Текст книги "Восьмидесятник (СИ)"

Автор книги: Elza Mavka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== 1. ==========

Женя никогда не думал, что на свободе будет сложнее, чем в колонии. Три года семь месяцев отсидки, вымоленное, долгожданное освобождение по восьмидесятой статье. А пойти некуда. Никто не ждет.

Женя за месяц до освобождения, как только подал документы в суд, написал заявление на отращивание волос. Начальник отряда разрешил. Тогда же у него началась гонка – так на жаргоне называли состояние страха и эйфории перед освобождением, когда не можешь ни спать толком, ни есть, становишься похожим на призрак, тень самого себя.

Суд постановил, что Евгения Александровича Николаева можно освободить: нарушений режима за ним не числилось, процессуальные издержки погашены, а плюс ко всему он заслужил поощрение в штабе, где работал уборщиком.

Когда Женя освобождался, ему даже надеть было нечего. До ужаса не хотелось уходить на свободу в тюремной черной робе. Если в гражданской одежде у него и был шанс остаться неузнанным, то в робе от него люди точно будут шарахаться. Хорошо хоть, на КПП* вошли в положение и выдали кое-что из одежды: спортивные штаны, кеды, футболку. Одежда слишком легкая для конца весны на Северном Урале, но лучше так, чем роба.

Восемьсот рублей на билет до Екатеринбурга.

Уезжать пришлось с местного вокзала: обшарпанное пустое здание с железными сиденьями у стен. Единственное достоинство вокзала – крыша над головой. Можно спрятаться от дождя и ветра. Хотя нет, есть еще одно: отсюда можно уехать. И подальше.

Правда, посидеть внутри вокзала Жене не пришлось. В день освобождения он из колонии вышел не один. Еще четверо счастливчиков, даже более удачливых, чем он, потому что денег у них оказалось больше – то ли прислал кто-то из близких, то ли заработали, трудоустроившись официально. Факт в том, что они начали пить, едва добрались до ближайшего магазина. И к вечеру, когда должен был подойти поезд, набрались основательно. Женя держался подальше, ждал на перроне, хоть и было холодно, а по временам начинал накрапывать холодный, противный майский дождь.

В вагоне их досматривала полиция. На Женю почти и не обратили внимания, да что он – тихий, трезвый, усталый. Завалился спать, едва устроился на своем месте. Общий вагон – это вам даже не плацкарт, здесь не устроиться с удобствами. Зато тем товарищам, что напились, основательно не повезло – бухло у них изъяли, и каждого вывели в тамбур для серьезного разговора.

Женя сложил руки на груди, стараясь собрать тепло. Место ему досталось у окна, а рядом села дородная тетка с баулами. В другое время Женю бы передернуло от такого соседства, но теперь он был даже благодарен судьбе за эту пышущую жаром, одетую во что-то мягкое и шерстяное тетеньку. Женя незаметно отодвинулся от окна и притулился под плечом у тетки, делая вид, что он во сне сменил позу. Было хорошо. Хоть бы она ехала до Ёбурга**.

Только вот снова не повезло: разморенный сном и теплом Женя проснулся посреди ночи, потому что источник тепла исчез. Они стояли в Серове. Место тетки занял тощий мужик в кожанке, и Женя разочарованно откинул голову назад, на спинку сиденья. Только бы не заболеть. Городок, где ему пришлось отбывать срок наказания, находился на самом севере области. Тепла там отродясь не водилось, зато зимой морозы стояли такие, что кости трещали. Заболеть в этом царстве холода – раз плюнуть. Женя все время удивлялся, как он до сих пор не подхватил пневмонию или, еще того хуже, туберкулез. Заразных там полно, условия для болезни отменные.

В Ёбурге было ощутимо теплее. В первые мгновения на перроне Женя просто потерялся: куда идти? Что делать? Он не решался подойти к людям и спросить их – слишком свежи еще были воспоминания об унижениях и лишениях, перенесенных в исправительной колонии. Да что спросить, даже посмотреть в глаза людям было трудно. Вот некоторые могли, те, кто в колонии был на положении мужика. А такому опущеннику и петуху, как Женя, людям в глаза смотреть стыдно.

Потоптавшись рядом с вагоном несколько минут, Женя решился пойти за толпой вниз, в переход. Эта толпа вынесла его в здание вокзала, оттуда – на привокзальную площадь. Женя давно не был в Ёбурге. Хорошо хоть, сердобольная медсестра баба Клава объяснила, как добраться до центра социальной службы. Там ему обещали выделить койко-место в общежитии и подыскать работу. На это все Женя очень рассчитывал: если работу он не найдет, ему придется вернуться в колонию, отбывать срок до конца. Таково условие восьмидесятой статьи: тебя отпускают раньше положенного, ты работаешь и отстегиваешь государству кровно заработанные деревянные.

Все зависело от того, как быстро он найдет работу. Ему бы только найти, а там Женя все сделает, лишь бы удержаться. Он прекрасно помнил, как вернулся со свободы их бывший дневальный на отряде: работу не нашел и все. Загремел обратно.

Женя дошел до остановки, дождался троллейбуса и поехал в центр. При нем всего-то и было, что файлик с документами и несколько бумажных десяток. Он смотрел в окно троллейбуса, все еще не чувствуя себя свободным. Трудно было осознать, что больше не нужно опускать глаза в пол, складывать руки за спиной и здороваться с каждым встречным-поперечным гражданским человеком. Следить, как бы случайно не задеть кого-нибудь.

В старом обшарпанном здании социальной службы, окруженном куцыми елочками, с пустыми, похожими на больничные, коридорами, Женю встретила плотная кураторша с ярко-красными губами.

– Николаев Евгений Александрович, двенадцатого мая тысяча девятьсот девяносто третьего года рождения.

Кураторша махнула ему рукой, чтобы тот сел. Порылась в стопке с папками, достала его личное дело. Женя прочел на бейджике, висевшем у нее на груди: «Механошина Ольга Владимировна».

– Так, так… сто пятьдесят восьмая***? – Она вскинула на него голубые глаза. – Что украл?

Женя потупил глаза.

– Ноутбуки. Приятель подбил…

– Да-да, все время у вас приятели. А вы ни в чем не виноваты, – брезгливо обобщила Ольга Владимировна, поджимая густо накрашенные губы.

– Я виноват, – ответил Женя. – Я не отрицаю.

Ольга Владимировна еще раз вскинула на него недоверчивый взгляд и углубилась в чтение его личного дела. Женя поначалу робел, но потом принялся исподтишка рассматривать кабинет. Ничего особенного: беленые стены, полки с кучей бумажных серых папок-скоросшивателей. Стол, старый компьютер, принтер на подоконнике, пожелтевшие от времени жалюзи. Довольно удручающее зрелище.

– Так, – повторила Ольга Владимировна, хлопнув папкой по столу. – Расскажи мне лучше сам, что умеешь, где учился, кто есть из родственников.

Женя сложил задрожавшие руки на коленях.

– Родственников нет. Девять классов закончил в интернате здесь. Одиннадцать – в прошлом году в колонии. Еще две корочки есть из ПТУ: автослесаря и кочегара.

Ольга Владимировна внимательно слушала.

– Права есть?

– Права есть, – подтвердил Женя и для убедительности кивнул. У него и правда были права – успел получить в тот краткий год между восемнадцатью и девятнадцатью годами, когда его посадили.

– Ничего тебе обещать не могу, – сказала Ольга Владимировна, складывая локти на столе. – Работы сейчас нет. – Женя при этих словах застыл и, кажется, даже дышать перестал, так они его напугали. – Могу посоветовать сходить на биржу труда или поискать самому – через интернет, по объявлениям. Если нужны будут рекомендации, пусть звонят сюда, – Ольга Владимировна протянула ему визитку.

Женя взял визитку и спрятал в файл к документам. Ольга Владимировна смотрела на него так, словно ожидала, что вот сейчас он встанет и уйдет. Испытывая неловкость, Женя спросил:

– А как с жильем?

– Ах да. Жилье будет. Поезжай вот сюда, обратись к коменданту. Тебе выделят место.

Она не слишком разборчиво написала на розовом стикере адрес и передала Жене. На этом они распрощались. Выйдя на улицу, Женя с облегчением выдохнул. Он с удовольствием обошелся бы без этой Ольги Владимировны, но она была его куратором, и каждую неделю Женя обязан был отчитываться перед ней о том, как идут его дела.

В общежитие Женя пошел пешком, хотя находилось оно далеко – почти полгорода нужно пройти. Денег оставалось совсем немного, а ведь еще есть на что-то надо. И Женя шел по улицам города, когда-то знакомого и любимого, а теперь едва узнаваемого. До общежития добрался к обеду, а там пришлось ждать еще полтора часа на вахте: комендант отсутствовал. Вахтерша сверлила недобрым взглядом, обстановка была подавляющей: стены темные, заляпанные жирными пятнами, пол холодный, каменный. Страшно было подумать, что его ждет в комнате, еще страшнее – с кем поселят. Несколько раз мимо Жени проходили мужики в низко надвинутых на лоб кепках, в спортивках или джинсах. На него не смотрели.

Комендантом оказался мужик поджарый, средних лет. Лицо у него было круглое, глаза узкие и темные, они выдавали в нем то ли татарина, то ли еще какого представителя тюркской национальности.

– Ты кто? – спросил комендант, быстрым шагом проходя мимо.

– Евгений Николаев, меня к вам из социальной службы…

Комендант перебил его, окинул Женю внимательным взглядом, руки не подал.

– Мест нет. Если согласен спать на полу, выделю матрац.

Куда было деваться Жене? Он согласно кивнул. Крыша над головой есть – и ладно.

– На работу устроен? – снова спросил комендант и покачал головой на Женино «нет». – Никаких пьянок. Не вернешься к полуночи – никто не впустит. Соблюдать чистоту и порядок, вот тебе все правила.

Женя понятливо кивнул.

– Пошли тогда. Будем оформляться.

После долгого изучения комендантом документов Жени и регистрации в книге жильцов, его наконец определили в комнату пятьсот тридцать семь на пятом этаже. Женя получил у кастелянши матрац, одеяло, подушку, посеревшее от времени и стирок белье и пошел заселяться.

В комнате уже жили пять человек. На месте пока были двое, и Женя, точно так же, как комендант получасом ранее, сразу определил, что все они – опущенники. Казалось, от них даже запах особый исходит, по которому можно было определить, кто ты по тюремному социальному статусу. Опущенники редко когда трепетно следили за чистотой и гигиеной, постоянно возясь в грязной работе. Таких на зоне называли грачами. У Жени там был приятель – ну, как приятель, скорее, просто чувак, с которым можно по-человечески переброситься парой слов, – так вот он работал на свиноферме. Воняло от него будь здоров, навозом и всякой гадостью, и только что родившихся поросят этот приятель любил как родных детей. Разве что не спал с ними, начальство не разрешало, и грудью не кормил.

– Привет, – вежливо поздоровался Женя, открыв дверь.

Комната была прямоугольная и длинная. Одно окно занимало противоположную от двери стену, грязное, с облупившейся на рамах краской, подоконник был завален всяким хламом. Занавесок не было. Вдоль стен стояли железные кровати. На полу уже лежал матрац кого-то из жильцов. Обои выцвели, по углам отклеились, пол был застелен старым линолеумом. Справа от Жени стоял шкаф с покосившейся дверью, слева – грязный стол, весь в крошках и следах от кружек. Вот, пожалуй, и все.

– Здорово, – отозвались жильцы, и Женя пригляделся к ним.

Оба были худые и какие-то болезненные. Один лежал на дальней кровати, покашливая. Второй читал журнал, сидя по-турецки на кровати, ближайшей к Жене.

– Евгений, можно Женя.

Женя прошел чуть вперед. Обувь здесь снимать было не принято, очевидно.

– Падай сюда, – хрипло сказал тот, что кашлял, и махнул рукой на кусок пола у окна. – Я Ваня.

Второй оказался Радиком, но участия в разговоре не принимал, уткнувшись в свой журнал. Женя разложил на полу матрац, заправил белье. Живот уже сводило от голода, а любопытный взгляд Вани раздражал.

– Где сидел? – спросил Ваня, являя собой образец бестактности.

Женя бросил на него взгляд. Худой, бледный, щеки впали, и на них лихорадочный румянец. Туберкулезник? Женя назвал колонию. Ваня понятливо кивнул.

– Я на Сосьве**** сидел, – поделился Ваня, улыбнувшись. Передних зубов у него не хватало. – Два два восемь*****.

Зубы – первое, что отваливается, когда попадаешь в систему. Хотя нет, первым отваливается чувство собственного достоинства.

– Где здесь ближайший магазин?

Ваня с удовольствием поделился:

– За углом налево Пятерочка.

– А ключи от комнаты где взять?

– У нас в комнате все время кто-то есть. А если нет, оставляем на вахте, там спросишь.

Женя понятливо кивнул. Пятерочка нашлась без труда. Женя пересчитал остатки денег в кармане. Сидеть придется на хлебе и воде, причем на воде из-под крана. Да и хлеб покупать… самый дешевый.

Нужно срочно найти работу. Перекусив куском хлеба и запив его водой из пластикового стаканчика, Женя отправился на поиски.

Комментарий к 1.

*КПП – контрольно-пропускной пункт

**Ёбург – Екатеринбург

***Ст. 158 УК РФ, кража

****Сосьва – исправительная колония строгого режима, п. Сосьва

*****Ст. 228 УК РФ, хранение и распространение наркотиков

========== 2. ==========

День ото дня положение становилось все хуже. Есть было нечего, деньги почти закончились, работа так и не нашлась. Женя сходил на биржу труда, но вакансии, предлагаемые там, не подходили: либо он ничего не умел, либо мешала судимость. Женя пытался скрывать этот постыдный факт, но любому хоть сколько-нибудь сообразительному потенциальному работодателю не составляло труда пробить его имя в базе данных и узнать правду.

По истечении двух недель Женя почти отчаялся. Ольга Владимировна оставалась равнодушной, делала какие-то пометки в его личном деле и молчала. В общежитие через день приходил куратор из полиции, чтобы узнать, как продвигается дело. Дело никак не продвигалось.

Женя чувствовал, что еще немного, и он сдастся. У него не было ни друзей, ни поддержки, никаких связей, чтобы найти работу. Либо он умрет с голоду, либо… О втором варианте думать не хотелось, но мысли сами то и дело останавливались на нем. Ваня, уходя в ночь куда-то, предложил Жене подработку в клубе. Какого рода эта подработка, Женя знал заранее. Наверняка торговля наркотиками или еще что-то в этом роде. В России у бывшего уголовника два пути: на кладбище или обратно в криминал. Бывали, конечно, исключения, например, если есть кто-то, кому ты не безразличен. Но Женя, как и многие другие сироты, никого такого не имел. Вышел из школы-интерната или детского дома – и предоставлен сам себе. Ничего не знаешь и не умеешь, кроме того бесполезного, чему в школе учат. Как следствие, находишь таких же как ты молодых идиотов. Пьянки, гулянки, первая драка, пятнадцать суток обезьянника. Первая доза, первая кража, и вот ты – первоход* на малолетке**. Никому не нужен, никому не дорог. Попал в систему.

Таким как Женя на малолетке не выжить, самим собой не остаться. Тихому, спокойному парню, к тому же недурному собой, быстро укажут его место. Место у параши. Заткнут рот хуем. Опустят.

Подавляющее большинство парней прошли через это на малолетке, законы там суровые, гораздо жестче даже, чем в исправительных колониях для совершеннолетних. В воспитательных лагерях у ребят еще бушуют гормоны, контроль над собой они почти теряют. Женя вышел с малолетки, пообещав себе, что больше никогда.

Только куда деваться семнадцатилетнему пацану без образования, без денег опять же? Женя тогда как-то прибился к автомастерской на окраине города. Его взял к себе член местной ОПГ***. Женя на него работал, временами воровал, но когда их накрыли, оказался виноватым за всех. И срок получил большой – четыре с лишним года не шутки. За это время многое на воле изменилось, но главное осталось неизменным – он по-прежнему никому не был нужен. Еще немного, и ему придется пойти с Ваней.

Чтобы избавиться от ненужных мыслей, Женя почти не сидел в общаге. Утром, едва умывшись и глотнув воды, он уходил искать работу. Приходил поздно вечером, уставший, голодный, отчаявшийся. Сразу ложился на свой матрац, накрывался с головой одеялом, сворачивался в позу эмбриона и засыпал. Или пытался заснуть. Эту привычку – спать, свернувшись в клубок, он приобрел на малолетке. Так как будто сохранялись те крохи себя и тепла, которые из него выбивали день за днем. А накрываться с головой одеялом ему посоветовал Ваня – в темноте из всех щелей выползали тараканы, и какой-нибудь отчаявшийся рыжий усатый товарищ мог залезть в ухо или еще куда. Сначала Женя тяжело засыпал, представляя себе эту картину.

Первую неделю Женю не оставляла надежда. «Еще чуть-чуть, еще немного! Что-то обязательно найдется!» – думал он, осматривая обклеенные объявлениями столбы и стены. Но ничего не находилось, и спустя несколько дней Женя уже просто так слонялся по городу, лишь бы не идти в общагу. Удерживая себя от рокового шага.

Временами ему казалось, что от одного раза ничего не будет. Сходит с Ваней, подзаработает денег, хоть поест как человек. А потом с новыми силами возьмется за поиски работы. Но времени оставалось все меньше, и Женя понимал: ему стоит только один раз оступиться. Больше он не поднимется, так и останется в этом болоте, снова сядет, снова станет петухом на зоне.

Эта мысль была особенно горькой. Во второй его срок, в колонии общего режима, он сразу признал себя опущенником, еще в карантине****. Никто не стал бы заставлять его давать в зад или сосать, колония оказалась красной*****, за этим делом контора****** строго следила. Только куда было деваться Жене, у которого ни денег, ничего? Чтобы заработать, он давал в жопу. И снова будет, если вернется.

– Да ёб твою…

Женя остановился на узкой улице с односторонним движением под деревом. К обочине прибилась черная Лада Приора. У открытого капота стоял мужик в рубашке и при галстуке, он раздраженно тыкал в телефон и матерился. В конце концов мужик сунул телефон в карман, оглядел машину безнадежным взглядом и полез под капот, матерясь на чем свет стоит.

– Может, помощь нужна? – Вообще Женя избегал сам начинать разговор с незнакомыми людьми, но мужик выглядел уж больно расстроенным.

Тот высунулся из-под капота и недоверчиво оглядел Женю. Женя его понимал: на месте мужика он бы и сам себе не доверял. Все в той же футболке, в тех же спортивках, худой, осунувшийся, наверняка не слишком хорошо пахнущий, Женя скорее походил на бомжа, чем на человека, которому можно доверить свою машину.

Однако мужик не стал брезговать, отойдя на пару шагов.

– Нужна. Иди сюда, надо ремень поменять, лопнул. Я бы сам, но рука…

Он раздраженно посмотрел на свою руку. Под рубашкой угадывались бинты. Женя кивнул.

– Я знаю, что делать. Запаска есть?

– Есть. – Они обошли Приору, чтобы мужик мог открыть багажник.

Женя с удовольствием повозился с машиной, вспоминая давние навыки. Жаль, что все так быстро закончилось.

– Ну вот, – сказал он спустя несколько минут, отходя и вытирая руки ветошью. – Готово.

Мужик довольно кивнул, сел за руль, проверил движок, потом захлопнул капот. Посмотрел на Женю, протянул руку.

– Игорь, – представился мужик, и Женя, поколебавшись, пожал протянутую ладонь и назвал свое имя. – Давай хоть денег дам. Ты меня выручил.

Женя не стал отказываться, и в его руках тут же оказалась новенькая пятихатка, вынутая из кожаного кошелька. Он так и остался стоять на обочине, не веря в удачу, когда Игорь сел в Приору. Но Игорь не уехал. Он сидел в машине, сосредоточенно глядя на Женю, потом открыл окно и подозвал к себе.

– Может, подвезти тебя? – спросил он, внимательнее оглядывая Женин непрезентабельный фасад.

– Да нет, не нужно… Я тут, рядом. – Они и правда были не так уж далеко от общаги. Всего несколько кварталов. Жене туда вовсе не хотелось.

– Ну, смотри, я мог бы помочь. – Игорь уже потянулся к кнопке стеклоподъемника и почти закрыл окно, когда Женя неразборчиво пробормотал свою просьбу. – Что? – переспросил он, снова опустив окно.

– Работа нужна очень, – повторил Женя, теребя в руках купюру и опуская взгляд на дорогу.

– Ммм, – протянул Игорь и кивнул, отворачиваясь. – А что умеешь?

Женя посмотрел на капот Приоры.

– Вот это умею. Тачки ремонтировать.

– Ладно, – Игорь потянулся к бардачку и вынул оттуда визитку. – Позвони завтра, я скажу, куда подъехать.

Женя взял визитку. На ней значилось: Бондарев Игорь Михайлович, ИП «Поехали!». Он в отчаянии поднял глаза.

– У меня телефона нет…

Игорь, если и удивился, не показал этого.

– Тогда приходи в половине девятого утра по адресу, – он кивнул на визитку. – Не опаздывай, это единственное время, когда я смогу тебя принять.

Женя благодарно улыбнулся. Приора тронулась с места и исчезла за ближайшим поворотом, а Женя все смотрел ей вслед, не веря в свою удачу.

Первое, что он сделал – привел себя в порядок. Наконец купил зубную щетку и пасту, мыло, маленькое полотенце, чтобы можно было принять нормальный душ. На радостях съел пирожок с мясом за двадцать пять рублей, обещая себе, что больше таких трат не позволит, пока на руках не будут нормальные деньги. Вернувшись в общагу, он даже постирал под раковиной футболку, чтобы завтра выглядеть получше.

Соседи по комнате смотрели подозрительно. Ваня еще раз предложил пойти с ним в ночь, но Женя, преисполненный новых надежд, снова отказался. Его беспокоило только одно: лишь бы Игорь не отказал ему, когда узнает о сроке. Эта мысль не давала Жене спать полночи, и проснулся он рано, наверняка еще не было и шести часов утра, все спали, кроме Радика. Радик работал дворником на вокзале и уходил засветло.

В восемь утра Женя уже стоял у входа в небольшой офис ИП «Поехали!». Офис находился в районе вокзала, на первом этаже жилого дома. Дверь еще была закрыта, к ней вела трехступенчатая лестница, светлая и с перилами. Она казалась Жене лестницей в рай.

В двадцать минут девятого на парковке у дома остановилась знакомая Жене Приора, и из нее вышел Игорь в строгой рубашке, черных джинсах и темных очках. Он посмотрел на мнущегося у лестницы Женю.

– Здорово. Пойдем.

Женя тоже вежливо поздоровался, поднимаясь следом за Игорем. Игорь открыл офис своим ключом, прошел внутрь, открывая жалюзи на окнах и впуская утренний свет. Здесь было чисто, просторно и пахло свежим ремонтом. Женя робко оглядел ламинат у себя под ногами, светлые стены, новую мебель и технику. Он стоял в приемной: стол с компьютером и мягким креслом, шкаф с папками, кулер с водой и черный кожаный диванчик для посетителей. Из приемной вели две двери. Одну из них Игорь открыл и махнул Жене рукой, чтобы тот шел за ним.

Кабинет Игоря был по-спартански прост. Все то же самое, что в приемной: обычный письменный стол, абсолютно пустой, мягкое кресло, шкаф, только закрытый. Вместо диванчика напротив стола стояли два стула с мягкими сиденьями.

Игорь раздвинул жалюзи, открыл окно на проветривание и сел в кресло, жестом указав Жене на стул. Потом достал из сумки ноутбук.

– Так, значит, умеешь машины ремонтировать?

Женя кивнул. Голос куда-то пропал. Руки снова дрожали: от беспокойства с утра он ничего не смог съесть, голод давал о себе знать.

– Образование какое-нибудь?

Пришлось откашляться.

– Одиннадцать классов школы и… корочка автослесаря есть. ПТУ закончил.

– С собой?

Женя не без внутреннего напряжения протянул удостоверение автослесаря. Стоит только взглянуть на слово «казенное», сразу становится понятно, откуда Женя такой появился.

Игорь никак это не прокомментировал.

– Права есть?

– Есть.

– Категория?

– В.

Игорь покачал головой.

– Жаль. Можно было бы на автобус посадить. Будешь на D1 учиться?

У Жени в горле пересохло. Откуда у него деньги на учебу? Видимо, отчаяние крупными буквами было написано на Женином лице, потому что Игорь вздохнул и задумчиво провел ладонью по своим коротким темно-русым волосам.

– Так, ладно. Для тебя у меня есть только одна вакансия. Я руковожу пассажирскими и грузовыми перевозками по Уралу и чуть дальше. Машины нужно мыть и убирать. Иногда, по мелочи – ремонтировать. Если согласен, начнешь сегодня же.

– Согласен, – хрипло ответил Женя. Еще бы он не был.

– Хорошо. Тогда подожди в приемной, Лида тебя оформит, потом поедем на твое рабочее место.

Женя кивнул, поднимаясь. Да хоть к черту на рога он поедет, лишь бы на работу взяли. Игорь уже открыл крышку ноутбука, но отвлекся на Женю, задержав того у двери.

– За что сидел?

– За кражу, – тихо ответил Женя.

– Какой был срок? Давно освободился?

– Две недели как. Срок был… четыре года и месяц. Я по восьмидесятке вышел.

Игорь кивнул понимающе. Потом спросил еще:

– Деньги есть?

– Нет, – мотнул головой Женя.

– Тогда как оформишься, попроси у Лиды, чтобы тебе аванс начислили. И ешь нормально, силы тебе понадобятся.

Женя бледно улыбнулся, соглашаясь. В приемной уже звонко стучала каблучками молодая девушка по имени Лида, русоволосая и сероглазая. При виде Жени она округлила глаза и губы.

– Вы кто?

– Евгений Николаев, – ответил Женя, доставая файлик с документами. – Мне сказали у вас оформиться на должность… мойщика машин.

– Ааа, – протянула Лида, крутанувшись в своем кресле к шкафу и достав оттуда одну из толстых папок. – Присядьте, я вам договор составлю.

Оформила она его быстро. К тому моменту, как из кабинета вышел Игорь, Женя уже поставил свою кривую подпись на двух экземплярах договора, его трудовая книжка перекочевала в стол Лиды.

– Доброе утро, Игорь Михайлович, – почтительно поздоровалась Лида.

– Доброе, Лида. Вы закончили?

– Да, – хором ответили Лида и Женя.

– Ну, тогда пойдем.

Ехать было недалеко, как сказал Игорь, но потом ему нужно было попасть на другой конец города, поэтому они сели в Приору. По дороге Игорь продолжил расспросы:

– А живешь ты где?

Женя пожал плечом.

– В общежитии место выделили.

– И как, нормально?

– Нормально.

Парковка автобусов действительно оказалась недалеко, за Северным автовокзалом.

– Так, твои будут вот тут. – Игорь показал на табличку у длинного ряда белых Мерседесов Спринтер. Потом повел его дальше, к выходу с парковки, где оказался павильон мойки. – Работаешь здесь. После прибытия водитель пригоняет тебе машину, ты моешь.

Игорь показал на длинные шланги, регуляторы воды, губки и прочее добро.

– Внутри тоже всегда проверяй. Сейчас животных разрешили перевозить, такой бардак… Короче, проверяй полностью. Рабочий день у тебя начинается в семь утра. Большинство автобусов уезжает в десять, но есть и ночные рейсы, поэтому с семи и до семи ты на работе. Я буду приходить, контролировать.

Женя кивал. Потом пошел рассказ о том, где брать чистящие средства, список водителей, условия работы. Напоследок, перед самым выходом, Игорь спросил:

– Ты аванс взял?

Женя замялся.

– Забыл… – Он и правда забыл, слишком велика была его радость.

– Хорошо. Тогда сейчас сбегаешь к Лиде, она тебе даст, я ей позвоню. Потом вернешься и начнешь работать.

Женя кивнул. Так он и сделал.

***

Жизнь его постепенно налаживалась. Зарплата была не слишком велика: пятнадцать тысяч всего, но Женя получал премии, если вдруг приходилось что-то чинить и задерживаться сверхурочно. Он бы ради Игоря и бесплатно задерживался, но деньги ему действительно были нужны. Отчисления государству шли без перебоев. Работал он со сменщиком: два дня Женя, два дня – некто по имени Рустик.

Первая зарплата ушла на покупку одежды, продуктов и кое-чего из средств личной гигиены. Только позже Женя понял, что продукты лучше не покупать в большом количестве: воровали в общаге отменно, комар носа не подточит.

Работа оказалась хоть и выматывающей, но зато спокойной: водители загоняли автобусы и уходили по своим делам. Женя мыл, чистил, драил. Пару раз к нему заезжал Игорь, проследить, как идут дела, нет ли нареканий. Женя перед ним робел и мялся.

Можно было, конечно, потратить заработанные деньги на съем хорошего жилья, но у Жени вдруг появилась другая цель. Он складывал все, что оставалось от заработка, на появившуюся у него вскоре карточку, чтобы со временем получить возможность выучиться на водителя автобуса. Может быть, тогда Игорь возьмет его к себе и даст возможность перевозить пассажиров или грузы. Он знал уже из разговоров водителей, что перевозки пока осуществляются по шести направлениям: Челябинск, Уфа, Казань, Москва, Барнаул и Омск. Поговаривали, что Игорь хочет открыть направление Екатеринбург-Тюмень, но это пока были только слухи. Но если действительно правда, Женя мог бы стать водителем.

Водителям жилось получше. Зарплаты у них были больше, они путешествовали, видели новые места, а в городах, куда приезжали, им выделялось жилье и средства на питание. Женя с удовольствием выбрался бы из этого города хоть на время. К сожалению, пока ему было нельзя: еще четыре месяца он не имел права уехать из города, потому что его свободу ограничивала восьмидесятая статья. Но Женя все равно надеялся, что со временем у него будет такая возможность.

Комментарий к 2.

*первоход – тот, кто сидит в первый раз

**малолетка – жарг. воспитательная колония для несовершеннолетних преступников

***ОПГ – организованная преступная группировка

****в карантине содержатся только поступившие в колонию заключенные, за ними ведется наблюдение, их воспитывают и объясняют основные правила поведения в лагере

*****красная зона – зона, в которой правит администрация

******контора – жарг. начальство

========== 3. ==========

В начале августа комната номер пятьсот тридцать семь лишилась двух жильцов, и Женя, наконец, перебрался на настоящую кровать. На Ванину. Ваня закончил именно так, как ожидалось – его снова посадили. После ареста полиция перетрясла всю комнату и вещи жильцов. Женя стыдился самого себя, но был рад. Рад, что его не посадили, что в свое время он не поддался на уговоры и не пошел торговать наркотой.

Радик женился и съехал к своей женщине. Про него, в отличие от Вани, соседи говорили много и задорно. Жена его работала диспетчером на том же вокзале, была старше Радика лет на двадцать и выглядела, по рассказам, как танк. Но несмотря на зубоскальство и натужное презрение, которое выказывали Радику, Женя прекрасно понимал, что ему завидуют. Потому что втайне каждый освободившийся из колонии опущенник мечтал именно о такой женщине: полуматери-полулюбовнице, которая станет кормить, одевать, обстирывать, заботиться. А главное – удержит от сомнительных компаний, вечно пьяных дружков и мокрых дел. Взамен же потребует всего ничего: штамп в паспорте для статуса и секса время от времени. Опущенники – народ подчиняющийся, любящий чужую власть. Поэтому не нужны им никакие прекрасные принцессы из сказок и трепетные девы. Только нормальные русские бабы, только хардкор. Женя улыбался про себя этим мыслям.

Он до сих пор помнил, как в двенадцатом классе вечерней школы при колонии им с одноклассниками ставили фильм «Калина красная», снятый по повести Шукшина. Вот это, пожалуй, наиболее типичный вариант развития событий для бывшего зэка. Только найдешь девушку, только устроишься, начнешь новую жизнь, как обязательно все пойдет под откос. Женя этого очень боялся.