Текст книги "История Гарнета (ЛП)"

Автор книги: Эми Эвинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Эми Эвинг

История Гарнета

Одинокий город – 1,25

Перевод и редактура – Надежды Макаровой и Александры Клоковой

Оформление – Наталия Павлова

Переведено специально для группы https://vk.com/club141098651

Глава 1

Когда мой автомобиль подъезжает к ночному клубу, снаружи уже ожидает толпа фотографов.

– Мне подъехать к заднему входу, сэр? – спрашивает шофер. Он не такой нахальный, как некоторые из этих водителей Банка. У одного даже хватило наглости попросить у меня автограф.

– Задние ходы – для слуг, – бросаю я. – Все в порядке.

Я проверяю свое отражение в окне машины. Хотел бы я поблагодарить суррогата, которая меня сотворила.

Нет скул более совершенных, чем мои. Две расстегнутые верхние пуговицы на моей рубашке – проверено. Немного одеколона – проверено. Я улыбаюсь своей самой дьявольской ухмылкой, приглаживаю волосы и открываю дверь машины.

Я тут же окружен.

– Гарнет! Гарнет, сюда!

– Улыбнитесь нам!

– Правда ли, что вы нанесли ущерб в тридцать тысяч диамантов отелю Уолефорд?

– Сколько скандалов сможет пережить Дом Озера, прежде чем вы нанесете непоправимый урон его репутации?

Это фраза заставляет меня остановиться. Я поворачиваюсь и кидаю на фотографа пронзительный взгляд.

– Мне льстит, если вы думаете, что я способен разрушить репутацию дома, который существует с момента основания Одинокого Города, – говорю я. У мужчины хватает порядочности выглядеть пристыженным.

На его место приходит другой репортер. – Купит ли ваша мать суррогата на завтрашнем аукционе? – спрашивает она.

Кто-то всегда должен все испортить, спрашивая меня о моей матери. Как будто это единственное, чем я хорош.

– Моя мать не делится своими планами со мной, особенно когда речь идет о рождении детей. У нее руки уже заняты одним, как вы все быстро всегда подмечаете. – Все смеются над этим, пока я захожу внутрь.

Они кричат мне вслед, пытаются выведать больше, но я воспринимаю их вопросы как капли дождя, скатывающиеся с моей спины, падающие на землю и исчезающие в никуда. Меня не волнует то, что думают обо мне репортеры Банка.

Когда-нибудь я стану Герцогом Озера.

Мне плевать на чужое мнение.

Клуб называется «Призовая Жемчужина» – не особенно умное название, но заведение новое и получило хорошие отзывы.

Меня, конечно же, пригласили на большую вечеринку-открытие, но ночь перед Аукционом настолько скучна, что я подождал несколько дней, чтобы мне нашлось занятие, и это не было связано с тем, чтобы находиться рядом с матерью.

Она всегда особенно ужасна прямо перед Аукционами, хотя она никогда не покупает суррогата. Но в этом году она стала абсолютным кошмаром.

Поэтому после того, как она и мой отец отбыли во дворец Розы, чтобы скоротать там вечер, я решил, что самое время нагрянуть в Банк. Я не был здесь неделю после инцидента в отеле Уолефорд, а Жемчужина может быть такой скучной. К тому же все девушки там либо слишком чопорные, либо слишком заняты своими компаньонами. Девчонки Банка – лучшая партия.

Я не часто чувствую жалость к отцу, но сейчас именно этот случай. На скольких ужинах перед Аукционом он побывал? О чем они вообще там говорят? Как выглядят суррогаты? Я не могу придумать ничего более скучного, чем суррогат. Они редко говорят, а когда они это делают, то ограничиваются «да, моя госпожа» и «нет, моя госпожа».

Их водят везде, как щеночков, и никто их не замечает по большей части. По крайней мере, обычные слуги занимаются интересными вещами, например, лгут моей матери или крутят интрижки друг с другом.

Какой-то огромный мужчина в длинном пальто с поклоном открывает дверь, и меня приветствует порыв теплого воздуха с примесью духов и пота. Освещение в этом месте сказочное – в центре потолка висит одна большая люстра из тысяч маленьких стеклянных шариков. Вокруг танцпола расположены круглые столы, на каждом из них – маленькие лампы розоватого оттенка с золотой бахромой, а сзади – подсвеченная барная стойка; стеклянные бутылки блестят зеленью, янтарем и синевой.

Играет духовой оркестр, и танцпол наполнен телами – молодежью Жемчужины и богатеями Банка. Одна девушка мне подмигивает, когда партнер кружит ее.

Я пробираюсь к бару, и люди расступаются, иногда признавая меня рукопожатием или поклоном. Люди Банка любят притворяться, что они лучшие друзья королевской семьи. Я не возражаю, если смогу побыстрее выпить.

– Чем я могу быть полезен вам этим вечером, сэр? – спрашивает бармен. Он хорош – лишь малейший след узнавания присутствует в его глазах, когда он видит меня.

– Виски, – говорю я, и он кивает.

– Гарнет! – Ко мне, спотыкаясь, подходит Пери, пьяный уже как обычно. Пери – из дома Ручья, и я думаю, он всегда считал, что мы должны быть друзьями, основываясь только на этом. Как будто ручей и озеро – это одно и то же. Его полное имя Перидот, и я не виню его за прозвище. Думаю, я бы покончил с собой, если бы Мать назвала меня так глупо.

– Полегче, Пери, – говорю я, когда он сильно склоняется к девушке рядом с ним. Она красивая, но слишком белокурая на мой вкус.

– А он ничего, – хихикает она. – Привет, я Лейси. – Она отправляет мне испепеляющий взгляд, который, я готов поспорить, она практиковала дома.

– Мы заказали стол; я все думал, когда ты приедешь, – говорит Пери. – Пойдем.

Я забираю у бармена свой напиток и бросаю пару диамантов на барную стойку. Проходя сквозь толпу, мы подходим к небольшому отсеку позади. Из присутствующих – Джаспер из дома Долины с двумя брюнетками по обе стороны от него. Коренастый парень из банка по имени Марвер обнимает рукой пухлую блондинку – он быстро встает, чтобы пожать мне руку. Его мать управляет одним из лучших компаньонских домов Банка.

А прямо по соседству с единственным пустым местом сидит потрясающая красотка – волосы, словно полированная медь, короткое голубое платье, которое обрамляет ее изгибы в правильных местах, темно-красные губы… Она непристойно мне улыбается.

– Это место занято? – спрашиваю я, и она смеется. Это низкий смех, возбуждающий во мне желание.

– Вовсе нет, – говорит она. – Что ты пьешь?

– Виски, – говорю я, поднимая бокал.

– Я тоже, – говорит она, улыбаясь в очередной раз и поднося свой фужер к моему.

Кажется, я влюбился.

– Гарнет, ты знаком с Циан? – говорит Марвер. – Ее отец заведует Вестником Одинокого города.

– Так что следи за своим языком рядом с ней, – говорит Пери, слишком уж карикатурно подмигивая. Я хочу задушить его.

Он портит мне игру до того, как у меня появится шанс начать.

Но Циан просто смеется. – Сегодня все строго между нами, я обещаю, – говорит она. Проведя рукой по моему бедру, она смотрит мне прямо в глаза и выпивает остатки своего напитка.

– Еще? – спрашиваю я. Она улыбается.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, кажется, будто моя голова уменьшилась вдвое от нормального размера, а мой язык похож на наждачную бумага.

– Тьфу. – Я перекатываюсь по кровати и падаю на пол. Я все еще в своем костюме, но рубашка полностью расстегнута. Ботинок остался только один.

Что случилось прошлой ночью?

Я пытаюсь вспомнить детали, но все как в тумане. Циан прижимается ко мне на танцполе, бутылки виски и шампанского прибывают к столу, Циан толкает меня в темноту, наши губы встречаются…

Я распахиваю глаза. Мы пошли куда-то. Одни, вместе. Я помню, как она расстегивала мою рубашку. Я помню, как я расстёгивал ее платье.

О нет. Я же не… Я хватаюсь за промежность, будто она может мне сказать, что я нарушил единственное королевское правило, которое я абсолютно не могу нарушить. Я нарушал все остальные, но не это. Секс до свадьбы? И с девушкой из Банка? Я потеряю свое наследство, титул, вообще все.

Я зову лакея. Мне нужны кофе, еда. Может, я ничего не сделал. Может, мы лишь немного позабавились. Кажется, я помню, что обещал ей что-то, ее смех, а затем слезы. Это была новая машина? Скорее всего. Или приглашение в Королевский Концертный Зал?

Я с гудящей головой поднимаюсь на ноги и, спотыкаясь, бреду в ванную, включая там кран. Моему лицу так приятно под струей теплой воды. Я рассматриваю свое отражение – глаза красные и опухшие, волосы спутаны.

– Что ты наделал? – спрашиваю я себя.

Слышен стук в дверь. – Входите! – зову я, вытирая лицо полотенцем. – Надеюсь, Зара сделала сегодня крепкий кофе.

Но когда я появляюсь в своей комнате, вижу, что завтрак принес не лакей. Аннабель.

Даже если бы лицо Аннабель не было одним из самых выразительных, что я когда-либо видел, предельно ясно, что я попал. Держу пари, ни один из лакеев не хотел рисковать, имея дело со мной сегодня.

– Что я сделал? – спрашиваю я.

Она ставит поднос на мой кофейный столик и пишет на своей доске.

Машина

– Я разбил ее? – Я не помню, как ехал домой прошлой ночью.

Аннабель закатывает глаза.

Озеро

– Я заехал на ней в озеро? – Она кивает. – Наше озеро? – Еще один кивок. – Ну, что же. Это первый раз.

Затем я ничего не могу поделать – я начинаю смеяться. Образ лица моей матери, когда она просыпается в день аукциона, смотрит в окно и видит машину сына в своем драгоценном озере, слишком бесценен.

Аннабель подходит и бьет меня своей доской.

– Ой! Эй!

Не смешно

– Извини, прости.

Рискованно

– Знаю, – говорю я. – Я больше не буду этого делать.

Она смотрит на меня.

– Я обещаю, – говорю я, и рисую пальцем Х на месте сердца. Так она всегда обещала мне, что не будет жаловаться на меня, когда мы были детьми, и я попадал в переделки за то, что писал ругательства на стенах бального зала или связывал вместе шнурки Отца.

Аннабель дарует мне небольшую улыбку, и я знаю, что прощен. Затем она поднимает крышку с подноса.

Запах горячей копченой говядины и картофеля – словно приветственный зов для моего желудка. Аннабель знает мою любимую похмельную еду.

– Говядина на завтрак? – говорю я. – Ты – спаситель.

Она широко раздвигает шторы моей комнаты, и я вижу темно-золотой свет – солнце начинает садиться.

– Я спал весь день?

Аннабель поднимает одну бровь.

Что слчлс прошлой ночью

– Ничего, – говорю я. – Я не… ничего страшного.

Я вижу, что она мне не верит. Я вгрызаюсь в свой сэндвич, и ее лицо грустнеет. Она покидает комнату, молчаливая, как призрак.

Поздним вечером Уильям, один из лакеев, приходит с новостями.

– Что такое? – спрашивая я раздраженно, когда он стучит в дверь.

– Ваша мать, сэр. Она вернулась с Аукциона.

– И мне не все равно, потому что…

В этом и смысл – я остаюсь в своей комнате, чтобы избежать ее. Кроме того, если я буду двигаться слишком много, мне кажется, что меня вырвет.

Уильям сглатывает ком в горле. – Она не одна, сэр. Она купила суррогата.

Глава 2

На следующее утро я покидаю свои покои, чувствуя себя свежим и немного любопытным.

Пожалуй, мне следовало этого ожидать. У Курфюрста и Курфюрстины есть сын, и ему скоро нужно будет искать пару – Королевский Дворец не может держать ребенка необрученным слишком долго. И я слышал, что в этом году Аукцион был самым грандиозным за современную историю. Мать всегда пытается не обращать внимания на все слухи и планы, поэтому я не ожидал, что она будет в самой гуще событий. Легкомысленное упущение с моей стороны. Мать любит разрабатывать планы больше, чем кто-либо в этом округе.

Очередной ребенок. Интересно, каким будет этот дом, когда здесь появится младенец. Затем я отмахиваюсь от этой мысли, потому что скорее всего я практически не буду общаться со своей сестренкой. Держу пари, Мать забоится, что я заражу ее своим непослушанием. И я готов это принять. Младенцы такие громкие и грязные.

Прежде чем покинуть комнату, я проверяю, чист ли горизонт, потому что я не готов сейчас встречаться с матерью. Все еще поверить не могу, что я въехал в озеро на машине.

Я крадусь по вестибюлю, как вдруг слышу нежные звуки «огорченного» голоса моей матери. Или, может, это ее «голос ярости». Они так похожи, я путаю их иногда.

– И куда, как думаешь, ты направляешься?

Я оборачиваюсь и вижу, как она спускается по лестнице, ведущей в ее личные покои. Судя по блеску ее глаз, это все же «голос ярости».

– Доброе утро, Мамочка, – говорю я радостно. – Думал, что сегодня могу позавтракать в столовой. Слышал, у тебя была важная ночь. Где счастливчик суррогат?

– Не говори со мной так, будто это обычный день. Не стой там в той одежде, которую я тебе дала, в доме, который построила моя семья, в Доме, который ты постоянно порочишь своими детскими шалостями, и не веди себя так, будто ты не перешел довольно серьезную грань.

Моя мать обладает способностью сохранять внешнее спокойствие и одновременно кромсать тебя на кусочки своими словами.

Хотел бы я унаследовать это от нее.

– Мне жаль насчет машины, – говорю я. – Это было… безответственно. Если ты хочешь забрать у меня ключи на неделю или вроде того, это справедли…

– Думаешь, это из-за машины? – Она фактически шипит, и я ощущаю холодный страх, шевелящийся в моем желудке.

– Теперь нет, – говорю я нерешительно.

– Сегодня ко мне приходил Люсьен. Он в библиотеке, – говорит она. Она стоит прямо рядом со мной, и, хотя она маленького роста, я все же ощущаю себя как ребенок под этим холодным взглядом. – Думаю, будет лучше, если он все объяснит. Если я буду смотреть на тебя еще чуть дольше, я могу сделать кое-что, о чем пожалею.

Затем она проходит мимо меня и спускается вниз по главной лестнице, поэтому я направляюсь к одной из задних лестниц и иду в библиотеку. Мой разум беспокоен, пытается разобраться со всеми туманными воспоминаниями ночи в «Призовой Жемчужине», но ничего нового в голову не приходит.

Сначала я не могу найти Люсьена – библиотека Матери огромная, она безумно гордится этим, и я блуждаю по лабиринту из полок, пока не нахожу его, сидящего в кожаном кресле в одном из задних мест для чтения.

– Гарнет, – говорит он, вставая и кланяясь мне. – Спасибо, что нашел время для меня.

– Моя мать не сказала, что у меня есть выбор, – говорю я. Люсьен всегда немного тревожил меня, и не только потому, что он евнух – среди фрейлин есть много мужчин. Он создает впечатление, будто все знает, будто его ничего не удивляет. Он такой вежливый и благородный, и ты не можешь сказать, что он подонок, но… он кто-то вроде подонка. Мне не нравится быть в окружении людей, рядом с которыми я чувствую, будто меня видят насквозь.

Даже сейчас он улыбается этой знающей улыбкой. – Да, – говорит он. – Боюсь, это так.

Он присаживается и указывает мне сесть в соседнее кресло. Я делаю долгую паузу перед тем, как сесть, чтобы показать – это мой дом, не его. Не думаю, что он это замечает.

– Ты был в «Призовой Жемчужине» две ночи назад с другими членами королевских семей и несколькими молодыми леди из Банка?

– Да, – говорю я. Будто он и так не знал ответа. – Марвер Курьо тоже там был.

– Марвер не относится к делу, – отвечает Люсьен, отмахиваясь. – Они все не относятся к делу, кроме одной молодой леди – мисс Циан Грандстрит. Помнишь ли ты, что провел с ней время?

У меня уши начинают гореть. Это нехорошо.

– Да, – говорю я снова, не говоря ничего больше в этот раз.

– Сколько времени вы провели вместе, по твоей памяти?

– Да просто скажи уже, в чем дело, – говорю я. – У меня нет времени на загадки.

Люсьен поднимает идеально выщипанную бровь. – О, думаю, на эту у тебя найдется время. – Он наклоняется вперед. – Помнишь ли ты, как вас полураздетыми поймал ее отец на своем редакторском столе?

Я чувствую, будто кто-то ударил меня в живот, но евнух не останавливается.

– Помнишь ли ты, что пообещал жениться на ней, сделать ее следующей Герцогиней Озера?

Я опускаю голову между коленей, комната начинает кружиться. Мне не хватает воздуха. Что они кладут в виски в том месте? Мне нужно подать жалобу. Мне нужно прикрыть это место. Как я мог такое сделать? Я помню ее улыбку, едва заметный блеск слез в глазах, как у нее перехватило дыхание, когда она сказала: «Правда? О, Гарнет…»

– Но это же просто… типичный я! – кричу я. – Она должна знать это, да? Она не могла поверить, что я на самом деле женюсь на ней.

Люсьен сверлит меня таким проницательным взглядом, что ему даже не нужно говорить – да, она действительно поверила. Затем он поднимает голову. – Это очень напоминает ситуацию с твоей тетей, да?

Только я не Тетя Опал. Я не хочу избавляться от славы, наследства и денег.

Я не влюблен в Циан. Это нелепо. Безрассудно.

Я вынужден еще раз опустить голову между колен.

– Хотя, в отличие от Опал, я представить не могу, что ты на самом деле любишь эту девушку, – продолжает он, словно читая мои мысли. – В том числе и твое намерение сдержать это обещание. По факту, судя по твоему выражению лица и трудностям с дыханием, я могу предположить, что ты даже и не помнишь, что обещал ей все эти вещи.

– Нет, – выдыхаю я. – Не помню.

– Полагаю, тебя должен встревожить тот факт, что ее отец планирует опубликовать ее историю в своей газете, – продолжает Люсьен. Я перестаю дышать. Это скандал, от которого я никогда не отмоюсь. Я потрясен, что моя мать просто не отрубила мне голову, когда увидела меня в вестибюле.

– Так зачем ты здесь? – спрашиваю я, разгибаясь. – Посыпать соль на рану?

Рот Люсьена искривляется в победоносной улыбке. – О нет, Гарнет, – говорит он. – Я здесь, чтобы помочь тебе. При очень большом, очень важном условии.

Представить не могу, чего он от меня хочет, и как я могу ему отказать. – И какое оно?

Люсьен подносит свой тонкий палец к губам. Затем он снимает что-то со связки ключей на поясе. Выглядит, как небольшая серебряная вилка. Он стучит ей по столу между нами, и она поднимается в воздух, слегка вибрируя.

– Что это? – спрашиваю я.

– Кое-что, что поможет нам быть не подслушанными, – говорит он, будто это все объясняет.

– Слушай меня внимательно. Я поговорил с твоей матерью и убедил ее, что скандал никогда не дойдет до газет и даже до любопытных ушей из Банка. Циан никогда больше не заговорит с тобой, как и ее отец.

– Как ты это проделал? – Мне противно, что я так впечатлен.

– Это не важно. Я успокоил твою мать, и она предложила мне весьма порядочную сумму денег в качестве… благодарственного подарка. – Выражение лица Люсьена говорит мне о том, что деньги моей матери – последняя вещь, которая заботит его.

Мать всегда говорит, что самые опасные из людей – это те, кого нельзя купить. Я снова на грани.

– Что же, спасибо, – говорю я. – От нас обоих.

– Мне не нужны твои благодарности, – говорит Люсьен. – Мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь? В чем?

– Твоя мать недавно приобрела суррогата. Я хочу, чтобы ты за ней присматривал, пока она под этой крышей.

Я недоуменно смотрю на него. Он мог попросить о чем угодно, вообще обо всем, а он хочет, чтобы я смотрел за суррогатом?

– Зачем? – тупо спрашиваю я.

– Мне нужно знать о ней. Ты будешь следовать за ней и докладывать мне. Когда она видится с доктором, как с ней обращается твоя мать, позволяют ли ей выходить на улицу, сколько свободы ей предоставлено, кто назначен ей в слуги. – Он хмурится. – Полагаю, это будет Аннабель.

– Но Аннабель – моя слуга, – говорю я, не подумав. То есть формально меня должны обслуживать лакеи, но Аннабель и я знаем друг друга с детства – я помню, когда она родилась, какая маленькая и тихая она была. А потом ее вырвало на мой новый костюм, когда Кора в первый раз дала мне ее подержать. Она знает, что я люблю есть, носить, и она знает, что меня не нужно будить до девяти.

Люсьен игнорирует меня. – Я хочу детальных отчетов раз в неделю. И ни при каких обстоятельствах не говори матери о нашей договоренности. Это обязательно. Или весь город узнает о твоем опрометчивом поступке, и ты быстро превратишься из знати в ничтожество.

Ничтожество. Эта мысль заставляет меня содрогнуться.

– Ты знаешь, что я не могу отказать, – говорю я.

– Верно. Но все равно хочу, чтобы ты дал слово.

Не уверен, чего стоит мое слово – меня никто об этом прежде не просил. Обычно я просто даю людям деньги, покупаю подарки или даю билеты на мероприятия. Но Люсьен, кажется, думает, что слово ценнее, чем все это.

– Хорошо, – говорю я. – Я, эм, даю тебе слово.

– Ты не расскажешь о нашем уговоре ни единой душе?

– Да.

– Особенно матери?

– Верно. – Он, должно быть, сумасшедший, если думает, что я когда-либо скажу Матери об этом всем. Если бы она узнала, что я согласился в тайне смотреть за ее суррогатом, думаю, она отреклась бы от меня, не задумываясь.

– И ты будешь смотреть за суррогатом? И докладывать мне о ее передвижениях?

– Ага. – Я делаю паузу. – Кстати, каким образом я должен тебе докладывать?

Он лезет в карман своего одеяния и вытаскивает еще одну вилку.

– Это называется аркан, – говорит он. – Я сам его создал. Мой соединяется с твоим. Я могу звонить тебе, если это можно так назвать. Держи его при себе постоянно. И не показывай никому, ни под каким предлогом, или наша сделка расторгнута. Понял?

Я киваю и с опаской беру вилку. Она маленькая, легкая и… обыкновенная.

Странный поворот событий. Кажется, за всю свою жизнь я сказал Люсьену шесть слов. Он всегда безмолвно присутствовал на заднем плане всех балов, вечеринок и всего остального. А теперь он передает мне какое-то самодельное устройство, и я полностью в его власти.

Он забирает ту вилку, которая плавала в воздухе, и вешает ее обратно на связку.

– Спасибо, что нашел время для встречи со мной, – говорит он с низким поклоном. – Наслаждайся оставшимся днем.

Затем, взмахнув своим белым платьем, он уходит.

Глава 3

Я знаю, где находятся помещения для суррогата в этом дворце, поэтому решаю начать оттуда.

Мне следует все-таки знать, как она выглядит, если мне предназначено постоянно за ней наблюдать.

Наблюдать за суррогатом. Не могу решить – то ли это противно, то ли это просто скучно. Почему Люсьен не попросил меня посмотреть за кем-нибудь интересным? За кем-то из королевской семьи или моей матерью?

Нет, только не за матерью. Не думаю, что хочу знать, чем она занимается.

Я иду по залу со всеми этими глупыми цветочными картинами и натыкаюсь на Кору, которая спускается с короткой лестницы, ведущей в покои суррогата.

– Что ты делаешь? – спрашивает она. Все вечно спрашивают это у меня с такой интонацией, будто я что-то задумал.

Я пожимаю плечами. – Просто хотел увидеть суррогата, вот и все.

Не лучшее мое оправдание. Мне реально стоило лучше над этим подумать.

Кора закатывает глаза. – Ты знаешь, что тебе не позволено заходить в ее покои. Ты сегодня хочешь еще больше насолить матери?

Естественно, она должна знать о Циан и «Призовой Жемчужине».

– Нет, – говорю я. – Ты права. Мне просто было любопытно. У нас никогда не было суррогата в этом доме.

Она мягко мне улыбается. Кора фактически вырастила меня, и она более снисходительная, чем Мать.

– Конечно же, был, – говорит она. – Я довольно хорошо помню твоего суррогата.

– Она похожа на моего? – спрашиваю я.

Она задумывается на мгновение. – Нет, – отвечает она. Не уверен, следует и мне обижаться на это.

– Она все еще спит, – продолжает она. – Возможно, ты увидишь ее сегодня вечером перед ужином.

– Я не увижу ее за ужином?

Она вздыхает. – Ее Милость забыла тебе сообщить – она сегодня устраивает традиционный ужин после Аукциона. Первый раз за двадцать лет. Прибудут Курфюрстина и остальные Дома-Основатели.

– Даже Графиня Камня? – спрашиваю я. Моя мать и Графиня ненавидят друг друга.

Кора ухмыляется. – Да.

Я почти хочу быть приглашенным только для того, чтобы посмотреть, как эти двое поругаются, но со всем изяществом и любезностью, которую можно ожидать от членов королевской семьи.

– Что же, – говорю я, не совсем уверенный, что мне теперь делать. – Полагаю, ты можешь сказать Аннабель, чтобы она принесла ужин мне в комнату.

– Аннабель теперь прислуживает суррогату, – говорит Кора. – Думаю, Уильям обслужит тебя.

Так Люсьен был прав. – Хорошо, – говорю я, будто меня это совсем не волнует, хотя волнует даже очень.

Но Аннабель может помочь мне со всей этой затеей. Я не скажу ей о Люсьене, но она может быть хорошим источником информации.

Сейчас только три, и, держу пари, я знаю, где она. Я бреду на первый этаж и направляюсь в сад к прудику с яркими рыбами. Аннабель сидит там, смотря на то, как они словно фейерверки мечутся в воде, и, завидя меня, она подскакивает и делает реверанс.

– Слышал, у тебя новая забота, – говорю я. Она кивает. – Ставлю на то, что с ней будет легче, чем со мной.

Аннабель пожимает плечами, и я осознаю, что она нервничает.

– У тебя все получится, – говорю я. Я могу видеть в ее глазах, что она хочет мне поверить, но она напугана.

Первый раз

– О, а я тогда кто, отрезанная печень?

Не несу за вас ответственность

– Да брось, – говорю я, садясь рядом с ней на скамейку. – Ты заботилась обо мне с тех пор, как мне было двенадцать.

Одиннадцать

– Видишь? – Она краснеет. Аннабель много краснеет в моем присутствии.

Не была официальной фр-й

– Ох, так ты теперь официальная фрейлина?

Он делает рукой движение «вроде того».

– Эй, а ты видела ее уже? Суррогата?

Аннабель пронзительно смотрит на меня и качает головой. Я поднимаю обе руки.

– Мне просто любопытно. Не волнуйся, даже я не настолько бунтарь, чтобы закрутить с суррогатом.

Это правда. То есть у них вообще есть нормальные части тела? Я слышал, что у них много странных способностей. Вдруг это меняет их тела или вроде того. Я представляю, что наверху лежит девушка с двумя головами и перепончатыми пальцами.

Аннабель снова тяжело смотрит на меня, затем кивает, будто решила мне поверить.

– Так теперь мы остались одни с Уильямом, полагаю, – говорю я угрюмо. – Он всегда подбирает мне розовые галстуки. И никогда не приносит мне правильный кофе.

Аннабель тихо посмеивается.

Джордж?

– Да, Джоржд был бы намного лучше! Ты не могла бы…

Она тут же кивает. Я целую ее в щеку, и она краснеет еще больше, чем прежде. – Ты самая лучшая, знаешь? – Я поднимаюсь, чтобы уйти, затем оборачиваюсь. – О, можешь сказать, когда суррогат отправится на ужин? Мне нужно увидеть, как она выглядит, и на этом все. Обещаю.

Аннабель сужает глаза. Я снова делаю крест на сердце.

Попробую

– Спасибо. – Я дарую ей свою самую очаровательную улыбку и направляюсь обратно во дворец коротать часы до ужина.

Ожидание неизбежно заставляет меня пить виски в своей комнате и слушать музыку на граммофоне.

Последнее время мне так нравится группа «Веселые Роджеры», играющая на духовых инструментах – у них потрясающий игрок на трубе – и я растворяюсь в одном из его соло, как вдруг ко мне в дверь стучит Аннабель.

С на уж

– Что? – вскрикиваю я. – Уже?

Она отправляет мне взгляд, который ясно говорит, что это не ее вина, и указывает на настенные часы. Сейчас двадцать пять минут девятого.

Я стою и понимаю, что выпил слегка больше виски, чем планировал. Теперь с этим ничего не поделаешь.

Аннабель поспешно покидает мою комнату, скорее всего направляясь в покои суррогата, чтобы заправить постель. Я беру свой стакан с собой и иду в столовую. Мужчины не приглашаются на Ужины после Аукциона. Охотно поспорю на то, что Отец прячется в своей курильне.

Двери в столовую не охраняются лакеями, поэтому я предполагаю, что они сервируют столы. Я прижимаюсь ухом к двери, надеясь, что смогу хотя бы услышать что-то интересное. Но разговаривает только знать.

Конечно. Не думаю, что слышал когда-либо, как суррогат говорит больше нескольких предложений, за исключением тех, кто умеет петь.

Мать говорит что-то своим самым вежливым из злобных голосов, поэтому я думаю, что она говорит либо с Герцогиней Камня, либо с Курфюрстиной. Подозрения подтверждаются, когда Герцогиня отвечает своим раскатистым голосом.

– О да, полагаю, я начну с дочери, – говорит она. – С мальчиками может быть так трудно, как вы думаете?

Ой. Матери это не понравится. Я слышу, как Курфюрстина хихикает.

– Да, кстати, как Гарнет? Не лезет в переделки?

Если бы она знала. Я задерживаю дыхание, ожидая ответа Матери.

– Он в своей комнате сейчас, Ваша Светлость. Учится.

Учится? Она серьезно считает, что кто-нибудь в этой комнате поверит такой нелепой лжи?

И все же, момент слишком идеальный. Я знаю, что не должен, но, даже толком не подумав, я врываюсь в двери и вальяжно вхожу в столовую.

На меня с разной степенью удивленности уставились десять пар глаз. Знать – в изумлении, суррогаты испуганы (и, рискну сказать, заинтригованы), а моя мать… Думаю, что она может замораживать воду этим взглядом.

– Мамочка! – кричу я, поднимая свой стакан. Присутствуют пятеро суррогатов. Но за кем мне нужно смотреть? Затем я осознаю, что мне нужно срочно придумать причину своего появления.

– Прошу прощения, дамы. Не подумал, что сегодня у нас вечеринка. – Мать не может меня за это винить, потому что, технически, она мне не сказала об этом. Я снова рассматриваю все лица за столом, и тут вижу ее.

Девушка сидит справа от Матери. Ее волосы черные и кудрявые, ее кожа бледная словно жемчуг, ее платье сидит идеально (это работа Аннабель, я уверен). Но ее глаза… глаза ужасающего фиолетового цвета.

– О, точно, – говорю я. – Аукцион.

Курфюрстина и Графиня Камня с трудом пытаются спрятать свой смех за салфетками.

– Гарнет, мой дорогой, – говорит Мать. Она зовет меня «дорогой» только на публике. – Что ты делаешь?

Что же, я должен играть свою роль до конца.

– О, не обращайте на меня внимания, – говорю я, отмахиваясь. – Мне просто нужна добавка. – Я иду к части стола с лучшим спиртным и наполняю свой стакан. Мать вскакивает на ноги с быстротой, противоречащей ее возрасту.

– Вы извините нас на минутку? – говорит она, подплывая ко мне и грубо беря за руку.

– Ой, – бормочу я, когда выводит меня из столовой. Дверь закрывается за нами, но мы отчетливо можем слышать голос Курфюрстины, заявляющий: – И поэтому, дамы, я считаю, что город должен оставаться в руках женщины!

Это кажется немного нечестным.

Мать так близко подносит свое лицо ко мне, что я могу видеть бледную веснушку под левым глазом, которую она пытается скрыть макияжем.

– Возвращайся в свою комнату, – говорит она. – Не покидай ее, пока я не дам тебе разрешение. Я заставлю Кору запереть тебя, если понадобится.

– Правда, Мамочка? Мне снова семь лет?

– Я не знаю, Гарнет, – шипит она. – Ты определенно ведешь себя, как семилетний. И, если ты хоть еще раз опозоришь меня перед Домами – Основателями, ты можешь последовать по стопам моей дражайшей сестры. Ты же не хочешь этого, правда?

– Нет, – говорю я.

– Тогда иди… в… свою… комнату.

Она разворачивается, и я оступаюсь назад. Она берет себя в руки, навешивает на себя приятную улыбку и входит обратно в столовую.

Чувствуется, что на сегодня я сделал достаточно.

Я иду по главной лестнице и вижу стоящую на вершине Карнелиан, которая выглядит угрюмой, как обычно.

– Тоже не приглашен на ужин? – спрашивает она.

– А я когда-то хотел? – говорю я.

– Ты видел ее? – спрашивает она. – Суррогата?