносимую вонь от плохо выделанных шкур, от немудреных запасов сушеного и вяленого мяса, от остатков пищи, выбрасываемых прямо на пол.

О том, что такое опрятность, дети прерий Северной Америки имеют свое, специфическое представление, о порядке в вигваме, в европейском понимании этого слова, заботятся мало, и потому пребывание в жилищах индейцев может показаться истинным мучением для представителя европейской цивилизации.

Вполне естественно, что жизнь в подобной обстановке, среди вечного чада и угара, в жуткой грязи, влечет за собой ряд заболеваний и повышенную смертность. Но вся тяжесть бед ложится в основном на женщин, вынужденных проводить в вигвамах большую часть времени и выполнять там же свои домашние работы: женщины хворают, часто слепнут, подвержены разного рода заболеваниям, преждевременно дряхлеют.

Сами же воины долго в вигвамах не засиживаются, предпочитая свежий воздух прерии.

Поэтому уровень смертности среди индейских скво намного выше, чем у мужчин. У дикарей Северной Америки, столь поэтично описанных Лонгфелло и Купером, на самом деле женщина является чем-то вроде вьючного животного. Она рабыня, лишенная почти всех человеческих прав. Она бесправное существо, и индеец считает ниже своего достоинства заботиться о женщине.

Типи вождей отличаются от типи простых воинов очень мало и главным образом только по внешнему виду: они несколько обширнее, прочнее устроены, шкуры бизонов, которыми обтягивается каркас, иногда расшиты пестрыми узорами, а чаще просто пестро размалеваны красками, которые делают те же скво индейцев из сока растений и некоторых минералов.

Если у скво есть хоть небольшие наклонности художника, тогда ей поручают изображать на бизоньей шкуре целые картины, сюжетами для которых служат по большей части эпизоды сражений и поединков индейцев или их охоты на бизонов, оленей и мустангов. Индейская живопись примитивна и удивительно напоминает рисунки наших детей. Они не пользуются линейной и воздушной перспективой. Фигуры людей и животных изображаются чуть ли не условными знаками. Но индейская живопись представляет известный интерес, и путешественники, которым приходилось бывать среди краснокожих, проводят иногда долгие часы, рассматривая фантастические рисунки, изображающие охоту на бизонов, схватки с гризли и бои с бледнолицыми.

Но вернемся к героям нашего повествования и послушаем их беседу.

Войдя в типи и не обращая ни малейшего внимания на стоявший в ней едкий дым, Красное Облако и Левая Рука уселись в углу, на куче буйволовых и лошадиных кож, брошенных на землю, от которых шел резкий и тяжелый запах.

Левая Рука вытащил из-за шкур старый, полуразвалившийся парусиновый чемодан, явно отнятый им у какого-нибудь злополучного эмигранта, раскрыл его и достал оттуда «калюме», трубку мира, набил ее «морикой», крепчайшим табаком, смоченным водкой, дым которого могут выносить, кажется, только индейские легкие. Зажег, затянулся дважды, выпустил дым густыми кольцами направо, потом налево и передал трубку прибывшему. Красное Облако молча проделал то же самое.

По индейской традиции до совершения этого странного обряда, символизирующего заключение дружбы и мирные намерения обоих сторон, никакие переговоры не могли иметь места.

Но раз калюме сделал круг, побывав в руках обоих собеседников, они могли объясняться по делу, могли начать «пэуэу», то есть разговор об интересующем их деле.

– Не пришел ли мой брат сиу с упреком, что я еще не покинул берега Соленого озера и не пошел навстречу к чейенам, чтобы соединиться с их воинами? – начал разговор хозяин.

– Нет, ты ошибаешься, великий вождь арапахо! – ответил Красное Облако. – Сами сиу только теперь пробились через заставы бледнолицых и спустились с гор в прерию. Кроме того, до сих пор достаточно было помощи чейенов, чтобы истреблять рассеянные по степи посты белых.

– Я действовал по их примеру, уничтожив за это время все асиенды белых, которые могли служить убежищем для выкуренных чейенами из их убежищ бледнолицых лисиц!

– Разве все? Мой брат, вероятно, забыл о существовании одной асиенды, которая по желанию Яллы должна быть стерта с лица земли.

– О какой асиенде говорит мой брат?

– Полковника Деванделля.

– Того, который был первым мужем Яллы?

– Да. Полковник – злейший враг индейцев. Его обширная и, должно быть, хорошо укрепленная асиенда находится в устье реки, которую белые называют рекой Вебер.

Сахэм арапахо вскочил с места.

– Мне говорили, – сказал он, – что там, за этими лесами, действительно находится асиенда. Не понимаю, почему я упустил это из виду! Но пусть подождут бледнолицые! Я доберусь и туда, за леса и горы! Я подвергну всех обитателей асиенды таким мукам, что содрогнется сам Великий Дух. Я выпью всю их кровь по каплям, прежде чем снять с них скальпы! Не пощажу ни единого, будь это старик, женщина или ребенок!

– Нет, двух тебе придется пощадить!

– Это почему?

– Таково желание Яллы. Что будет с остальными, для моей жены безразлично, но двух ты должен оставить в живых и передать Ялле. Это дети полковника Деванделля – юноша и девушка.

– Понимаю! Ялла хочет расправиться собственными руками с детьми своего первого мужа, так жестоко оскорбившего ее когда-то? Ну что же! Ялла сумеет замучить этих щенят не хуже, чем сумел бы сам я! Ну ладно! Я уважаю Яллу. Она не женщина, а настоящий воин! Пусть будет так, как хочет Ялла! Этих двух я возьму и передам ей живьем. Пусть потешится! Но с остальных все скальпы принадлежат моему племени! Пройдет еще несколько часов, и асиенда будет поистине стерта с лица земли и все ее обитатели перебиты!

– Не торопись, мой брат! Дай добраться до асиенды трем бледнолицым, направляющимся туда по поручению полковника Деванделля! Я был с ними несколько дней и только этой ночью покинул их. С ними осталась моя дочь Миннегага. Впрочем, если ты дашь мне несколько молодых воинов, я, может быть, нападу теперь на белых. Там будет видно. Но сейчас я очень устал и, главное, я изнемогаю от голода. Не даст ли мой брат арапахо мне чего-нибудь для утоления терзающего меня голода? Голод туманит голову, путает мысли…

Левая Рука достал из походного сундука какую-то снедь, состоявшую из кусков мяса, растений и сыра, и протянул чашку с этим месивом гостю. Потом он достал фляжку с мексиканской водкой и указал на нее Красному Облаку со словами:

– Пусть насыщается и утоляет жажду мой брат, великий воин племени Воронов. Мы на тропе войны, и мне нечем больше угостить тебя, но что есть – все твое. Я же должен пойти проверить, на своих ли местах посты.

Красное Облако принялся уплетать за обе щеки предложенное ему гостеприимным арапахо кушанье, а вождь встал и действительно вышел из типи. Но бедному воину племени Воронов и на этот раз не суждено было насытиться, как он того желал, потому что едва успел он проглотить пару кусков, как в лагере арапахо поднялась тревога: лошади скакали по всем направлениям, раздавались крики индейцев, кто-то из вождей отдавал приказания громким голосом.

– Мой брат Левая Рука, кажется, мог бы по крайней мере дать мне время утолить голод и отдохнуть четверть часа! – с неудовольствием пробормотал Красное Облако, торопливо глотая куски мяса. – Не может быть, чтобы трапперы обнаружили мое отсутствие, погнались сюда за мной и их появление вызвало всю эту суматоху!

Он поднялся, все еще держа в руках медную чашку с предложенным ему Левою Рукою угощением, и прислушался.

Звуки выстрелов, раздавшиеся в непосредственной близости от лагеря, взволновали его. Он швырнул на пол чашку, не заботясь о том, какая участь постигнет содержавшееся в ней месиво, и схватился за поставленный в угол карабин.

– Что такое? – проворчал он. – Неужели проклятые солдаты бледнолицых осмелились напасть на владения вождя арапахо?

В это время распахнулась пола, прикрывавшая вход в вигвам Левой Руки, и сам вождь арапахо вошел в свое жилище.

– Знает ли мой брат, – спросил он гостя, – кто готовится прибыть сейчас в наше становище?

– Бледнолицые? Пограничные солдаты?

Левая Рука презрительно улыбнулся.

– Пусть попробуют! Разве у нас мало воинов, чтобы достойно встретить хоть целый полк «длинных ножей» Великого Отца белых? Нет, это братья! Ялла во главе трехсот лучших воинов племени сиу приближается к лагерю арапахо!

– Моя жена уже здесь? – воскликнул пораженный неожиданной вестью индеец.

– Но… но уверен ли ты, мой гость и брат, – с тонкой, почти неуловимой иронией задал вопрос Левая Рука, – что Ялла действительно жена Красного Облака?

– Что значит этот вопрос? – скрестил руки на груди Ворон. – Приведи Яллу сюда, и ты из ее уст услышишь истину!

– Следуй за мною! – ответил коротко арапахо, направляясь к выходу из вигвама.

У порога арапахо остановился и произнес:

– Я и мои воины, мы хотим оказать торжественный прием Ялле. Надеюсь, ты примешь участие в этом?

Красное Облако гневно наморщил брови. Кровь бросилась ему в лицо. Молнией мелькнуло воспоминание о том, как приняли его только что арапахо. Они чуть не расстреляли его… Целый отряд воинов сопровождал его, идя по пятам почти до самого вигвама Левой Руки, словно не гостя, а пойманного шпиона. Или по крайней мере подозрительного субъекта. И эти унизительные вопросы, которые были предложены Левой Рукою?! А теперь они готовятся оказать небывалые почести, и кому же? Женщине! Не какому-нибудь прославленному воину, а женщине племени сиу…

Но к Красному Облаку сейчас же вернулось самообладание, и он ответил вождю арапахо, правда с явным сарказмом:

– Да, идем устраивать почетную встречу для великой Яллы!

Разбуженные выстрелами, сигналами, поданными передовыми постами, все обитатели становища арапахо были уже на ногах. Первый момент сумятицы прошел. По становищу разнеслась весть, что речь идет не о вражеском нападении, а о приближении отряда дружественных сиу, возглавляемого Яллой, и воины арапахо готовились принять участие в торжественном приеме союзников. Они выстроились в два ряда. Почти у каждого воина имелся в руках ярко пылающий факел. Они освещали дорогу в становище для дорогих гостей.

Красное Облако остановился у одной палатки и равнодушными глазами глядел на это действительно фантастическое и красивое зрелище.

Минуту спустя в непосредственной близости от становища показался большой отряд всадников. Во главе его ехала Ялла на великолепном белом коне, удивительно похожем на знаменитого белого мустанга прерий, убитого трапперами в Ущелье Смерти. Это и на самом деле был потомок легендарного Рэда.

На коне была наборная блестящая сбруя, американское седло, тоже с серебряным убором, и серебряные стремена. Ехала Ялла по-мужски.

В те дни, к которым относится наш рассказ, пресловутой краснокожей красавице было уже около тридцати пяти лет, но она удивительно сохранилась и казалась чуть ли не девушкой лет двадцати.

У нее было лицо с правильными и красивыми чертами, глаза сияли, словно бриллианты, но в них горел какой-то мрачный огонь. Длинные, роскошные черные волосы спадали на плечи и развевались темным облаком за спиною Яллы.

Если бы кто-либо из трапперов присутствовал при сцене появления Яллы в лагере арапахо, то он был бы вынужден признать, что и среди красивых европейских женщин краснокожая Ялла смотрелась бы красавицей. Среди же соплеменниц Америки Ялла не имела соперниц. Единственное, что значительно умаляло эту красоту или по крайней мере давало ей какой-то особый оттенок, – это то обстоятельство, что и в глазах, и в улыбке, и в каждой черточке лица сквозило выражение высокомерия, холодной жестокости и беспощадности. Из-за этого прекрасное лицо Яллы казалось скорее лицом мужчины, чем женщины.

На предводительнице сиу был оригинальный костюм. В нем из национальных уборов сохранились только перья, напоминавшие королевскую корону; впечатлению этому способствовало присутствие на лбу Яллы массивного золотого обруча.

Сильное и удивительно стройное тело женщины было одето в короткую рубашку из драгоценного белого шелка, перетянутую красным шелковым же поясом по тонкой девической талии. Костюм дополняли кальсонерас испанского образца из голубого бархата с золотым позументом, с разрезом внизу, позволявшим видеть роскошные мокасины, украшенные на индейский образец разноцветными скальпами. Поверх рубашки Ялла носила широкий индейский плащ.

Ялла, как и все сопровождавшие ее воины, была отлично вооружена: за поясом

– пара длинноствольных боевых пистолетов с богатейшими прикладами, испанская наваха в золоченых ножнах, а за плечами длинный, великолепной работы карабин. Кроме того, у седла висел еще томагавк.

Арапахо восторженно приветствовали красавицу племени сиу. Это было нарушением всех индейских традиций: мужчина не может склонять голову перед низшим существом, перед женщиной. Но Ялла славилась по всей прерии. И славилась не только своею вызывающею и победною красотою. Ее слава, заставившая индейцев преклоняться перед женщиной вопреки всем традициям, основывалась на удивительном уме этой красавицы, ее непреклонности, жестокости, ее бесстрашии в бою и неутомимости в походах, ее дьявольском умении разбить врага. Словом, ее славу составляли именно чисто мужские качества воина и полководца…

Подъехав к самому становищу арапахо, сиу несколько приостановились, пропуская вперед свою предводительницу.

Ялла подняла на дыбы своего чудного коня и заставила его сделать несколько красивых «свечек», потом железной рукой принудила замереть на месте в двух шагах от вышедшего ей навстречу вождя арапахо. Без помощи Левой Руки Ялла легко сошла с лошади и вместе с вождем направилась к его вигваму. Тем временем к каждому прибывшему воину сиу подошел арапахо, они пожимали друг другу руки, обменивались приветствиями и небольшими подарками.

Красное Облако с мрачной и сардонической улыбкой глядел на почести, оказываемые самим вождем арапахо и его воинами Ялле: пусть для других Ялла была знаменитостью, славой индейцев, но для него она была и оставалась только его женой. И воину было неприлично при встрече с женой оказывать ей какие-либо знаки почтения. Это могло бы повредить его репутации воина и мужа.