Текст книги "Будь крутым"

Автор книги: Элмор Джон Леонард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

13

Внутри Чили увидел Ники, отвернувшегося лицом к окну и сидевшего, задрав ноги на угол стола, и с руками, свободными для жестикуляции, – ими он размахивал сейчас в воздухе. Услышать он его тоже услышал и спросил у секретарши, собиравшейся уходить:

– Как вы думаете, он будет долго говорить по телефону?

– По гроб жизни, – сказала секретарша, вешая на плечо сетчатую торбу. – Он только этим и занимается. Работает по телефону. Сорвите с него наушники, и он помрет.

– Вы говорите так, словно увольняетесь, – сказал Чили.

– Серьезно? Нет, я к зубному бегу. Можете подождать, если хотите, – сказала секретарша и, обогнув стол, приблизилась к Чили. – Я видела ваши фильмы и счастлива познакомиться с вами. – Она пожала руку Чили. – Я Робин. С удовольствием бы поболтала с вами, но очень спешу.

Чили увидел, как, выпорхнув, она махнула ему ручкой.

Ай да Робин!

Он направился в кабинет Ники, где тот говорил по своему головному телефону:

– Ларри, ты еще здесь? Послушай, не будь таким тугодумом. Ты не из «Искусства» часом? Это твое дело, и оправданий я не принимаю!

Стоя в нескольких шагах от стола, Чили наблюдал за говорившим чуть сзади и как бы в профиль. Ники Каркатерра, выглядевший таким бесшабашным в этой своей университетской фуфайке и кроссовках «рибок», серьезный профессионал, играющий в болтуна. Ники внушал Ларри:

– Время поджимает, старина! Чего ты там закис? Я дал тебе свежачок, с пылу с жару. Если ты, Ларри, не в состоянии продвинуть товар… Ну, ладно.

Чили увидел, как он нажал на кнопку пульта.

– Митч. Это Ник Кар, старина. Звоню заблаговременно. Ты, помнится, хотел на Розовый кубок в этом году или финал кубка? Хорошо, так сколько? Боже, ты что, хочешь и всех своих рекламодателей с собой прихватить? Не знаю, сумею ли добыть так много, но попытаюсь. Митч, слушай. У тебя появился сейчас уникальный шанс затмить все радиостанции побережья, раскрутив «Кошачий концерт», чтобы он попал в «Сорок лучших». Знаю, что ты поклонник альтернативной музыки, поэтому и звоню, братец мой.

Чили взглянул на телевизионный экран: МТВ без звука, а вот и Раджи, вошел с экземпляром журнала «Хиты» в руках, за спиной – телохранитель-островитянин. Увидев Чили, Раджи на секунду словно бы замешкался, но тут же бодро, ни слова не говоря, прошел мимо, обеими руками держа журнал. Он шлепнул журнал на стол, и сильный плюх, который тот произвел, заставил Ника обернуться в своем кресле.

– Господи боже, – сказал он, имея в виду Чили, после чего вернулся к своим бесконечным разговорам: – Нет, это Раджи что-то уронил, ничего страшного. Я что тебе хочу сказать, Митч, что «Кошачий концерт», строго говоря, и есть альтернативная музыка. Вот я приглашу Дерека, и ты побеседуешь с ним. Дерек Стоунз. Мы все это обмозгуем и тогда решим, что к чему, придем к заключению. Я позвоню тебе, братец. Сообщу дату.

Ник спустил со стола свои кроссовки, крутанулся в кресле и, обратив на Чили вполне дружелюбный взгляд, сказал, чуть приподняв брови:

– Чил, рад видеть тебя, старина! Это ты для меня так вырядился? Чем могу быть полезен, дружище? Присаживайся. – Он повернулся к Раджи: – Мой старый знакомый, прообраз знаменитого ростовщика из его картин. – И опять в сторону Чили: – Должен сказать, «Пропащий» картина очень и очень недурная. Я даже подумывал какой-нибудь группе дать название «Амнезия», но потом решил, что ребята будут в шоке. Придется выводить их из него всякий раз перед выступлением.

Лицо Ника сморщилось в готовности ответить улыбкой на улыбку Чили, если та воспоследует.

Но Чили сохранял полное бесстрастие. Отодвинув кресло от стола, он слегка повернул его к Раджи, севшему в другое кресло, когда уселся Чили. Кепочка Раджи на этот раз была надета как положено и чуть спущена на глаза. Телохранитель Элиот дожидался в дверях.

– Позвольте полюбопытствовать, – сказал Раджи, – какого черта вы здесь околачиваетесь?

Чили взглянул на Ника и сказал:

– Перво-наперво я хочу знать, с кем мне говорить – с тобой, Ники, или с этим типом.

– С обоими, – сказал Раджи. – Мы партнеры.

– Это правда? – спросил Чили, по-прежнему обращаясь лишь к Нику.

– У нас с Чилом есть что вспомнить, – пояснил Ник Раджи. – И мы понимаем друг друга. – Он повернулся к Чили: – Может быть, хочешь сказать что бы там ни было мне лично, один на один?

– Могу сказать это тебе и здесь, – ответил Чили. – Где Джо Лаз?

И, бросив эти слова, он стал смотреть, как Ник потянулся к своему телефону на голове, стал поправлять его, словно собираясь снять, но не снял.

– Старый Джо Лаз?

– Джо Лаз, первый и единственный, где он? Ник повернулся к Раджи.

– Ты понял, что он говорит?

– Ники, – сказал Чили, – погляди на меня.

– Чего тебе?

– Где Джо Лаз?

– Какого черта ты меня об этом спрашиваешь? Откуда мне знать?

– Иными словами, ты не знаешь?

– Да почем я знаю! В последний раз я видел его… даже уж не помню, когда.

– И ты не знаешь, где он.

– Нет, не знаю.

Ник откинулся в кресле, по-видимому, с ощущением, что сорвался с крючка. Но лишь до той минуты, когда Чили окликнул его:

– Ники!

– Я больше так не зовусь, Чил. – Он опять повернулся к Раджи: – Объясни ему, пожалуйста!

– Ники, – повторил Чили, – погляди на меня.

– Ну, что тебе надо?

– Скажу тебе один раз, повторяться не стану, – произнес Чили. – Понимаешь, «Кар-У-Сель-увеселение» – в жизни не слыхал названия глупее! – больше не продюсирует Линду Мун. Она покидает вас, не хочет больше иметь с вами ничего общего. Если ты попытаешься ее запугать, станешь каким-то образом ей угрожать или осмелишься пальцем ее тронуть, то будешь до конца своих дней рвать на себе волосы. Вот так.

Чили встал с кресла и пошел к выходу, к дверному проему, который загораживал Элиот. Чили шел прямо на него, и в последнюю секунду Элиот чуть посторонился. Чили прошел через приемную по коридору и нажал кнопку, вызывая лифт.

Он ждал.

Потом он услышал, как открылась и закрылась дверь офисов «Кар-у-сели», и услышал шаги островитянина – неспешные шаги, звонко отдающиеся на плиточном полу, – нет, он не задираться вышел, не драться – захоти он драться, он бы уже сделал это внутри. Элиот вышел с намерением что-то сказать.

Только когда Элиот подошел, Чили повернул голову.

– Да?

– Вы не с тем говорили.

– Правда?

– Ник ни черта не знает.

– Ну а Раджи?

– Если и знает, то помалкивает.

– Ты настоящий самоанец?

– Более чем настоящий.

– И имя у тебя настоящее?

– Сколько себя помню, зовусь Элиот Вильгельм.

– Ну-ка вздерни еще разок бровь! Элиот поднял бровь.

– Хватит, хватит, опусти! Значит, мне следует поговорить с тем, с кем следует. Хочу выяснить некоторые вещи.

– Прежде всего вам следует говорить правду. Я звонил на студию, и они сказали, что вы у них больше не работаете.

– Извини, дружище, забыл предупредить тебя, чтобы спрашивал Элейн Левин. Я все устрою.

Позвони Элейн, скажи, что ты и есть тот самый телохранитель-самоанец. Она будет предупреждена и назначит время для встречи. Я тоже приду, и мы поговорим.

– О роли в кино.

– О той, что я уже наметил. Если ты расскажешь мне что-нибудь интересное, это поможет делу. Понял? Расскажешь то, что мне хочется знать. И мы договоримся о кинопробе.

– На этот раз без дураков.

– Даю тебе мое честное благородное слово, – сказал Чили, думая, какой бы вопрос ему задать. – Ты гомик, Элиот?

– Так все думают. А что думаете вы?

– Думаю, что ты двустволка. Элиот подмигнул ему.

– Двойное удовольствие, милый мой, как говорится в рекламе жевательной резинки.

Лифт пришел, и Чили оставил Элиота на этаже.

Первое, что сказал Ник Раджи сразу же после ухода Чили, было:

– Сидел тут как пень. Ни единого слова ему не сказал.

– Он с тобой говорил, не со мной. Я ведь рассказывал тебе о моем разговоре с ним возле клуба, когда он переманивал Линду, рассказывал? Ты сказал тогда: «И ты не дал ему пинка под зад? Не двинул по роже?» Сейчас он выложил все это тебе, и ты ничего не сказал, утерся, правда? А ведь он оскорбил тебя, пригрозил убить, если тронешь ее, и ты не дал ему под зад коленкой, не двинул в зубы, ничем ему не ответил.

– Я все думал, кто его подослал. И зачем ему понадобился Джо Лаз?

– Почему же ты не спросил его об этом?

У партнера его вид был огорченный, пришибленный. По телефону он больше не трезвонил, лишь спросил:

– Ты с Джо виделся?

– Нет, с тех пор, как расплатился с ним, нет. Дал ему то, что он запрашивал, и все. Вчера.

– Чего же он ждет?

– Джо Лаз говорит, что сперва человека надо найти. Поэтому-то он и попросил увеличить сумму.

– Того, кто заявляется прямо к тебе в кабинет, найти не так уж трудно, – сказал Ник. – Чили что-то пронюхал, иначе он не стал бы расспрашивать о Джо Лазе. Что же ему известно? Может, он видел, как Джо выходил из его дома в тот вечер? Возможно, он его знает. Тогда он сообщит в полицию. Он мог уже это сделать, и они сцапали Джо. Понимаешь? А спрашивая, не знаю ли я, где Джо, он информировал об этом меня. Господи, у меня в работе два, а может, и целых три диска. Я с утра до ночи вишу на телефоне, так мне не хватало еще этой головной боли. И вообще – чего он хочет от Линды?

Ник в растерянности перескакивал с пятого на десятое. А Раджи наблюдал за ним. Тот барабанил пальцами по столу, вращался на своем стуле туда-сюда, ерзал, словно осаждаемый муравьями. Он задумчиво трогал то волосы, то телефон на голове, а потом сдернул его, с грохотом сбросив на стол.

– По-моему, я впервые в жизни вижу тебя без телефона на голове, – заметил Раджи. – Спрашиваешь, чего он хочет от Линды. Он хочет ее. Ведь она лакомый кусочек. Хочет получить от нее все, что может, а заодно в качестве приза то, что он хочет по-настоящему.

Слова эти заставили Ника задуматься. Он притих, перестал трогать на себе то одно, то другое. Он сидел в позе размышления. Ага. И он покачал головой.

– Нет, парень этот кинобизнесом занимается, а значит, может без труда в любую минуту заполучить любую бабу. А для Линды он, видать, кое-что задумал.

– Я тоже кое-что задумал, – сказал Раджи. Ник опять покачал головой.

– «Цыпорама» эта – дело дохлое, и ты это знаешь. Задействовать Майкла? Но он сам говорил мне, что фирма его теперь едва ли этим заинтересуется. В лучшем случае запишут си-ди-диск и отвалят.

– Майкл – симпатяга. Я могу поговорить с ним.

– Радж, решения принимает не Майкл. А он лишь симпатяга, и больше ничего. – Ник облокотился о стол, подавшись вперед. – Чили Палмер – человек со связями. Он молоток. Картины его – дерьмо, но так или иначе он их снимает, вот про это я и говорю. Он умеет доводить дело до конца.

Если для Линды он что-то задумал, вознамерился сделать из нее звезду, то шансов у него больше, чем у тебя с твоими «цыпочками».

Поразительно, каким другим он сейчас выглядел: еще недавно он чуть не плакал, а сейчас говорил твердо и веско. Раджи слушал.

Ник говорил:

– Линда подписывала контракт с «Кар-У-Сель-увеселением», не с «Цыпочками интернешнл», не с «Цыпорамой», не с иными птичками. С нами, друг мой. А в контракте значится, что с любой ее сделки, через адвоката ли, через третье ли лицо, мы получаем двадцать пять процентов на круг.

– Иными словами, мы сидим сложа руки и ждем, что будет.

– Вот-вот, – закивал Ник. – Если дело с ней выгорит, мы получим нашу долю. Не выгорит – мы ни при чем.

Элиот ждал в кабинете Раджи, стоя возле окна во всю стену. Чтобы увидеть сбоку пляж и океан, надо было прижаться к стеклу. Зато непосредственно внизу открывался вид на Уилшир-бульвар. Помножив восемнадцать на десять, он прикинул, что, если упасть отсюда, высота будет почти двести футов.

Тот тип в отеле Гонолулу упал с высоты футов сто, и казалось, что лететь он будет вечно. Тип этот был его соседом в самолете. Общительный, дружелюбный, он охотно болтал, задавал вопросы.

Элиот впервые летел на американский Самоа на поиски отца, который, устав жить в США, вернулся на родину. Тот тип в самолете спросил, на Самоа ли он родился. Нет, родился в Торренсе. Не военный ли он? Нет. Но отец его служил в военно-морских силах, он с Самоа приплыл в Лос-Анджелес, где и познакомился с мамой. Мама тоже с Самоа? Нет, она цветная, квартеронка. Колледж? Элиот сказал, что посещал Джорданскую среднюю школу в Лонг-Бич, но бросил и сейчас работает в Сан-Педро на верфи. «Как большой, да?» – сказал тот тип. Как прикажете реагировать на такое замечание? В Гонолулу Элиоту предстояло как-то убить три часа до его рейса, и тип пригласил его к себе в отель отдохнуть и выпить. Уже в номере Элиоту захотелось пописать. Тип тот проводил его в ванную и смотрел на него, приговаривая: «Действительно – совсем, совсем большой». Элиот уже и раньше заподозрил неладное – так ласково и чуть слащаво тот говорил, хотя выглядел он как человек деловой. Они вернулись в гостиную, и тип сказал: «Дай мне еще раз взглянуть, и я угощу тебя коктейлем», и голос его звучал слащавее прежнего. Элиот ответил, что спешит, а тот сказал: «Испугался такого крошки, как я? Да ты, мальчик мой дорогой, можешь замучить меня до смерти этой своей змеюкой у тебя в трусах». Элиот опять повторил, что должен идти, но из любопытства ли или уж не знаю почему еще, но остался, не ушел – ведь было ему тогда всего семнадцать. Он стоял и слушал, как тип тот говорил: «Не надо смущаться. Ведь ты отлично знал, зачем я пригласил тебя, правда же? – Голос его звучал теперь еще ласковее, он почти мурлыкал: – Так перестань стесняться, давай будем честными друг с другом». А потом сказав: «О. что это?», коснулся пальцем носа Элиота, и тут же Элиот увидел, как тот, встав на цыпочки, потянулся к его рту. Тип целовал его в губы, и рот его был мокрым, и Элиот чувствовал, как тип языком лезет ему в рот. Вот тут он и сграбастал его, сгреб его, ухватив за воротник, оторвал от пола – тот съежился, воротник его теперь был возле ушей, и вид у мужчины был испуганный. Элиот толкнул его, сильно толкнул, он не хотел его убить, но тот, черт его дери, врезался в оконное стекло и, разбив его собою, полетел вниз. Полетел вместе с осколками стекла и визжал, пока не шмякнулся о тротуар.

Судебного слушания не было, Элиоту было предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве без отягчающих обстоятельств, после чего он был отправлен в исправительное заведение «Кулани» на Хило. Он надеялся на досрочное, но попал в передрягу – ранил охранника и порезал кое-кого из заключенных за то, что приставали к его «девушке» – хорошенькому пареньку, которого теперь он время от времени встречал в Западном Голливуде, – и в результате оттрубил шесть лет кряду, ни больше, ни меньше. Черт его дери. По освобождении подвизался администратором нескольких музыкальных групп, был вышибалой, потом устроился администратором «Буйа-Трайб», знаменитых самоанских рэпе ров, тут и ухватился за Раджи как за якорь в мире бизнеса. Когда Раджи спросил его, что он умеет, Элиот ответил: «Могу швырнуть человека из окна отеля с десятого этажа. Могу обломать ему руки-ноги… Могу порезать ему горло. Чего желаете?»

Войдя, Раджи прямиком направился к зеркалу, старомодному, с деревянными крылышками, на которые он обычно вешал свою кепчонку. Но тут он не повесил ее, а, глядя в зеркало, стал ее поправлять – поправил раз, другой, надвинул на лоб, чуть ли не до темных очков. Повернув голову, он увидел в зеркале Элиота.

– Слыхал? Чили Палмера? Как он вправлял мозги Нику… Это его «погляди на меня»… Слыхал?

– Так же, как вам мозги вправлял недавно, сказал Элиот, все еще приникнув к окну.

– Ага, но Ники-то перетрусил. И как только тот ушел, напустился на меня: «Сидел тут как пень! Ни единого слова ему не сказал!» А я ему: «Он с тобой говорил, не со мной». Если б я захотел проучить его, я мигнул бы тебе, подал бы знак, когда он уходил, верно? И он полетел бы в окно. Но мне пришла в голову одна мысль. Постой-ка, минуточку терпения. А что, если позволить Чили Палмеру заполучить Линду Мун? Пусть работает, старается. Раздобывает ей ангажементы, подыскивает фирму звукозаписи, оплачивает рекламу. Понимаешь, о чем я толкую? Контракт-то наш по-прежнему действует. Если выгорит – мы получим свою долю как ее импресарио.

– Вы и Ники.

Они оба называли его «Ники».

– Ну да. А если не выгорит – шишки посыплются на него, а не на нас.

– Значит, проучить этого парня, Чили Палмера, вам не требуется, – уточнил Элиот, проверяя, правильно ли понял слова хозяина.

– Ты же слышал. Мы выждем, посмотрим, как он примется за дело. У человека есть деньги, связи, он знает многих, должен знать и ловких про-моутеров. Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что он исполнит задуманное.

– Так я ничего не делаю? – сказал Элиот.

– Если у тебя руки горят, вымой лишний раз мою машину, – сказал Раджи.

– Я подумаю об этом, – произнес Элиот, и Раджи с подозрением поглядел на него, дескать, это еще что такое?

14

Они сидели в дарриловском «краун вике», пристроившись во втором ряду машин, как раз напротив броской вывески магазина «Ральф» в торговом центре на Ферфакс в Санта-Монике. Слева направо значились: химчистка, пекарня, фотография в течение часа, за углом же предлагались – ортопедическая обувь, экипировка для подводного плавания, ремонт часов, проверка зрения и, наконец, последнее – зубной врач для всей семьи… Одна из вывесок была написана русскими буквами. Это было фотоателье, и именно его вывеска привлекла внимание Чили.

– Что скажете насчет вывески «Фотопортреты»? Может, это он кокнул Томми?

– Я уже думал о заведении, на которое и вы обратили внимание, – сказал Даррил. – Оно так и шибает в нос, но давайте посмотрим, что за ним кроется. Владелец еще и почту заимел – почтовые ячейки, упаковка и отправка посылок, фотографии на паспорт. Здесь множество народа гужуется. Съезжаются со всего побережья и для самых разных дел, а к востоку от Санта-Моники русских полно. Все так и кишит ими.

– Как зовут владельца?

– Роман Булкин, и он подходит под ваше описание, ему пятьдесят шесть лет, и это мог быть он. Только он лыс, с венчиком волос по бокам лысины. Без парика вы могли бы его и не узнать.

– Хотите, чтобы я вошел внутрь?

– Он сам скоро выйдет. Ему пора. Его машина прямо перед нами – «лексус».

– Не та, из которой стрелял убийца, – заметил Чили.

– Надеяться на это – значило бы желать слишком многого. Не дурак же он в самом деле.

– Что навело вас на мысль о Романе?

– Прежде всего, он личность сомнительная. Дважды задерживался за нападения, но те, кого он избил, не дали показаний против него. Пойман на банковских махинациях – пускал в обращение чеки, ему не принадлежащие. Выпущен под поручительство, получил условное. Вам особенно интересно должно быть, что к тому же он подозревается и в ростовщических операциях, которые он производит в своем ателье.

– Удачи вам в ваших подозрениях.

– Понимаю, что вы имеете в виду. Нужна официальная жалоба от того, кого он ободрал.

– Скажу вам вот что, – произнес Чили. – Ободрать того, кто не догоняет, конечно, приятно, спору нет. Но если жестко с ним обойтись, как он станет отдавать долг? Мы в людях разбираемся, клиентов оцениваем, нам грубость ни к чему.

– Не стану спорить с вами, – сказал Даррил, – ведь вы авторитет, то есть то же самое, что и Роман Булкин в русской мафии. Меня парни из федеральной полиции просветили насчет этого. Лидер, хозяин у них называется пахан. Подчиненные его, как они говорят, авторитеты, исполняют приказы пахана. Далее следуют шестерки, а еще ниже – мужики – последние лишь варят турецкий кофе и чистят сортир. Своеобразный моральный кодекс – на их языке воровской закон – запрещает членам банды работу иную, чем преступление. Они не могут жениться, не могут иметь семью, ну и, конечно, обязаны держать язык за зубами и все такое прочее. По неписаному закону, с полицией они общаются лишь по очень серьезным поводам.

– Вот мужчина выходит, – сказал Чили. – А вот еще один. – Он взглянул на часы.

– Да, это их время, – сказал Даррил. – А вот еще – это подручные Булкина. Хотите получше разглядеть их, возьмите бинокль в бардачке.

Чили вытащил бинокль, там же лежал конверт из толстой бумаги.

– Выньте и его, – сказал Даррил. – Он нам понадобится.

Положив конверт на колени, Чили нацелил бинокль на фасад фотоателье.

– Парни крепкие, но ростом не вышли.

– Сейчас они отправятся к Яни на Кресент-Хайтс, – сказал Даррил. – Это их частный клуб. Там они оттянутся так, что не скажешь, будто они весь день здесь штаны просиживали.

– Да, просиживать штаны такие парни не любят, – сказал Чили. – Они и присаживаются-то не спеша, аккуратно, чтобы не помять складку на брюках, чтобы брюки потом не пузырились на коленях, и то и дело проверяют эту складку.

– Эти не такие уж франты, – сказал Даррил, – зато нет такого преступления, в котором их нельзя было бы обвинить. Незаконная торговля горючим – они покупают его и перепродают, а налогов не платят. Федеральная полиция только и ждет возможности привлечь их к суду за мошенничество. Я только и жду возможности обвинить Булкина в убийстве и упрятать его за решетку до конца его дней. Эти парни – вот еще один вышел, – как мы уверены, и вымогательством занимаются. Знаете, как это Булкин проделывает? Вот есть, например, армянин, владелец магазина. Люди Булкина заявляются к нему, как он говорит, и вручают цветное фото – его магазин, снятый снаружи. И говорят ему: хороший магазин, нужно страховать. Армянин говорит, что страховка у него имеется. На это они возражают, что, купи он их страховку, другая страховка ему не потребуется – с магазином ничего не случится. И дают ему несколько дней на размышление, после чего опять заходят к нему уже с другим фото, точно таким же. На этот раз они не тратят времени на разговоры, а подносят спичку к фото, и армянин наблюдает, как горит его магазин. Мириться с этим он не собирается – идет в окружную полицию и оставляет там жалобу. Два дня спустя его находят застреленным в инциденте, выглядевшем как попытка ограбления.

Даррил покосился на Чили, молча сидевшего с биноклем на коленях.

– А Томми Афен в былые дни ничем подобным не занимался?

– Тогда, в «Эпикурейце», за завтраком, – сказал Чили, – он поделился со мной своими проблемами. На одну из них я в то время не обратил внимания. Он упомянул какого-то «не-янки», – не русского, а «не-янки», – пробовавшего всучить ему страховку, ему, который сам учебник может написать на тему, как это делается.

– Значит, Томми и вправду этим когда-то занимался.

– Он специализировался на этом, на продаже «крыши». Но когда он завел об этом разговор со мной, мне понадобилось в уборную и я слушал вполуха. Но что навело вас на мысль о том, что Томми сам этим когда-то занимался?

– Откройте конверт, – сказал Даррил. – Там вложена фотография.

Чили вытащил фотографию восемь на десять – снимок дома в Силвер-Лейк, где располагался офис студии «БНБ»: большое одноэтажное бунгало темно-коричневого цвета, частично скрытое зарослями тропических растений. Самой студии – блочной коробки позади дома – видно не было.

– Сегодня утром, – сказал Даррил, – я был там и говорил с Тиффани, девушкой с индейской прической. Мы обыскали его кабинет, и она вытащила из ящика письменного стола Томми этот снимок. Сказала, что снимок оставил человек, говоривший с сильным акцентом. Он заходил и раньше пару раз в отсутствие Томми, а потом оставил ей этот снимок Спустя несколько дней человек этот опять зашел, но на этот раз Томми был в офисе. Она позвонила ему, сказав, что пришел человек, оставивший снимок. Томми выходит из кабинета, направляется прямо к посетителю и, ни слова не говоря, дает ему по роже. Тиффани сказала, что странным показалось ей то, что на Томми были тогда кожаные перчатки. Иными словами, он готовился к новому визиту этого человека, поджидал его. Вот так – подошел, вдарил, сбил с ног и вышвырнул на улицу. Тиффани просто глазам своим не поверила. Она спросила, кто это был, на что Томми ответил: «Страховой агент, черт его дери!» Но примечательно то, что, по словам Тиффани, о страховке никто и не заикнулся. Тот человек вообще не успел рта раскрыть. А Томми знал, что тому надо, выходит так? Я спросил Тиффани, был ли это, по ее мнению, русский. Она затруднилась с ответом. Я привез ее на Уилшир, дал ей просмотреть мой русский кондуит. И кого же из всех она там выбрала? Романа Булкина!

– Если бы Томми был жив, – сказал Чили, – вы могли бы вменить ему в вину нападение на человека. Но оснований обвинять Булкина в убийстве у вас нет.

– У нас нет оснований вообще в чем-либо его обвинять. Сейчас мы смотрим, не из того ли пистолета, что и армянин, убит был Томми. Положительный ответ на этот вопрос сильно продвинул бы следствие.

– Думаю, он скоро выйдет, – сказал Чили. – Надо сходить в туалет.

– У вас какие-то нелады?

– Просто степень волнения.

– Есть такое кино, правда? Там еще главный герой женат на Анне Бэнкрофт. «Степень волнения»… А вот еще двое выходят и он собственной персоной, вон там – Роман Булкин.

Чили навел бинокль на приземистого лысого мужчину в дверях ателье, глядевшего, как рассаживаются по машинам его подчиненные. Булкин поднял руку, чтобы помахать отъезжающим.

– У него оба глаза – сплошной синяк.

– Ну да, Томми же его в переносицу ударил. Скажите, что это был он!

Чили разглядывал мужчину, пытаясь сопоставить его лицо с тем лицом, что видел в машине возле «Эпикурейца», лицо человека в парике, который ему велик и наезжает на лоб.

– Мне хочется сказать «да», – произнес Чили.

– Дружище, мне самому этого хочется. Чили опустил бинокль.

– Он вернулся в дом.

– Но вы считаете, что это он?

– Я пока не уверен.

– Но уверены достаточно, чтобы взять его за грудки?

Чили прикидывал, не отрывая взгляда от фасада фотоателье.

– Нет, – сказал он. – Мне надо поглядеть на него вблизи. – Он передал Даррилу бинокль и открыл дверцу машины.

– Он знает вас, дружище, – сказал Даррил.

– Он мог так или иначе нас углядеть, но он не сделает мне ничего с полицейской машиной на заднем плане. Сидите спокойно. Я скоро вернусь.

Даррил глядел, как, сунув снимок обратно в конверт, Чили пересекает парковочную площадку.

Стоя за стеклянным прилавком, Булкин ждал. Чили направился к нему, и взгляд мужчины метнулся к двери и к рядам машин снаружи. На лицо его падал свет, и были хорошо видны кровоподтеки под глазами, уже пожелтевшие. Он был маленького роста, не больше, чем убийца Томми. Поглядев на дверь, Булкин опять перевел взгляд на Чили и обратно – глаза его бегали. Он сказал:

– Чем могу быть полезен?

Чили вспомнился Аким Тамиров – тот же акцент, тот же низкий гортанный голос. Положив конверт на прилавок, он вытащил снимок и увидел печальный взгляд заплывших глаз Булкина, направленный прямо на него.

Он сказал:

– Это ты снимал?

И увидел, как Булкин бросил быстрый взгляд на снимок и тут же опять поднял глаза на него.

– Не думаю.

Аким Тамиров из «По ком звонит колокол». Хмурый взгляд, низкий, хриплый, пропитой голос – так и слышишь пьяного Пабло, говорящего: «Не думаю, инглес».

– Ты ростовщичеством занимаешься, Роман?

– Не знаю, что это такое.

– Даешь деньги в рост? Под какой залог?

– Думаете, я деньги ссужаю?

– Думаю, что и этим ты занимаешься, Роман, как и многим другим: сутенерствуешь, торгуешь «крышей», мошенничаешь, пускаешь в ход фальшивые чеки, угоняешь машины и стреляешь в людей. Я что-нибудь упустил из виду?

– Непонятно, что вам здесь надо. Шли бы вы отсюда.

– Уже успел принять стопочку? – сказал Чили. – Приложился к бутылке с парнями? Странно, обычно от водки ваши сразу раскисают. Как по-русски сказать «в штаны наложить»?

– Так ты не уйдешь?

– Совсем забыл спросить – как это случилось, что ты без парика? Без фальшивых волос, Роман, которые придают тебе такой дурацкий вид?

Чили выждал.

Булкин отвел глаза, взгляд его блуждал по сторонам.

– Роман, погляди на меня. Вспухшие глаза уставились на него. – Да?

– Человек, которого ты подослал ко мне в дом, – сказал Чили, – Иван Суванжиев, кажется? Я знаю, кто убил его.

Чили вынужден был отдать должное Булкину – у того ничто не дрогнуло в лице, ни единый мускул, он даже не моргнул, продолжая глядеть на него. Парню не откажешь в выдержке. На этом разговор окончился.

Чили вернулся в «краун вик».

– Это он.

– Поймали, – сказал Даррил.

– Я знаю, что это он, но свидетельствовать в суде не могу.

– Не можете или не будете?

– Один черт.

– Но если вы уверены…

– Сказать, что именно его я видел в парике, я не могу. Я даже спросил его об этом, чего не должен был делать. Теперь он сожжет этот парик, если уже не сжег. Парень был почти в наших руках, но я не смог выманить его из-за прилавка.

Они помолчали, сидя неподвижно в машине, потом Чили нарушил молчание:

– А что будет, если Булкин прознает, кто убил его подельника, того, кого он заслал ко мне в дом?

– Ничего не будет. Джо Лаз мертв.

– Я имею в виду человека, подославшего его.

– Вы точно знаете, что его подослали?

– Так как личных счетов между нами не было – знаю точно. Джо не полез бы ко мне в дом, не получив за это денег.

– Вы не все мне рассказываете, правда?

– Я составляю план, – сказал Чили и после паузы добавил: – Что, если вы отыщете того, кто нанял Джо, но у вас не будет достаточных оснований привлечь его к суду? Тогда надо организовать утечку, пустить слух, чтобы Булкин узнал, кто это сделал.

– Организовать утечку, – повторил Даррил.

– Но нельзя просто назвать фамилию.

– Конечно, – сказал Даррил, – тут требуется дипломатичность. Иными словами, надо настрополить Булкина устранить того, кто подослал Джо.

– Ага, и для этого и арестовывается Булкин.

– Слушайте, дружище, неужели криминальное прошлое все еще так дает о себе знать? Ваш ход мыслей… Вы это серьезно?

– Я же сказал, что составляю план. Рассматриваю различные варианты, как можно двинуть дело.

– Я думал, вы склонны пустить это дело на самотек, а там уж воспользоваться результатом.

– Если результат будет нам на руку, почему бы и нет?

– Но сейчас, видите ли, вы подготавливаете результат, – сказал Даррил, – и такое планирование может довести вас до беды. Лучше расскажите мне о том, что происходит и что вы утаиваете.

– Существует человек, – сказал Чили, – о котором вы, если хотите, можете навести справки. Сомневаюсь, что он способен заплатить киллеру вроде Джо Лаза, но кто знает.

– Пока не проверит на собственной шкуре. Как звать?

– Раджи.

– Это все, что вам известно? Раджи? А что, фамилии у него нет?

– Могу спросить у него, – сказал Чили.

Он уже занес ногу, чтобы вылезти из машины, когда Даррил сказал:

– Меня вот что интересует. – Чили приостановился, повернувшись к нему лицом. – Когда вы дразнили мистера Булкина, старались вывести из себя, думали вы о том, что будет, если он вылезет из-за прилавка и кинется на вас?

– Я думал так, – сказал Чили, – если Томми, черт подери, смог его отколошматить, то мне бояться нечего. Ну, увидимся.