Текст книги "Мой горячий сосед снизу (СИ)"

Автор книги: Элли Лартер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

25 глава

Сердце стучит громко и гулко: мне кажется, весь автобус слышит. Но мои опасения наверняка беспочвенны: в салоне стоит такой многоголосый шум, что тут закричи – не сразу услышат, что уж говорить о стуке сердца…

Мы возвращаемся домой: уставшие, перепачканные, слопавшие все съестные запасы, выпившие всю воду из больших пластмассовых бутылей, привезенных с собой, но зато довольные, счастливые.

Через десять минут после того, как автобус трогается, дети начинают засыпать… Мирное сопение разносится по салону. Вера Михайловна сидит в своем любимом углу и читает. Мы с Олегом располагаемся в другом конце автобуса. Он – закинув ноги на спинку переднего сидения, я – подогнув под себя. Хочется разговаривать – мы истосковались друг по другу за столько дней. А еще – целоваться, целоваться, целоваться… Я кошусь на Веру Михайловну: она кажется мне неприятной. Она с самого начала не слишком нравилась мне, но теперь у меня странное чувство, что она следит за нами. Боже, какая глупость, уговариваю я себя, но все равно поглядываю на нее с каким-то подозрением.

– Так сколько ты выложил за ремонт пятого этажа? – спрашиваю я шепотом, чтобы ни Вера Михайловна, ни дети не услышали.

– Меньше, чем ты думаешь, – улыбается Олег.

– Ты же сказал, несколько сотен тысяч рублей.

– Ну, двести – это тоже несколько. И сто пятьдесят – несколько.

– Нееет, – протягиваю я и принимаюсь наставлять чисто по-учительски: – Сто пятьдесят – это не несколько.

– Отстань, – ворчит Олег.

– Ты же программист! Технарь! Должен бы разбираться в таких вещах!

– Я никому ничего не должен, – фыркает мужчина, и тему приходится закрыть. Я так и не узнаю, сколько он отдал за ремонт пятого этажа. Больше ста тысяч – это единственное, что я могу сказать точно.

– Спасибо тебе за помощь сегодня, – говорю я.

– Пожалуйста, – он кивает и кажется таким спокойным, что я невольно восхищаюсь: меня саму переполняют эмоции, а от порыва снова поцеловать его сдерживают только тяжелый взгляд Веры Михайловны, упирающийся в затылок, и почти три десятка детей, сопящих рядом.

– Я бы не справилась без тебя.

– Справилась бы.

Около школы автобус уже ждут родители. Как и ожидалось, я получаю с десяток замечаний. Чем запачкана куртка? Откуда на рюкзаке пятно? Почему съели весь мармелад, неужели нельзя было оставить немного? Мне хочется закричать в ответ: эй, народ! Дети были в походе! Они отдыхали, веселились! Но я, конечно, сдерживаюсь. Терпеливо объясняю: куртка позеленела от моха, пятно – потому что в рюкзак прилетел футбольный мяч, а мармелад был очень вкусным, подскажите, где вы такой купили? Хочу уже отвязаться от них – детей, родителей, – чтобы остаться наконец с Олегом.

Милу забирает Кристина, а мы с Олегом поднимаемся в мой класс, чтобы я забрала кое-какие вещи. В школе – никого, только ленивый равнодушный охранник, можно не переживать, что нас застукают.

Переступая порог класса, я сразу же слышу, как хлопает за спиной дверь, и чувствую на себе тяжелый взгляд Олега. Оборачиваюсь. Запах его туалетной воды – мускат и кардамон, – заполняет пространство так, что мне становится тяжело дышать. Он – удав, а я – кролик. И сегодня я хочу, жажду, мечтаю, чтобы он обвил меня своими кольцами, распластал под собой, вжался обнаженной кожей в обнаженную кожу…

– Только не здесь, Олег, пожалуйста, – шепчу я слабым голосом. Он наступает – быстро, неумолимо, склонив голову. Вдавливает в стену. Его руки ложатся на мою талию, губы оказываются близко-близко, обжигают горячим дыханием, припадают к моей шее, наверняка оставляя засос. Я растекаюсь, плыву, обхватываю его плечи руками, прижимаюсь животом к животу, целую жадно и настойчиво, но в голове продолжает стучать паническая мысль: не здесь, не в классе, только не здесь…

Мы выскальзываем из школы, лишь на мгновение расцепляя руки – чтобы охранник не увидел, – и оказываемся на заднем сидении «мерседеса». Стекла тонированные, так что никто не видит, как я забираюсь горячими пальцами под толстовку Олега, пока он ведет машину. Дороги свободные, пробок нет: вечер субботы. Мы добираемся до дома за считанные минуты.

– К тебе или ко мне? – спрашивает Олег хриплым шепотом.

– Здесь, – заявляю я требовательно, и он ухмыляется:

– Как скажешь.

Я забираюсь к нему на колени, обхватываю его лицо ладонями, жадно целуя, скользя языком по его губам. Сегодня он пахнет не только мускатом и кардамоном, но еще и костром, лесом, свежестью ветра, и это захлестывает, возбуждает, доводит до исступления… Я вдыхаю его в себя, зарываюсь пальцами в его густые светлые волосы. Его ладони – повсюду: гладят шею, сминают грудь, скользят по животу, забираются под резинку леггинсов, в плавки, теребят уже взмокшую и распухшую щель… Я выгибаюсь, насаживаясь на его пальцы, запрокидываю голову со стоном, чувствую, как он обжигает дыханием ямку между моих ключиц.

Олег стягивает с меня плащ, я стаскиваю с него кожанку и толстовку, пробегаясь дрожащими пальцами по груди и твердому прессу. Чувствую, как его член утыкается в мою промежность – сквозь слои ткани. Задыхаюсь, цепляюсь пальцами за пряжку ремня на его джинсах, дергаю.

Неловкая возня в замкнутом пространстве, нелепый хриплый смех – и снова салон автомобиля заполняется звуками нетерпеливых поцелуев, стонами и горячим шепотом.

– Ну же, давай… – рычу я, уже не в силах ждать. Помогаю ему раскатать по багровому, стоящему колом члену презерватив, приподнимаюсь, чтобы уже через мгновение заполнить себя им… Хватаюсь за его плечи, сжимая до боли, впиваясь ногтями, начиная двигаться…

Наша автомобильная история получает продолжение. Я торжествую: теперь осквернена не только моя старенькая «мазда», но и его роскошный «мерседес». Олег совсем не против: он нащупывает пальцами какой-то рычаг в основании кресла, откидывая спинку назад и давая мне больше воли, и я продолжаю двигаться, нанизываясь до упора на его член, выгибаясь, как женщина-кошка, и царапая его обнаженную грудь.

Добравшись до квартиры – его! – мы продолжаем, оскверняя и пол, и его кровать, и даже душевую кабинку, чтобы только под утро наконец крепко уснуть, прижимаясь друг к другу липкой, потной кожей и бормоча друг другу на ухо какие-то слишком уж романтичные нежности.

В понедельник меня вызывают к директору.

26 глава

Олег остается стоять снаружи – дома не усидел, пошел в школу вместе со мной, – а я прохожу в директорский кабинет.

– Здравствуйте, Анастасия Николаевна, – говорю тихо.

– Здравствуйте. Александра Вадимовна. Садитесь, пожалуйста.

Голос у Анастасии Николаевны прохладно-равнодушный, и за бликующими стеклами очков непонятно, сердится она на меня или нет. Пальцы у меня подрагивают, но я послушно сажусь в кресло напротив директрисы и жду, что будет дальше. Готова даже к худшему – к увольнению. В голове вертится настырное «не имеют права, это не по закону, можно будет пожаловаться в трудовую инспекцию» – но я понимаю, как глупо бороться с тремя десятками возмущенных родителей, если они набросятся на меня с обвинениями в аморальном и развратном поведении.

Было ли оно, развратное поведение? Черт его знает. Я до сих пор не понимаю, как Вера Михайловна – вот ведь стерва! – вообще могла увидеть нас с Олегом. Мы отошли на достаточное расстояние и были скрыты густым кустарником. Чтобы увидеть – надо было откровенно следить.

– Александра Вадимовна, – снова обращается ко мне директриса, ее голос разрезает спертый воздух, как нож, напряжение нарастает, и я усилием воли поднимаю на нее глаза. – Я не хочу делать о вас поспешных выводов… Вы всегда были замечательным учителем, которого любят дети, доверяют родители и уважают коллеги. Вы были и пока остаетесь на хорошем счету в нашей школе. Но я вынуждена… – она заминается. – Я должна показать вам одно видео. И хочу получить от вас объяснение произошедшему.

Видео? Какое еще видео?

Между тем, Анастасия Николаевна разворачивает в мою сторону монитор своего рабочего компьютера, нажимает клавишу на клавиатуре и…

Я вижу свой класс, искаженный выпуклой линзой видеокамеры. Она снимает откуда-то из угла школьной доски. Около учительского стола стоим мы с Олегом и отчаянно, бессовестно целуемся. Его руки – на моей талии, мои – на его плечах. Я что-то шепчу ему в губы, он отвечает, а потом тянет меня за руку прочь из класса… Видео обрывается.

Анастасия Николаевна смотрит на меня, и теперь я вижу ее взгляд – скорее грустный, чем рассерженный.

– Летом мы поставили по две видеокамеры во все классы младшего звена, – сообщает директриса. – Я еще не успела рассказать об этом учителям… А может, и не стоит рассказывать? Вдруг я узнаю еще что-то интересное о своих подчиненных?

Я выдыхаю. Вот оно что. Значит, это не Вера Михайловна сдала нас с Олегом. Это охранник. Тот самый, ленивый, равнодушный.

Раньше видеокамеры были только в коридорах школы, а также в столовой, физкультурном и актовом залах и учительской. О том, что их начали ставить в классах, я не знала. Иначе не целовалась бы с Олегом в стенах школы – вообще.

– Это ведь отец одной из ваших учениц? – спрашивает Анастасия Николаевна, и я киваю. – Да, я видела его первого сентября. И вы тогда… только познакомились? – она морщится.

– На самом деле, нет… Мы были уже знакомы, – сообщаю я неуверенным тоном, и директриса смотрит на меня непонимающим взглядом. Я хочу добавить что-то еще, но тут дверь в кабинет распахивается, и на пороге появляется Олег. Видимо, все это время он подслушивал.

– О, а вот и вы, – Анастасия Николаевна приподнимает удивленно брови. – Здравствуйте… как вас зовут?

– Олег Викторович.

– Поймите меня правильно, Олег Викторович и Александра Вадимовна. Я бы и рада не интересоваться личной жизнью моих подчиненных, и рада бы не вызывать вас на такой неловкий разговор… Но охранник оказался не самым добропорядочным человеком, он показал это видео не только мне. Он будет уволен – но слухи уже поползли по школе. Скоро о данной ситуации узнают родители вашего класса, Александра Вадимовна. И, видимо, ваша жена, Олег Викторович.

– Бывшая жена, – поправляет Олег. – Я развелся с ней до знакомства с Александрой Вадимовной.

– Вот оно что, – директриса смотрит на нас озадаченно. – А ваша бывшая жена знает, что вы встречаетесь с учительницей вашей дочери? Если вы, конечно, встречаетесь, – добавляет она.

– Да, мы встречаемся, – гордо и уверенно заявляет Олег, и мое сердце делает радостный кульбит, несмотря на всю неприятность ситуации.

– Хорошо, – Анастасия Николаевна как будто смягчается.

– Но моя бывшая жена не в курсе. Я не обязан сообщать ей о своих нынешних отношениях. И Александра Вадимовна не обязана. Мы познакомились с ней не через мою бывшую жену и не через мою дочь. Мы оказались соседями по подъезду – совершенно случайно. И только потом узнали, что связаны еще и через школу.

Директриса вздыхает. Видимо, осознает сложность ситуации. Будь я разлучницей, а Олег – изменником, было бы проще. А так – получается, мы ни в чем не виноваты. Мы просто целовались. Я сама несколько раз видела, как пары целуются в холле, пока ждут своих детей. А мы целовались в выходной день, когда никого не было. Всего-то. Если бы не растрепавший все охранник, она наверняка бы просто отпустила нас. Но теперь…

– Вы же понимаете, что может случиться скандал? Вас обвинят в том, чего вы не совершали. Припишут миллион грехов. В родительской среде любят сплетни, вам ли не знать…

– Я понимаю, – киваю. – Но я могу собрать родителей своего класса и объясниться перед ними. До того, как слухи дойдут до каждого.

От мысли о том, что придется объясняться перед Кристиной, меня бросает в жар, а потом в холод. Но если иного выхода нет и если это хоть немного поможет сохранить мою репутацию – я готова.

27 глава

Скандал разрастается медленно, но болезненно, как раковая опухоль. Сжирает постепенно, дает метастазы. Еще несколько дней после разговора с Анастасией Николаевной я не чувствую на себе презрительных взглядов родителей, словно ничего и не произошло, а потом – появляется первая весточка, первое перешептывание у меня за спиной, первая жалоба на имя директора… Мол, а мы слышали, а неужели правда, а соответствует ли это моральным и этическим нормам?

Охранник в холле первого этажа смотрит на меня презрительно, и я искренне не понимаю: зачем он об этом растрепал? Скучно жилось? Или я с ним не здоровалась и потому оказалась в личном черном списке? Скоро его уволят – но пока он тут, еще две недели будет мозолить мне глаза и провожать своим внимательным, липким взглядом.

Каждый день я хожу к директору – узнать, нет ли новых жалоб с требованием меня уволить. Это, конечно, и вправду незаконно: каким образом моя личная жизнь касается моей работы и моего профессионализма? Анастасия Николаевна соглашается – но разводит руками: недовольство среди родителей все равно есть, и оно растет. Адекватное большинство молчит – но кое-кто, уверенный, видимо, что учительницы младших классов по определению не имеют отношений и ни с кем не целуются и не трахаются, – требуют едва ли ни публичных обвинений и кары.

Собрание Анастасия Николаевна устраивать запрещает – зачем вовлекать в это всех родителей, если большинству глубоко наплевать, с кем встречается и спит учительница их сыновей и дочерей? Но несколько раз меня вызывают на очную ставку – с теми родителями, которые высказали свое «фи» и усомнились в моих моральных качествах. Мне приходится несколько раз рассказывать нашу с Олегом историю знакомства. Олег тоже присутствует: объясняет, что разведен, что мы с ним познакомились даже не в школе, и что в поход он вызвался не ради меня – ради дочери.

Я жду самого страшного – скандала от Кристины. Я уверена, что слухи уже дошли до нее, и вот-вот она развернет боевые действия: напишет жалобы во все инстанции, попробует настроить против меня родительский комитет и Милу, пригрозит увольнением, да даже просто набросится со словами «тварь, шлюха!» в школьных коридорах.

Но ничего этого не происходит. Проходит почти две недели, ситуация постепенно сглаживается, жалобы прекращаются, презрительные взгляды – тоже: родители все поняли, приняли, можно выдохнуть…

Но я все еще жду. И чем дальше – тем больше. Мне начинает казаться, что Кристина приготовила для меня что-то жуткое.

Олег меня старательно успокаивает:

– Она наверняка сама устала от своих истерик, – но я чувствую, что его голос звучит не очень-то убедительно.

Со дня похода я с Кристиной не вижусь: Милу привозит в школу и забирает Олег. Сам он тоже с бывшей женой не пересекается: забирает девочку из дома, когда Кристина уже ушла на работу, возвращает – когда та еще не вернулась. Видится Олег только с Кристининой мамой – женщиной пожилой и настолько же меланхоличной и спокойной, насколько эмоциональна и горяча ее дочь.

– А где Кристина работает? – спрашиваю я, осознавая, что мы впервые касаемся этой темы.

– Она журналист по образованию, – отвечает Олег. – Но после рождения Милы не работала все то время, пока мы были в браке. Сейчас, насколько я знаю, пишет для какого-то интернет-издательства.

– Я думала, для онлайн-журналов пишут на дому.

– Не всегда. Кристина работает в офисе. И наверняка перевыполняет все планы, лишь бы не сталкиваться со мной. А мне сказала, что у нее сейчас завал, дедлайны один за другим.

Завал? Дедлайны?

Меня мучает неприятное предчувствие.

Еще через неделю Кристина является наконец к директору и подает заявление с просьбой о переводе Милы в другую школу. Мол, там уже все договоренности есть, дочку принимают, так что – отчисляйте. Олегу Кристина ничего не сообщает. Миле – тоже. Я узнаю новость от директора и в первую минуту даже испытываю облегчение.

Значит, никаких скандалов? Никаких истерик? Она просто добровольно капитулирует?

Не может этого быть.

Действительно, не может.

Спустя еще три дня, когда мы с Олегом ужинаем, раздается телефонный звонок. Олег лениво и неохотно берет трубку:

– Кристина? – ведь именно ее имя высвечивается на экране мобильного, но на том конце провода – всхлипывания маленького ребенка:

– Папочка!

– Мила! Что случилось? – он сразу вскакивает, готовый бежать, потому что понимает: что-то не так.

Оказывается, Кристина наглоталась таблеток и потеряла сознание.

Еще позже выясняется, что она наглоталась их в четко просчитанных пропорциях: помог многолетний опыт приема различных антидепрессантов и прочей сопроводительной фигни. Она не собиралась умирать – хотела только напугать Милу, чтобы потом сказать ей: «это все из-за папы и Александры Вадимовны», – выбесить Олега и бросить тень на меня: «смотрите-ка, несчастная женщина чуть не убила себя из-за того, что ее бывший муж сошелся с учительницей их дочери!»

Как бы там ни было, Кристина на какое-то время остается в больнице с серьезным пищевым отравлением, а Мила временно переезжает к своему отцу, чтобы там – заново! – познакомиться и со мной. Уже не как со своей учительницей, а как с другом.

28 глава

Вторая половина октября. Пестрая, хрустящая питерская осень в самом разгаре: по утрам морозно, днем тепло и солнечно, под ногами шуршит пестрый ковер опавших листьев.

Мы с Олегом сидим в парке на скамейке, Мила несется к нам со всех ног, зажимая в ладони целый букет кленовых листьев. Смеется, волосы растрепались, летят по ветру, щеки румяные, изо рта пар. Она с разбега запрыгивает на Олега, засыпает его листьями, случайно пихает меня в бедро ногой, тут же смущается, принимаясь извиняться:

– Простите, Александра Вадимовна!

– Ничего страшного, зайка, – я улыбаюсь, быстро отряхивая пальто.

Я так и не поняла, не сообразила пока, как ей следует называть меня: по имени-отчеству или просто по имени? Ведь если мы с ее отцом вместе – то я теперь не просто учительница, но и ее друг. По крайней мере, мне очень хочется на это надеяться.

– Мама все еще болеет? – девочка устраивается между нами.

– Да, – кивает Олег.

– Мы поедем к ней в гости, как в прошлую пятницу?

– Поедем, только не сегодня.

– Почему? – Мила поджимает обиженно губы.

– Потому что сегодня маме нужно отдыхать. Поедем завтра, идет?

– Ладно.

Кристине не удается настроить Милу против меня или Олега. Она, наверное, еще попытается, но мы успели перехватить девочку и рассказать ей правду – так, как поймет ребенок в свои восемь лет.

Да, папа и мама расстались. Они по-прежнему любят тебя, малышка, просто живут теперь не вместе.

Да, папа познакомился с Александрой Вадимовной и полюбил и ее тоже. Слово-то какое, полюбил! Мы с Олегом друг другу этого слова еще не говорили, но ребенку – пришлось.

Да, мама немного расстроена и болеет, но она скоро поправится, все поймет, и больше никто ни на кого сердиться не будет.

Кристину выписывают из больницы через неделю, но забрать Милу ей не разрешают: сначала нужно пройти психиатрическую экспертизу. Мы-то знаем, что она действовала обдуманно, расчетливо, но в больнице уверены: Кристина банально пыталась совершить самоубийство. Склонная к суициду мамаша – не самый лучший пример и опекун для ребенка-второклассника, считают они. Кроме того, беднягу увольняют с работы.

– Ты можешь попробовать отсудить у нее Милу, – говорю я Олегу следующей ночью, когда девочка засыпает, и он поднимается ко мне.

– В смысле? – мужчина морщится. Он настолько уверен, что ребенок должен жить с матерью, что даже ни разу не думал об этом всерьез.

– У тебя же есть для этого все основания, – я сажусь в постели и загибаю пальцы: – Во-первых, даже если ее признают вменяемой – за ней все равно попытка суицида, причем в присутствии ребенка, и куча других психиатрических приколов. Ты же говорил, все десять лет вашей супружеской жизни она бегала по мозгоправам.

– Видимо, они ей не очень помогли, – Олег пожимает плечами.

– Во-вторых, она теперь не работает – и неизвестно, когда устроится куда-то еще. А у тебя – стабильная и высокооплачиваемая работа.

– Ага.

– В-третьих, у тебя большая квартира, в которой скоро будет новый ремонт, Мила здесь выросла, а рядом школа, где она закончила первый и начала второй класс…

– Кристина же собралась переводить ее.

– Я уже не уверена, что у нее это получится.

Невменяемой Кристину не признают – зато подтверждают ей невроз и прибавляют ко всему депрессивное расстройство. Оставлять с ней ребенка по-прежнему небезопасно. Кристина пошла на авантюру, предполагая, что правда будет на ее стороне – ведь бывший муж оказался неблагонадежным, а учительница дочери – шлюхой, – но на ее стороне оказываются только эмоциональная нестабильность и психологические проблемы.

Еще через несколько дней Олег относит документы в суд: он намерен добиться пересмотра опеки над дочерью. Хочет, чтобы теперь Мила жила с ним, а Кристина навещала ее, а не наоборот. Технически уже так и есть.

Вопрос решается еще до нового года: Милу перепоручают Олегу. Он тут же забирает документы из новой школы, чтобы перевести девочку обратно в мой класс. Анастасия Николаевна подписывает бумаги.

Растерянный, счастливый, Олег пока что едва понимает, какая на него свалилась теперь ответственность. Когда я ему об этом сообщаю, он заявляет гордо:

– К счастью, у меня есть ты.

– И что? – я смеюсь. – Я тебе не жена, а Миле – не мама, всего лишь учительница. Ты отвечаешь за нее головой. Тебе многому нужно учиться. И лучше бы ты делал это, пока я рядом.

– Пока ты рядом? – он хмурится. – А куда ты потом денешься?

Я пожимаю плечами:

– Мы с тобой все еще просто соседи… ладно, соседи, которые встречаются, – с улыбкой поправляю я сама себя. – Между нами никаких договоренностей, обещаний и обязательств.

– Разве ты меня не любишь? – Олег притягивает меня за талию и смотрит в глаза. Взгляд наполовину игривый, наполовину серьезный.

– Ну, – протягиваю я. – Это ты сначала скажи, любишь ли ты меня?

Разговор про чувства как-то не клеится, решаю я мысленно, и уже думаю перевести тему – видимо, еще не время для таких откровений, – но Олег неожиданно говорит:

– Люблю. А ты сомневалась?

– Хм, – я мычу, немного ошалев от его признания. – Ты никогда этого не говорил просто.

– Ну, теперь вот говорю.

– Ну ладно, – я киваю. – Тогда и я тебя люблю.

– Вот и договорились.