Текст книги "Этот дом принадлежит нам (СИ)"

Автор книги: Эллисон Ирвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Цинизм – это искусство называть вещи своими именами.

   Анджей Сапковский.

   Цинизм – это разочаровавшийся идеализм.

   Гарри Кемелман.

   Дым стелился над раскрошившимися под ударами стихии обломками, в которых ещё можно было угадать облицовку крупного универмага. Поэтому силуэт солдата, с трудом приволакивающего пробитую стальным прутом ногу и натужно хрипящего от усталости, был виден каждому, кто додумался бы зачем-то пройти здесь. Но странная тишина не беспокоила бойца, скорее беспокоило иное. Сев на горячий камень, он промыл раны водкой и пригубил немного сам. Осмотр показал, что, кроме пробитой ноги, он был весь в царапинах и ссадинах.

   Самым главным было то, что на теле не было страшных следов, похожих на четыре спаренных укола толстенным шприцом. Страшных укусов членов отрядов домовых, они же – самые опасные существа на Земле. «Если они тебя укусят, то лучше убей себя, чтобы умереть человеком, а не бешеным безумцем» – говорил ему инструктор. Только как его звали, с иронией пытался вспомнить раненый солдат, и от этого лишь хрипло засмеялся. Нет, память молчит. Скоро я умру, подумал он невесело, но я сумел с одной только гранатой подорвать целый броневик этих тварей. Нехай себе прожарятся в своём потустороннем мире, откуда они и свалились к нам на голову!

   Осмотревшись, он увидел крошечную семипалую руку в обрывке форменного серо-жёлтого рукава, сжимавшую зазубренный кривой нож. Это доставило бойцу жёсткое удовольствие: подох ещё один урод, сожранный волками или же одичавшими псами. Собаке, как говорилось, собачья смерть. Радость радостью, но это поднимало на повестку дня совсем другой вопрос, а именно, как защищаться от собак с волками? Можно предположить, что погибшая тварь была раненой и просто была добита.

   А если нет, и животные оголодали до самой крайности. Или... подсели, по ходу, на сочную человечинку с домовинкой? Да, солдат хорошо знал, что попробовавшая человечины животина часто становилась людоедом, так как людей проще ловить: бегать по-звериному быстро не умеют и без оружия в лесу беспомощны. То, что домовые такие же, ничего не меняет, скушают и тех, и других, если зазеваешься и не применишь автомат по назначению. Вот и поминай их всуе, выругался солдат про себя, волчий вой вдалеке предвещал очень жаркий день для всех, кто находился на этой территории.

   Ножик и автомат смогли помочь против стаи из десяти серых поджарых тварей, но хлопки выстрелов казались неестественно громкими для чащи и могли, как казалось, привлечь целую армию. Впрочем, тут не надо армии большой никакой, думал совсем грустно боец, хватит и троих подобных ему или практически съеденному зверями уроду. Кстати, ножик урода может немало пригодиться живому! Разжав волосатую и крепкую кисть убитого, солдат довольно покрутил трофейный нож и пошёл искать прочие останки на предмет обнаружения походной медаптечки, вдруг найдутся бинты и прочее полезное? Через час аптечка нашлась, бинты и обеззараживающее было им применено по назначению.

   Уже не было опасности смерти от сепсиса или медленной кровопотери, так что можно было поискать и немного еды. Голод – не помощь для скорого выздоровления или боевого духа, знаете ли. Едой оказалась подстреленная утка, прожаренная внутри раскуроченного бомбёжкой помещения универмага, чтобы дым от неё не выдал самого раненого солдата. Осталось думать, что теперь делать дальше, завтра и после. Если дожить до них получится, конечно.

   Повод сомневаться в этом был. Поначалу люди жили себе, как обычно, но год от года участились странные исчезновения людей и несчастные случаи. Поначалу всё на производственные браки списывали и нападения политически враждебных иностранцев. Когда стало ясно, что те ни при чём, врага стали искать, и вскоре после вылазки этих самых врагов поняли, что перед ними вовсе не люди. Мохнатые серые гуманоиды с семью пальцами на руках и ногах, почти вдвое меньше людей, с тускло-красными большими глазами позже замечались и населением. С огнестрельным оружием в руках, они нападали на мирные поселения и грабили их, убивая без разбора всех, кого видели. Оказалось что они видят в темноте не хуже кошки, что у них чуткий слух и обоняние почти на уровне звериного. Это позволяло чужакам вычислять многие места и засады, где военные и полиция собирались их ловить.

   На контакт мохнатые идти не собирались, всякая попытка послать к ним разных специалистов и дипломатов кончалась одинаково: посланные возвращались в виде отрезанных голов, к каждой прилагалась надпись. Расшифровка показала, что она означала одно: «Мы храним наш дом и не дадим другим жить в нём». Пробовали даже изучать их язык, специально захватывая побольше пленных, которые даже в полном заключении вели себя крайне враждебно. Через года два-три выяснили, кто это такие. Ясное дело, что пропаганда окрестила их пришельцами, а отсутствие НЛО народу объяснили скрытым приземлением их боевых отрядов. Сомневающихся часто гребли в тюрьмы в качестве пособников этих самых пришельцев. Поначалу это даже помогало, но потом, через несколько лет...

   Окончательный ответ о происхождении чудищ был смешным, в него не верили. Но данные по физиологии врагов и ответы на некоторые побочные вопросы не давали армейским учёным больше сомневаться – это были те самые домовые из старых мифов и сказаний. Хранители домов, духи древности. Понятное дело, что ореол сказок про них мешал понять, откуда они на самом деле взялись, и почему так легко сокрушали человеческие армии. Выяснилось, что домовые были очень древним, реально существовавшим нечеловеческим видом. После продолжительных войн их века назад изгнали из их городов. В лесах они, потрёпанные и полные ненависти, жили незаметно несколько веков. Гражданские войны частенько случались и у них, как и у людей. Но с окончанием последней все домовые объединились в более-менее прочное сообщество.

   Изучив людское военное дело и приспособив его к своим нуждам, домовые вскоре воспряли духом. Материала в виде бесследно исчезавших людей и образцов оружия у них за сорок лет было предостаточно. Поэтому, наладив своё производство и узнав людской язык в дополнение к своему собственному, они мигом стали тайно воевать с людьми. Зная политику того или иного государства, спихнуть проделки своих солдат на нужных иностранцев было для домовых проще простого. Поэтому люди к их смеху успешно истребляли сами себя, пока из семи миллиардов не осталось неполных пять. Понятно, что на полях брани после самих боёв домовые резво собирали для себя все образцы оружия и документацию, делая собственное с рядом улучшений. Приспособив его целиком под себя, конечно. Вскоре виновники были людьми вычислены, и солдат из разведотрядов домовых часто ловили с поличным, так скрываться дальше стало невозможно.

   Настала пора биться в полную силу, воевать прямо.

   И в бою они были опасными, при своём небольшом росте. Но хуже всего было то, что у них были острые ядовитые зубы, один-единственный укус ими убивал за сутки, превращая человека или зверя в подобие больного сильным бешенством. Вот, откуда в сказках появились «одержимости бесами» со смертельными исходами, поздно поняли учёные! Противоядия, что испугало всех, никто не смог изготовить, лишь облегчить переход в мир иной. Часто домовые издевались над пленными, несильно кусая их для введения частичной дозы яда и подманивая людей воплями укушенных сородичей под свои автоматы, а сами с шипящим смехом наблюдали за всем этим кошмаром.

   Но как люди прошляпили возрождение новой-старой расы, как позволили какой-то там дикой лесной нечисти так возвыситься? Да просто люди к этому времени совсем обленились и выродились. По факту везде был сепаратизм, и каждая крупная область стала сама себе отдельным государством. На соседей все смотрели лишь как на кусок мяса, не пытаясь договориться, кроме как для ограбления слабого соседа. Поделать с этим что-то было невозможно, к тому же кончались природные ресурсы, нужные людям. Домовые, прятавшиеся веками по лесам и подземным городам, скоро поняли, что пора. Месть их пронеслась по людским городам и посёлкам, как Мамаю не снилось. Вскоре единый фронт у войск людей, не организовавшись толком из-за своих разногласий, распался. У домовых, окрылённых успехом, войска тоже слегка подразболтались в плане единства, но стали лишь свирепее: грабили без нужды и просто так. Брали всё, что плохо лежит, расстреливали всё, что ещё шевелится. С хитростью, вызванной веками скрытной жизни, они устраивали ловушки, засады и просто выманивали людей, чтобы под людскую панику пограбить людские склады.

   Вот в такую ловушку и попал «Истребительный отряд-5», из которого живым остался лишь один солдат. Домовые заманили их в лес и перебили всех до единого, подкатив лёгкий броневик прямо на дорогу, куда сами военные собирались отступать в случае чего. Удар в спину был внезапным. Как же бесшумно эти твари подходили к врагам под шумом природы, зелёного леса! Это поражало при прочих равных всех военных специалистов и оставшуюся полицию. Что говорить, даже опытный ветеран войн с домовыми, капитан Громовников нарвался на их отряд, когда по приметам не было никаких следов врага. Они в новой форме и ботинках для скалолазания спокойно расселись на деревьях и скинули немного гранат прямо на головы людям. Как спелые яблоки из корзинки, они упали вниз кругом и сделали из боевого отряда кровавый фарш. Вот звери-то обрадовались!

   Так же точно было и сейчас. Сам рядовой Кречетов с товарищами пошёл на первое разведзадание в подозрительную местность, но враги убили почти всех. Безотказные автоматы домовых под шелестящий смех коротко прострекотали свою смертную песню. Лишь бросок гранаты прямиком в их броневик, плохо скрытый за кустарником, спас молодого бойца от участи всех его несчастных товарищей. А ведь у них, у многих, по крайней мере, были дети и жёны. Если они выжили и не погибли, конечно. Или, что куда хуже, не стали другим домовым игрушкой. А, может, тем самым, кого он только что прикончил. Если так, то многие люди отмщены. Если нет, то извините. Что смог, сделал. И теперь боец думал, как одному пережить эту страшную ночь.

   Но он, сильно страдая от страшной слабости, не услышал, как к нему сквозь дым с трудом шли, хромая, две фигуры. Двое тяжелораненых солдат, привлеченных его сигналами по рации. Последние в этих местах домовые при взрыве своего временного штаба получившие контузию всего тела и много опасных ран. Перед ними к их дикой радости умирал последний человек на свете. Он плохо перевязался и получил много внутренних травм, из-за которых незаметно для себя потерял слишком много крови. Так что боец доживал свои последние минуты. И вот они встретились в этом месте, чтобы поставить жирную точку на всём этом.

   * * *

   Я пришёл в себя, ощущая страшную ломоту во всём теле. Едва пошевелившись, я едва не потерял сознание снова. Как сильно саднили ожоги, а моя обгорелая форма вплавилась в кожу, новые ботинки для лазания по деревьям превратились в бесполезный хлам, как вещи из вражеских магазинов. Дылды неповоротливые, рыхлые отродья, это их отряд своими гранатами оставил от моих товарищей с жёнами лишь бесформенные останки. Оплакивать их я мог долго, но был способ отплатить намного более эффективный, как говорил мне отец. Положить к их ногам останки убивших их отродий, напоследок испытавших ужас смерти. Отомстить, заставить испытать боль, какую никто не испытывал, за наше изгнание – священные долг и великая честь для Народа Земли, Хранителей Домов. Уничтожать этих паразитов, лишивших всех нас на многие века полноценной жизни под чистым Солнцем. Даже, умирая, я буду убивать и убивать этих тварей. Пускай они перед издыханием чувствуют и видят перед смертью всё-всё, что им уготовано судьбой! Океаны их боли с кровью будут украшать многие восходы и закаты, а мы – пить и пить их, пока не напьёмся и не останемся одни на свете, как и должно быть. Наши сердца наполнится кровью врагов, поглотят всю её, наша месть уже вершится. Свободных и гордых носителей разума.

   Ругаясь и тихо проклиная всё подряд сквозь сломанные зубы, я с трудом встал на ноги. Ну и картинка, во что наш мир превратился. Уродливые помещения вонючих верзил все до единого стали развалинами. На ближайшем из помещений я, едва не упав в кучу камней, сплясал победный танец своей семьи. С горестным воплем я увидел своего старого однополчанина, лежавшего мёртвым с простреленной несколько раз головой. А ведь Елтрек был весёлым, настоящий воин, спасший мне жизнь. Как плохо, что все друзья мертвы. Но ничего, их враги напоследок поняли, насколько страшны мы в бою и в гневе вообще. И за Елтрека я уже приготовил месть. О, как он был бы рад, увидев меня сейчас из Мира Лабиринтов. Надеюсь, что за его муки и преданность правому делу его душа попала в Лабиринт Силы, где он снова здоров и вкушает с родными все радости, что скромны и доступны нам.

   Вражеский солдат очнулся, перевязанный должным образом. Я захотел растерзать его и упиваться всеми его стонами, криками, но сдержался. Быстрой смерти ему не придётся ждать, как медленно он будет издыхать! Ещё умолять будет, пока рассудок не потеряет! Я повернул, не отвязывая, его правое запястье и показал с помощью маленького куска зеркала оставленные ему следы. Тот всё понял и дико задёргался в слепом ужасе. Мои глаза, бывшие ранее тусклыми, сверкали багровым огнём. Я час возмездия получил, дождался!

   – Трусливое отродье, ты долго, очень долго будешь подыхать, – рассмеялся я, – не будет тебе избавления, я возьму от тебя всё-всё и отпущу жалкую куклу без души и разума. Ты издохнешь куском мяса зверям на радость!

   Смеясь, я передразнивал мольбы ублюдка, показывая целые зубы. Верёвки пару раз едва не порвались под напором пленного, но к моему веселью выдержали. Ох, ох, ох, какие мы сильные, правда? И как отважно ты убил моих товарищей, которые просто шли в лес поохотиться. Жену ты мою изранил, обесчестил и убил, выродок! Я ранен, но тебе будет хуже, чем мне всенепременно. И нечего теперь жаловаться!

   Пленник неистово дёргался, рыдая и скуля как побитая собака. Из его скулежа я услышал то, от чего хотелось просто петь: «Проклятый Домовой, чтоб ты сдох от чумы и все твои вонючие звери сдохли! Все ваши тела оприходуют вонючие собаки много раз каждое, как одного тут рядом уже сожрали!». Я неплохо знал квакающую и гнусавую тарабарщину этих отродий, и очень вежливо рассказал ему, что мы сделали со всеми его товарищами, жёнами и детьми. И, что его с минуты на минуты, ждёт та же участь. Как он бился, как он орал, скулил, выл, рыдал, молил о пощаде, ругал меня и мой народ, даже пытался перегрызть синтетическое волокно верёвок, коими был связан. Ох, да, с каким удовольствием сквозь смех я рассказывал ему, как мы занимали все их города до единого, обратив их в развалины и начав строить свои. Как дождался мой народ своего часа. Долго же вы, отродья, не по праву наше место занимали, но теперь расплата пришла. Мы столетиями скрывались, выжидая, и всё же дождались. Наконец-то, мы дождались заслуженной радости жить, где и как хотим. И мы разрушим все их дома, как они – наши. Как мы забирали взятое не по праву. Нечего теперь скулить мольбы, жалобы, как вы любите. Фи, людишки, какие же вы омерзительные, вы вообще не имеете право жить!

   – Вы все попались, все до единого попались! – смеялся я и буквально плясал, любуясь агонией от введённого пленнику яда, – Что бы ни случилось теперь, вся ваша поганая свора истреблена до последнего вонючего сосунка. Наши отцы и сами мы отомщены! Слава погибшим, ибо умирали они не зря! Они отдали свои бесценные жизни, чтобы избавить мир от вас. Весь этот мир до последнего камня принадлежит Хранителям Домов! Это только наш дом, и мы не дадим другим жить в нём!

   Отродье под воздействием моего яда дёргалось, брызгая слюнями, и уже потеряло свой ничтожный, непрочный рассудок. Оно грызло верёвки и пыталось достать меня зубами, руками и ногами. Так же легко он достал бы всякого зверя, сородича или даже нашего. Наш яд-то убивает навсегда, противоядия от него нет, лишь мы одни его не боимся! Кроме того, от него жертва долго страдает невыносимыми кошмарами, а боли во всём теле заставляют завывать и умолять о быстрой смерти даже самых стойких, которые по молве выдерживают все телесные пытки. Как некоторые говорят, даже наши. Ага, слышали мы, знаем, плавали, всякие там дылды-стоики ломались у нас и умоляли о пощаде всего-то за пару часов!

   Любуясь его муками, я неспешно разговаривал со своим павшим от автомата этого выродка товарищем. Улыбаясь во все зубы, я думал, как предать покою своего. Нет уж, я похороню своего однополчанина, как полагается. Сняв с его тела всё рабочее оружие и мед. аптечку, я взял их себе, благо ему они уже не нужны. Форму же я не стал снимать, хоть и сам в драной теперь, пускай останется в ней как символ его последнего боя. Трофейное оружие от пленника я клал около самой могилы Елтрека, которую сделал из какой-то железной ванны, закрыл её тяжёлым листом металла и завалил всё это дело камнями. Теперь никто не посмеет потревожить тело Елтрека. Как и тело неизвестного мне бедного воина, от которого одичавшие собаки оставили лишь одну изгрызенную руку. Да уж, псы и эти двуногие отродья друг друга стоят!

   Я, солдат из десятого очистительного отряда армии Хранителей Домов, Дельвек, сын Дальатка, своей кровью и делом жизни клянусь, что мой народ будет жить всё время существования Вселенной, а наши враги умрут самой страшной смертью!