Текст книги "Трюм парусника (СИ)"

Автор книги: Эллисон Ирвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Фонарь со свечой бросал такой слабый свет, что каждый шаг посрединаваленной кое-как кладки давался нам с величайшим трудом, мы шли чуть ли не ощупью.

   Эдгар Аллан По. Повесть о приключениях Артура Гордона Пима.

Пролог.

   Вначале я видел лишь бездонный мрак и ощущал головокружение. Мрак, столь тихий и равнодушный, был повсюду, словно проникал внутрь и становился частью естества. Потом пришёл и звук, всепроникающий воющий гул. Но, что хуже всего, вернулись и ощущения. Боль, тупая и пульсирующая, во всём теле, дыхание было затруднено, а тошнота попросту сводила с ума. При первой же попытке осмотреться выяснилось, что абсолютная темнота была не абсолютной, из щёлочки в деревянной стене проникал луч света. Но для любого, кто очень долго был в темноте, даже этот свет нестерпимо ярок. При попытке встать на ноги я ощутил слепой ужас: тело совсем не слушалось и почти не ощущалось. Лишь тупая боль во всём теле, не ощущалось, где его руки и ноги. Неужели случилась какая-то беда, и я упал в этом тёмном помещении, сломал себе шею или спину? Это же участь хуже смерти, уж сразу бы умер, и то лучше было бы. Даже немой, слепой или глухой может жить почти нормально, если может нормально двигаться, а тут всё видишь и слышишь, а сделать ничего не можешь! Да ещё и немой вдобавок, судьба – редкая стерва.

   Однако через минуту выяснилось, что двигаться можно, просто я был завален по пояс мешками и вязанками из каких-то прутьев. И левую руку, придавленную пустым ящиком освободить тоже удалось, хоть и с трудом. Размявшись, я с ругательствами встал, мучаясь страшной тошнотой и головной болью. Осмотревшись, я понял, что нахожусь в маленькой комнате с грузом, пол и стены был наклонными и деревянными. Ясно, это какой-то дом, который рухнул, а останки дома покосились. Стала понятна амнезия и моё собственное положение под всякой всячиной: я упал, ударившись об стенку, поэтому и отключился. А, так как щель в стене пропускала мало воздуха, то нехватка воздуха и вызывала все прелестные изменения самочувствия. Теперь бы выбраться отсюда, и всё, можно жить нормально. Но как?

   Нащупывая инструменты, я нашёл топор. Ужасно, он воткнулся на добрую половину лезвия почти в полуметре около моей головы, так что погибнуть я мог на раз-два. Кряхтя, достал топор и начал рубить доски на участке стены, где была щель. Час спустя, еле поднимая топор, я прорубил щель и выбил ногами остатки грубых досок. Да уж, свежий воздух после такого помещения был райским наслаждением, а вот свет Солнца даже под полупрозрачными облаками – нет. Замотать глаза не очень тёмным платком, чтобы глаза привыкли к свету, и просто подышать часа два было хорошей идеей. Как и идея поискать съестное с водой. Главное, найти воду, так как жуткая тошнота пройдёт не сразу и будет отбивать аппетит. правда, по её окончанию голод станет волчьим, так что после воды надо будет поискать и еду, но эти дела пока могли подождать.

   Дело в том, что вскоре я кое-как привык к свету и осмотрелся. Оказалось, что та тёмная комнатка с пустыми ящиками и вязанками хвороста оказалась лишь частью грузового трюма вынесенного на песчаный берег корабля. Этот парусник налетел на берег во время шторма, разбившись при ударе. Судя по полному отсутствию других людей, все погибли или ушли. Так что оставалось выживать самому, а потом ждать помощь. Если она вообще придёт, если мы не отклонились от корабельных маршрутов и не заплыли в безлюдную часть Тихого океана. Почему Тихого? Попытки вспомнить что-то о своей жизни и произошедшем более подробно приводили к головным болям, так что поиск воды занял часа три, минимум. Когда солнце уже заходило, что на экваторе бывает куда раньше привычного северному человеку, я нашёл маленькую бочку с водой, которая застряла в кустах и спасла жизнь. Она сослужила верную службу и потом, когда я выпил всю воду с корабля: в неё можно было с помощью куска паруса и воронки из трюма собирать дождевую воду.

   Еда пришла вечером, причём сама, без какой-то инициативы со стороны одного потерпевшего кораблекрушение человека. Это были крабы, они вышли из моря и вовсю суетились на берегу. Большой кусок паруса, отрезанного хорошим ножом, помог их даже поймать, просто накрыв некоторой их количество на манер сети для животных и быстро сгребя их в одну кучу. Затем я свернул кусок паруса, как мешок, и понёс к пустой бочке из-под чего-то. Наевшись крабами, которых пожарил на костре из обломков досок, я уснул на вытащенном из остатков ближайшей каюты матрасе прямо там, где очнулся впервые.

Глава 1.

   Проснувшись, я вспомнил, как оказался тут, кто таков из себя и куда попал. Всё было верно, шторм кинул судно с контрабандным грузом на этот берег, мимо которого мы плыли в Южную Америку из сиамского порта. На судне были ящики со всяким товаром, были и пустые, для сбора кокосов и прочей снеди. Я был пиратом и пленником, запертым в трюме корабля «Кит», чтобы потом выдать меня за хорошую сумму властям. «Кит» вылетел на сушу и сдох, как киту и положено, будь он проклят со всем экипажем! Я с яростью выкинул прочь батон испорченного от морской воды хлеба и кувшин грога, которым я по задумке пленителей должен был питаться почти неделю, а справлять нужды вообще неизвестно где.

   Разбив бутыль, я сделал «розочку» и пошёл искать уцелевших, но не с целью их спасти и прочее в таком духе. Я шёл отомстить, а их трупы кинуть на корм рыбам, которую же и буду ловить себе на обед. Когда сюда кто-то приплывёт, я сочиню любую историю и начну новую жизнь. Правда, пиратствовать себе на забаву и злато я не после этого не перестану. Или каперствовать, что ещё надёжнее, повесить на нок-рее не все подряд власти захотят! Но это потом, сейчас надо выжить. Что ж, не впервой, пару раз уже высаживали на берегу за хищения, выживал, шрамы от укуса мелкой акулы и её зубы на ожерелье о том хорошо напоминают. Одна беда, эти сволочи забрали их, боясь абсолютно справедливо, что ими же им и перережу их трусливые глотки. Море отомстило за меня, мой отец и мать в одном лице. Это я понял, увидев, что судно мертво, все погибли с перепоя в шторме. Радости не было предела, часы я орал ругательные песни и выплясывал на пустынном берегу, а потом с прогулялся по покосившимся каютам искать что-нибудь ценное. Вечером, при деньгах и одетый, как любой капитан богатой шхуны, я вернул свои бусы. их забрал себе гад-капитан, лежавший рядом и ставший кормом чаек. Я с ненавистью плюнул в его труп и забрал себе его компас, судовой журнал и золотые часы. Радость какая, они ещё работали, но завести их не помешает. Останки я для приличия закопал в песке, оставив им часть украшений, чтобы подозрений не было. Кинув карманную Библию на берег, я считал свой долг исполненными и алиби совсем убедительным. Документы капитана были почти целыми, и я реквизировал их.

   Так я жил вторую неделю, не думая о том, чтобы сбежать отсюда быстро. Надо дождаться другие суда, экипаж которых тоже не слишком законны в своих занятиях, договорюсь с ними и начнём гулять по морям в полную силу. Вино, женщины, деньги и всё прочее.

   Костёр, который я запалил в нужное время со знанием прохождения судов, привёл сюда маленькое судно. Оно было ясно с любителями приключений на борту, пятеро человек, трое из них были пьяными вдребезги. Подумав, я понял, что одному мне с судном не управиться, и отказался от мысли перебить экипаж и присвоить судно себе. Поздоровавшись, я им помахал платком нужным образом и помог попасть на разбившийся корабль, пообещав поделиться частью груза. Мы вместе за пол-ночи перенесли еду, воду и товары на «Крысиные зубы», а я незаметно умыкнул из каюты старый пистолет и набил порохом с пулями из потайной коробки в собственном камзоле. Пистолет был рабочим, и я скоро его применил для головы капитана с помощником, когда они стояли на носу судна на одной линии и пили ром. Я управлял парусом, а они задумали меня убить и забрать мою немалую долю себе, благо разговор об этом они вели из-за опьянения слишком громко, и услышать их мог любой внимательный парень. Я и услышал, тут же принял меры, а прочим троим членам экипажа тут же сказал, что будет, если они попробуют сами подумать о чём-то отдалённо подобном. Морские волки, даже хилые, чтут лишь силу.

   Долю убитых мы поделили, после чего поплыли на всех парусах грабить пока ещё маленькие судёнышки. Кто стал капитаном, объяснять никому не надо, само судно я тут же переименовал в «Рыбу-меч», как назывался мой бывший корабль. Старое имя горе-судна сбили тесаками и вырезали новую табличку, а тухлую солонину с трупами бывшего капитана и старпома мы выкинули за борт на корм рыбам.

Глава 2.

   Шляпа была снята и отдана для топтания ногами, руки связаны мёртвым узлом, не выпутаться и не развязаться никак. Все остальные из моего экипажа уже закончили дёргаться в своих петлях, лишь я с придушенным рыком ещё боролся за свою жизнь, напрягая мышцы шеи до предела. Да, судьёй было сказано, чтобы весь экипаж погиб сразу, а я в короткой петле задыхался подольше толпе на потеху. Если бы я только смог достать до треклятой верёвки и перегрызть её зубами, я бы выпал из петли на землю, а по закону любой спасшийся из петли миловался. Особенно, при показе пары монет из потайного кармана на груди. Повесили-то в камзоле, вытащив мои часы и компас с кортиком, снятым с убитого мной морского офицера. Разбойник, говорили в обвинении с умным видом. Это кто тут ещё разбойник, я или эти твари в париках?

   Солнце слепило, в глазах уже плясали разноцветные звёзды, но я с ужаснейшей болью в шее впился зубами в верёвку и стал её грызть. Уже не слышали уши пьяный хохот толпы зевак, не ощущались летящие в меня гнилые овощи с прочей гадостью. Верёвка-то была не очень прочной, местного производства, так что узел моей петли вскоре ослабился настолько, что она развязалась. Я упал на землю, едва не сломав ноги, а потом неразборчиво что-то стонал.

   Придя в себя и ощущая страшную боль в шее, я обнаружил себя в комнате судьи. Я был связан по рукам и ногам, на мне была матросская одежда, а судья звенел вытащенными у меня же монетами. Значит. он нашёл мой потайной карман, старая сволочь! Впрочем, в положении спасённого из петли это было не худшей потерей.

   Судья немедленно рассказал мне всё и вся. Я сам спасся из петли, за что по закону и пощадили. Но о законе можно забыть, если имеется корысть. А корысть у судьи была. Он предложил мне снова виселицу или же возить для него контрабанду, чем судья давно уже богатеет, кроме своей официальной работы. Модно ли ожидать от человека, что в тропиках у него лишь судейская работа – источник пропитания для всей семьи из десяти человек?

   Пришлось соглашаться, и с его людьми я привёл их к развалившемуся в хлам «Киту», где я оставил на всякий случай самые дорогие и мало подъёмные ценности, которые никогда не показывал никому, даже первым моим спасителям. Оплатив свою свободу и получив грамоту на помилование, я поплыл с ними наниматься местным капером, благо судья был доволен резным столом капитана «Кита», чёрным и с золотыми украшениями по краям. Он дал мне рекомендации, а я за это презентовал ему спрятанные в нудном месте золотые часы горе-старпома. Старик обрадовался, как дитя, а его помощь в ряде дел по делам юридическим была просто неоценима.

Эпилог.

   Шторм налетел, как и ожидалось, вечером, когда мы взяли торговый британский шлюп на абордаж и перебили всех на его борту. Мы собрали всё ценное, взяв один мешочек золотых сувениров судье, второй, побольше, – властям, прочие десять – по числу оставшихся членов экипажа. Самый большой достался мне и рулевому, который спас всё положение огнём из двух пистолетов сразу. Все мы поздравляли его, как заслуженного героя и просто честного пирата.

   Когда волны едва не опрокинули нас, мы убрали все паруса и привязались, мигом закрыв трюм наглухо. Битый час нас кидало и швыряло, как скорлупку, но потом с воем поднялся новый шквал с волнами-горами и подхватил нас, неся прямо к берегу. Хуже попросту не могло быть: в море это пережить кое-как можно, но при ударе о берег нам всем до единого несдобровать. Это я знал слишком хорошо, как и добрая половина нашей команды, попавшая в каперы аналогичным способом. кто-то молился, но я кинул в него что-то небольшое и приказал заткнуться, чтобы не накликать на нас ещё какой-нибудь беды.

   Итоги попадания на берег были намного более мягкими, чем мы ожидали: разбился лишь нос корабля, двое матросов получили не смертельные, но серьёзные увечья. Вытащив острый обломок из ноги себе и из пробитого плеча товарища, мы достали порох и с его помощью развели костёр. Через пару часов нас забрали и напоили горячим грогом. Полезный груз был получен всеми, кем было нужно, но вскоре все колокола зазвенели по нашему старому судье. Он умер, а его сын был к нам не столь ласковым.

   Правда, его удалось укоротить очень просто. Что его отец, что он, оба занимались незаконными делами. Сын содержал бордель и не платил за него, за что его могли легко упечь на местную каторгу. Болота малярийные его отправить осушать и лес валить, что при очередном качании прав было и продемонстрировано ему, лично и показательно. Письменный донос с честными именами нужных людей был отправлен власти с парой десятков редких монет, и новенького быстро упекли туда, куда мы ему раньше и сказали. Новый судья, который был нами прикормлен ещё давно в бытность составителем документов, намёки эти понял правильно и писал нам лишь нужные, правильные бумаги. А случившаяся год спустя от горячки смерть Старого Марлина, как мы звали нашего рулевого, была показана народу как смерть героя, и по нему горевал весь городок.